These Violent Delights

Come get me  Wicked fines won't arrest me  I'm like Lucifer's child  Wild, acid done  Black sunglasses shade the morning sun  (Kasabian — Fast Fuse) Ты делаешь второй шаг на британскую землю, и понимаешь, что кто-то следит за вами. — О, глянь-ка, — киваешь в сторону, — они уже здесь и жаждут упрятать тебя в тюрьму. Он хмыкает и раздражённо косится на тебя. Последние часы вашего совместного полёта не назвать дружескими. — Не будь смешным, это одноразовые прихвостни. — Имеет смысл, — киваешь ты, поглядывая в стороны, а ваш хвост прячется за столб как минимум на пару секунд позже. — Какой-то он дерьмовый. — Убери его ради меня, хорошо? Ты поворачиваешься к Джиму. — Зачем? Я думал, ты хочешь быть замеченным. — Себастиан. Сначала работа, потом объяснения. По крайней мере это лучше, чем делай то, что тебе велено. — Ладно, я в деле. Предпочтения? — Удиви меня, — он вскидывает брови, — или ты всё ещё дуешься? — Ха, блядь, трижды ха. Подержи моё пиво. Ты вручаешь Джиму одну из сумок и внезапно срываешься с места, уносясь в другом направлении. Как ты и предполагал, шпион преследует Джима, это его основная цель. Ты незаметно следуешь за ним и исчезаешь в толпе. Масса людей тянется к станции метро, и до смешного легко оставаться скрытым. Джим безупречно разыгрывает ловушку, делая вид, что ждёт следующий состав, а затем в последний момент вступает в этот. Дверь захлопывается перед носом шпиона, и он отступает, бормоча под нос ругательства. Всё вокруг сущий хаос, но звуки исчезают вместе с отходящим от платформы поездом, люди в спешке натыкаются друг на друга и пытаются скорее выбраться наружу. Шпион, чьи планы сорваны, отступает и подходит к краю платформы, где всё ещё достаточно тихо, в теневое пятно возле усиленной стальной двери. Где ты прячешься в ожидании. Ты втягиваешь его в темноту, одна рука на плечах, нож прижат к его горлу. — Привет, — выдыхаешь ему в ухо. — Сыграем в игру? *** Где-то через полчаса кто-то стучит в дверь подсобного помещения, куда ты утащил вашего преследователя. Ты открываешь дверь и впускаешь Джима. — Ты пропустил всё веселье, — сообщаешь ему. — Он только что потерял сознание. — Жаль, — его взгляд пробегает по твоим обнажённым рукам, нет смысла пачкать кровью хорошую рубашку, это он тебя обучил. — Успел выведать что-нибудь? — Не так уж и много. Это субподрядчик, приказали следовать за тобой. Кажется, он знает имя своего нанимателя, но… — ты косишься на парня, чьи руки прикованы к трубопроводу. — Его он ещё не сдал. — Время у нас есть, — говорит Джим. Его пальцы снова подпрыгивают и выводят беспорядочный узор на бедре. — Хорошо. Объяснение? — спрашиваешь ты. — Хм? — он подпрыгивает на пятках, слабо, но вполне заметно. Нервничает. Ты поднимаешь свой пиджак, до этого свободно висевший на трубе, и вытаскиваешь из кармана сигареты. — Мне казалось, ты хотел быть преследуемым. Замеченным. — Я — да. Но не ты. — Меня отслеживали и раньше. — Тебя и сотни других. Они не имеют ни малейшего представления о твоей истинной значимости. Ты сжимаешь сигаретный фильтр губами, поджигаешь её и передаёшь Джиму. Он делает глубокую затяжку и закрывает глаза. — Они никогда не узнают об этом, — он обводит кругом пространство между ним и тобой, — о нас. — Но они должны знать, так? — спрашиваешь ты, поджигая вторую сигарету. — У меня сложилась определённая репутация, ты сам так говорил. Он открывает глаза и хмуро пялится на стену. — Шёпот и сарафанное радио. Не так много людей видели тебя в лицо. Думай, Себастиан. Вспомни, что было прежде, чем ты встретил меня? Самые безумные слухи, дюжина различных описаний и ничего, что походило на правду. — Да, помню. — Ты неизвестен, и я хотел бы сохранить всё как есть. Поэтому… — он дёргает головой в сторону узника. — Что ж, в ближайшее время он ни о чём не будет болтать, могу гарантировать, — говоришь ты, рассматривая Джима. Он подходит к заключённому и склоняет голову, как будто рассматривает картины Рембрандта. — Ты ужасно хорош во владении острыми предметами, — восхищается он. — Так почему? — Хм? — он всё ещё рассматривает шпиона. — Почему ты не хочешь, чтобы они обо мне знали? О нас, да пофиг о чём. Он вытаскивает сигарету, наблюдая за свечением. — Джим? Не отвечает. Вместо этого он прижигает тлеющий наконечник к одной из множества открытых ран на теле человека. Тот возвращается в сознание и принимается орать, и у тебя появляются другие заботы, кроме разбора мотивов Джима. *** К тому времени, когда вы, наконец, добираетесь до дома, дело идёт к полуночи. Джим ведёт себя очень тихо, но практически гудит от напряжения, столь глубоко спрятанного внутри, что даже не замечает, когда останавливается машина. Ты щёлкаешь пальцами перед его носом. — Эй. Мы приехали. Джим моргает и молча вылезает из авто. Ты отправляешь водителя и следуешь за ним вверх. — Дом, милый дом, — произносишь ты, когда открываешь переднюю дверь. После месяцев отсутствия, место кажется запыленным и выдохшимся. Ах, если бы ты только мог нанять горничную. Не забудьте почистить от пыли ту вазу династии Мин, осторожнее с Ротко на стене, и, ох, не обращайте внимания на кусочки руки в холодильнике, она химически обработана, с ней всё в порядке. Ты скидываешь сумки в спальне и возвращаешься в гостиную. Джим стоит у окна, скрестив руки, и глядя на улицу. Это ваша общая привычка; когда ты глубоко задумчив, что-то неизменно привлекает к виду за окном. Ты прислоняешься спиной к окну, лицом к Джиму. Возможно, надо бы на какое-то время оставить его в покое, но его настроение, кажется, опять изменилось, стало менее агрессивным и более задумчивым. И… Ну, сложно сказать каким образом тебе это известно, но он определённо хочет, чтобы ты находился в пределах досягаемости. — Раньше у меня не было дома, — он наконец-то подаёт голос. Что-то… новое. И потенциально опасное. — О чём ты? — Я менял место дислокации каждый месяц. Так легче спрятаться. Ты никогда не задумывался об этой квартире. Казалось, это очень в духе Джима, иметь собственную резиденцию в самом центре Лондона, спрятаться у всех на виду. Смена мест с одного на другое, скорее всего, значила постоянный стресс и бдительность. Но он прав, так было бы безопаснее. Независимо от того, насколько вы оба осторожны, всё, что требуется — единственный человек, который последует сюда за вами, а потом… — Что изменилось? — спрашиваешь ты. Уголок его рта поднимается в лёгкой улыбке. — Я изменился. Ты ловишь и удерживаешь выдох. Вот оно, возможно, амбивалентный комментарий, задумчивые взгляды, ни капли дельных объяснений, как он обычно- — Появился ты. Или нет. — Прости? Он смотрит на тебя. — Я впустил тебя. Впервые ты пришёл сюда. Это было за два дня до того, как я планировал переехать, а ты сидел здесь, истекая кровью на мой ковёр, оглядываясь своими телячьими глазами, до ужаса напуганный- — Нет. Он снова поднимает взгляд. Его память может сохранять в ужасающе точных подробностях множество вещей, но ты всё ещё помнишь как тогда себя чувствовал. И это важно, это различие, эта разница в том, что ты- — Я не был напуган. Думал, следовало бы, думал, что умру, но… Не боялся. Он склоняет голову. — В таком случае, ты был в запале. Трясся от чего-то, чему не мог даже названия дать. И тогда я взглянул на тебя и решил, что хочу это. Затем я осмотрел комнату, картины, вид за окном и решил, это я хочу тоже, — он смеётся. — Время остепениться. Полагаю, я был в самом подходящем возрасте для этого. — Сколько тебе б- — Двадцать семь. — Боже, — на три года младше тебя. Ты никогда не задумывался об этом, он всегда был чем-то вечным, вне возрастных рамок и категорий в твоём сознании. В сознании всех вокруг. И, ёбаный стыд, это же значит, что он начал завоёвывать Лондон когда только разменял второй десяток. Неудивительно, почему он хотел остаться невидимым. — Ты в шоке, — с весёлым изумлением замечает он. — Нет, просто… удивлён, — другая мысль поражает тебя, и ты хихикаешь. — Господи, да ты, должно быть, любил всё это. — Что? — Смотреть на лица людей, когда они понимали, что этот мелкий подпрыгивающий парень и был печально известным Мориарти. На несколько секунд его лицо кажется абсолютно пустым — удивление. Но он, конечно же, этого не признает. Если бы ты мог встретиться с ним тогда. Молодой и буйный, захватывающий всех и вся с брутальной эффективностью, а ты в то время бегал по Северной Ирландии, Боснии и Афганистану, подчиняясь приказам некомпетентных балбесов и смеясь над каждым за их спиной, но вместе с тем был слишком ленивым, чтобы взять инициативу в свои руки. Если бы ты встретил свою молодую версию, непременно ударил бы его в нос. — Но они усвоили, — произносит Джим. Ты смаргиваешь, возвращаясь в настоящее. — Да, это точно. — И усвоят это снова. У него тёмные круги под глазами — странно, тебе казалось, что он спал в самолёте. Возможно, дело в джетлаге. Возможно, в чём-то ещё. Ты отталкиваешься от окна и встаёшь рядом с ним, обняв его за талию. Его рука накрывает твою, ногти слабо впиваются в тонкую кожу между пальцами. — Всё уже начинается, Себ, — мягко говорит он. — Доска установлена. Конь на F3. Ты крепче обнимаешь его, и он устраивается на твоей груди, наблюдая за тьмой. *** На следующее утро ты просыпаешься под Дэвида Боуи. Ругнувшись, ты прячешь голову под подушку. Не в первый раз Джим встаёт в необоснованно раннее время, чтобы заняться чем-нибудь чрезвычайно шумным, но это не значит что ты к такому привык. Ты скрипишь зубами и стараешься игнорировать звуки извне, пока композиция не достигает припева — Джим подпевает на верхних нотах, до безумия нахальный мудак — и ты сдаёшься, встаёшь с постели и направляешься прямиком в гостиную. Джим стоит перед белой стеной, на нём один из любимых костюмов, в руке зажат маркер. Диаграмма перед ним почти завершена. «Take a look at the la-aw ma-an, beating up the wrong guy — ” — Тебе жизненно необходимо заниматься этим именно в семь утра? — спрашиваешь ты, проводя рукой по волосам. Он прекращает подпевать и пожимает плечами. — Я же проснулся, так почему бы и нет? — он подмигивает тебе. — Я случайно разбудил тебя, сладкий? — Иди на хуй, — говоришь ты, направляясь к кухне. Кофеин. Чтобы справиться с этим тебе потребуется пара галлонов кофе. — Если правильно помню, вчера на хуй шёл ты, — весело кричит Джим. — Принеси чашечку и мне, Себ! — Нет. Ни капли блядского кофеина, пока ты в таком настроении. Ты уменьшаешь громкость. По крайней мере, Боуи лучше, чем Кеша, на которую он не так давно наткнулся — отныне тебе не забыть образ Джима, танцующего под Каннибала, руки, покрытые кровью и смех, когда крики жертвы смешиваются с музыкой. Вернувшись в гостиную ты не застаёшь там Джима, но диаграмма выглядит законченной. На ней отсутствуют привычные перекрёстные и извивающиеся линии: исчерпывающе, одна точка ведёт к другой, просто и ясно. Здесь имеется и твоё зашифрованное имя, слева, а сверху нечто, что, как ты подразумеваешь, обозначает Ирэн Адлер. Адлер, которая, насколько тебе известно, сейчас спряталась где-то в Лос-Анджелесе. Временами она отправляет минималистичные смски. Всё ещё жива. Схожу с ума со скуки, но жива. Нашла себе симпатичного блондинчика — тишь и покой. Всё ещё жду. Хоть тебе и не совсем ясно чего. Дверь открывается с громким стуком. Мягко насвистывая, Джим семенит с книгой под мышкой. — Я хочу, чтобы ты кое-что мне объяснил, — начинаешь ты. — Когда мужчина и женщина любят друг друга очень сильно- — -всё обычно заканчивается изменой с обеих сторон, — подхватываешь ты. — Цинично. — Реалистично. Но я не об этом, — ты указываешь чашкой на диаграмму. Джим кидает книгу на стол с громким шумом. — Мой код тебе не по силам, Себастиан. Если бы я хотел тебе его объяснить, я бы- — Не код. План. Он кладёт руки на книгу и наклоняется вперёд. — Какую часть фразы позволить Майкрофту Холмсу схватить меня ты не понимаешь? — Всё? Он наклоняет голову. Ты практически видишь, как его мысли мелькают перед глазами, преобразуясь в легко усваиваемые куски, которые можно скормить тебе. — Какую часть ты понимаешь? — спрашивает он. — Тебе надо получить что-то от Холмса. Что-то такое, что нельзя раздобыть где-то ещё, это я понял, — киваешь ты. На самом деле, нет, не понял, но это, возможно, ещё одна из вещей, которая никогда до тебя не дойдёт. — Но почему ты ещё не там? — Потому что Снеговик не идиот. Если я так просто сдамся ему, не смейся, Себастиан, ты не ребёнок, он начнёт подозревать. Поэтому план должен быть долгосрочным. Хорошее медленное наращивание угрозы. — Для этого тебе и нужен был самолёт, да? И Берджес? Первые намёки. Он сардонически усмехается. — Рад видеть, что ты поспеваешь за мыслью. — Не такой уж я и тупой, помнишь? — У тебя бывают проблески, — он начинает постукивать пальцами по книге. — Как видишь, тонко. Не слишком очевидно. Дело предстоит нелёгкое, надо выманить Снеговика из логова. — Нда, — через плечо ты оглядываешься на диаграмму. — А Ирэн Адлер? Часть всего этого? Он приподнимает бровь, почти впечатлён. — Ты, должно быть, обратил внимание, да? Она в деле. Сомневаюсь, что пройдет больше нескольких месяцев, прежде чем истечет срок действия этого кода, и после она сможет вовлечь Шерлока, и я могу ткнуть этим в нос Снеговика, — он начинает говорить фальцетом. — Видишь, насколько я опасен? — Я могу добраться даже до твоего брата, — добавляешь ты. Он довольно кивает. — Немного удачи, и это будет тот самый толчок, который ему нужен, — Джим вытаскивает стул и садится, вытягивает ноги перед собой. — Но прежде нам необходимо заложить фундамент. Есть идеи? — Идеи? Ты исчерпался? — Наоборот. Давай, я хочу услышать твои предложения. Убеди меня, что ты не просто смазливый мальчишка, Себ. Ты закатываешь глаза. — Я тебе не дрессированная обезьянка. — Отчасти, ты именно она и есть, разве не так? — говорит он, сморщив нос. — Не нарывайся. Он откидывается назад и складывает руки за голову. — Знаешь, скучаю по тому времени, когда ты готов был обмочиться от страха каждый раз, когда я на тебя хмурился. Ты ухмыляешься. — Такое бывало только в твоём воображении. Говорю же, я- — Да-да, знаю, ты бесстрашный воин, ни капли самосохранения. Идеи, Себ. Придумай как поразить Снеговика. — Ладно. Хм… — ты падаешь на диван и делаешь глоток кофе. Майкрофт, не из тех, кого легко шокировать. — Выбери кого-нибудь из тех, с кем он встречался. Желательно такого, за кого он в каком-то роде чувствует ответственность. А потом… — ты поглядываешь на Джима. Он возбуждённо улыбается. — Ну, потом всё зависит от того насколько большое впечатление ты хочешь создать, так? Ему нравятся аккуратные вещи, так что, испорти их. Залей кровью. — О, мне нравится твой ход мыслей, — Джим смотрит на тебя так, будто на твоём месте щенок, исполнивший чрезвычайно сложный трюк. Ты поднимаешься и переводишь взгляд на диаграмму. Адлер связана с несколькими другими завитками, но… — Погоди, — говоришь ты. — Хм? — Если Ирэн Адлер часть этого… — ты оглядываешься на него. — Значит, ты планировал всё это с… ну, с прошлого мая? Он кладёт руки на стол. — Предположим, это была работа в течении долгого времени. — Почти год, — ты пялишься на него. Он просто сидит там, как будто это нормально, как будто в этом ничего такого нет. — Как ты мог- как кто-либо вообще мог планировать так далеко? Он пожимает плечами. — Импровизация. Гибкость. Полное понимание человеческого разума. Честно, Себ, это не- — Каково это, быть тобой? Он удивлённо останавливается на полуслове. — Каково? Ты машешь рукой. — Видеть все эти… эти возможности и планы, и нити, и хер пойми что ещё. Знать всё это. — Это трудно, — говорит Джим. Его лицо ничего не выражает, бесстрастное, как и всегда, когда ты начинаешь говорить на подобные темы. — Иногда утомительно, — он хмыкает. — Не имеет значения. Джим возвращается к своим документам, оставляя тебя в изумлении. Некоторые не могут даже свою следующую неделю распланировать. А Джим замышляет то, что охватывает десять месяцев, несколько стран, три непредсказуемых гения, спецслужбы и чёрт пойми что ещё. Неудивительно, что ему нужно всё это записывать. Неудивительно, что у него бывают кошмары. *** Террористическая кампания против Майкрофта Холмса начинается со смерти Марка Куинна, восходящей звезды MI-5, который, судя по слухам, был одним из протеже Холмса. Его тело (свисающие кишки, оголённые нервы, искалеченное в целом) было найдено распятым на одной из стен явочной квартиры, в котором он должен был прятаться. До дрожи ужасно, как бывает с картинами, изображающими средневековых мучеников — приятно, но вместе с тем грубо, вульгарно и по-варварски. Когда приезжает машина скорой помощи, его тело ещё не остыло, кровь всё еще течёт, а Фрэнк Синатра играет на оглушительной громкости. — Wait till you're locked in my embrace, wait till I hold you near - Из своего укрытия ты наблюдаешь, как медики приходят и забирают его. Джим стоит рядом. Какой-то коп отчаянно перебирает все кнопки на звуковой установке. Ему не удаётся ничего сделать, ибо Джим повозился с проводкой. — Как считаешь, Холмс примет предупреждение к сведению? — спрашиваешь ты, рассматривая ногти. — О, пренепременно, дорогуша, — улыбается Джим. — Да, теперь он уделит нам всё своё внимание. — The best is yet to come, come the day you’re mine - *** Важная сделка с ФСБ резко срывается после того, как русский заложник найден мёртвым в своей камере, что, конечно же, имеет неприятные последствия. Судя по слухам, взаимоотношения с русскими находятся на самой низкой отметке со времён окончания Холодной войны, так что вся дипломатическая работа по их укреплению за последние несколько лет пущена коту под хвост. Через неделю после этого, когда появляются очень сомнительные фотографии, старший госслужащий — и старый друг Майкрофта Холмса — вынужден подать в отставку. Предполагалось, что конфликт будет замят, но каким-то образом информация просочилась в прессу и оказалась на всех таблоидах. Госслужащему осталось лишь отступить в родную страну полностью опозорившись. Меж тем ещё один секретный агент пропадает без вести, и её тело оказывается вымытым на песке в Блэкпуле в очень плохом состоянии. Её микрофон обнаруживается в самой глубокой ране на животе, «ВЫ ЕЩЁ НИЧЕГО НЕ ВИДЕЛИ» вырезано на её ноге, потому что Джим любит возвращаться к истокам. Ты отмываешь руки от крови и выбираешься из своей испачканной одежды, и, когда Джим целует тебя, ты чувствуешь что-то близкое к почтению. Он играет в свою лучшую игру, создаёт план за планом, смелый и смешной, вызывающий и красивый. Он смеётся, когда ты прижимаешь его к стене, и опускаешься на колени, его рука поглаживает твои волосы. — Ты, — говоришь ты, глядя вверх на него, — ты… невозможен. Он усмехается и вздёргивает подбородок. — Безусловно, так и есть. Ты склоняешь голову к его бедру и закрываешь глаза. И это ты всего несколько лет назад считал его никем иным, чем обычным преступником, который только сочинять и умеет. Боже, теперь ты знаешь. *** Но, конечно, подобные выходки имеют последствия. — Кто-то снова преследовал меня, — сообщаешь ты, заходя в квартиру. С плаща стекают дождевые капли. Джим снова за ноутбуком, без сомнения, изобретает ещё одну ловушку. Он прицокивает языком. — И где ты от него отделался? — В Регентском парке. Это начинает становиться обыденным делом. — Знаю. Но это хорошо, это значит, что он серьёзно относится к делу. Ты снимаешь влажное пальто и развешиваешь его, чтобы высушить. — Ну да-а, но это также означает, что нас преследуют. Он косится на тебя. — О, но ведь ты разберёшься с этим. Они просто разнюхивают вокруг, не имея конкретных зацепок. Я узнаю, если вдруг что появится. — Но, всё-таки, я в базе данных. До них должно дойти, что я не просто наёмник, когда они сделают полную проверку или что-то в этом духе, да? — Они так бы и поступили, если б там было что-то, — рассеянно говорит он. Ты удивлённо моргаешь. — Что? — Я удалил твой бумажный след. Стёр тебя из системы, — он хмурится на экран и наклоняется в сторону, чтобы свериться с какими-то бумагами. И останавливается, когда замечает как ты на него пялишься. — Совсем недавно, — добавляет он. — Что ты имеешь в виду под словом стёр? Он возвращается к экрану. — О, ну, знаешь. Непредвиденные ситуации случаются так часто… — А Итон? Регистрационные формы, отчётные бланки, спортивные сертификаты- — Неисправность водоснабжения. Весь архив был затоплен. — Армия? — Твоё досье потерялось, когда они переезжали в новое здание. — Служба здравоохранения? — Сбой в системе. Он откладывает ноутбук и приподнимает бровь. — Ещё я значусь в родословной книге пэров*, — слабо замечаешь ты. — Да, это единственное, что оказалось мне не под силу. По крайней мере, бумажная версия, — он пожимает плечами. — Но, что касается остального, ты не существуешь. Ты призрак, — он встаёт и идёт к окну. Призрак. Призрак Мориарти, кажется, слухи более правдивы, чем могут казаться на первый взгляд. Ничего не осталось. Но почему же он не упоминал этого ранее? Ты, может, и не знаешь последних мелочей в планах Джима, но всё же имеешь представление о том над чем он работает. И всё же, ничего не замечал. Значит, он сознательно скрывал это. Может быть, всё дело в его собственнической сущности? В жажде контроля. Ты качаешь головой и подходишь к Джиму, встаёшь за его плечом и смотришь на простирающийся за окном вид. — Я почти чувствую его беспокойство, — говорит Джим, закрыв глаза и откинув голову назад. Переводишь взгляд на него. — Чьё, Холмса? — Хм. Он близко, ох как близко. Теперь дело не займёт много времени. — Думаешь, он попался на крючок? Он скалится и открывает глаза. — О, да. Как только Адлер сыграет свою роль, он вцепится в меня прежде, чем я успею моргнуть, — он зевает. — Надо только подождать. *** Джим не так хорошо переносит период ожидания, как ему того бы хотелось. Это проявляется только в мелочах, на которые он не обращает внимания из-за заметно меньшего количества сна. Секс снова становится более насильственным, вплоть до того, что тебе приходится мешать ему ломать что-либо. Он потирает руку и косится на тебя. — Это было так необходимо? — спрашивает он. — Да. Боже, пойди уже, прими холодный душ или что-то в этом духе, ладно? — ты двигаешь плечом и вздрагиваешь. Ущерба не нанесено, но, господи, он был близок. Кажется, он вспомнил как ты учил его обращаться со слабыми местами и различными видами захватов. — Зачем? Наш маленький Себастиан не может справиться с капелькой грубости? — он вытирает губы, глядя на тебя так, будто ты его добыча, его дрожащий кролик, а он — лис. Ты пялишься на него. — Хочешь трахаться? Славно, я в игре. Хочешь убить меня? Пошёл нахрен. Он сердится и делает стремительный выпад, нацеленный прямиком на твоё горло. Ты ловишь его запястья, заводишь руки за голову, а ноги фиксируешь коленом. — Ого, становишься властным? — он ухмыляется и облизывает губы, глаза прикрыты, зрачки расширены. — Продолжай, Себ, отвлеки меня. Ты поднимаешь голову. — А что, тебе нужно отвлечься? Я думал, всё идёт по плану. — Так и есть, но… — он пытается высвободить запястья, и ты снова давишь на него. — Нервы? Боязнь сцены? Что же это, Джим, боишься, что твоё выступление окажется ординарным? — он снова вырывается. Джим хорош в этом, ты почти потерял хватку. — Да ты ж ёбаный верткий хорёк, — рычишь ты, убирая его руку обратно. — Ты что-нибудь сделаешь, Себ? — тяжело дыша спрашивает он. — Или просто ляжешь на меня, как великий- ммф. Он раздражён, но, опять же, он всегда крайне нервный. А, что касается отвлечения, что ж, даже Джим не может думать о работе и планировании, когда его задницы касается чей-то язык. *** Одна из первых вещей, которой Джим научил тебя, когда вы начали жить вместе, была осмотрительность. Никогда не позволять посторонним приближаться к дому, следить за тем, чтобы не привести хвост, быть начеку. Сейчас это уже на уровне рефлексов, хотя за последние пару недель пришлось отделаться от большего количества преследователей, чем за шесть месяцев до этого. Как и сказал Джим, это значит, что его планы работают, но это чертовски бесит. Ты всё ждёшь, что Майкрофт Холмс появится из-за угла с пистолетом и парой наручников. Не то, чтобы этот ублюдок хоть что-то мог сделать своими руками. Он, конечно же, пошлёт свой маленький рой шпионов, хотя, как ты думаешь, тот быстро иссякнет, учитывая как ты с ними обходишься. Рекрутинговые агенты должны работать сверхурочно, заменяя всех недавно почивших шпионов. А также недавно травмированных. Ты опускаешься на одно колено за несколько домов от квартиры и притворяешься что завязываешь шнурки. Тем временем оглядываешься в поисках чего-нибудь подозрительного. Тот катарский принц садится в своё авто, явно собираясь куда-то — здесь никакой угрозы. Женщина бросает тебе кокетливый взгляд, высокие стилеты и ухоженные ногти, кажется, новая любовница соседа. Совсем новая, если ещё не научилась тебя игнорировать. Ты с лёгкостью представляешь как она лежит рядом с тем жирным потным уёбком, и он шепчет ей: «держись подальше от тех двоих из сорок второго, они опасны». Ты встаёшь. Но вы же не плохие соседи, правда? Стены звукоизолированы, а странный и непривычный запах едва ли покидает здание. Нет, у них действительно нет причин… Угроза. Ты продолжаешь идти, рука спрятана в кармане, пытаешься определить источник тревоги. Краем глаза засекаешь какое-то движение, но оглядеться и найти, что послужило тому причиной, значит, предупредить потенциальный хвост, так- О, отлично, зеркало прямо за гаражом. Ты бросаешь в него короткий взгляд, проходя мимо. Свист пальто, движение руки. Может быть, просто совпадение. Ты пересекаешь улицу и небрежно поворачиваешься. Твой взгляд встречается со взглядом человека на другой стороне улицы. Пойман. Глаза мужчины расширяются, и он сглатывает, быстро разворачиваясь прочь. Недостаточно быстро, разумеется. Ты перепрыгиваешь через капот автомобиля и гонишься за ним, здесь достаточно темно чтобы скрыться в тени. Шпион начинает было убегать, но, поскольку, ты уже приближаешься, шансов у него мало. Ты догоняешь его прежде, чем он поворачивает за угол, вцепляешься в плечо и ударяешь спиной о стену. — Приятель, ты совершил невьебенно большую ошибку, — шипишь ты ему на ухо. Он пихает тебя локтем в живот и пытается высвободиться, но ты подсекаешь его как раз вовремя. Прежде, чем ты сокращаешь дистанцию, он наносит сильный удар ботинком тебе в бок, прямо над бедром, туда, где девять лет назад несколько унций металла прочно закрепились в плоти. Больно, в той резко жгучей манере, как бывает с повреждёнными нервами. Ты сгибаешься пополам, и он почти уходит, но он не может, не после того, как увидел тебя и расположение квартиры, и ты мчишься за ним, бок обжигает болью. Справляешься и снова ловишь его, отбрасываешь парня к стене и хватаешь за шею прежде, чем он успевает чем-нибудь воспользоваться. Ты закрываешь его рот свободной рукой, усиливаешь хватку, и пару секунд спустя он обмякает. Ты находишь телефон. Джим отвечает через пару гудков. — Себастиан. Что стряслось? — Шпион. Прямо, блядь, под нашей дверью. Он делает глубокий вдох. — Ты поймал его? — Да, конечно, поймал. Думаешь, я бы стал тратить время на то, чтобы звонить тебе, если бы всё ещё гнался за это ублюдком? — Притащи его в подвал. Поговорим с ним там. Ты запихиваешь телефон в карман и перекидываешь руку шпиона через плечо. Случайному прохожему может показаться, что ты помогаешь пьяному другу добраться домой, ничего подозрительного, пойду-ка я дальше. Оказавшись внутри здания, ты закидываешь его на плечо и доставляешь в подвал. Здесь ты бываешь не так уж и часто, Джим хранит в подвале вино и громоздкое электрооборудование. Ну и редких пленников, не без этого. Ты связываешь его запястья и исследуешь карманы. Телефон, кошелёк, нож. Ни оружия, ни микрофонов. Дверь распахивается. — Это он? — спрашивает Джим из-за твоей спины. Ты оглядываешься через плечо. — Не, какой-то случайный мудень, которого я схватил на улице, потому что решил, что забавно будет- — Себастиан, — в его голосе слышится упрёк. Ты разворачиваешься. — Он был прямо у дома, Джим. Если бы я не поймал его- — Но ты поймал. — Если бы нет, он пошёл бы прямиком к своим начальникам, — ты бросаешь телефон Джиму, что удаётся немного сложнее. Он чуть не роняет его. — Они могли бы выждать день, а потом ворваться в здание, и захватить его, и все чёртовы данные, вся твоя империя исчезла бы за два гребаных дня, и- — Себастиан, — он поднимает голову. — Ты паникуешь? — Я… — ты делаешь глубокий вдох. — Я просто воспринимаю это всё всерьёз. — Успокойся, — уголок его губ приподнимается в слабой улыбке. — Думаешь, я бы не узнал, что они обнаружили мою базу? Думаешь, я пустил бы их в свой дом? — Я не- — Мы бы уехали прежде, чем они прибыли, перенесли бы всё, что можно, а что нельзя — взорвали. Они вернулись бы к исходной точке. Это не имело бы значения, понимаешь, Себастиан? А сейчас, — он кивает на твоего пленника, — разбуди его и узнаем что же он нам расскажет, хм? *** Оказывается, этот парень — полевой агент MI-5, истинного MI-5, как из фильмов о Джеймсе Бонде. Молодые, эмоционально недоразвитые пограничные психопаты, вырванные прямиком из Оксфорда или Кембриджа, которым дали пистолет, наушник и то, во что можно верить. Обычно такие, отринув всё человеческое, становятся больше похожими на орудие убийства. Иронично, не правда ли. Джим убирает телефон шпиона обратно в карман. — Я отправил фальшивый отчёт о состоянии, ближайшие пару дней они не догадаются, что что-то пошло не так. — А они в курсе, где он должен был находиться? — Нет. По-видимому, это было не запланировано. Хоть что-то. Ты упираешься головой в стену. — Нам всё ещё надо понять как он догадался притащить свою задницу в Найтсбридж. Джим расплывается в улыбке. — Именно. Как думаешь, сможешь заставить его визжать ещё больше, Себастиан? Ты фыркаешь и принимаешься открывать тройной замок на двери подвала. Быть хорошим агентом, значит, уметь сопротивляться пыткам. Он, конечно, не мог подготовиться ко всему, но это всё ещё значит, что над парнем придётся поработать сильнее, чем над обычным заключённым. Потребуется немного больше, чем просто хмуриться и размахивать ножом. Он поднимает взгляд, когда вы с Джимом заходите в помещение. — Так это правда, — его голос звучит сонно и расплывчато, так бывает, когда люди опьянены эндорфинами и болью. Он немного пришепётывает, всё дело в недостающих зубах. — О чём ты? — спрашиваешь ты, вздёрнув голову. Он дрожит но всё равно встречает твой взгляд. — Вы. Думал, Вы просто история, как другие. Не знал, что Вы настоящий, — он сплёвывает кровь на пол. Ты пересекаешь комнату и хватаешь его за волосы. — Теперь считаешь иначе, не так ли? — шипишь ты, ногти впиваются в порезы, ожоги и синяки, и он конвульсивно дёргается. — Себастиан, — мягко произносит Джим. Ты отступаешь. Джим приближается, руки спрятаны в карманы, обычно, как тебе и нравится. Заключённый осторожно следит за ним. Даже с твоего места ощущаются удушающие флюиды угрозы, исходящие от Джима. Шпион как никогда близок к точке раскола. Ты знаешь это по собственному опыту и по опыту допроса других, потребуется гораздо больше, прежде чем он даже начнёт думать о сдаче. Но, это же Джим, поэтому, когда он прислоняется щекой к щеке шпиона и шепчет ему в ухо, парень вздрагивает, приникает к нему и начинает шептать в ответ. — Что он сказал? — спрашиваешь ты. — Водитель, — отвечает Джим, изучая шпиона с открытым любопытством. Тот тихо рыдает, закрыв глаза, капли слёз сбегают по его лицу. Сломлен. — Сказал же, это большой риск. — Всезнайки никому не нравятся, Себастиан. Передай мне свой нож. Он поднимает руку ладонью вверх, и ты вручаешь ему нож. Джим наклоняет голову, всё ещё глядя на шпиона. Парень открывает глаза, дрожа, отчаявшись. Он неподвижно смотрит на Джима. Воздух тяжелеет от напряжения. И затем Джим оттягивает его голову и перерезает горло одним агрессивным движением. Глубокий эффективный срез разрывает сонную артерию, кровь разбрызгивается как в каком-нибудь чересчур мерзотном фильме ужасов, слишком зверском, чтобы быть реальным. Ты широко открываешь рот. Он вообще не убивает людей сам, и, определённо, не так. Джим вытирает кровь с лица, раздражённо хмурясь. — Оттащи тело на второй этаж, надо будет от него избавиться, — он ловит твой взгляд и ухмыляется. — Себастиан, прекрати глазеть и делай, что тебе велят. Ты пытаешься избавиться от шока. — Да. И, э-э, что насчёт водителя? Он протягивает тебе нож, и ты вытираешь лезвие о футболку. Так или иначе, её придётся выбросить. — Я отслежу их, — отвечает Джим. — А ты их устранишь. — Их? — ты отрываешь взгляд от ножа. — Мы поймали только одного, разве не так? — Да-а, но есть и другие, кто ещё рыщет вокруг и слишком много знает. Никакого риска, — он поднимает взгляд и улыбается тебе. Улыбка Джима никогда не бывает абсолютно нормальной, но его лицо и костюм, покрытые кровью, добавляют ей совершенно иной уровень превратности. — Видишь? Я осторожен. Теперь и ты можешь прекратить колебаться. — Ладно. В таком случае, я его понёс? Джим одобрительно хмыкает и сжимает пальцы. Кажется, он весьма очарован кровью на своих руках. — А что случилось с твоим правилом никогда не марать руки? — криво спрашиваешь ты. — Хм? Оу. Исключение из правил, — он вынимает носовой платок и начинает вытирать руки, поворачиваясь, чтобы уйти. — Поторопись, я хочу, чтобы ты был в душе в десять, — бросает он через плечо. — Понял. Дверь закрывается за его спиной. Ты смотришь вниз, на труп. — Следовало сказать сотрудникам вербовки чтобы выебали себя в задницу, приятель, — говоришь ему. В конце концов, сам ты так и сделал. *** Когда ты добираешься до ванной, Джим уже стоит под душем. Он нетерпеливо втягивает тебя внутрь сразу после того, как ты избавляешься от одежды. Вода обжигающе горячая, но когда ты тянешься к крану, чтобы сделать её холоднее, Джим перехватывает твоё запястье и прижимает к плитке. — Не надо, мне нравится именно так. — Хм, — ты притягиваешь его за шею и целуешь. — Трудно было убить человека? Он смеётся и слабо кусает тебя за горло. — Не будь смешным, это просто рутина. Не больше эмоциональной значимости, чем- хнн -отварить омара. Ты осторожно отталкиваешь его и встаёшь под струи, отмывая лицо от крови. — Тогда почему? — Почему бы и нет? — он обнимает тебя сзади и облизывает лопатку. — Потому что ты меня для этого и нанял. Выполнять за тебя всю грязную работу. Он хватает тебя за плечо и разворачивает к себе, прижимает к плитке. — Беспокоишься, что ты устарел? — с улыбкой интересуется он. — А я устарел? Он ухмыляется и обхватывает пальцами твой член. — Некоторые вещи никак не сделать самостоятельно. Так что, нет, тебе всегда найдётся применение. — Рад сл- слышать, — ты касаешься рукой его живота и скользишь ниже. Его рука на твоём члене, твоя на его, патовая ситуация какая-то. Он смотрит вниз и снова вверх, вскидывает бровь. — Наперегонки? — Так нечестно, — ты опускаешь взгляд, внутренне восхищаясь тем, как двигаются его пальцы, как медленно и влажно скользит его ладонь. — Ты, эмм, ты- блядь. — Я блядь? Его большой палец потирает нижнюю сторону, и ты стонешь. — У тебя неестественно большой уровень самоконтроля, вот что я хотел сказать, — всё-таки выговариваешь ты. — А у тебя его нет? Ты резко смотришь вверх, но затем он меняет скорость от медленного и томительного до поспешного, грубого и жёсткого, и, нахуй всё, это слишком прекрасно. Сложно оставаться сконцентрированным на своей руке, когда он проделывает всё это, и потом он наклоняет тебя вниз, кусает за губу и ты теряешь последние крупицы контроля. Он откидывается назад и ухмыляется. — Проиграл. — Ага? — ты всё ещё тяжело дышишь. — Ну так не у меня сейчас требующий внимания стояк. — Ну так чего же ты ждёшь? Ты обхватываешь левой рукой основание его члена, сдвигаешь её и оттягиваешь крайнюю плоть назад, слегка поворачиваешь правый указательный палец над обнажённой головкой. Он вздрагивает. На свете тысяча и ещё один способ сделать это, и ты не удивился бы, если вы с Джимом постепенно проделали их все. Предпочтения Джима меняются день ото дня, а иногда и ещё чаще, его адски трудно предсказать. Ты делаешь это снова, двумя пальцами и большим, медленно поглаживая вверх и вниз, призрачное давление, которое, тем не менее, ощущается крайне интенсивно — ты знаешь, ты был по другую сторону. Его рука крепче сжимается на твоём запястье. — Хочешь, чтобы я остановился? — Остановишься, и я прибью твои шары к стене, — рычит он. Ты двигаешь пальцами вверх, вниз, к нижней части. И затем, под мановением садистского настроения, сжимаешь пальцы и надавливаешь ногтями. Джим ругается, дёргается и- ну да, кончает на твою руку и живот, как же хорошо, что вы в душе. Он отталкивает тебя и откидывается на плитку, глаза закрыты, голова запрокинута назад, дыхание тяжёлое. Ты держишь руку под водяными брызгами, смываешь его сперму и последние капли крови шпиона. — Знаешь, — задумчиво начинаешь ты, — большинство мужчин, с кем мне доводилось трахаться, вышвырнули бы меня из постели за такое. — За что, за использование ногтей? — он приоткрывает один глаз и пожимает плечами. — Очевидно, я не похож на большинство мужчин. — Это сойдёт за преуменьшение года. Он хмурится и не отвечает. Его взгляд падает на твой торс, где виднеется большой синяк, а шрамы выделяются напротив побагровевшей кожи. — Ублюдок поплатился за это, — сообщаешь ты, наблюдая, как его пальцы скользят по коже, повторяя контур шрама. — Потерял форму? — спрашивает Джим. Ты пожимаешь плечами. — Они элита, должны быть хороши в своём деле. Но я всё же был лучше. Он нажимает на шрам. Сначала ничего, а затем снова эта внезапная жгучая боль. Может оказаться чем-то серьёзным, лучше следить за его состоянием. Джим отворачивается, что странно. Обычно ему нравится играть с твоими синяками, но в этот раз, кажется, они его раздражают. Губы Джима сжаты, пальцы собраны в кулак. — Что-то не так? — спрашиваешь ты. Он качает головой и выходит из душа. Ты остаёшься стоять под водой и добавляешь немного холодной. Что могло его расстроить? Возможно, страх перед демаскировкой? Его спокойствие может быть иллюзорным, попыткой успокоить тебя. Ты всё ещё чувствуешь себя немного неловко, даже несмотря на то, что проблема устранена и угроза предотвращена. Это больше, чем простое остаточное беспокойство, но, похоже, ты забываешь о чём-то важном, что не очень приятно. Выключив воду, ты выходишь из душа и берёшь полотенце. Зеркало запотело и всё, что можно увидеть в отражении — часть торса и синяк. Ты моргаешь, на секунду перед взором встаёт точный образ Джима, чьё тело украшено множеством синяков и кровоточащих ран. Откуда, чёрт возьми, оно взялось? Прошли годы с тех пор, когда он мог получить нечто такое, и- Конечно. Ты упираешься руками в мраморную поверхность раковины и медленно выдыхаешь. Его поймают, так ведь? Будут допрашивать, а, как ты прекрасно знаешь, допрос — это всего лишь политически корректное название для пыток. Через несколько недель он будет разукрашен не хуже шпиона, лежащего в вашем подвале. Боже, почему ты не понял этого раньше? Но, возможно, ты понял, но предпочёл поскорее забыть, не думать об этом, отказываясь принять столь мрачное знание. Хер знает, такие мысли не приносят удовольствий. Хотя, быть может, даже волноваться не стоит. В конце концов, Джим любит боль. И боль, причинённую ему, и другим людям, это просто факт, такой же, как и его страсть к костюмам, дорогим солнцезащитным очкам и Элле Фитцджеральд. Ты сам пару раз проделывал с ним такое, от чего другие люди скорее всего пришли бы в ужас и молили о пощаде, когда он только смеялся. Возможно, пытки для него — это нечто вроде прогулки в парке. Но есть боль, и есть боль. Ты одеваешься и возвращаешься в спальню. Джим растянулся на кровати, занят шпионским телефоном. Ты садишься в кресло и смотришь на него, пытаясь представить это. Чьи-то ещё руки на нём. Связанный и избитый, неспособный сбежать. Смеющийся — потому что так оно и будет, он будет издеваться над ними, никогда так просто не примет удары. Вынужден будет- — Ты пялишься, — замечает Джим, не поднимая головы. — Да? — Да, — он зевает в экран. — Прекрати. Это раздражает. — Просто думаю. — О чём? — ты не отвечаешь, и он поднимает взгляд, хмурится. — Себ? — Ты когда-нибудь подвергался пыткам? — прямо спрашиваешь ты. Он замирает на несколько секунд прежде, чем озаряет тебя улыбкой. — Удивлён, что ты спрашиваешь, — лениво говорит он. — Я не это имел в виду, — на этом месте он лишь вскидывает бровь. — Ты знаешь, что я… Слушай, это не одно и то же: быть немного грубым в спальне и имитировать блядское утопление. Я знаю, личный опыт. — Ты и впрямь так мало меня знаешь, Себастиан? — в его голосе промелькивает удивление. — Ты и впрямь считаешь, что они могут заставить меня говорить? — Думаешь, мне не поебать расскажешь ты им там что-то или нет? Я просто хочу, чтобы ты вернулся сюда одним цельным куском, вот и всё. Он поднимает голову и смотрит на тебя так, как это бывало и раньше, когда следует начать паниковать. — Это правительство. У них имеются правила, которым необходимо подчиняться. — Ты вообще не всекаешь, да? — ты встаёшь. — Что это значит, подвергаться пыткам. Его губы сжимаются. — Это не- — Тебя закрывают в камере на целые дни, — говоришь ты. — Никакого туалета, кровати, просто твёрдый бетон. Постоянное и слишком яркое освещение. Бесконечный шум до тех пор, пока ты не будешь знать точно в твоей он голове или нет, — ты делаешь шаг к нему. — Голодание. Какие-то части твоего тела разбиты в неузнаваемое кровавое месиво. Он устало улыбается. — Ты так беспокоишься обо мне? — Да, ты, гребаный- — ты кусаешь себя за язык. Он щёлкает пальцами, и ты встаёшь перед ним на колени. — И ты понял это только сейчас? — спрашивает он скорее весело, чем как-то ещё. — Я знаю, иногда ты бываешь крайне большим тугодумом, Себастиан, но, на самом деле… — Может, я слишком сильно, блядь, отрицал это, и что? Он вздыхает и кладёт руку на твой затылок. — Всё будет хорошо, — с лёгким раздражением говорит он. — Действительно, — скептически говоришь ты. Он вскидывает бровь, и ты опускаешь взгляд, пытаясь сдержаться. — Я ничем не могу помочь тебе, ясно? Я чертовски переживаю. Мне не нравится сама мысль о том, что ты будешь находиться там, пока я здесь- — Ничем? Едва ли. На самом деле, я буду крайне удивлён, если у тебя останется время беспокоиться обо мне. Ты сдвигаешь брови. — Что ты имеешь в виду? — Я имею в виду, дорогой мой Себастиан, что в моё отсутствие ты будешь моей заменой, — его пальцы скользят по твоему горлу к подбородку и приподнимают твою голову. — Кот из дома, мыши в пляс. Если обнаружится, что меня нет, люди начнут придумывать всякое. Мне необходимо, чтобы ты продолжал притворяться. Управлял делами, пока я не вернусь. — Я? Но я же- — управлял делами, как будто это магазин. Но проекты Джима безумно сложны и разнообразны, и их десятки, и ты даже не знаешь с чего начать. — Я не уверен, что смогу. — О, ты сможешь. Я верю в тебя, Себастиан. Ты же не разочаруешь меня сейчас, правда? Твои губы кривятся. — Ублюдок. — Так вот, я бы начал с того, чтобы прочёл всё. Пока я здесь, милый, можешь задавать все вопросы, что придут тебе на ум. Ты встаёшь. — Понял, понял. За что взяться в первую очередь? — Изучение. Данные на столе, — он отворачивается, возвращаясь к телефону. Ты оставляешь его и отправляешься в кабинет, забираешь данные и ложишься на диван в гостиной. Только там ты понимаешь насколько эффектно он сорвал разговор. *** Джим собирается идти. Постоянное беспокойство где-то в глубине твоего разума мешает, как песчинка в обуви. Он уходит. Ты останешься один. Хер пойми откуда оно, Джим покидает тебя далеко не в первый раз, в конце концов, вы же не срослись боками за последние четыре года. Но даже когда ты был на другом конце света, он поддерживал связь. Телефонные звонки, сообщения, веб-камеры. Возможно, он не был рядом, но присутствовал. Ты серьёзно сомневаешься, что в тюрьме у него появится доступ к веб-камере. И, кроме того, он подвергнется пыткам, существует ещё одно более личное беспокойство. Несмотря на то, что ты уже несколько лет работаешь заместителем Джима, это не значит, что ты способен подобным образом занять его место. Ты учишься как никогда прежде, изучаешь дела Джима так быстро, как можешь, делаешь собственные пометки. В конце концов ты прикрепляешь карту Лондона к стене и начинаешь её подписывать. Это не особо помогает, ничего из проделанного тобой не имеет никакого смысла. Существует лояльность и фракции, вражда, территории и войны на суше… Несколько улиц в Брикстоне — это что-то вроде сектора Газа, с точки зрения дебатов о собственности, вот только здесь меньше дипломатов и беспилотных самолётов, а также больше нападений и бегства с места преступления. Но всё это сильно зависит от того какое положение ты занимаешь в иерархии. Похоже на полдюжины разных Лондонов: один для мелких преступников, другой для так называемых бизнесменов, третий для дилеров… И это не считая сотен наёмников. — Я никогда не пойму всего этого, — решаешь ты под конец. — Потому что ты делаешь всё неправильно, — говорит Джим. Он наблюдает за тем, как ты работаешь, с чем-то вроде насмешки. Для него твои косяки, конечно же, естественны. Наверное, чем-то похоже на младенца, взявшегося изучать квантовую физику. — О, ну конечно, — ты кидаешь взгляд через плечо. — Но мне хотелось бы подробностей. Он вздыхает и встаёт рядом. — Ты рассматриваешь каждый элемент по отдельности, а надо видеть шаблоны. Как- — он неопределённо машет рукой. — Как видеть фигуры в звёздах. Созвездия. Ты наклоняешь голову и пытаешься посмотреть на картину с другой стороны. Но все эти мелкие точки упрямо остаются непонятными. — Прости, до сих пор не вижу. Он хмыкает и отходит к окну. Целую неделю он пребывает в этом мрачном, замкнутом состоянии. Восторг от открытия нового этапа почти исчез, и это оставило Джима в плохом настроении. Не кричаще плохом, а каком-то другого типа, в таком, которое делает его пустым и угрюмым. Честно говоря, это нервирует. Ты предпочёл бы видеть его агрессивным, он хотя бы реагировал на тебя. — Тебе действительно нужно разобраться в этом, Себ, — говорит он, как будто ты нарочно медлишь. — Знаешь, мне было бы проще, если бы ты с самого начала посвятил меня в это, — раздражённо огрызаешься ты. — В самом деле. Ты оглядываешься через плечо. — Ага, в самом деле. Помнишь, мы уже прошли через это? Ты можешь дове- — ты замолкаешь. — Я работаю лучше, когда знаю что делаю. — Ты работаешь лучше, когда просто делаешь то, что я тебе говорю, — отрезает он. Тон голоса начинает меняться, снова насмешка, но уже не такая весёлая. Злая, предназначенная для причинения боли. — Почему? — спрашиваешь ты. — Разве я не могу хотя бы знать для чего? — Нет. Смирись с этим. — Хорошо, — ты сжимаешь зубы и поворачиваешься, чтобы уйти. — Когда вернусь. — Куда ты? — немедленно спрашивает он. Выглядит крайне подозрительно, как будто ожидает, что ты собрался куда-то тайно прокрасться. — К доктору, — коротко отвечаешь ты. — Моё бедро снова болит. Не думаю, что это что-то серьёзное, но лучше проверить. Он хмурится. — Ты не говорил мне. Ты… точно, не сказал ведь. Ты записался на приём ещё вчера и потом это просто вылетело из головы. Странно, хотя обычно Джим сам замечает что ты физически покидаешь игру. Ты раздражённо пожимаешь плечами. — Это неважно. — Мне не нравится, когда ты что-либо утаиваешь от меня, Себастиан, — говорит он, голос становится ехидным. Ты оглядываешься на него. — Нда? Ну так мне тоже, — рявкаешь ты. Тишина звенит, как после выстрела из винтовки. Не следовало говорить этого. Даже если так и есть, замечание выходит за рамки границ, как будто ты имеешь право решать чем он должен, а чем не должен делиться с тобой. Но сказанного не воротишь, а лицо Джима искажается, как будто что-то в нём навсегда запирается. — Боюсь, тебе всего лишь придётся смириться с этим, — холодно говорит он. — Да? А я-то думал что именно этим и занимаюсь тут последние несколько месяцев, — ты поворачиваешься и вылетаешь из комнаты. Ты не хлопаешь дверью, но близок к этому. *** — Проблемы с парнем? Ты косишься на доктора. — Вы же знаете, что никому иному не позволено было бы сказать нечто подобное? Она фыркает, явно не впечатлённая. — Это не ответ. Вы снова подрались? — Не-ет, не в этот раз. Но он какой-то… эмм, сложный. — Серьёзно? — она вскидывает брови. — А мне-то он всегда казался истинной душкой. Хорошо, снимай повязки и возьмёмся за дело. Ты окидываешь её тяжёлым взглядом. — Вам, вероятно, захочется перефразировать своё предложение, или у меня появятся всякие идеи. — И не мечтай, дорогуша, — отвечает она. — Слишком уж ты мускулистый, не мой тип. Ты смеёшься и расстёгиваешь брюки. — Вам по нраву мелкие и тощие, да? — Есть у нас что-то общее. Ты скидываешь брюки на стул, снимаешь рубашку и встаёшь прямо. Она замечает следы укуса на твоём плече, но воздерживается от комментариев. В конце концов, она видела тебя почти голым достаточно раз, чтобы понять что ваша сексуальная жизнь не самая обычная. — Около недели назад ввязался в драку, — сообщаешь ты. — Думаю, это задело мои нервы или что-то в этом духе. Буквально, не фигурально. Она хмыкает и касается старых шрамов, пересекающих твой бок и бедро. — Кроме той драки, в последнее время много было физической активности? — Можно сказать, да. — Необычных движений? Ты ухмыляешься ей. — В какой-то момент мои колени оказались рядом с моими же ушами. Но, честно, не так уж это и необычно. Она полностью выпрямляется и смотрит на тебя. — Пытаешься заставить меня покраснеть? — Нет. Если бы я хотел, я описал бы это подробно. Как когда он- — Ты обречён потерпеть неудачу, сынок, — отрезает она. — Раньше я работала в неотложной помощи, и любая наивность, которая у меня к тому моменту оставалась, была полностью разрушена зрелищем чего только люди не суют в свои задницы. Подними ногу. Ты сгибаешь ногу и вздрагиваешь, поскольку колено ноет. — Немного больно. И, по крайней мере, он такого никогда не делал. Она проводит большим пальцем над костью. — Не посылал сюда, чтобы вытащить морковку из твоей толстой кишки? Мне почти хочется это увидеть, по крайней мере, это было бы менее тревожно, чем любое иное дерьмо, на которое он тебя натягивал, — она отступает и поворачивается, чтобы продезинфицировать руки. — Но, ты же знаешь, как говорят, со всеми бывает. Можешь одеваться. Ты берёшь брюки со стула. — Серьёзных повреждений нет? — Не думаю. Дай бедру несколько дней отдыха, постарайся не нагружать физической активностью, и если через неделю ничего не изменится, я отправлю тебя на рентген, — она поворачивается и широко улыбается тебе. — Нужна справка от доктора? «Никакого изощрённого секса пять дней. Доктор предписывает миссионерскую позу»? Ты смеёшься. — Нет, спасибо, всё в порядке. Хотя, я, эмм… Она вскидывает бровь. — Впервые вижу тебя таким застенчивым, а ведь это я проверяла тебя на ЗППП. В чём дело? — В Джиме, — господи, это сложно. Ты не хотел бы трепаться о нём с относительно незнакомым человеком, это почти что предательство. Ты надеваешь рубашку и сосредотачиваешься на пуговицах. — Как ты думаешь, он- — Я не имею права обсуждать с тобой других пациентов, — резко говорит она. Ты издаёшь короткий смешок. — Серьёзно? Сейчас Вы хватаетесь за свою этику? — Я могу быть снисходительной, когда речь заходит об определённых вещах, но, сынок, поверь, у меня есть свои правила. И одно из них соблюдение конфиденциальности. — Тем лучше для Вас. Она складывает руки. — Однако, о чём ты хотел спросить? — Он… Он что-то планирует, и это меня волнует. Я просто… — ты запускаешь руку в волосы. — Вы же знаете о его нестабильности. Я живу с ним, я видел его приступы, его смены настроения или плохие дни или депрессивные эпизоды, неважно. И я думаю, что большую часть времени имею дело с ними, но я- мне нужно знать, могу ли я что-то сделать? — Серьёзно? — спрашивает она, и голос в кои-то веки звучит удивлённо. — Ага, серьёзно, — ты хмуришься. — В это так трудно поверить? — Не-ет, я просто не думала… Ты и впрямь так переживаешь за него? — Какое, черт возьми, это имеет отношение к чему-либо? — ты подхватываешь пиджак со стула, чуть не уронив его. — Знаете, если Вы так и будете стоять здесь и поливать меня дерьмом, я лучше- Она примирительно вскидывает руки. — Прости, ты прав, это не моё дело. Хорошо. Хочешь совет, так? Ты киваешь. — Хоть какой-нибудь. Она вскидывает голову и изучает тебя. — Могу дать ответ как по учебнику, — медленно говорит она, — что социальная поддержка, а особенно со стороны партнёра, это важный фактор. Необходимо выслушать его и, если надо, оставить наедине с собой, а также заботиться о практических аспектах и вообще предпринимать всё, что может помочь. Хотя наилучшим решением будет в лоб спросить его чем ты можешь помочь. Ты смотришь на неё из-под бровей. — И Вы думаете, он мне ответит? — Верно подмечено. Но… — она явно колеблется. — Лучший совет, который я могу дать тебе? В первую очередь позаботься о себе. Не дай ему втащить тебя в это. Ты надеваешь пиджак и поворачиваешься к ней. — Не переживайте, не дам. — Ты и так зашёл слишком далеко, не правда ли? Ты пожимаешь её руку. Её ладонь сухая и тёплая, чего не сказать о твоей. — Правда. Она устало улыбается. — Удачи с ним. *** Вернувшись, ты находишь Джима сидящим на полу спиной к окну, его ноги согнуты в коленях. Ты падаешь рядом. Он никак не реагирует, но и не отталкивает тебя. — И? — спрашивает он какое-то время спустя. — Похоже, ничего серьёзного. Я пообещал вернуться, если боль не прекратится через несколько дней. Он кивает. — Хорошо. — Ага, — ты потираешь шею. — Слушай, извини за сегодня, — немного неловко говоришь ты. — Я не… в последнее время я на грани, и из-за этого могу быть раздражительным. — Потому что ты беспокоишься. — Да. Он облизывает губы. — Не нужно. Я знаю, что делаю, Себ. — Я знаю, вопрос не в доверии. — Тогда в чём же? — он поворачивает голову и смотрит на тебя. Ты изо всех сил пытаешься найти слова, но не выходит. — Ты выглядишь усталым, — говоришь вместо этого. — Потому что, Себастиан, так и есть. — Так иди спать. Он странно пожимает плечами. — Не могу. Думаю. — Да ну? — ты улыбаешься. — Ставлю на то, что могу заставить тебя перестать думать, — ты встаёшь и протягиваешь ему руку. Отвлечение партнёра с помощью секса, вероятно, не является клинически рекомендованным способом борьбы, но Джим всегда был особым случаем. Плюс, это срабатывало и раньше. — Идём. Давай наполним тебя эндорфинами и- как там зовётся та другая штука? — Окситоцин, — говорит он. Берёт тебя за руку, и ты вытягиваешь его. — Ага, оно самое. Это заткнёт тебя на какое-то время, как считаешь? Он прижимается к тебе, и ты втаскиваешь его в спальню. *** Он раздевается так быстро, как только может, и бросается на кровать, гибкий, глаза плотно закрыты. Вот только тело не разделяет его прыти, член висит у бедра. Ты замираешь, едва расстегнув рубашку. — Ты же хочешь этого, да? — спрашиваешь ты. Он улыбается. — Мой разум вполне готов. Сколько же часов сна нужно было пропустить чтобы случилось нечто подобное, — он зевает и проводит руками по лицу. — Но, как ты и сказал, мне необходимо отвлечься. И- — он скалится, глядя на твою промежность, — -похоже, твоей энергии хватит на нас двоих. — Ты же знаешь меня, всегда готов, — ты скидываешь рубашку с плеч и начинаешь снимать брюки. — Есть какие-то особые пожелания? — Никакой атлетики, — он довольно внимательно осматривает твои руки, и ты снова останавливаешься, пальцы замирают на ремне. — Мне включить тяжёлую музыку? Найти шест и станцевать у него? — Теперь мне хочется это увидеть. Ты будешь крайне привлекателен в подвязке и на высоких каблуках, дорогой. — Забудь об этом, — ты выскальзываешь из брюк и трусов и опускаешься на колени около кровати. Он всё ещё не шевелится, член поникший и мягкий. Ты пробегаешься пальцами по его бедрам и улыбаешься. — Чувствую себя немного оскорблённым. — Меньше разговоров, больше- ах, так лучше. Ты наблюдаешь за ним сквозь ресницы, губы обхватывают его плоть. После всех лет вместе можно возвести секс до уровня искусства, и, к счастью, член достаточно быстро начинает реагировать. Интересное ощущение, чувствовать как он постепенно твердеет от движений твоего языка. Приятно, странным образом, особенно в сочетании с рукой в твоих волосах. Заставляет тебя чувствовать себя более ценным. Возможно, это считается поверхностным сексом. Нет лучшего способа извиниться, чем отсосать кому-то. Как только он полностью встал, ты поднимаешься и надавливаешь ему на бедро. — Перевернись. — Я же сказал- — Никакой атлетики, помню. На бок. Он ворчит, но делает как велено. Ты подтягиваешься вверх и запечатлеваешь поцелуй на его плече — слишком остром, он плохо питался — и ложишься за ним. Его рука похлопывает позади, слепо нащупывая твоё бедро. Ты накрываешь ладонью его руку и убираешь на его член. Он слегка вздрагивает, когда твои пальцы смыкаются на нём. В таком положении не видно его лица, но это единственный крупный недостаток. В этой позе есть нечто удобное: видеть мускулы на его плечах и спине; куда бы ты ни подвинул руку, чувствовать движение его талии под пальцами, тепло и тяжесть его ладони на ноге. Ты начинаешь медленно, вращая запястьем при каждом движении. Он слабо вздыхает. — Ты стал так хорош в этом, да? — бормочет он. Ты прижимаешься ближе и приподнимаешься на локте, смотришь на его лицо. Глаза закрыты, в целом, выглядит намного менее напряжённым. Ты — молодец. — Много практики, — говоришь ты. Снова ложишься и касаешься носом его шеи сзади. Его рука поглаживает твоё бедро. Ты склоняешь лоб к его плечу. В моменты, подобные этому, открывается второе дыхание, даже в трудный период. Потому что ты не можешь делать это, чувствуя его подобным образом, без понимания насколько глубоко заходит его вера в тебя. Позволяя тебе быть так близко, когда он уязвим, позволяя тебе пытаться помочь ему… — Прекрати думать, — бурчит он, пихая тебя локтем в живот. Ты смеёшься и щипаешь его за плечо. — Прости. Снова движешь рукой, и он судорожно вздыхает, подаваясь бёдрами вперёд. Его хватка на твоей ноге становится жёстче. Тебе нет нужды менять темп, просто продолжаешь медленное и размеренное скольжение, пока он не спускает через твою руку на матрас. Мокрый участок. Чёрт. Ну хоть кровать достаточно вместительна, чтобы его избежать. Ты перекатываешься на спину, предоставляя Джиму возможность отдышаться. Прислушиваешься к его замедляющемуся дыханию. За окнами начинает темнеть, и солнечный свет, проникающий в комнату, кажется тёплым и золотистым. В сочетании с приглушёнными звуками, доносящимися через открытое окно, всё это кажется немного нереальным. В хорошем смысле, хотя вы как будто отделены от остального мира. Ты поворачиваешь голову и принимаешься наблюдать за медленным движением грудной клетки Джима, вверх и вниз при каждом вдохе. Он уснул? В любом случае, он не обращает никакого внимания, а это значит, что ты брошен на произвол судьбы. Ты обхватываешь свой член. — Нет, — произносит Джим из-за тебя. Как, чёрт возьми, он догадался об этом? Он перекатывается на бок и устраивает голову на согнутой руке, наблюдает за тобой. — Думал, я тобой пренебрегаю? — спрашивает он с небольшим прищёлкиванием языка. — Я… Это случалось и раньше. — На этот раз такого не будет. Лежи смирно. Он пододвигается ближе. Нависает над тобой, и, поскольку обычно он не позволяет прикасаться к себе, это немного странно. Как будто ты жертва, выложенная перед ним. Он сжимает твой член, крепко и тепло, копирует твои предыдущие движения. Ты закрываешь глаза и улыбаешься. — Подражатель. — Почему бы и нет, если доказана эффективность… — говорит он, наклоняясь ближе. — Можешь говорить об этом менее… научно? Он хихикает, и твоё лицо обдаёт тёплым дыханием. — Я, конечно, могу, но, думаю, тебе нравится и так. — Справедливо, — ты перемещаешь руку на его шею, глаза всё ещё закрыты. Он наклоняется и целует тебя, его рука всё ещё поднимается и опускается. Ты кусаешь его за губу, и он улыбается. Трудно вспомнить за что ты вообще на него разозлился. Его свободная рука находит твои волосы, следует по линии подбородка, а затем приподнимает к себе и втягивает в медленный, неряшливый поцелуй. Ты чувствуешь себя слишком плавуче, чтобы делать что-то помимо неподвижного лежания, как он и сказал, позволяя ему взять себя. Ты издаёшь слабый всхлип, и он хихикает, целует в щёку, в горло. — Почти всё? — спрашивает он. — Да, — шипишь ты. Он ускоряется, и внезапное изменение темпа переполняет тебя через край. Ты вонзаешься ногтями в его шею и кончаешь, глаза плотно сжаты, губы слились с его губами. Какое-то время он остаётся рядом, его щека прижимается к твоей. Ты проводишь рукой по его спине, пальцы скользят по рёбрам, ты счастлив просто от того, что он рядом. Минуту или две спустя он убирает твою руку с шеи и немного отодвигается. Ты открываешь глаза и смотришь на него. Джим выглядит спокойным, расслабленным. Удивительно, что хороший перепихон может сделать с человеком. Странно думать, что он когда-то был настроен иначе. Как он там тогда сказал? Это не имеет смысла. — Себ. Ты моргаешь. Он хмурится, глядя на тебя. — Да? — Где ты? — спрашивает он. — В Мельбурне. — А, — он ложится и закрывает глаза рукой. — Хорошо. Спрашивай. Ты пожёвываешь губу и пытаешься подобрать правильные слова. — То… та фраза, что ты сказал. О сексе. Она… Ты всё ещё так думаешь? Он молчит, не двигается. Опасный вопрос, ты и сам знаешь, но он разрешил спросить, не правда ли? Хотя он всё равно может тебя проигнорировать. — Нет, это неправда, — наконец отвечает он. — Больше нет. — Ладно. Просто любопытно. Он рассматривает твоё лицо, изучает тебя. Хер пойми почему он всё ещё чувствует потребность в этом, не похоже, что тебе осталось что-то скрывать от него. — С тобой приобретает смысл, — добавляет он тихо, но прежде чем ты успеваешь что-то сказать, он переворачивается на бок, спиной к тебе. Разговор закрыт. Ты коротко сжимаешь его плечо и закрываешь глаза. *** Следующие несколько недель выходят безумно занятыми, и, прежде, чем ты узнаёшь что уже Июль, солнце в самом разгаре и туристы, кажется, умножаются ночами. К счастью, они держатся за пределами буржуйских зон, в большинстве своём копошась в центре. Бездумно снуют за громкоголосым гидом, кричащим и указывающим на Биг-Бен, сокрушают прохожих своими огромными чемоданами… Похоже, что они прилагают все усилия чтобы быть настолько раздражающими, насколько это возможно. Одна из них натыкается на тебя и, посмеиваясь, бормочет извинение на чём-то очень отдалённо похожем на английский. Ты рычишь на неё, и она, спрятав улыбку, торопится поскорее убраться. — Клянусь, я вмажу следующему, кто попросит меня его сфотографировать, — говоришь ты Джиму. Он улыбается. — Это не очень-то мило с твоей стороны, не находишь? — Им тоже не следует относиться к этому чёртовому городу как к парку развлечений. Толпы туристов более, чем раздражают. Но, с другой стороны, не придумаешь маскировки лучше, чем шляпа и камера. В толпе может спрятаться кто угодно. Тебя это немного нервирует. — Что нужно сделать, чтобы убедить тебя взорвать London Eye? — спрашиваешь ты, сердито разглядывая группу двадцати-с-хреном летних девчонок. Нет ответа. Ты поворачиваешься и замечаешь его с телефоном в руках. Быстро оцениваешь окружение, ища какую-либо угрозу, но ничего не видишь. Джим склоняет голову и издаёт крайне неприличный звук губами. Несколько человек кидают на него странные взгляды, но он, похоже, не замечает. Он убирает телефон в карман и идёт дальше определённо пружинящей походкой. — Объяснишь? — беззлобно интересуешься ты. — Адлер наконец-то справилась с задачей, — говорит он самодовольно. — Теперь ход Холмса. Боже, как же я люблю, когда Снеговик оступается. Теперь он не будет меня игнорировать. — А Адлер? Он поглядывает на тебя из-под очков. — Кажется, она получила то, что хотела. А что, скучаешь по ней? — Честно говоря, не очень, — ты ухмыляешься ему. — Один манипулятивный садист это уже предел того, с чем я могу справиться. Он усмехается и скользит ладонью в твой задний карман. Должно быть, это странное зрелище. Два профессионального вида тридцатилетних молодых человека ведут себя как влюблённая парочка подростков. Пару лет назад, вероятно, это обеспокоило бы тебя. Теперь же твоя единственная реакция в том, чтобы приобнять его за талию в ответ. *** — I'm a shooting star leaping through the skies - Ты вздрагиваешь от неожиданности. Кто, чёрт подери, включает Queen посреди- а, точно, рингтон Джима. — Телефон, — ты тыкаешь Джима под рёбра и он взмахивает рукой. — Встфгл, — доносится от него, дрыхнущего лицом в подушку. Ты закатываешь глаза. — Ладно. Карабкаешься через него, в процессе нечаянно упираясь коленом ему в бок, и свешиваешься с постели. Его пиджак лежит на полу — для человека, настолько одержимого одеждой, иногда он обходится с вещами крайне небрежно — и после небольшого рысканья по карманам находишь его телефон. Ты откатываешься на спину и вглядываешься в экран: один из ваших шпионов в MI-5. Делаешь глубокий вдох, пытаясь подавить опасения. — there’s no stopping me — — Да? — Это… — Да, это я, — нетерпеливо перебиваешь ты. — В чём дело? — Ирэн Адлер, — и этого достаточно, чтобы разбудить тебя полностью. Ты садишься, а Джим рядом с тобой перекатывается и проводит ладонями по лицу. — Её телефон был взломан, она в бегах. — Она… Повтори. Джим вскидывает бровь. Ты в ответ качаешь головой. — Её телефон. Это наша- эмм, сейчас он в руках правительства, им доступна вся её информация. Она сбежала. Может, мне- — Ничего не делай. Не вмешивайся. И, Берингер, помни что произойдёт, если ты не подыграешь, хорошо? — Да, сэр. Ты заканчиваешь звонок. — Ирэн Адлер, я полагаю? — спрашивает Джим, голос хрипит спросонья. — Ага, — ты смотришь на него. — Её код взломан. — Правда? Ох, ну и ладушки. Сейчас это не имеет значения, она сделала своё дело, — он зевает. — Поселила в Снеговике мощный страх. — И всё? Информация- — Я уже много месяцев скармливал им информацию. Это совсем другое. Ты падаешь на подушки. — Так как она сбежала? Что пошло не так? — Не знаю, это меня не заботит. Подозреваю, она переусердствовала, — он переворачивается. — Люди часто так делают. Не представляю почему. Но ты представляешь. Ты знаешь всё о навязчивой идее, заставляющей идти на глупые риски или что ещё можно назвать предложением известного психопата? И если Шерлок Холмс действительно похож на Джима… Джим откидывает одеяло и перекатывается на тебя, опираясь на локти. — Я уже проснулся. Поможешь мне заснуть? — Гипотетически, что произойдёт если я скажу «нет»? — спрашиваешь ты. Он приникает ниже, заставляя тебя скрестить глаза в попытке установить зрительный контакт. — Почему бы тебе не попробовать и не узнать что в таком случае произойдет? Ты втягиваешь его в поцелуй. *** Лондон — это паутина. Нити, пересекающиеся и сотканные вместе, расходящиеся в виде огромной сложности, которая не похожа ни на что, кроме хаоса. Но после недель и недель изучения ты начинаешь понимать её логику. Это необходимо, теперь ты и сам это знаешь, потому что суть в том, что в паутине всё связано. Потяни за неверную нить, и всё рухнет. Ты ведёшь пальцем по карте, следуя по линии снабжения оружием. Она проходит через три разные территории, которые все друг у друга перехватывают, но с транспортом почему-то никогда не бывает проблем. Надо будет спросить об этом Джима, что такого у него на них имеется, что они так хорошо сотрудничают. Дверь с грохотом открывается, и Джим врывается в комнату, лицо мрачнее тучи. Значит, не в настроении терпеливо отвечать на вопросы. — Что- — Ничего, — огрызается он, захлопывая дверь. — Месяцы смеха прямо ему в лицо и он всё ещё ничего не предпринимает. Джим хватает с каминной полки серебряную шкатулку и изо всех сил бросает её в стену. Шкатулка разлетается на куски. Ты осторожно откладываешь бумаги. Уничтожение его собственности никогда не было хорошим знаком. — Я могу убить всех его людей до единого и свалить их тела перед Домом Темзы, и он всё равно будет ждать. Кажется, месяцы накопившегося напряжения, наконец, берут своё. Джим не любит когда его недооценивают. — Он играет в долгую, — говоришь ты. — Тебе просто нужно подождать, Джим, есть… Он настигает тебя и стаскивает с дивана за рубашку. Ты почти теряешь равновесие, и он раскручивает тебя, прижимая к стене. Господи, на этот раз всё плохо. — Это не поможет, — неуклонно замечаешь ты, удерживая его руки. — Нет, но творит чудеса с моим настроением, — он усмехается, в глазах зажигается нечто, совсем далёкое от спокойствия. — Да ёбаный ж т- смотри, — ты вырываешься из его хватки и прокручиваешься так, что в итоге у стены зажат уже он. — Посмотри на меня. Он будет твой. Ты получишь этого грёбаного ублюдка. Их обоих. Он тяжело дышит через нос. — Ага? Тебе просто надо подождать, — ты отпускаешь его плечи, он смотрит вниз и кивает. — Я уже устал ждать, — цедит он сквозь зубы. — Ну да, я заметил. Ты выходишь покурить на балкон, а он идёт за тобой, всё ещё хмурясь. Солнце садится, бросая Лондон в странную помесь пурпурного и оранжевого света. Ты опираешься на перила и поджигаешь сигарету. Джим становится рядом, смотрит вдаль. — Знаешь, становится скучно, — говорит он. — Почти всё веселье от плана испарилось. — Почти, — ты выдыхаешь струю дыма. — Может, тебе начать угрожать ему? Я имею в виду, лично. — «Приди и поймай меня, не то я подорву здания Парламента»? Думаю, даже они поймут что к чему. Нет, мне нужно нечто… нечто большее… Он погружается в раздумья и пялится куда-то вдаль. Ты внимательно следишь за его плечами, руками, ища хоть какой-то намёк на то, что он снова взорвётся, но он остаётся расслабленным. — Мастер-ключ, — медленно произносит Джим. — Извини, что? — Цифровой мастер-ключ. Программа, код, нечто такое, что можно использовать, чтобы войти в любую систему, где бы она не базировалась. — Это невозможно, — говоришь ты. — Или нет? С другой стороны, это Джим, чьё определение возможного очень сильно отличается от большинства людей. Он фыркает. — Конечно же нет. Но они поверят в это. Потому что… — Потому что они не могут рискнуть и не поверить, — ты впечатлённо присвистываешь. — Ты и впрямь считаешь, что это сработает? — Стоит попробовать. Найду где-нибудь баг и начну очень громко говорить о моём новом компьютерном коде, — он скалится. — Это их испугает. Он крадёт твою сигарету и разворачивается к пейзажу. Ты скрещиваешь руки и опираешься на перила. — Джим? — спрашиваешь ты какое-то время спустя. — Хм? — он отклоняет голову назад и выдыхает идеальное кольцо дыма. — Как долго они тебя там продержат? — Ах, снова вернулись к беспокойству, да? — он улыбается и похлопывает тебя по плечу. — Это трогательно, милый, это так трогательно. — Это не ответ. — Хорошо подмечено. — Джим… — Месяц? Не более месяца. Он суёт сигарету обратно тебе в рот, и ты послушно затягиваешься. — Я чертовски не хочу этого, вот и всё, — говоришь ты, сжимая его пальцы. — Я знаю, дорогой. Ты совершенно ясно дал понять что чувствуешь по этому поводу. — Вот только жаль, что ты не слушал. Он поглаживает твою шею. — О, я слушал. Просто не прислушивался. Ты пытаешься поймать его руку, но он быстро убирает её, разворачивается и, тихо напевая, уходит в дом. Ты делаешь последнюю затяжку и бросаешь сигарету через перила, наблюдая, как она пролетает через четыре этажа. *** — Компьютерный код, сэр. — Что? — Универсальный код входа. Он может взломать любое место, какое захочет, как будто- — Не будь идиотом. Разве мы бы не заметили, что он и впрямь… ? — Сказано, что он всё ещё планирует. Сэр, он же не… Он проделал такое, что раньше казалось нам невозможным. Что, если — — Он… Чёрт. Чёрт, чёрт, я… мне надо сообщить начальникам об этом. Можешь- Динамики отключаются. Ты бросаешь на Джима упрекающий взгляд. — Эй, я же слушал. — Их паника столь мила, правда? — говорит он, улыбаясь. — Они не привыкли к такому. Террористические организации, другие страны, да, но один сумасшедший с пальцем на кнопке? Он вскидывает голову. — Не уверен, что мне нравится что ты подразумеваешь под этим, Себастиан. — Отвали, — ты встаёшь и начинаешь скручивать наушники. — Так это оно? Они собираются приехать за тобой? — О, да. Ты их слышал, они не могут пойти на риск, — его глаза светятся, улыбка широка, так и излучает энергию. — Потрясающе, не правда ли? Ты не хочешь, чтобы он уходил. Ты действительно не хочешь. Может быть, ты смог бы нокаутировать его, запереть в спальне и пойти сам, притворившись Мориарти. Может быть- — Себастиан, — он поднимает бровь. — Прекрати. Мы это обсуждали, всё будет в порядке. Я уйду. Притаиться в одном из заброшенных переулков, или это будет слишком очевидно? Может, мне пойти прогуляться с мишенью на задней части пальто? Он поворачивается чтобы уйти, просто так. — Разве ты не- Он снова поворачивается, губы нетерпеливо сжаты. Ты подыскиваешь слова. — Не теряй головы, — говоришь ты наконец. Он хмурится, затем пересекает расстояние и притягивает тебя, чтобы чмокнуть в лоб. — Дорогой мой, — говорит он, похлопывая тебя по плечу. — Веди себя хорошо, пока папочка далеко, договорились? И затем он уходит.