These Violent Delights

It’s only just a crush it’ll go away It’s just like all the others it’ll go away Or maybe this is danger and you just don’t know You pray it all away but it continues to grow  (Tear You Apart — She Wants Revenge)   Найтсбридж никогда не перестанет раздражать тебя. Уверенность в том, что все вам что-то должны, привилегированность, показуха… Обычно хочется сжечь всё это нахрен, но временами ты мыслишь более изобретательно. Здесь модных автомобилей больше, чем в среднестатистическом эпизоде TopGear — ты испытываешь желание вытащить ключи и нанести ущерб этим дорогим корытам, сломать несколько зеркал заднего вида. Ребячество, но это было бы так приятно.   Однако, ты сомневаешься, что Мориарти одобрит.   Ты приветственно машешь камере безопасности, и дверь открывается. По какой-то причине, у него нет дверного звонка. Ты никогда не спрашивал почему.   Дверь наверху открыта, но самого Мориарти нет. На столе лежит чёрный кейс, немного крупнее обычного. Ты стягиваешь перчатку и проводишь пальцами по чёрной коже.   — Слышал, ты хорошо владеешь снайперской винтовкой. Крутанувшись на месте, ты обращаешь внимание на Мориарти, прислонившегося к стене у двери, его руки убраны в карманы. Он кивает на кейс: — L115, должна быть тебе знакома. Со смутным чувством ностальгии ты открываешь футляр. Она знакома тебе, и очень хорошо, ты провёл много времени, прижимаясь щекой к одной из её сестриц. Хотя… — Она модифицирована. Он отталкивается от стены и приближается. — Да, я убрал ствол и сделал его съёмным, чтобы было легче переносить. — Ага, но ты- — ты прерываешься, когда до мозга доходит смысл сказанного. — Прости, ты сделал его съёмным? Он широко раскрывает глаза. — Ну, да, я инженер-любитель. Так что ты говорил? — Что? — переспрашиваешь ты, удивлённо моргая. Ты знаешь, что он экспериментирует с… разным, но про оружие слышишь впервые. — Ох, да. Ты ничего не теряешь, пока не знаешь что делаешь, и даже тогда ты- — Ты считаешь, что я не знаю что делаю? — спрашивает он невзначай. Ты невозмутимо пожимаешь плечами. — Не-ет. Просто говорю, что чертовски сложно сделать всё правильно, и я не хочу, чтобы она взорвалась у моего лица. — Не взорвётся. Если бы я хотел тебя убить, я бы сделал это аккуратно, — он усмехается. — Хотя это было бы забавно. — Твои слова должны были меня убедить, да? — с оттенком сухой иронии спрашиваешь ты. — Не совсем, нет, — прислонившись к столу, он принимается наблюдать за твоими действиями. Как и всегда, его близость что-то делает с тобой. Ты неуклюже вертишь прицел, в итоге почти роняя ружьё. Вопреки ожиданиям, он не комментирует это, просто смотрит с лёгкой улыбкой. Детали свинчены достаточно плотно. Ты поднимаешь винтовку к плечу и смотришь через прицел вниз, это действие настолько знакомо, что что-то переворачивается внутри. Мориарти восхищённо присвистывает. — Сойдёт, — решаешь ты и начинаешь разбирать её, твои руки почти не дрожат. — Хорошо. В таком случае, поторапливайся, я устал ждать. Он отталкивается и на долю секунды касается твоего плеча. Ты держишь взгляд строго на винтовке. Когда все детали возвращены в чемодан, ты видишь, что Мориарти надел пальто. — Тоже идёшь? — удивлённо спрашиваешь его. Как правило, он так не делает. Ты как-то привык считать, что для этого у него есть ты: делать за него грязную работу, чтобы он мог сидеть вне досягаемости внутри своей квартиры. — Что ж, да, я хочу увидеть, как всё произойдёт. Никогда прежде не наблюдал за работой снайпера, — мечтательно произносит он. — В этом нет ничего особого. Сидишь и ждёшь по большей мере. Ты с ума сойдёшь от скуки. Он накидывает шарф на шею. — Начинаю думать, что тебе не хочется, чтобы я был рядом. Теперь ты будешь мне приказывать? Ещё один маленький удар, будто он проверяет не уснул ли ты. — Конечно, нет. — Конечно, нет, — повторяет он. — Идёшь? Ты подхватываешь кейс и выходишь следом.   ***   Вопреки привычному, отдалённому и безопасному месту на заднем сидении машины, он садится на переднее, рядом с тобой. Ты надеваешь перчатки и бросаешь на него короткий взгляд. Он смотрит вниз, куда-то вдаль, потерянный в собственных мыслях.   — Так куда мы едем? — спрашиваешь ты, заводя машину. Он моргает и возвращается на землю. — Канэри-Уорф, — сообщает, наклоняясь и вытаскивая из-под сидения пустой лист бумаги. — Стрелять в открытую? — интересуешься ты. — Я имею ввиду, что снайперская винтовка довольно эффективна, но не слишком утончённа. — Результат и не должен быть утончённым, я намереваюсь послать сообщение, — рассеянно отвечает он, просматривая бумаги. — Ну, если ты не в курсе, это будет громкое сообщение. — Думаешь, я не знаю об этом? — Нет, я просто… — ты затыкаешься. Застрелить предпринимателя посреди белого дня в общественном месте из грёбаной снайперской винтовки. Самонадеянность этого человека не знает границ. И разве это можно назвать высокомерием, если он уже множество раз доказал, что действительно способен всё это вывезти? Он тихо шипит. Ты оглядываешься и замечаешь каплю крови на его указательном пальце, должно быть, порезался бумагой. Подняв палец ко рту, он слизывает каплю и прихватывает его губами, нежно посасывая. Кто-то сигналит тебе, и ты дёргаешь руль как раз вовремя, чтобы избежать аварии. Мориарти вытаскивает палец изо рта с тихим «чпок». — Глаза на дорогу, Себастиан, — произносит он спокойно. — Да, извини. Не думай об этом. Не думай о его губах, руках или о том, что, кроме нескольких дюймов, ничто не отделяет тебя от него. Часть пути тебе удаётся концентрироваться на дороге, но, остановившись перед светофором, твой взгляд вновь тянется к Мориарти. Ты ничего не можешь с собой сделать, он как чёртов магнит. Он всё ещё быстро пролистывает страницы. Его рукав немного задрался, обнажив бледное запястье, синие вены, видимые под тонкой кожей. Часы оставили на руке след, тёмно-розовую линию. Очередной гудок клаксона, ты снова переключаешь передачу, и едешь, глядя вперёд. — Немного отвлёкся? — невинно спрашивает Мориарти. — Самую малость. Далеко нам ещё? — На следующем повороте налево, офисное здание. Там есть автостоянка. Найдя свободное место, ты выключаешь двигатель, выбираешься из машины и открываешь ему дверь. Он выходит и смотрит на небоскрёб перед вами. — Пойдём щёлкнем этот орешек, — говорит он, усмехаясь. Он ведёт тебя в заброшенный офис на девятом этаже и указывает на окно, смотрящее на офисы расположенного напротив небоскрёба. Ты настраиваешься — размещаешь штатив, калибруешь винтовку — почти рефлекторно. Вот уже три года прошло с тех пор, когда ты занимался подобным, но мышечная память — удивительная штука. Когда ты заканчиваешь, Мориарти подходит ближе. Он свободно опускает руки тебе на шею, устраивает подбородок на макушке, его туловище прислоняется к твоим плечам. Пальцы несильно сжимают горло. Ты стискиваешь зубы. Было бы ошибочным сказать, что ему неведомо значение слов «личное пространство». Но Мориарти берёт твоё личное пространство и разрывает его на кусочки, поджигает и радостно танцует в их пепле. Он бы забрался тебе под кожу, будь у него такая возможность. Это что-то новое. Действительно, он распускал руки с самого начала, но с тех пор- с тех пор, когда что бы там ни случилось в твоей квартире, он, похоже, повысил интенсивность. Иногда он ведёт тебя за руку, подталкивает к нужному месту, касаясь рукой лопаток, когда отдаёт указания, наклоняется так близко, что губы касаются твоего уха. Не раз у тебя возникал соблазн сказать ему, чтобы отвалил нахрен, но хоть тебе и дозволено многое, существуют границы. Он выходит из твоего окружения, и коротко хлопнув по плечу, непринужденно садится в отдалении. Ты облегчённо выдыхаешь. Ты бы справился с этим, если бы не одно «но», которым является то нечто, что ты чувствуешь. Потому что, ага, верно, ты был заинтересован в нём с самого первого взгляда, в том общем, расплывчатом плане, но за последние несколько месяцев всё только ухудшилось. Его флирт и прикосновения действительно не помогают, делая только хуже. Ты медленно теряешь контроль над собой, грезя о нём буквально каждую чёртову ночь, воображая всё более порнографические сцены с Мориарти в роли восторженного протагониста. Ты грезишь о нём при любой удобной возможности, хоть и знаешь, что хорошим это не закончится. Потому что не похоже, что ты способен как-то разрешить эту проблему. Ты не можешь представить себе, что «эй, босс, хочешь быстро перепихнуться?» закончится хорошо, вне зависимости от условий. — Как ты предпочитаешь? — спрашивает Мориарти из ниоткуда. Ты отрываешься от прицела. — Прости? — Кого бы ты хотел отыметь? Винтовка почти выпадает из твоих рук. Знает ли он о чём ты думаешь? Может, ты случайно озвучил свои мысли или что-то в этом роде? — Я не- — Мужчины или женщины, — произносит он, поясняя. — Мальчики или девочки. Оу. Ты откидываешься назад, обдумывая ответ. — Я не вижу, — медленно отвечаешь ты, — как мои сексуальные предпочтения имеют какое-либо отношение к тебе. Мориарти деликатно улыбается. — Не видишь? Винтовка снова сползает. — Кстати, это не ответ, — продолжает он. Его глаза блестят так же, как и когда он видит, что кто-то увиливает от ответа. Что сейчас и происходит. Ты опускаешь винтовку на штатив и зачёсываешь волосы облачённой в перчатку рукой. — И те и другие, не знаю. Зависит от ситуации. Но с мужчинами, в общем-то, легче. Что насчёт- Ты как можно скорее затыкаешься. Мориарти приподнимает брови. — Да? — Неважно. Что насчёт тебя. Ориентация Мориарти — это невъебенно большой знак вопроса. Гей или натурал, бисексуал или а-, ни единой догадки. Дело не только в тебе — он флиртует с кем угодно, вне зависимости от пола, и, насколько ты можешь судить, на самом деле ему это всё не особо интересно. Это просто ещё одна техника запугивания, потому что она неожиданна, она заставляет людей беспокоиться. Это оружие. Если он и ведёт половую жизнь, то делает это чертовски скрытно. Нет ни слухов о его похождениях, ни следов других людей в его квартире, нет и использованных презервативов в мусорке– да, ты проверял, любопытство может привести и не к такому. Так или иначе, он скрывает, что чертовски верно с его стороны, или, может… Ну, что, если великий Джеймс Мориарти вопреки обыкновенным людям просто не занимается сексом. — Очнись, Моран, твоя цель на месте, — он щёлкает пальцами. Зубами стянув правую перчатку с руки, ты засовываешь затычки в уши. Вернувшись в ту особую плоскость сознания, которая так необходима снайперам, чувствуешь себя одновременно усиленным и ограниченным. Ты видишь, как человек входит в дверь. Дистанция не настолько большая, и ты целишься в его голову. С такого расстояния она кажется не больше абрикоса. Уничтожь его продолговатый мозг, разорви спинной, убей одним выстрелом. Ты не можешь вспомнить когда делал это в прошлый раз, в Афганистане цели обычно были слишком далеки, чтобы попасть в конкретное место на теле. Всё остальное будто исчезает, фокус сужается до круга в твоём прицеле и твоего сердцебиения, пока всё, что ты знаешь не сводится к человеку из комнаты напротив. Ты видишь каждую деталь: вырез его кофты, кольцо на пальце, прикрывающий лысину зачёс. Ты почти видишь как он дышит. Один вдох, второй, третий. Ты нажимаешь на курок. Выстрел идеален, и его маленькая голова превращается в чудовищное месиво. Эйфория накрывает тебя с головой, как и всегда; это чувство, получаемое от попадания в цель ни с чем не сравнимо. Ты вытаскиваешь ушные затычки — Мориарти хохочет на заднем плане, вот сумасшедший — и пытаешься избавиться от резкого перенапряженного состояния ума. Оно всегда дезориентирует, накрывая после подобного выстрела. Ты принимаешься разбирать винтовку и оставляешь Мориарти наедине с его безумием. — Чёрт возьми, было весело, разве не было весело? — некоторое время спустя выдыхает он. Ты закрываешь кейс со звонким щелчком. — Честно говоря, я не представляю зачем ты ушёл из армии, если тебе приходилось заниматься этим целый день! — В основном из-за того, что они не позволяли мне заниматься этим целый день. Он вытирает слёзы с глаз. — Безвкусные кретины. Во всяком случае, винтовка не взорвалась! Вот это облегчение, да? Ты медленно поворачиваешься. — Ты сказал- — Я говорю множество вещей, это не значит что все они правдивы, — и когда он видит выражение твоего лица, то добавляет. — О, не смотри так испуганно, я был почти полностью уверен в её безопасности. Ну и что за жизнь без капельки риска, хм? Он поворачивается на каблуках и щёлкает пальцами. — Пойдём, я подброшу тебя до той дыры, которую ты называешь домом, ну или где-то совсем рядом. Я не собираюсь появляться там без крайней на то необходимости. Ты идёшь за ним по коридору к лифту. Испытания, это всё просто испытания, он не получит удовольствия наблюдать твой провал. — Значит, я могу считать, что полученный опыт оправдал твои ожидания? — спрашиваешь ты просто чтобы показать ему, что не ошарашен. — О, совершенно. Думаю, у меня может появиться новое хобби, — сообщает он, заходя в лифт. Двери закрываются. — Что, наблюдать за тем, как я убиваю людей? Он смеётся. — В принципе, да. Во время охоты ты выглядишь упоительно, дорогой мой. Двери лифта открываются, и вы выходите. Просто тест. Это не личное, он не имел в виду ничего такого, просто пытается заставить тебя покраснеть. У тебя нет ни одного чёртового шанса залезть к нему в трусы. — Рад служить, — говоришь ты и залезаешь в машину под вой сирен на заднем плане. *** Моран, сказал бы он, придавая твоему имени немного больше певучести, его руки обхватили бы твои запястья, сдерживая тебя. Моран, сказал бы он, неужели ты думал я не знаю? С этой неизменно опасной улыбкой, которая заставляет твоё сердце учащённо биться. Его бёдра расположились бы напротив твоих, ваши члены соприкоснулись бы друг с другом, он отпустил твои руки, а ты развернул бы его, нагнул и- — Моран! Прекрати восхищённо пялиться на витрины и выполняй свою работу. Цель пришла в движение, не упусти её.   — Да, сэр! — отвечаешь ты в гарнитуру, хотя почти готов заорать от неудовлетворенности. Если ты не можешь самостоятельно выбраться из своих грёз, всё зашло слишком далеко.   Ты прячешь руки в карманы и прогуливаешься вокруг своей точки, не привлекая лишнего внимания. Ещё одно скучное рутинное задание, ты можешь преследовать людей даже во сне. Ты бессилен в том, что твой разум периодически отключается, когда больше нечего делать.   Мориарти из твоего воображения — невероятно хороший ебарь, берущий контроль над тобой без задней мысли, он прекрасно осведомлён, что тебе нравится. Воображаемый Мориарти много смеётся, тянет тебя вниз и берёт то, что хочет, или делает это томительно медленно, тщательно, но в конечном итоге всегда удовлетворяет тебя.   — Моран. Я плачу тебе не за то, что ты спишь на ходу, не отставай.   Полная противоположность реальному. *** — Ну? — говорит он, когда ты входишь в его квартиру. Руки скрещены, тонкий рот кривится в раздражении. Его волосы ещё немного влажные, должно быть, он только вышел из душа. — Ты почти потерял её. Что скажешь в своё оправдание?   — Я устал и не выспался, — это правда, более или менее. Ты стараешься проводить в постели как можно меньше времени, потому что ты либо лежишь и теряешься в собственных фантазиях, либо спишь и пробираешься через всё более тревожные сны. — И вообще, я же выполнил работу, не так ли?   Он улыбается. — Думаешь, ты бы здесь стоял в ином случае? Кивает на ковёр. — Продолжай, я жду отчёт.   Ты занимаешь позицию посреди гостиной, руки сомкнуты за спиной. — Небольшой дом с-   — Глаза закрыты, Моран.   — Да зачем? — резко спрашиваешь ты.   — Визуальная память работает лучше, если нет отвлекающих факторов. Перестань спорить.   Ты закрываешь глаза, вспоминая тайное укрытие женщины: — Оба соседских дома обитаемы, в одном живёт семья с двумя маленькими детьми, в другом пожилая пара. На двери с внутренней стороны цепь и два замка. Ты проводишь его через своё воспоминание места, описывая каждую деталь, которую смог запомнить. Он кружит вокруг тебя, ты хорошо слышишь шорох, и это адски отвлекает.   — …и маленькое окно на чердаке, очень проржавевшее.   — И это всё?   — Нет, я намеренно упускаю детали, чтобы увидеть твоё раздражение, — хмыкаешь ты.   Ты чувствуешь, что он остановился перед тобой. Требуется много усилий, чтобы не открыть глаза, не двигаться.   — В последнее время ты очень дерзкий, Себастиан, — задумчиво говорит он.   — Если ты хотел, чтобы кто-то съёживался всякий раз, когда ты поднимаешь голос, надо было нанять другого.   Ты открываешь глаза. Он ближе, чем ты ожидал.   — Сэр, — добавляешь ты слишком поздно.   Он сужает глаза и на долю секунды становится невыносимо сложным не попытаться каким-то образом сократить дистанцию, но затем он поворачивается и отходит к окну. — Существует тонкая грань между дерзостью и неуважением, Себастиан, и ты ходишь по краю, — он смотрит через плечо, — не упади с него.   — Или что?   — Тебе необходимо, чтобы я произнёс это вслух? — спрашивает он, но в голосе откуда-то появляется недоумение.   Секунду ты борешься с соблазном сказать да, но затем качаешь головой. — Нет, я могу представить.   Несколько секунд он пялится на тебя, а затем указывает на свою ванную комнату. — Приведи себя в порядок. Мне необходимо, чтобы ты поехал в Ritz.   Ты насмешливо салютуешь ему и идёшь в ванную, чтобы вымыть руки в его блестящей мраморной раковине.   Ты не знаешь откуда оно взялось, эта потребность «надавить». Раньше всё было не так, тебя устраивало положение дел и Мориарти, отдающий приказы. И он ясно дал понять что не терпит непослушания; иногда ты просыпаешься, всё ещё чувствуя призрачное прикосновение пистолета к горлу.   И всё же ты здесь, грубишь ему, отчаянно нуждаясь в- в чём-то. В какой-то реакции, небольшом переломе в его постоянном безумном самообладании.   Ты стираешь остатки грязи, жира и крови с рук и оглядываешься. Рядом лежит ещё влажное смятое полотенце, единственный неопрятный штрих в безупречной комнате.   Ты берёшь его. Пауза. Смотришь на него.   И, чувствуя себя ужасным извращенцем, поднимаешь к лицу и вдыхаешь. Шампунь и мокрый хлопок, а ниже безошибочно узнаваемый запах-   Ты с отвращением отбрасываешь полотенце и проводишь руками по лицу. Что, чёрт возьми, с тобой творится?   Кашель. Ты отнимаешь руки от лица. Мориарти стоит в дверях, хер знает, как долго и много ли он видел.   — Ты закончил? — без интонации спрашивает он.   — Я закончил, — отвечаешь ты и выходишь в гостиную. Он не отходит в сторону, тебе приходится протиснуться сквозь него в дверной проём, его плечо задевает твою руку. Прикосновение посылает через тебя что-то вроде электрического разряда, и ты сжимаешь руку в кулак.   Ну, по крайней мере теперь ты знаешь как проведёшь свой вечер. *** Танцевальная площадка переполнена, изнурительно большая масса потных людей покачивается в такт музыке. Вообще ты предпочитаешь пабы или небольшие частные клубы, но изредка даёт о себе знать потребность в чём-то подобном. Либо это, либо кровавый, жестокий, почти невозможный бой, но ты подозреваешь, что Мориарти не будет в восторге от последнего. Кроме того, бойцовские клубы довольно сложно найти, и, как правило, ты одерживаешь победу в большинстве боёв, на которые попадаешь.   Ты ступаешь на танцпол и вскоре уже находишься в самом центре зала, со всех сторон окружённый трясущимися телами, бёдрами, движущимися в такт музыки, цепкими руками. Закрыв глаза, ты позволяешь музыке смыть твои мысли, позволяешь себе втянуться в это трансоподобное состояние, где ничего, кроме ритмических движений и постоянного контакта с телами, не имеет значения. Кто-то натыкается на тебя, кто-то хватает за задницу, откинув голову назад, ты теряешь себя во всём этом, мысли наконец-то, к счастью, пусты.   Но ты не можешь долго находиться на танцполе, вскоре ощущений становится слишком много, и, перевозбуждённый, ты покидаешь толпу. Ты направляешься в более спокойную часть клуба и опускаешься на пустой диван, прислонившись головой к стене, закрываешь глаза.   Когда ты снова открываешь их, кто-то рассматривает тебя. Большой парень, твоего роста или выше, короткие светлые волосы, широкоплечий и мускулистый. Он немного неловко держит руку — драка? спортивная травма, что более вероятно. У него есть тату, наполовину прикрытое рукавом, невозможно увидеть форму; его штаны старые, поношенные, но-   Стойте, нет. Он просто ищет партнёра на вечер, это не цель и не угроза. Нет нужды анализировать.   Ты поднимаешь свою кружку в безмолвном тосте, и он подходит, слегка нервничая. Ничего нового, большинство из тех, кто подходят к тебе, сначала немного беспокойны. Видимо, ты выглядишь устрашающе.   — Шон, — кричит он тебе в ухо, потому что даже здесь музыка невероятно громкая.   — Себастьян, — кричишь ты в ответ, и это вся вежливость, на которую ты сейчас способен, всё ещё не отойдя от танца. — Хочешь свалить отсюда?   Он кивает. Ты хватаешь его запястье, стараясь не сжимать слишком сильно, и тащишь к заднему выходу. Несколько раз люди отказывались именно из-за твоей чрезмерной напористости.   Холодный воздух снаружи ударяет по тебе не хуже боксёра, и ты, вероятно, должен бы вернуться за своим пальто, но не хочешь, чтобы ожидание затягивалось. Удивительно удачное стечение обстоятельств, аллея за клубом пуста — ничто так не убивает настрой, как блюющий рядом алкаш — поэтому ты прижимаешь Шона к стене и вытаскиваешь презерватив из своего заднего кармана.   — Тебе не обязательно-   — Блядь, не будь идиотом, — огрызаешься ты. Одним движением ты опускаешься на колени, расстёгиваешь его джинсы, приспускаешь трусы и раскатываешь презерватив.   — Не трать время впустую, — немного озадаченно произносит Шон.   — Я очень хочу, — ты обхватываешь его ртом, и глупые комментарии сменяются громким стоном.   Через две секунды карман твоих джинсов начинает жужжать. Ты откидываешься назад, игнорируя стон протеста и достаёшь телефон. JM, высвечивается на экране, не колеблясь, ты открываешь сообщение. Даже здесь, даже сейчас ты бросишь всё, если он позовёт. Но это не вызов. Три чёрных буквы сияют на экране. I C U.   Ты оглядываешься, смутно ожидая увидеть его стоящим в тени, но нет, ты же проверял, никого не было, так как же…   Камера видеонаблюдения.   — Что-то не так? — немного расстроенный голос Шона раздаётся над твоей головой. Не удивительно, не то, чтобы ты вёл себя нормально.   Ты скалишь зубы камере и возвращаешься к делу, ухватив бедро парня, втягиваешь щёки. Не скупясь на тихие стоны и шумы, ты отсасываешь настолько грязно, насколько можешь, используешь каждый трюк, которому научился на протяжении многих лет. Бедный Шон — или счастливый Шон, зависит от того, с какой стороны посмотреть — не продержался больше минуты или двух, кончив с громким стоном. Ты откидываешься назад и снимаешь презерватив, чувствуя себя чрезвычайно удовлетворённым.   Шон хватает твой локоть, и тебе приходится подавить импульс ударить его за это. Он поднимает тебя, разворачивает, и теперь это ты — тот, кто прижат спиной к стене. Твой взгляд возвращается к камере, а затем к лицу напротив.   — Тебе не обязательно- — начинаешь ты.   Он качает головой: — Приятель, я реально должен тебе, — с этими словами он встаёт на колени со значительно меньшей грацией, чем ты. — Презерватив?   — М-м… в заднем кармане.   Он шарится по твоим карманам, а ты вновь смотришь в камеру. Не следовало бы делать это. Слишком опасно играть с огнём. Ты снова ходишь по краю. Но нахуй Мориарти и его ебанутые игры.   Ты кладёшь руку на шею Шона и немного подталкиваешь его. — Ты и впрямь этого так жаждешь, да? — усмехается Шон.   — Ага. Идиот. Тем не менее это занимает какое-то время, и ты не можешь сдержать стон, когда его рука сжимается на твоём члене.   Ты зарываешься пальцами в его волосы, другая рука прижимается к грубому кирпичу стены. Камера всё ещё направлена на тебя, он смотрит. Закрываешь глаза. Горячие влажные губы смыкаются вокруг твоей плоти, и ты позволяешь своему воображению взять верх, притворяясь, что волосы под твоими пальцами не светлые, а тёмные, зачёсанные назад. Не джинсы и слишком плотная футболка, а стильный костюм, колени которого пачкаются от грязной земли. И если бы ты открыл глаза, он бы смотрел на тебя полными веселья, превосходства и понимания тёмными глазами.   Ты кончаешь за чудовищно короткое время.   Шон поднимается с самодовольной улыбкой. Не твоя заслуга, приятель, но ты сохраняешь молчание, всё ещё не чувствуя устойчивости в ногах.   Парень протягивает что-то тебе. — Мой номер. Позвони, хорошо?   — Ага, ладно, — бормочешь ты, наблюдая за тем, как он уходит. Твой взгляд медленно возвращается к камере, которая всё ещё подчёркнуто смотрит в твою сторону. Ты можешь представить, как Мориарти сидит за своим ноутбуком, изучая тебя, возможно, критикуя твою технику.   Извращенец, произносишь ты одними губами и показываешь ему средний палец.   ***   На самом деле происходящее беспокоит тебя больше, чем должно бы. Мориарти — сталкер, ты знал это с самого начала. Мысль о том, что он за тобой шпионит — это то, с чем ты давно смирился, но было слишком наивно полагать, что он оставит тебе хоть толику приватности. Он сдвинут на контроле, конечно, он хотел бы знать чем его люди заняты в свободное время.   Но это также означает, что с самого начала он мог подглядывать за тем, как ты переодеваешься, трахаешься или мастурбируешь. Ты думаешь об этом целую ночь, пытаясь припомнить все свои случайные перепихоны и были ли тогда поблизости какие-либо камеры. Не то, чтобы ты был смущён или стыдился чего-то, но…   Что ж. Возможно ты всегда был сексуально раскрепощён, но никогда не страдал особой любовью к эксгибиционизму.   Поэтому, когда на следующий день ты идёшь в его квартиру и стучишься в дверь, ты на взводе.   — Входи, — кричит он. Ты находишь его растянувшимся на диване. Он лежит, скрестив лодыжки и заложив руки за голову. Увидев тебя, он с размахом опускает ноги на пол и выуживает папку между подушек. — Сегодня ты снова едешь на Даунинг-стрит. Все подробности где-то здесь…   Ты наблюдаешь за тем, как он переворачивает страницы. — Э-э, говоря о вчерашней ночи… — начинаешь ты.   Он поднимает глаза и смотрит на тебя. Та небольшая решительность, что у тебя была, рушится.   — Хочешь что-то сказать? — спрашивает он с совершенно серьёзным лицом, хотя внутри наверняка посмеивается над тобой, ты в этом уверен.   — Нет, — холодно отвечаешь ты и переводишь взгляд в окно. Ожидаешь приказов. Сделав вид, что ничего не произошло, он возвращается к своим бумагам.   Может, это очередной тест, часть игры, но… Господи, этот человек наблюдает за тем, как ты трахаешься, это выходит за пределы запугивания, это чистый вуайеризм. Он же должен получить что-то от этого, разве нет? Может, у тебя есть шанс залезть ему в- Нет. Тебе не следует даже думать об этом, это безумие. Для него это всё сплошная игра, и, честно? Блядь. От неё тебе становится невъебенно больно.   ***   Ты больше не ищешь себе партнёров на ночь. Это раздражает, потому что мысль позволить Мориарти диктовать тебе как вести сексуальную жизнь идёт глубоко вразрез с твоей мятежной душой, а мысль о ебле под его пристальным взглядом… это далеко не то, чем тебе хотелось бы заниматься.   Побочным эффектом всего этого является фрустрация. Немного спасает онанизм, особенно когда кажется, что собственный разум подводит тебя, добавляя Мориарти в каждую фантазию, которую ты только способен вообразить.   Одержимость, вот что это. И хер знает, к чему всё это приведёт, потому что ты не можешь представить как всё это может хорошо закончиться.   ***   Часы за окном отбивают одиннадцать, и ты заходишь в квартиру Мориарти с двумя мешками… чего-то. Чего-то чрезвычайно нелегального, по-видимому. Ты не спрашивал, не осмелился.   — Куда их? — спрашиваешь ты.   — На стол, — коротко отвечает он.   Он был переменчив всю неделю, переключаясь между тем, что ты называешь сексуальным провоцированием и холодной сдержанностью. Это… сложно, ты чувствуешь, что ходишь по тонкому льду, постоянно нуждаясь в приспособлении, это оставляет тебе настойчивое желание выпустить пар. Ты бросаешь мешки на стол. Будь проклята склонность Мориарти к вуайеризму, давно пора с кем-нибудь перепихнуться. Сегодня вечер пятницы, будет несложно найти партнёра. Желательно, высокую светловолосую женщину с формами. Кого-нибудь, кто наименее всего похож на Мориарти, потому что, боже правый, он устроил невозможный бардак с твоим либидо. Дошло до того, что как только ты оказываешься рядом с ним, ты хочешь либо как следует врезать ему, либо целовать его, пока не задохнётся — не самое лучшее состояние, чтобы ошиваться рядом со своим работодателем. — Если это всё на сегодня, я иду прошвырнуться, — объявляешь ты, поворачиваясь к выходу. Хороший трах, здоровый восьмичасовой сон и, возможно, завтра ты будешь менее раздражителен. Ты достигаешь двери.   — Я так не думаю-ю, — нараспев произносит он.   Твоя рука замирает на полпути к дверной ручке. — Прости?   — Ты меня слышал. Будь хорошим мальчиком, возвращайся домой, в свою маленькую квартирку, и ложись спать, не выношу твоего утреннего похмелья.   Что-то внутри тебя просто клокочет. Ты резко разворачиваешься. — Слушай, — выйдя из себя, яростно начинаешь ты. Глаза Мориарти округляются от удивления, — я делаю всё, о чём ты не попросишь, каждую чёртову вещь, не задаю лишних вопросов, но ты не можешь приказывать мне что делать, когда это касается моей личной, блядь, жизни. — Я не могу, значит? — переспрашивает он, сужая глаза. Ты распознаёшь этот взгляд, полуликующий, полуяростный. Как правило, он появляется как раз перед тем, как кто-нибудь умирает мучительной смертью. Но это тебя не останавливает. — Я просто работаю на тебя, я не твой блядский раб. Он пересекает комнату тремя быстрыми шагами, хватает тебя за рубашку и вжимает в стену. Это пиздец как неожиданно, потому что ты никогда не видел его в бою, не видел, чтобы он делал что-либо относительно физическое, а мелкий засранец быстр. — Давай всё проясним, — шипит он, лицо в дюйме от твоего. — Я могу приказать тебе сделать всё, что захочу. Я. Владею. Тобой. Он стоит достаточно близко, чтобы учуять запах лосьона после бритья, увидеть щетину на его подбородке, крошечную царапину где он порезался когда брился. Его костяшки придавливают твои ключицы, ты дрожишь, сердце дико стучит. Ты не можешь думать, не можешь- — Я владею тобой, всем тобой, ты мой, и если я скажу тебе идти прямо домой, тебе, чёрт возьми, следует-   Ты обхватываешь его лицо и притягиваешь к себе, сокращая расстояние. Ваши зубы сталкиваются, одна из его рук отпускает тебя и находит твои волосы, зарывается, а не оттягивает их. Ты углубляешь поцелуй, проскальзываешь языком внутрь, пробуешь кровь, не зная, твоя она или его. У тебя не было настолько сильного стояка аж с подросткового возраста.   Он неожиданно отрывается и откидывает голову назад, рука всё ещё в твоих волосах.   Ты шокировано пялишься на него. Поцеловав его. Блядь, поцеловав его, о чём, чёрт возьми, ты думал, с тем же успехом ты мог бы вложить ему нож в руки, потому что ты знаешь: хрена с два Мориарти простит преступление, подобное этому. Рука в твоих волосах скользит вниз и вбок, его пальцы обхватывают твоё горло, не сжимая, удерживая. Так или иначе, твоё дыхание срывается. Он всё ещё всматривается в тебя, слишком близко, его тёмные глаза бегают по твоему лицу. Не отвлекаясь, другой рукой он накрывает выпуклость твоих штанов, и ты не можешь сдержать стон, боже, прошу. Рука вокруг твоего горла предупреждающе сжимается, и ты закусываешь губу, отчаянно желая, чтобы он что-нибудь сделал. Он чуть сжимает пальцы, затем скользит выше, ладонью вперёд, подушечки нежно следуют после. Он находит пуговицу на твоих штанах, расстёгивает её, оттягивает молнию вниз агонизирующе медленно. Его рука пробирается внутрь, и твоя голова с глухим стуком ударяется в стену. Этого не может быть, этого не могло случиться, это что-то из твоих самых потаённых фантазий, это не по-настоящему. Он подходит к тебе ещё ближе, прижимается вплотную, другая рука возвращается на твой затылок, и, чёрт, ты жаждал этого так долго, что само его непосредственное присутствие уже чересчур для тебя. Пытаясь притянуть ближе, ты бессильно сжимаешь его плечи. Его губы касаются твоего подбородка, находят уязвимое место чуть выше яремной вены и он кусает тебя, неслабо, это настоящий, мать его, укус, вот же поехавший бледнолицый ирландский вампир. Между вспышкой боли и наслаждением от движений его руки и тепла его тела, расположенного так близко к твоему, разрядка — дело секунды. Ты прикусываешь язык, чтобы сдержать стон, и кончаешь, и всё вокруг тонет в белой вспышке.   Он отступает, и колени подводят тебя. Словно марионетка с обрезанными нитями, ты соскальзываешь вниз по стене.   — Мой, — говорит он какое-то время спустя. Ты поднимаешь взгляд, чтобы увидеть, как он вытирает руку носовым платком. — Мы были в отчаянии, не так ли, Себастиан?   — Я ждал этого где-то восемнадцать месяцев, можно ли меня в том винить? — твой голос охрип. Руки дрожат, а по рубашке расползается мокрое пятно, тебе следовало бы испытывать неловкость от этого, но её нет. — Как будто ты не знал.   Тишина. Ни остроумных комментариев, ни резких замечаний. Вновь подняв взгляд, ты видишь его крайне серьёзное лицо. Он изучает тебя. Ты позволяешь ему смотреть. От тебя он может получить всё, что захочет.   — Ты терпелив, — мягко произносит он.   — Я не хотел- не был уверен, что… — ты не можешь найти правильных слов, выражающих всё: как ты смотрел и ждал, и сомневался, и закипал.   — И всё это время ты жаждешь.   — Да, — ты смотришь на него, а затем вниз, и любые сомнения на счёт того, что он получит от этой связи, мигом исчезают. — Говоря об неудовлетворённых потребностях, — ты одариваешь его промежность многозначительным взглядом.   — Ну, если ты настаиваешь, — он слегка закатывает глаза, а затем снова хватает тебя за шею и толкает вниз к своим бёдрам.   ***   — Сколько у нас времени? — спрашиваешь ты.   Мориарти проверяет свои часы. — Двадцать минут. Довольно много, как считаешь? — грязно ухмыльнувшись тебе, он откидывается назад к стене. Ты вытаскиваешь презерватив из внутреннего кармана и встаёшь коленями на бетонный пол.   За последние несколько недель ты стал его шлюхой, во всех смыслах этого слова. Происходящее напоминает именно это, просто новая обязанность, часть твоей работы. Тебя даже не удивит, если окажется, что он доплачивает тебе за это, небольшая премия за каждый испытанный оргазм до которого ты его доводишь, но ты давно перестал проверять свой банковский счёт.   — Что, если они придут раньше? — спрашиваешь ты, расстёгивая его брюки.   — Тогда они получат шоу, не так ли? Поэтому, если ты не заинтересован в аудитории, я советую поторопиться.   Ты стягиваешь его боксеры вниз. Он полутвёрдый, хорошо, значит, это не займёт слишком много времени. Ты приступаешь к делу.   Ты бы не сказал, что тебе не нравится. Следить за лицом Мориарти, когда ты отсасываешь ему, бесценно. Эти чудесные несколько секунд, когда он отбрасывает всё своё притворство и просто плывёт по течению, глубоко тебя удовлетворяют. Но всё же ты надеялся на что-то другое. Что-то большее.   Но это глупо. Секс — это секс, неважного происходит ли он в тёмном грязном переулке или на устланной розами кровати, многочасовой ли это марафон Камасутры или пятиминутный перепихон. Ну и что с того, если всё, что тебе дозволено — это сосать ему в перерывах между заданиями? Что с того, что он едва ли когда-нибудь вернёт услугу, что, если-   Он резко тянет тебя за волосы. — Что? — огрызаешься ты, подняв взгляд.   — Слабее.   — Прости.   Ты должен чувствовать удовлетворение, но это не так. Каким-то образом всё только ухудшает ситуацию, это как кормить хлебными крошками умирающего от голода. Не то, чтобы ты хотел объявить о любви или чём-то таком, просто чтобы он относился к тебе как к чему-то большему, чем просто к- к дырке, куда можно присунуть всякий раз, когда ему этого хочется.   Он засаживает тебе глубже. Хорошо, что твой рвотный рефлекс под контролем.   Это касается не только секса, но и всего остального. Ладно, он позволяет тебе высказывать свои мысли, и иногда даже прислушивается к ним, но ты всё ещё не в курсе его дел. Вот вы, почти как друзья, обсуждаете оружие, клиентов или места, где были, а потом он, не прощаясь, отсылает тебя прочь. Как будто ты игрушка, которую он может вытащить когда захочется и закинуть обратно в коробку, когда надоест. Он просто не подпускает тебя ближе.   Иронично так высказываться, когда твой нос в его лобковых волосах, но всё же. Полтора года ты у него в подчинении, и всё ещё ничего не значишь. Было бы преуменьшением назвать тебя разочарованным, больше похоже на- будто ты всего в паре секунд от принятия радикальных мер, хотя и понятия не имеешь каких именно.   Его пальцы сжимаются на твоём затылке. Ты смотришь наверх. Тебе не надо концентрироваться на процессе, он устанавливает темп и глубину. Он держит всё под контролем даже когда трахается.   Его привычное надменное выражение исчезает. Он плотно закрывает глаза, закусывает губу, шепчет что-то, что ты не можешь расслышать.   Его пальцы резко вздрагивают. Сейчас он…   Его глаза широко распахиваются, когда он кончает. Он всегда выглядит удивлённым, почти шокированным, будто оргазм настигает его вразрез с ожиданиями. Если бы ты был высокомерным мудаком, мог бы сказать, что это из-за того, что ты настолько хорош, но…   Это заставляет тебя задуматься. Кто у него был до тебя, как много, как часто. Он знает что делает, это стало ясно ещё в тот раз, когда он снизошёл до того, чтобы прикоснуться к тебе. Но в нём остаётся какая-то странность, будто он заново открывает для себя то, что давным давно забыл.   Ты скатываешь презерватив и отбрасываешь его в угол вне поля зрения. Вы не первые, кто использует это место для полуобщественного траха, вокруг уже валяется несколько использованных резинок. На одном уровне с озабоченными подростками и проститутками, блядь, просто отлично.   Снаружи останавливается машина. — Вовремя, — говоришь ты, стряхивая пыль с колен.   — Прекрасное чувство времени, Себастиан.   Ты поднимаешь взгляд. Протянув руку, он проводит большим пальцем по твоему рту. — Осталось немного, — невинно сообщает он, но прежде, чем ты успеваешь придумать ответ, в помещение заходят клиенты.   Ты думал, игры закончатся, но не мог ошибиться больше.   ***   — Вышиби дверь.   Ты смотришь на Мориарти. — Серьёзно?   — Да. Дай мне драму.   Пожав плечами, ты делаешь, как он говорит. Хрупкое дерево разлетается на куски, вот и вся драма, которую он хочет.   Человек внутри подпрыгивает едва ли не на три фута от неожиданности. Он слишком утомлён и выглядит так, будто долгое время находился в стрессе, а прямо сейчас, похоже, готов обмочиться.   — Приветики! — весело говорит Мориарти. — Мы тут шли мимо и решили наведаться в гости, посмотреть как ты поживаешь. Он оглядывает комнату и натыкается на два упакованных чемодана. — Куда-то собираешься?   — Пожалуйста, — всхлипывает он, — пожалуйста, я не хотел.   Мориарти резко кивает тебе. Ты ударяешь мужчину в живот и заламываешь его руки за спиной.   — Преподай ему урок, Себастиан, — говорит Мориарти, пристально глядя на заключённого.   Ты разворачиваешь его и бьёшь в челюсть. Он спотыкается, слабо поднимает руки, даже не пытается защищаться, жалкий трусливый мудила. Ты хватаешь его за руку и сильно швыряешь в стену. Следующее, что ты помнишь, это Мориарти, который тянет тебя за плечо, говоря «достаточно». Нетерпеливость его тона подразумевает, что сказано это было уже не один раз. Ты удивлённо моргаешь. Человек, свернувшись калачиком, лежит на полу, лицо сморщено от боли, твои костяшки в крови. Последний раз ты терял память годы назад. Господи, должно быть, уровень твоей фрустрации достиг критической отметки.   Мориарти приседает рядом с ним и наклоняется. — Я скажу мистеру Мориарти, что ты будешь готов исполнять приказы, когда это понадобится, правда? — мягко спрашивает он. Человек всхлипывает, но кивает. Ты достаёшь носовой платок и пытаешься счистить кровь с дрожащих рук.   Мориарти поднимается, и ты следуешь за ним к выходу. — На сегодня всё? — спрашиваешь, всё ещё очищая руки, избегая смотреть в его глаза. Всего два часа дня, но всю неделю он заставлял тебя напряжённо работать, к тому же, в последнее время ты предпочитаешь не проводить много времени в его компании.   Он окидывает тебя быстрым взглядом. — Можем поехать ко мне, в таком виде ты вызовешь беспокойство у окружающих.   Ты смотришь вниз. Не только твои руки, но и рубашка, и брюки — всё покрыто кровью. В его словах есть смысл, даже на Эйлсбери люди, глянув на тебя, начнут подозревать в кровавом убийстве.   Он усаживает тебя в машину — одну из старых, он не хочет пачкать в крови свои более дорогие игрушки — и на этот раз сам садится за руль.   — Так что было- — начинаешь ты.   — Не твоё дело, перестань допытываться.   — Я не- — ты прикусываешь язык и, потирая костяшки, переводишь взгляд в окно. Ты пытаешься думать о чём-нибудь, но злость сжигает тебя изнутри, ты используешь всё своё самообладание, чтобы не схватить его за плечи и не трясти его до того момента, когда он наконец не увидит тебя снова.   Он молчит всю поездку, не говоря ни слова даже когда выходит из машины и идёт к своему дому. Ты выбираешься так быстро, как это возможно, пытаешься игнорировать его присутствие в лифте и, добравшись до квартиры, идёшь прямиком в ванную комнату.   Ты смотришь на своё отражение. Можем поехать ко мне, сказал он. Разве это не универсальный код для давай потрахаемся? Но это же Мориарти, он никогда не подчиняется правилам. О нём невозможно сказать что-то с абсолютной уверенностью.   Следовало пойти прямо домой. Ты на взводе, хорошим это не кончится. Каким бы ни был результат, ты только больше разъяришься. Он никогда не даст тебе что ты хочешь.   Ты вычищаешь одежду от остатков крови и возвращаешься в гостиную, намереваясь «клянчить объедки», и ты ненавидишь себя за это, хоть и немного, но ты не можешь заставить себя так просто уйти.   Очищая грушу, Мориарти выходит из кухни. Увидев тебя, он щурит глаза, приглядываясь. — Почему ты ещё здесь? — спрашивает он, искренне удивляясь.   — Почему я-? — как будто ты каким-то образом слишком самонадеян, будто он-   Ты хватаешь какую-то хрень, которую он держит на каминной полке и изо всех сил швыряешь её об стену. Она разбивается на кучу осколков.   В гостиной повисает тяжёлая тишина.   — Это было действительно необходимо? — беззлобно интересуется Мориарти.   — Какого блядского хера тебе от меня нужно? — кричишь ты. — Я реален для тебя? Что мне надо сделать, что ты хочешь от меня- как я могу доказать-   Ты путаешься в словах и делаешь несколько глубоких вдохов. Он не отвечает, эмоция на его лице похожа на то, что у другого человека ты бы назвал страхом. Но это абсурдно, Мориарти не может бояться, а если бы и мог, то, конечно, не тебя.   — Ты владеешь мной, — отчаянно говоришь ты, — я знаю это, ты знаешь это. Так почему ты не- что мне надо сделать для тебя, чтобы ты мне доверял?   Он протыкает ножом грушу, бережно кладёт её на салфетку на барной стойке и прячет руки в карманы, наблюдая как ты тяжело дышишь.   — Ну надо же! — восхищённо произносит он, — да ты амбициозный парень, не так ли, Себастиан Моран? По какой-то причине его акцент переключился на идеальное произношение, сам из себя сквайр. Похож на твоего отца, и ты действительно не хочешь думать о нём прямо сейчас.   Он медленно подходит к тебе, и это ещё один момент, когда нормальные люди бегут прочь. Он выглядит как хищник. Ты стоишь на своём.   — Зачем? — просто спрашивает он.   — Ты знаешь зачем, — потому что ты думаешь, что он знает, и ты не можешь, не знаешь с чего начать, как словесно изобразить то, чего ты хочешь.   Он хмыкает, затем подходит к столу и вынимает что-то из ящика. Он бросает это тебе, и твои пальцы смыкаются на холодной стали. Полицейские наручники, блестящие и хорошо смазанные.   Ты смотришь на него, и он вскидывает брови. Чего он ждёт? Почему он не-   Он оставляет тебе выбор.   Ты едва ли не смеёшься от шока. Ты можешь уйти, он позволяет тебе уйти, никаких последствий. Ты можешь сказать нет и выйти на улицу, вернуться завтра и притвориться, что ничего не изменилось, и он позволит тебе. Это поразительно. Но ты сделал свой выбор давным-давно, когда впервые подошёл к его квартире, или даже раньше, когда позвал его, распознав по взгляду глаз, по хищной улыбке. Ты — его, но и он тоже твой, и ответ всегда был и всегда будет да. — Спальня? — спрашиваешь ты и его ответная улыбка становится поистине ужасающей.   ***   Оступившись, ты минуешь дверь спальни, цепляешься за него и стараешься не отставать, потому что, блядь, похоже на то, что кто-то щёлкнул выключателем, и он стал спятившим секс-маньяком. Если раньше казалось, что он не хочет касаться тебя, теперь всё наоборот: он буквально не может дождаться, чтобы добраться до твоей кожи. Он тянет тебя за пиджак и ты слышишь, как трещит ткань, шесть сотен фунтов испорчены и тебе насрать на это. Он опрокидывает тебя на кровать и сразу же тянется к твоему запястью. Оно закрепляется у изголовья кровати прежде, чем ты успеваешь сказать что-то против, но ты уже прошёл точку невозврата. Осознание этого заставляет твои внутренности перевернуться, ты хватаешь его за воротник и втягиваешь в очередной поцелуй. Он обхватывает твоё лицо, ногти впиваются в твои щёки, он отвечает настолько жарко, как ты никогда не мог себе представить.   Он грубо откидывает твою руку со своей шеи и защёлкивает другие наручники. Ты дёргаешь руками вперёд скорее инстинктивно, чем действительно намереваясь их протестировать. Не поддаются. Он разрывает и твою рубашку, пуговицы разлетаются прочь, усеев простыни и пол. Ты полностью открыт, уязвим и что-то панически урчит внутри твоего желудка. Ты смотришь на Мориарти в поисках уверенности.   Оседлав тебя, всё ещё полностью одетый, он смотрит с радостной, восторженной улыбкой. — Ты боишься, — говорит он с явным наслаждением.   — Нет, я не, я- — ты пытаешься дотянуться до него, но твои руки лишь натягивают цепи наручников. Он обхватывает твоё запястье, скользит вверх и переплетает ваши пальцы. Другая его рука касается твоего лица. — Я именно там, где хочу быть.   — Ты до смерти жаждал этого, не так ли? — мягко спрашивает он, большой палец поглаживает твою нижнюю губу.   — Хочешь, чтобы я умолял? — твой голос уже грубее, чем обычно, на тебе всё ещё бо́льшая часть одежды, и он собирается сломать тебя.   — Пока нет, но я уверен, до этого мы ещё дойдём.   Господи. Ты опускаешь голову на подушки и беспомощно смотришь на него.   Он склоняет голову, рассматривая тебя. — Помнишь, что я сказал о боли?   — Сделай всё правильно, и она превратится в наслаждение, — ты вряд ли забудешь те слова, эта ночь преследует тебя во снах вот уже несколько месяцев.   — Давай проверим эту теорию, хорошо?   И он берёт нож с прикроватной тумбочки.   ***   Тебя пытали и раньше. Ты прошёл тренировку RTI*, провёл полную разврата ночь в руках талибов, у тебя всё ещё имеются шрамы с первого года обучения в Итоне, когда ты пошёл против мнения тупоголового садиста, и он решил, что будет забавно прижать обжигающе горячий медный чайник к внутренней стороне твоих подмышек. Ты привык к боли.   Но это что-то другое.   Кроме того, нож вновь лежит на тумбочке, теперь тебе кажется что он каталогизирует тебя, находит все чувствительные места на твоём теле — о каких-то ты знаешь, а о каких-то нет — и он наблюдает за тобой всё время, едва моргая, будто ты важный научный эксперимент, а он боится упустить решающий момент. Это чертовски страшно, особенно потому что ты подозреваешь, что он сохранит всю информацию для дальнейшего использования.   Оседлав твои бёдра, он водит ладонью по твоему животу, взгляд устремлён на твоё лицо. Его большой палец поглаживает кожу между третьим и четвёртым рёбрами, и ты дёргаешься. Он коротко улыбается, ещё одно место добавлено в его список, блядь, ты не переживёшь, когда он начнёт использовать все эти знания, если только…   Одна идея посещает тебя.   Между низом твоей грудной клетки и бёдрами есть место, где часть осколков повредила нервы, и оно теперь полностью онемело. Заставь его думать, что это тоже чувствительная зона, и ты, по крайней мере, получишь хоть какую-то передышку. Ты ждёшь, пока пальцы не коснутся её, а затем имитируешь стон.   Для твоих ушей он звучит довольно убедительно, но Мориарти немедленно замирает. Затем он ударяет тебя, довольно сильно. — А за это, голубчик, — говорит он приторно-сладким голосом, — ты получишь ещё один час.   — Ты что, придерживаешься гребаного расписания? — хрипишь ты, щеку покалывает.   Быстрая улыбка. — Конечно, ты меня знаешь, сладкий, я предпочитаю быть хорошо подготовленным, — он кладёт руку тебе на плечо и прижимается всем весом на секунду или две. — И не пытайся снова обмануть меня, ладно? Хороший мальчик. Он наклоняется к ящику и возвращается в исходное положение, натягивает латексную перчатку. Ты откидываешь голову назад на подушки с искренним ох, блядь.   — Догадался, да? — весело спрашивает он. — А теперь заткнись, — и он вновь смотрит вниз, отклонившись немного назад, — мне нужно всё моё внимание.   Стиснув зубы, ты концентрируешь взгляд на потолке. Мориарти подталкивает подушку под твою задницу, и, как ты слышишь, выдавливает что-то из тюбика.   — Честно говоря, с тех пор, как я последний раз делал это, прошло много времени. Так что, прошу меня извинить, если буду немного резок, но, если я правильно помню…   Одной рукой он грубо разводит твои бёдра в стороны, а его смазанные лубрикантом пальцы ласкают твою задницу. Ты готовишься к боли, или хотя бы к дискомфорту, но её нет. Он даже не проникает внутрь, просто рисует круги одним нежным движением.   — У тебя тоже давно этого не было, хм? Не так ли? Когда ты последний раз этим занимался? — спрашивает он.   Ты приподнимаешь бёдра, пытаясь заставить его всунуть, но он просто скользит пальцем вверх, осторожно проводит костяшкой по внутренней стороне твоего бедра, а затем снова вниз.   — Ну? — спрашивает он.   — Чт-что?   Мучительно медленно он усиливает нажим, затем ослабляя его меньше чем за дюйм до цели. — Прошлый раз, когда ты это делал.   — Не помню, — ты снова пытаешься податься бёдрами ближе, но его свободная рука ложится на тебя, удерживая.   — В таком случае попытайся вспомнить, — он скручивает палец, погружая его глубже.   — Н- несколько месяцев назад?   — Потому что ты предпочитаешь быть сверху?   — Мне без разницы.   Он останавливается и смотрит тебе в глаза. Ты кусаешь губу и, тяжело дыша носом, отворачиваешь голову в сторону.   — Правда? — говорит он. Краем глаза ты смотришь на него. Слегка улыбается, брови приподняты, выглядит удивлённым твоей исповедью. — Совсем нет предпочтений?   — Мне плевать кто какую позицию занимает, пока- пока я кончаю и партнёр знает что делает.   Он снова опускает глаза, раздвигает твои бёдра ещё немного, продолжает работать пальцем чуть глубже. — Ну, условие номер два безусловно выполнено, что касается первого… — он одаривает тебя ещё одной короткой улыбкой, — ну, пусть это останется секретом, хорошо?   — Ага, не хочу испортить сюрприз, так? — твоё участившееся дыхание немного портит сарказм.   Он хихикает и смотрит вниз. — В точку. А теперь давай-ка посмотрим… — в качестве эксперимента он сгибает палец внутри тебя. С какой-то ужасающей неизбежностью ты понимаешь что происходит, и у тебя уже стоит, несмотря на то, что он даже ещё не прикасался к твоему члену. И, напомни-ка, с какого хера ты вообще решил, что всё это будет хорошей идеей? Его палец находит твою простату и ты с громким проклятием лягаешь кровать пяткой. Только так ты и можешь сдержать отчаянное прошу. — Вот и всё, — самодовольно произносит Мориарти. — Это весело, правда? Ты изумительно отзывчив, Себастиан, правда, такое наслаждение работать над тобой. Работать над тобой, как будто ты один из его экспериментов. Хотя, скорее всего, так оно и есть. Его средний палец присоединяется к указательному, а большой поглаживает внутреннюю часть бедра. Мускулы твоего живота дрожат, ты дышишь короткими отрывочными всплесками, а он просто сидит, как будто он- будто он не делает ничего такого, просто чаёк попивает с печеньем.   — Тебе известно, что небольшой процент мужчин способен эякулировать от одной только стимуляции простаты? — между делом интересуется он.   — Да, ну, я, кхх- не один из них.   Он проворачивает запястье, подушечки его пальцев надавливают медленным рассчитанным движением, что заставляет пальцы твоих ног сжаться. — Ах, но достаточно ли ты старался?   Он сильно прижимает пальцы, и снова, и снова. Ты впиваешься ногтями в свою ладонь и дёргаешь наручниками, металл грубо сдавливает твои запястья. Хоть ты и знаешь, что не сможешь ничего сделать и никак не поможешь себе.   Он продолжает и переводит взгляд на тебя. — Чш-ш, приятель, успокойся, — усмехается он, как ты когда-то давно говорил своей паникующей лошади. Наблюдая за твоим дыханием, он похлопывает тебя свободной рукой. — Ты не оставил меня? Нам ещё предстоит пройти долгий путь.   — Сколько- сколько ещё? — задыхаешься ты.   — Мне это известно, а тебе только предстоит узнать, милый.   Ты крепко жмуришься и пытаешься замедлить дыхание, но не получается. Паника, сокрытая в стороне с того самого момента, когда он застегнул наручники, в этой неопределённой ситуации наконец обуревает тобой, и всё прорывается наружу. Пытаясь высвободиться, ты борешься со сковывающим руки металлом, пятки сминают матрас.   Мориарти хмурится и берёт тебя за подбородок. — Себастиан. Посмотри на меня.   Глотнув воздуха, ты фокусируешь взгляд на его лице. — Я не-   — Чш-ш, — повторяет он, и что-то в его хладнокровном контроле успокаивает тебя. Ты сжимаешь и разжимаешь пальцы, вдыхаешь.   — Видишь? — он хитро улыбается. — Ты в хороших руках. И, говоря о руках… Он отпускает твоё лицо и кладёт руку на твою грудь, кончики пальцев тянутся к различным мелким порезам. Он находит наиболее глубокий и вспарывает ногтем. Мгновение нет ничего, кроме яркой острой боли. Затем он снова входит в тебя пальцами, и боль смешивается с удовольствием, всё это превращается в спутанное месиво ощущений. Ты снова натягиваешь наручники, и Мориарти щёлкает языком.   — Тебе серьёзно стоит это прекратить, только навредишь себе.   Ты издаёшь слабый смешок: — Серьёзно?   — О, да. Приносить тебе боль теперь моя прерогатива, дорогой.   — Не стоит ли тебе тогда начать?   Он удивлённо моргает. Ты ухмыляешься. Сузив глаза, он сжимает рукой основание твоего члена, слишком туго, чтобы было удобно. Ты шипишь сквозь зубы.   Он улыбается одной из своих наиболее опасных улыбок. — Не бросай мне вызов, Себастиан, ты не победишь.   — Кто сказал, что я хочу победить?   Он облизывает губы. — Умница.   — Умница не то слово, которое я бы здесь использовал, — бормочешь ты.   Следя за тобой из-под ресниц, он наклоняется, рот замирает в дюйме от твоего напряжённого члена. Он сгибает пальцы внутри тебя и твои бёдра поднимаются сами по себе, а затем его губы смыкаются на твоей плоти.   Звук, который ты издаёшь в ответ, очень похож на всхлипывание. Он полностью оправдывает твои ожидания, но в какой-то момент, когда ты подаёшься вперёд, неожиданно давится и кашляет. Помимо этого он охуенно виртуозен. Легко определяет то, что тебе нравится, а что нет, доводит до самого края-   А потом, как ты и подозревал, останавливается. — Не сейчас, — резко говорит он, крепко сжимая основание твоего члена рукой.   Ты тянешь за наручники до острой боли в запястьях, возишься в кровати и поднимаешь бёдра только затем, чтобы, тяжело дыша, снова опустить их. — Ты — садистский уёбок-   — Продолжай, дыши глубже. Я знаю, что ты можешь.   — Я знаю, что я могу, — шипишь ты, отчаянно думая об алгебре, своём дряхлом учителе физкультуры и Мэгги Тэтчер, — но зачем?   — Потому что я так тебе сказал, — спокойно отвечает он.   — Хорошо- хорошая мысль. Настойчивое желание спустить немного уменьшается. Он отпускает тебя и кладёт руку на бедро, пальцы другой руки всё ещё внутри, но милосердно неподвижны. Стараясь игнорировать тепло его ладони на ноге, ты смотришь в потолок.   Ты вспоминаешь девушку, которую подцепил в баре Милана несколько лет назад, она была одержима тантрическим сексом. В то время это казалось слишком сложным для тебя, но ты согласился на её предложение из-за очаровательной улыбки и проколотого языка. Тот оргазм был охуенно сногсшибателен, но это не значит, что ты поклонник подобных извращений.   И это не означает, что ты не чувствуешь наползающего страха, когда до тебя доходит, что он собирается делать с тобой.   — Хорошо, — произносит он. Ты переводишь взгляд на него и видишь, что он улыбается тебе. — Попробуем это снова, — и он наклоняется вниз. *** Несколько повторений спустя ты теряешь чувство времени, это чертовски нервирует, учитывая что обычно твои внутренние часы работают идеально. Занавески закрыты, окна полностью звукоизолированы, весь мир заключён в этой комнате. Прошло уже по меньшей мере два часа, должно быть, а он всё ещё далёк от того, чтобы закончить с тобой. Плечи болят. Спина прилипает к мокрым от пота простыням. Ты не можешь вспомнить ощущал ли когда-либо что-то подобное, такое- такое внимание к своему телу, даже когда лежал на операционном столе в Афганистане. Это практически выходит за рамки твоего предела.   Но ты не собираешься умолять. Ты всегда был упрям, никогда не умел сдаваться, даже когда был ребёнком. Однажды отец упомянул это, и, если уж он заметил, так оно и есть.   Мориарти издаёт слабый хлюпающий звук, и этот образ настолько чертовски несовместим с воспоминанием о неодобрительном лице твоего отца, что ты разражаешься смехом.   Его пальцы обхватывают твой подбородок, стремительное движение, и уже через секунду он нависает над тобой. — Что смешного, Себастиан? — спрашивает он бархатным голосом.   Ты скалишься. Вся осторожность осталась позади, когда он снова получил нож. — Ты же гений. Что, не можешь прочесть мои мысли?   Его пальцы предупредительно сжимаются. Считывая тебя, он наклоняет голову. — Семья или школа? Глупый вопрос, правда, потому что дело всегда в папочке, не так ли, сладкий? — кто-то другой мог бы назвать его улыбку милой. — Знаешь, что я думаю? — продолжает он через секунду. — Я никогда не знаю что ты думаешь, — отвечаешь ты немного напряжённо, потому что он вжимается бёдрами прямо туда… — Я думаю, что ты всё ещё слишком непоследователен, мой дорогой.   Его пальцы отпускают тебя, он спускается вниз и сжимает, и ты крепко зажмуриваешь глаза, запрокидывая голову назад. — Прош-, — начинаешь ты и тут же прикусываешь язык, чтобы заткнуться.   — Хм? Что это было? — спрашивает Мориарти с насмешливой издёвкой.   — Ничего. Ты вытягиваешь шею, и он склоняется к тебе и прижимается губами к твоим истерзанным губам. Его язык обводит твой. Он целуется жадно, властно. И, что неудивительно, доминирующе: рукой придерживает твою голову. Ты автоматически пытаешься протянуть к нему руку, и снова наручники останавливают тебя.   Он внезапно прерывает поцелуй и хихикает, твоё лицо обдаёт тёплым дыханием. — Всё ещё не привык к ним?   — Нет, — ты выгибаешься и снова находишь его губы. Он слабо обхватывает твоё горло, медленно целует тебя. И поскольку ты не можешь положить на него руку, ты забрасываешь ногу, притягивая его ближе.   Он снова смеётся и откатывается в сторону, вытягивается во весь рост рядом с тобой.   — Для меня всё это слишком непривычно, ну, ты знаешь, — сообщаешь ты, наблюдая за ним.   — Непривычно что?   — Быть пассивным. Лежать. Быть…   — Быть взятым? — предполагает он. Он кладёт руку тебе на талию и наклоняется, как будто за очередным поцелуем, но в последнюю секунду меняет направление и останавливается у твоего горла, прямо под ухом, засасывает кожу. Ты откидываешь голову, предоставляя ему доступ, закрываешь глаза.   — И какие чувства на этот счёт? — шепчет он, прильнув грудью к твоей.   Ужасающие. Изумительные.   Он вновь забрасывает колено на твои бёдра и оставляет вдоль твоего горла целую вереницу острых укусов. Ты стонешь, стараясь прижать его к себе так сильно, как только можешь. Ты не в силах определиться: хочешь ли чтобы он остановился, или чтобы продолжал.   Он освобождает твоё горло с последним укусом и убирает прилипшие волосы с твоего взмокшего лба. — Знаешь, ты хорошо держишься, — говорит он.   — Да?   — Пока да, — он поглаживает твою щеку, проводит пальцами вниз до горла. — У тебя учащённое сердцебиение, — отмечает он, указательный и средний пальцы сильно давят на яремную вену. Он снова наклоняется, кусает тебя за подбородок, облизывает отметины на горле.   Он буквально не перестаёт трогать тебя с того момента, как вы упали в постель, не потеряв контакт с кожей ни на секунду. Неудивительно, что твоё сердце колошматит так быстро, от прикосновений ты чувствуешь себя опьяненным.   Его рука соскальзывает вниз, минуя грудную клетку, движется к бедру и к твоему члену.   — Всё ещё в строю, я вижу, — говорит он.   Ты давишься смешком. — Я хочу тебя, боже, разве это не ясно? Он неожиданно садится, и ты ахаешь от внезапной утраты прикосновений, тяжести его тела. — Что ты сказал? — резко спрашивает он. Смутившись, ты смотришь на него. — Я хочу тебя, ты, мудень, блядь, разве это- разве ты, черт, не видишь это?   Он грубо хватает твой подбородок и заставляет посмотреть на себя. — Ты хочешь меня, — тихо говорит он.   Больше всего на свете. Ты закрываешь глаза и прижимаешься к его руке. — Да.   Он глубоко вдыхает, пялится на тебя несколько долгих секунд. — Что ж, тогда, — наконец произносит он и толчком раздвигает твои ноги. *** Время разваливается на куски. Медленное скольжение его рта по твоему члену, кажется, длится часами, но в какой-то момент ты оказываешься на коленях лицом вниз, не представляя как очутился в этом положении.   На твоей коже ни дюйма не осталось нетронутым, неисследованным и не запомненным. Ты слишком долго находился в состоянии постоянного возбуждения, ты стал опьянённо легкомысленным, а он так и не смилостивился. Он всё так же гладит тебя, царапает и облизывает, пока наконец отчаянье не побеждает твою гордость и ты, задыхаясь, выдавливаешь из себя: — Прошу.   Он прекращает пытку, рука ложится на твоё бедро: — Что это было?   — Прошу, — произносишь ты снова. — Прошу, просто-   Он садится. — Ты хочешь, чтобы я остановился? — скривив губы, спрашивает он. Безумный блеск его глаз говорит о том, что если ты отступишь сейчас, то не выберешься отсюда живым.   И, кроме того, ты же не хочешь, чтобы он останавливался, правда?   — Дай мне минуту.   Наклонив голову, он рассматривает потолок, будто анализирует. Ты мысленно готовишься к- чему-то.   — Хорошо, — бодро подытоживает он. Ты удивлённо раскрываешь глаза, а он спрыгивает с кровати. Он даже отстегнул ебаные наручники, но ты слишком ошеломлён, чтобы говорить.   — Теперь мне нет нужды напоминать тебе, чтобы ты не дёргал руками, сладкий.   — Точно, — бормочешь ты, осторожно проводя рукой по лицу. Затёкшие плечи неприятно ноют.   Мориарти босиком пересекает комнату и вытаскивает сигарету из твоего разорванного пиджака. Он подходит к окну, садится на подоконник, лениво поджигает её и глубоко затягивается.   Ты чувствуешь себя покойником, да и облик Мориарти далёк от совершенства. Его рубашка распахнута, пиджак давно откинут, волосы взъерошены от пота. Он вытягивает ноги и сжимает пальцы — забавно, ты не можешь припомнить когда он успел снять ботинки и носки — и выдыхает облако дыма в потолок.   На его рукаве кровь, твоя кровь. Цвета расплываются перед глазами. Ты пытаешься сосредоточиться на своём дыхании. После постоянной близости её отсутствие кажется странным… пустым. Как будто ты на дне ямы или озера, всё остальное далеко вне досягаемости. Этого почти достаточно, чтобы позвать его.   Только почти.   Он кашляет, и ты поворачиваешь голову. Он откинулся спиной на стену, ноги раскинуты, глаза закрыты. — Суть в том, Себастиан, — начинает он, но останавливается. Делает ещё одну затяжку, выдыхает идеальный маленький круг. — Суть в том, что я бы взял второго в команду. Надёжного помощника, который выполнит за меня всю грязную работу. Но мне нужен послушный союзник, а ты, дорогой мой, обладаешь многими качествами, но послушание не твой конёк.   Ты издаёшь тихий звук в качестве протеста, и он поворачивает голову, чтобы посмотреть на тебя. Он больше не выглядит маниакальным, просто немного усталым, утомлённым, почти уязвимым.   — Я читал твоё досье-е, — говорит он мелодично. — И поговорил с несколькими твоими подчинёнными мальчиками. Нет смысла отрицать это, наш маленький Себастьян Моран испытывает проблемы с авторитарностью, полагаю, так их назвал Майор. Не может держать язык за зубами, имеет на всё своё мнение, дерзит.   — В моём досье такого нет, — отвечаешь ты, закрывая глаза. — Моё досье чертовски безупречно.   — Я прочитал между строк, милый. Кроме того, когда я впервые заметил тебя, ты не повиновался дисциплине. Пререкался со своим боссом.   — Только когда ответственные люди — идиоты.   — Хм? Прости?   Ты испытываешь проблемы с сосредоточением внимания на своих мыслях, образах, случайно возникающих из темноты. Они подобны бабочкам, и, господи, как низко ты пал, если начал сравнивать вещи с ебаными бабочками? — Себастиан.   Ты открываешь глаза, фокусируешься на происходящем. — Я всецело готов служить, — тебе приходится выталкивать слова из своей глотки, — тому, кто этого достоин.   Ты не видишь какого-то особенного смысла в диалоге, но он, кажется, разбирает его между словами, как делал и раньше. Уголок его рта оттягивается в одной из этих усталых полуулыбок. — А ещё ты дерзишь.   — Ну да, — ты совершаешь круговое движение головой и встречаешься взглядом с его глазами. — Но ты же не против, не так ли?   — Зависит от ситуации, — он лениво потягивается и сползает с подоконника, подходит к кровати. — Но ты прав, я не против, — он останавливается около матраса, смотрит вниз на тебя, затягивается сигаретой, — пока ты помнишь, кто главный.   Ты смеёшься. — Об этом я не забуду, уж поверь мне.   Он хмыкает и заползает на кровать. Оседлав тебя, заводит твои руки за голову. Обездвижив тебя, он немного отстраняется и просто смотрит. Подобно слепящему солнцу, он слишком яркий, ты инстинктивно отворачиваешься, но он удерживает тебя за подбородок, поворачивая голову обратно к себе.   — Значит, ты думаешь, я должен дать тебе шанс, так? Рискнуть?   Он зажимает сигарету между пальцами, располагает обе руки на твоей голове и медленно наклоняется. Тлеющий кончик сигареты находится всего в дюйме или двух от твоей щеки.   — Но мне необходимо твоё полное, беспрекословное послушание, — шепчет он тебе в ухо. — Больше никакого давления, — он отталкивает себя назад, затягивается. — Как думаешь, сможешь справиться? Ты пытался убедить его в этом несколько месяцев, но сейчас, рядом с этими устремлёнными на тебя тёмными глазами, всё ощущается иначе. Глубже. Больше это не просто работа. И наконец-то, наконец-то, ты чувствуешь что что-то щёлкнуло. — Да я, блядь, рождён для этого, — рычишь ты. Мориарти тонко улыбается. Затем он тушит сигарету об рану на твоей груди, ты крутишься в цепях и воешь.   ***   Больно, но не так сильно, ничего такого, с чем бы ты не справился. Подобным образом болит живот, поскольку член слишком долго находится в эрегированном состоянии, а ещё он готов взорваться, и ты чувствуешь себя натянутой почти до предела струной. Но всё это выходит за рамки физического, как будто всё твоё существование сводится к одному только вожделению.   Хуй знает как долго это всё продолжается, как будто счёт перешёл на дни.   Кажется абсурдным то, что в какой-то момент ты не собирался его умолять, потому что вот уже некоторое время ты не делаешь ничего, кроме этого. Только одно слово ты можешь сформировать, прошу, снова и снова. Не то, чтобы это помогало, он не останавливается, но ты должен что-то сделать, иначе проиграешь.   Он говорит, но ты не можешь сконцентрироваться на словах. Ты прикусываешь язык, стараясь сосредоточиться.   — -мог бы избежать этого, если бы ты был удовлетворён тем, что имел.   — Не был, — бормочешь ты.   — Не был удовлетворён? — переспрашивает он. — Да, я заметил, ты не особо скрывал это, дорогой.   Ещё один глубокий вдох и комната перестаёт вращаться, зрение снова проясняется. Его рука ласково пробегает по твоей руке, от плеча к шее, к волосам. Это до странного успокаивает.   — Ты жадный, — замечает он. — Не в силах довольствоваться своей долей, ты хочешь всего.   — Да.   — Ну, как и я, — его рука неожиданно хватает твои волосы, он оттягивает твою голову, обнажая шею. Ты невольно всхлипываешь, слишком, блядь, сломлен для чего-то иного. — Я хочу получить всё от тебя, — низко и проникновенно говорит он, — это означает, что я не остановлюсь, пока ты не сможешь говорить, не сможешь думать, не сможешь дышать, пока от тебя не останется ничего, что не было бы полностью моим. Понял?   — Да, — отвечаешь ты, видение расплывается из-за слёз.   — И ты хочешь этого?   И в третий раз, приглушённо, с чувством окончательности, да.   Его хватка ослабевает, и ты прислоняешься щекой к его подмышке, позволяя глазам закрыться. Ты снова видишь разноцветные пятна.   Три «да». Это штучки из сказок, разве нет? Три задачи, три желания, три обещания.   — Что ты сказал? — спрашивает он.   Ты вздрагиваешь. Говорил вслух? Ты звенишь цепью наручников, и он, переместившись ниже, прижимается к тебе. Он наконец-то снял остатки своей одежды, и у него, весьма очевидно, стоит. Он не кончал, не один ты находишься здесь в подвешенном состоянии.   Его пальцы исследуют твоё лицо, от лба к щеке, наклоняют подбородок. — Где ты? — тихо спрашивает он. Нахмурившись, он вновь изучает тебя, складка залегла между бровями.   — Не знаю. Ты открываешь рот, он распознает прош- и наклоняется к тебе, целует. На несколько мгновений ты чувствуешь себя нормально, за исключением разве что тусклой тёплой боли порезов на груди и запястьях.   Он отрывается и поглаживает твою щеку пальцами. Ты закрываешь глаза.   И затем раздаётся громкий звук и внезапная жгучая боль распространяется по щеке. Ты дезориентировано моргаешь — он, должно быть, снова ударил тебя.   — Оставайся здесь, — говорит он.   — Я здесь, я здесь, просто- просто… — ты совершаешь глубокий дрожащий вдох. — Прошу.   — Прошу что?   Ты смотришь на него, не в силах ответить. Он усмехается и снова целует тебя, бёдра давят на твои, и другая часть твоего контроля, сдавшись, исчезает.   ***   И если ты уже потерял счёт времени, то сейчас ты потерял всё. Ты стоишь на коленях на кровати, пытаясь держаться за её изголовье, мешаешь наручникам царапать запястья на каждое твоё движение, на каждое движение, что делает он.   Ты балансируешь на краю сознания, сводя всё к перегруженным нервным окончаниям, и Джим Мориарти в тебе, одна рука на твоём члене, другая — на горле, кровь стекает по твоей спине, слёзы бегут по лицу, ты настолько близок, и в этот раз он не останавливается в самый последний момент, в этот раз он толкает тебя за край, и всё есть боль, и удовольствие, и он, и затем всё погружается в темноту.