Улыбка покойника

Достав штатив, Игорь выпрямился. Обернулся и посмотрел на Влада, всё это время держащего голову умершего. Плохо не иметь практического опыта — приходится волноваться по пустякам. Например, Игорю было важно, чтобы этот чёртов штатив не попал в кадр. Приблизившись к ассистенту, он взглядом попросил того отступить немного в сторону. После чего принялся устанавливать приспособление и закреплять в полукруге заднюю сторону шеи. Пришлось повозиться: покойник никак не хотел держать голову «ровно», то и дело ронял её. Но в конечном счёте Талькову и Владу удалось создать иллюзию того, что умерший спокойно себе сидит. — Надо нарисовать ему глаза, — отходя, произнёс Тальков, рассматривая плоды своей работы. — Как это? — округлил очи Владик, несколько испуганно покосившись на фотографа. — Ну, англичане так делают. С фотокарточки должен смотреть живой человек, а не труп. Сходи-ка, набери воды в стакан, — резво развернувшись к открытому чемодану, Игорь снова присел на корточки возле него. Принялся искать краски. — А где здесь ванная? — тихо спросил парнишка и двинулся в сторону двери. — Спроси у прислуги. Да поживее, — зыркнув на ассистента, ворчливо ответил Тальков. Влад подавил вздох и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Игорь остался один на один с покойным. Он доставал баночки с красками и составлял на ковре, когда вдруг послышался тихий шорох за спиной. Фотограф опешил и замер, прислушиваясь. Шорох повторился. Тальков в ужасе, очень-очень медленно обернулся и вскрикнул: у покойника были широко распахнуты глаза; голубые, покрытые белёсой поволокой, они испуганно смотрели как бы сквозь фотографа. Игорь чувствовал липкий страх и то, как сумасшедше колотится сердце в груди. Хотелось попросту взять и убежать. Но вместо этого он очень осторожно поднялся и прошёл к фотоаппарату. Сглотнув, перекрестился, да и «нырнул» под белую ткань. Но стоило приложиться глазом к объективу, как иллюзия (?) прошла: глаза покойника были закрыты. — Мне не могло померещиться. Не могло, — пробормотал Игорь, убирая с головы ткань и буквально подлетая к трупу. Глаза того были закрыты. «Может, он и не умер вовсе?» — подумал Тальков с некой надеждой, кладя пальцы на холодное запястье и пытаясь прощупать пульс. Того не было. Зато фотограф заметил, как из кармана ухоженных брюк торчит золотистый портсигар. Недолго думая, Тальков вытащил его и открыл. Внутри было пусто, зато на внутренней стороне крышки красовалась маленькая фотография-портрет покойника, разумеется, ещё при жизни. Ниже шёл аккуратный витиеватый текст: «Михаил Афанасьевич Фассбендер, 1888 год, Минск». «Значит, так тебя зовут» — подумал Тальков, снова посмотрев в лицо умершего. После чего закрыл портсигар и вернул его в карман владельца. — Скорее всего, мне просто показалось. Как и тогда. Игра воображения и жажда приключений, не более того, — рассудил мужчина и подошёл к окну. Отодвинув в сторону нежно-фиолетовую занавеску, распахнул окно и жадно хлебнул воздуха. Вид из окна был уныл. Он открывал непритязательную и тоскливую картину: прошлогодняя листва была выгребена в несколько больших холмиков. Посередине некогда «летнего сада» стоял полуразрушенный памятник с чёрным облезлым лицом. Трудно было сказать, что это была за скульптура «при жизни». Игорь упёрся ладонями в подоконник и сделал глубокий вдох. В это мгновение из комнаты раздался резкий и странный звук, заставивший фотографа чуть ли не подпрыгнуть на месте. Путаясь в призрачности занавески, он отскочил от окна и одичало осмотрелся. Взгляд задержался на зеркале: светлая ткань слетела с него и волнами лежала на трюмо. Сидевший рядом Михаил находился в таком же положении, как и пару минут назад. Дверь отворилась и в комнату вошёл Влад. — Я принёс воду! Будем рисовать глаза? — полюбопытствовал он, держа в одной руке наполовину заполненный водой, стакан. — Да. Будем… — облегчённо отозвался Тальков. Вдвоём не так жутко. Подойдя к трюмо, фотограф смял ткань в ком и бросил её в кресло.