Что происходит на Гавайях

Так как Майлз жутко стеснялся своего нестандартного тела, а Бел по многим причинам предпочитал не привлекать к себе излишнего внимания, купаться они отправились после заката — темнота милосердно укрыла их, сделав почти невидимыми. К счастью, в здешних водах не существовало проблемы приливов и отливов, а шансы наступить на какую-нибудь ядовитую тварь, вроде морского ежа, стремились к нулю, ибо воды были необитаемы. Зато шелестели на ветру пальмы, а на небе светили совершенно сумасшедшей красоты звезды — единственное, что и вправду являлось реальным на Новых Гавайях. По ночам сквозь прозрачное стекло станции на романтически настроенных туристов глядел самый настоящий космос. Майлз отплыл подальше от берега и лег на спину, покачиваясь на невысоких волнах и погружаясь в знакомое великолепие звездного неба. Рядом резвящимся дельфином нырял и фыркал Бел. «Когда я в последний раз просто смотрел на звезды? — подумал Майлз. — Кажется, тогда еще был жив сержант Ботари, а я не успел обзавестись собственной флотилией. Давно». Сердце болезненно сжалось, как и всегда, когда его навещали любимые кошмары. Привычно кольнуло чувство вины. «А ведь когда-то все это затевалось, чтобы быть поближе к звездам. Или нет? Уже не помню». Внезапно Майлз ощутил себя почти стариком — что с ним случалось крайне редко. Погрязнуть в комплексах не дал Бел: вынырнул, практически выпрыгнул из воды, обдал брызгами, дернул за пятку, заставив окунуться с головой в горько-соленую жидкость. — Ну погоди же! — пригрозил, отплевываясь, Майлз. — Капитан Торн, вы заплатите за покушение на старшего по званию! — Что ты говоришь, котик? — рассмеялся ему в ответ Бел. — Я тебя не слышу! — и снова аккуратно притопил возмущенного Майлза. — Ты!!! Дальше произошла натуральная водяная битва, достойная занесения в славные летописи дендарийского флота, хотя ни один фрегат так и не был пущен ко дну. На берег они выползли, преисполненные абсолютной душевной гармонии, со странным ощущением легкости одновременно внутри и вовне, будто их по-прежнему продолжали покачивать неторопливые волны. На краткий миг даже показалось: нет никакого дурацкого задания, никакой опасности, никаких подделок — есть, словно в книгах о Земле, что он читал когда-то в детстве: настоящее море, шелестящий песок, серебро лунного пути, шепот пальм под порывами теплого ночного ветра и черный корабль под парусами, выплывающий из-за горизонта. И рядом кто-то, без кого уже невозможно... В жизни все было проще: искусственный рай, исполинская кровать вместо корабля и Бел Торн, предусмотрительно замотавший себя в одеяльный кокон, точно большая гусеница, мечтающая наутро проснуться бабочкой. Ночью Майлзу ничего не снилось, и проснулся он, переполненный энергией и неуемной жаждой деятельности. Адмирал Нейсмит рвался в дело. «Ну-с, посмотрим кто кого, господин Некто!» Искусственный рассвет окрашивал небо на станции «Новые Гавайи» в нежно-розовый. Бел встал несколько раньше и уже вовсю плескался в бассейне, нарезая круги. После некоторого размышления Майлз так и не рискнул к нему присоединиться, предпочтя старомодный водяной душ. В отличие от прочих космических станций, которые довелось посетить Майлзу, воду здесь явно не экономили. «Интересно было бы наведаться на нижние уровни, где располагается обслуга и технический персонал — вряд ли там все так же роскошно», — подумал Майлз, ожесточенно растирая тело огромным махровым полотенцем, куда можно было бы завернуть одновременно адмирала Нейсмита и лорда Форкосигана вместе с их гигантскими амбициями. «И морг — тоже вышло бы очень познавательно!» — саркастически фыркнул внутренний голос. Пришлось велеть ему заткнуться. — Идем за раковинами? — спросил за завтраком Бел. В пушистом белом халате, с еще не уложенными влажными волосами он выглядел удивительно домашним и абсолютно не опасным для Майлза и его растрепанных чувств. То, что надо перед сложной операцией. — Бел, у вас есть красное платье? Совершенно случайно. — Да, мой адмирал. Для вас — все, что пожелаете. Дьявол! Ну вот опять! Нельзя же так провокационно мурлыкать! — Наденьте. — Я думал, нас ждет нечто секретное. — Наоборот. Будем вовсю привлекать внимание. Бел сделался серьезным. — Операция вступает в завершающую стадию? — Да. Забираем раковину — или что там вместо нее? — и сматываемся. — Парализатор брать? Майлз хмыкнул. Эти летние полупрозрачные одежды были страшно неудобны для тайного ношения оружия — даже если оно разрешено местным законодательством. — И где вы собираетесь его прятать? Вряд ли удастся выдать парализатор за модный аксессуар. — Должны же у девушки быть свои маленькие загадки. Майлз кивнул. В конце концов, на этом задании Бел присутствовал не только в качестве отвлекающего маневра. А одна из главных жизненных заповедей адмирала Нейсмита гласила: «Не мешай работать профессионалам». Пока Бел одевался, Майлз привел в порядок себя и свои мысли. До сих пор все шло гладко. Можно даже сказать, подозрительно гладко. А, следовательно, нужно ждать взрыва. Хорошо еще, если исключительно в метафорическом плане. Судьба несчастного Малькольма Росса как бы намекала, что их противник не склонен к метафорам. А стало быть — холодная голова и глядеть в оба. Майлз почувствовал знакомый прилив адреналина. И… Бел! Бел в красном платье! Собственно, оно не было красным. Строгий прямой силуэт, открывающий плечи, и на красном фоне — какие-то цветы и яркие птицы. Слава богу, обошлось без вечного припева: «Алоха Гавайи!» Наверное, на ком-то другом все это тропическое великолепие смотрелось бы аляповато и вызывающе-вульгарно. И явно было приобретено в какой-то из местных лавочек. И когда Бел успел его купить? Разумеется, ни на одной из уважающих себя планет или космических станций такое безобразие не продавалось. Майлз, например, решительно не мог представить, чтобы подобное надела на себя его мать, графиня Форкосиган (невзирая на несомненно имеющееся у нее в наличии чувство юмора). Или леди Элис Форпатрил. (Нет, нет и нет!) Да что там! Ни одна из его знакомых женщин. (Разве что Элли — в минуту помутнения рассудка?) Но… У Майлза пересохло во рту и похолодело в районе копчика. Дьявол! — Тебе нравится? — кокетливо проворковал (проворковала) Бел. Он сумел только кивнуть. Определенно. Да. Майлз сжал влажными от внезапной испарины пальцами небольшой футляр в кармане своего легкого пиджака. А губы, вовсе не спрашивая разрешения у мозга, выдали совсем уж несусветное: — А у тебя есть красные туфли на каблуках? Бел фыркнул. (И вот это уже абсолютно точно был старый добрый капитан Торн!) — Извини. При всей моей природной склонности к экспериментам… Боюсь, подобным обувным извращениям не место на палубах «Ариэля». Майлз почувствовал, что его отпускает. В самом деле, что за дурацкий фетишизм?! — Тогда — полный вперед! Если нам повезет, сегодня все закончится. — Милый, да ты неудержимый оптимист! — Я хочу обратно к себе на корабль, — буркнул Майлз. — Хочу нормальную военную операцию. Разнести на атомы пару-тройку боевых крейсеров противника, освободить заложников, предотвратить государственный переворот. Меня достала мелодрама. У меня аллергия на искусственное солнце. Бел успокаивающе погладил его по плечу: — Все будет хорошо, адмирал. Я рядом. Пришлось согласиться: — Все будет хорошо. Само собой. Променад встретил их все тем же солнцем и мерным шумом волн, набегающих на песок. Медленно, лениво, гармонично-неравномерно. Именно так в представлении каких-нибудь умных машин должно звучать море. Майлз подумал, что путь «от морга до площади» нынче ощущается много короче, чем вчера, когда они проходили по нему в первый раз. (Если — не дай бог! — придется идти по новой, то покажется еще короче.) «Хочу перестать путаться в противоречивых желаниях. Хочу видеть в Беле только товарища по оружию. Хочу прекрасную Куин — под бок. Хочу…» Теплая ладонь Бела расслабленно лежала на сгибе его локтя, прохожие посматривали на них с любопытством, а некоторые — с откровенной завистью. И Майлз почему-то сомневался, что завидовали они Белу. — За нами следят, — сообщил Торн, когда они преодолели первую треть пути — очаровательный парк с искусно выстриженными из кустов фигурами птиц и животных. Почему-то все это дизайнерское великолепие напомнило Майлзу цетагандийскую выставку биоэстетики и столь поразившее Айвена деревце с живыми котятами. Ассоциации были не из приятных. — Двое, — отозвался Майлз. — Громилы в гавайских рубахах, похожие, как близнецы-братья. Местная СБ, полагаю. «Огонь любви моей к тебе пылает ярче, чем рубин!» — напел он себе под нос пошлый мотивчик какой-то полузабытой древней песенки. — Три, — покачал головой Бел. — Кто? — Майлз едва сдержал острое желание обернуться. — Не могу сказать. Пока, — ладонь Бела на руке Майлза раздраженно дрогнула. — Но чувствую его, сволочь, спинным хребтом. Вот увидите, адмирал. Не то чтобы Майлз усомнился в чувствительности спинного хребта одного из лучших боевых капитанов дендарийского флота. Но все же… На променаде было слишком много народу: отдыхающие, рикши, везущие своих пассажиров к только им ведомым целям, люди-рекламы, носильщики с гравиплатформами. — Ладно. Будем надеяться, что их хотя бы не четверо. Бел дернул уголком своего красивого яркого рта (раньше Майлз как-то не замечал, что у капитана Торна красивый яркий рот, или то была обыкновенная косметика?) и практически незаметным движением поправил юбку своего вызывающе-алого платья. Небольшой парализатор в набедренной кобуре. Ха! Мы и пятерых потянем! Майлз тоже не ходил на свидания с голыми руками и пустыми карманами. Тем не менее, несмотря на дурные предчувствия (теперь и позвоночник Майлза подавал какие-то двусмысленные сигналы), до Площади поцелуев они добрались почти без приключений. Лишь какой-то торопыга-носильщик, пробегая мимо за летевшим впереди грузом, от души впечатался в Бела, едва не уронив того на плиты прогулочной дорожки, а потом, буркнув себе под нос нечто, по-видимому, означающее извинения, исчез в дверях очередного огромного торгового центра. Вот оно! Не слишком-то верящий в случайные совпадения Майлз почувствовал, как холодеет в груди. Похоже, именно так — легко и непринужденно — прямо на глазах у ничего не понимающей публики был убит хитроумный и осторожный слуга Малькольм Росс — смертельно-ядовитым уколом в руку. На ходу, да? Майлз лихорадочно сунул ладонь в карман, нашаривая пневмошприц с универсальным антидотом, сделанный барраярскими умельцами в виде изящной серебряной ручки. Если это тот самый яд, он не успеет. — Спокойно, любовь моя, — мурлыкнул Бел, заметив его судорожные телодвижения. Выглядел капитан Торн, по счастью, вполне здоровым и цветущим, лишь болезненно морщился, потирая ушибленное плечо. — Это не яд. Он просто прицепил мне на юбку «маячок». Дилетант! Сейчас я эту гадость уберу. Только платье изгадил, сволочь! Майлз не сдержал улыбки. Ужас, накрывший его при мысли, что он мог вот так глупо и примитивно потерять Бела, отступал, оставляя во всем теле противный озноб. Майлз еще раз на всякий случай пристально осмотрел пострадавшее плечо Бела — на золотистой коже не было видно ни малейшего следа укола или каких-либо иных повреждений. — Если бы мы были на Цетаганде, я не прекратил бы паниковать, пока мы не доберемся до «Триумфа». И даже дольше. Но здешние злодеи и впрямь не очень изобретательны. — И за это я им искренне благодарен, — усмехнулся Бел. — Ну что, идем? А то вдруг разберут все раковины… Действительно. Время медленно, но верно приближалось к полудню, словно искусственное солнце, трудолюбиво взбирающееся на искусственный небосклон. На Площади поцелуев Бел категорично потребовал: — Ты должен меня поцеловать. Вот на этой скамеечке. По-моему, она подходит. На секунду Майлз забыл, что надо дышать. Ничего себе новости! Но затем решил все же довериться своему спутнику. В конце концов, как бы ни выглядела их общая легенда, прежде всего Бел был профессионалом. Поцелуй вышел… горьким. Наверное, потому что Майлзу страстно хотелось, чтобы все это оказалось взаправду: сильные ладони, сжавшие плечи, жар на миг прильнувшего к груди тела, дыхание, которое он ни при каких условиях не мог бы назвать иначе, чем «медовым». (На завтрак Бел ел золотистый мед, намазывая его на белую рассыпчатую булку.) Поцелуй ощущался глубоким, нежным — и странно-искренним. И от этого становилось еще больнее. Майлз со вздохом отстранился. Нет, определенно, он не был готов к подобным экспериментам. И никогда не будет. — Трое, — сказал довольный Бел. — Двое наших любимых громил и блеклый паренек в сером безобразии, только что скрывшийся за углом. Я его уже видел. Точно. Сообщник того с маячком? Решили подстраховаться? Дилетанты. Майлз передернул плечами. Разумеется. Просто работа — и ничего лишнего. — Идем? В знакомой лавочке царил полумрак. В редких лучах солнца, проникавших сквозь тростниковые жалюзи, танцевали пылинки. Когда Майлз с Белом вошли, на двери звякнул колокольчик. За прилавком материализовался продавец, похожий на старого грустного пони. — Мы пришли за морскими раковинами. — Извините, — печально вздохнул «пони», — раковины не завезли. Какая-то проблема на таможне. У Майлза нервно дернулась щека, Бел едва слышно скрипнул зубами. Атмосфера в лавочке сгустилась до почти враждебной, и пылинки замерли, оборвав свой легкомысленный солнечный танец. — Жаль. Нам нужны были раковины, — как можно более спокойно обронил Майлз. — Точнее… — он слегка понизил голос, — одна раковина. Внезапно продавец, до этого выглядевший довольно индифферентным, оживился: — Могу предложить другой достойный сувенир. — И… какой? Майлз готов был поспорить на дедовский кинжал, что все эти загадочные телодвижения — неспроста. — Вот, например. Совершенно уникальная вещь! Ручная работа. На темном дереве широкого прилавка возникла гавайская танцовщица. Абсолютно такая же, как и десятки ее менее удачливых товарок, что собирали пыль на полках вдоль стен. Юбочка из травы, вызывающе обнаженные груди, цветочная гирлянда, неизменная надпись «Алоха Гавайи» на пластиковой подставке. Чувство прекрасного Майлза, болезненно застонав, рухнуло в глубокий обморок. — И… в чем же ее… э-э-э... уникальность? — Авторское ювелирное изделие от фирмы, — усмехнулся «пони». И сразу стало ясно, что хозяин магазинчика вовсе не стар, лет ему не более сорока, а в глазах пляшут язычки адского пламени. Загорелый палец продавца с обгрызенным ногтем подцепил на талии танцовщицы тонкую, слишком желтую для натурального золота цепочку, на которой где-то в районе пупка красотки болталось довольно объемное пузатое сердечко того же металла с едва заметной надписью «Люблю!». — И… сколько стоит ваш… эксклюзив? Хозяин лавочки пододвинул ему листочек бумаги. Брови Майлза поползли на лоб. Продавец пожал узкими плечиками: — Любовь во все времена стоит недешево. — Пожалуй, вы правы, — Майлз почесал переносицу. — Хорошо. И… Сколько у вас этих красавиц? Рука Бела опустилась на его плечо: — Милый? — Привезу сувениры команде — пусть тоже порадуются. Итак? «Пони» сосредоточенно потыкал в экран комма. — Семьсот пятьдесят две штуки. С учетом того, что на складе. — Я возьму всех, — махнул рукой Майлз, ощущая на себе потрясенный взгляд Торна. — Сделаете скидочку оптовому покупателю? — Прекраснейшую! Чудеснейшую скидочку! — оживился продавец, кажется, не верящий свалившемуся на него негоциантскому счастью. — Клянусь, вы не пожалеете! — Спорим? — пессимистично пробормотал Бел, а Майлз успокаивающе похлопал его по руке и вытащил кредитку. (Вот пусть те, кому придет в голову искать следы оплаты чего-то сверхсекретного, разбираются со всеми этими оптовыми покупками, скидочками и прочими прелестями жизни. Изначальная сумма, затребованная грустным (а теперь уже веселым) пони за «морскую раковину», чудеснейшим образом растворилась в итоговой цифре со многими нулями. Заказчик ведь платит, не так ли?) — И еще… — Майлз полез во внутренний карман и достал оттуда бархатный футляр для драгоценностей. — Я хотел преподнести подарок своей даме, но у ожерелья сломался замок. Не могли бы вы… — Для вас — бесплатно! — провозгласил абсолютно счастливый продавец, исчезая где-то в недрах подсобных помещений. — А потом там найдут его труп, а нас обвинят в убийстве, — мрачно заметил Бел. — Зачем ты устроил весь этот цирк? — Где лучше всего спрятать дерево? — почти пропел довольный Майлз. — В лесу. А тот, у кого под рукой нет леса… — …Сажает его, — в глазах Бела блеснуло понимание. — Но, Майлз! Семьсот пятьдесят две штуки!.. — Я надеюсь, вы примете одну из этих восхитительных красавиц на память обо мне, капитан Торн! Вопреки мрачным прогнозам Бела, продавец появился вполне живой и очень быстро — через каких-нибудь пять минут. — Ерундовая поломка, сэр! — сказал он, протягивая Майлзу футляр с ожерельем. Выражение его лица в этот момент было совершенно нечитаемым. — Радость моя?.. — промурлыкал Майлз. — Не могла бы ты… Бел грациозным движением, сделавшим бы честь любой из признанных красавиц Барраяра, опустился на небольшую скамейку, очевидно, предназначенную для посетителей, решивших подольше задержаться в этом дивном местечке. — В знак моей любви! — шепнул Майлз, застегивая на склоненной перед ним шее ожерелье: плоские звенья золотой цепи — и рубин. «Глаз Шивы». Тысяча с лишним каратов. (Ну… или все-таки немного меньше. Майлз не считал.) — Владей миром, звезда моего сердца. Судя по порозовевшим ушным раковинам, Бел с трудом сдерживал бушевавшие внутри яркие эмоции. Страстную благодарность? Желание задушить собственными руками? Скорее всего, последнее. Но Майлз предпочел бы остаться в неведении. Бел выпрямился, встал, подошел к висящему на стене зеркалу в тяжелой резной раме. Встретился глазами с отражением смотрящего на него Майлза. — Это… — Восхитительно! — встрял продавец, восторженно прижимая к груди молитвенно переплетенные пальцы. На миг Майлзу почудилось, что именно так когда-то, должно быть, выглядели туземцы, простиравшиеся ниц под недобрым огненным взглядом своего золотого многорукого идола. — Отвратительно! — рявкнул Бел, сверкая глазами. Похоже, у капитана Торна всерьез отказало чувство юмора. И в чем-то его можно было понять: не каждому понравится носить на шее каменюгу размером с кулак ребенка. Но ему, определенно, шло. И в сочетании с красным платьем… В Беле вдруг появилось нечто хищное, дикое, архаическое. Он выглядел так, что даже у привыкшего, казалось, ко всему Майлза где-то в районе живота начал стягиваться пылающий узел. — Милый?.. — в голосе капитана Торна звучало искреннее беспокойство. Очевидно, в отличие от собственного босса, ему удалось достаточно легко восстановить пошатнувшееся душевное равновесие. — Все в порядке, — отмахнулся Майлз, оплачивая покупки и заполняя форму на доставку. — Мою, пожалуйста, запакуйте вместе с остальными. Как скоро они попадут в космопорт? — Как только пройдут таможню. Часа через два, — улыбнулся продавец, по-видимому, все еще не до конца поверивший свалившемуся на него счастью. — На Новых Гавайях вывозить можно все, что угодно — лишь бы гости были довольны. — Взгляд его остановился на Беле: — Разумеется, кроме украденных исторических ценностей. — Разумеется, — кивнул Майлз. Пришлось дождаться, пока все находившиеся в магазине танцовщицы оказались упакованы и отправлены на склад, чтобы воссоединиться с остальной партией. («Через полчаса, сэр!») Особенно серьезно обговорили условие: все упаковки дурацких куколок должны быть как следует перемешаны при подготовке к окончательной транспортировке. Получив заверения, что обслуживающий персонал склада займется этим немедленно, Майлз потер виски. На этом все? Бел ободряюще коснулся его спины, словно делясь своей неизменной легкой уверенностью и теплом. Им пора было уходить. Кажется, проблема с сувенирами решилась раз и навсегда. Корабль на Ступицу Хеджена, где их дожидался «Триумф», стартовал завтра утром. Если все пройдет как надо, у них еще будет шанс хотя бы один вечер прожить беззаботной жизнью богатых бездельников. В чем, по правде сказать, Майлз сильно сомневался. Не тогда, когда сам с великим тщанием изображаешь шамана, призывающего неприятности на собственную… хм-м-м… голову. Попрощавшись с продавцом, который не смог сдержать облегченного вздоха, они вышли на солнце. В этот момент Майлзу было совершенно плевать: натуральное оно или нет. — Руки вверх, будьте любезны! — донеслось из золотого марева. — Служба безопасности станции «Новые Гавайи». Вы арестованы. Майлз подумал: сочтут ли его абсолютным психом, если он позволит себе радостно расхохотаться? – и подавил рвущийся наружу смешок.