Точка невозврата

Умненькая девочка на всех парах мчится на встречу со своей судьбой, не забыв прихватить пару оболочек для отца. Оказывается, манипуляция сознанием возможна и на больших расстояниях, в случае предрасположенности индивида. Это радует и открывает головокружительные перспективы в плане управления окружающей действительностью. Трупы — отличные снаряды для тренировок. Каждый день поднимать мертвецов из могил, заставлять их двигаться, разговаривать, заниматься повседневными делами, чистить снег, драться друг с другом. Два месяца упорных тренировок, но до уровня отца ещё очень и очень далеко. Он-то имел возможность практиковаться аж с 1986 года. Но прибытие королевы — их общая заслуга. Аня Антонова — ещё одно скучное бессмысленное имя, бьющееся в сознании, не дающее предыдущему хозяину этого тела погибнуть. Детдомовка. Это когда нет родных, когда родители отказались или погибли. Родители часто поступают жестоко с детьми, которые не заслуживают такого отношения. Далеко за примером ходить не нужно: безвременно почивший Дмитрий Киняев. Теперь у Анюты будет огромная семья, такая, какой она и вообразить себе не может. Живые организмы всей планеты станут единым целым, чтобы сгруппироваться вокруг своей королевы, своей праматери. Ева из устаревшей книги о таком и мечтать не могла. Хорошо бы, роль Адама взял на себя отец. Тогда можно было бы со спокойной совестью поэкспериментировать над тремя человеческими особями, спешащими в Припять вместе с королевой. На них манипулятивные сигналы отца не подействовали, либо ребята каким-то чудом избежали заражения, либо вирус нуждается в срочной стимуляции. Как только надоест тешить своё эго в попытке превзойти родителя, нужно будет обязательно заняться выявлением способов стимулирования. Благо, испытуемые прибудут уже совсем скоро. Внутри всё так и переливается от нетерпения. Нельзя сосредотачиваться на этом ощущении. Это остаточная привычка человеческой оболочки. Самые главные чувства — извне, нечто всеобъемлющее и всепоглощающее, как у папы, а не как у бывшего хозяина этого мешка с костями. Чёртов саркофаг — камень преткновения отношений с отцом. Как выяснилось, Киняев возвёл эту нелепицу по просьбе сварливого деда, которому не нравились сезонные изменения климата, не желавшие подчиняться его сумасбродным влияниям. Не получит теперь старик нового тела. По крайней мере, сразу. Только когда испытуемый поистреплется, станет непригодным для каких-либо экспериментов, тогда он сможет заменить то, что осталось от бренного тела Виталия Сорокина. Визг тормозов где-то на окраине, ближе к лесу. Если чутьё не принимает желаемое за действительное, то нужно спешить. Паша тоже радуется, кровоток ускорился на несколько миллиметров в секунду. Папа говорит, старому хозяину нельзя давать столько свободы. Легко ему рассуждать о том, чего сам никогда не испытывал! Получил когда-то в пользование уже заранее освобождённую оболочку, а теперь философствует. Ничего, неизвестно, как на его подселение отреагируют те двое здоровых и физически крепких юношей. Вот тогда-то почувствует все прелести борьбы за выживание. Позволить им найти себя или открыться самому? Поганец засел в мозолистом теле между полушариями и мешает нормальному обмену информацией в головном мозге. Не до разработки мало-мальски приличной стратегии. Может, затаиться? Наплевать на запреты отца и позволить Вершинину вновь почувствовать себя хозяином положения? Ему будет куда проще вступить в коммуникацию с будущими опытными образцами. Или паршивец сам внушает такие мысли, каким-то образом воздействуя на мозг? Значит, контроль уже частично утерян. Видимо, не стоило растрачивать внутренний потенциал на игры с трупами.

***

Сначала вернулось осязание. Паша почувствовал, что лежит на чём-то очень холодном и мокром. Затем юноша разлепил веки. Впервые за последние два месяца. Мир втиснулся в его зрачки со слоновьей грацией. Белоснежные развалины мёртвого города. Сколько нужно было проваляться, чтобы попустить наступление зимы?! Поднявшись на ноги, парень медленно, сантиметр за сантиметром ощупал своё тело, словно вспоминая, каково это, настолько увеличиваться в размерах. Теперь для передвижения необходимо было переставлять нижние конечности, а не напрягать полужидкую смесь крови и плазмы. — Паша! Живой! — крикнула светловолосая девушка с хрустальной кожей и идеальными чертами лица. Крикнула и через мгновение растаяла в тумане чужих грёз. У Вершинина получилось создать фантома. Значит, чуда не произошло. Парень не излечился, но каким-то образом подавил чужеродное влияние на свой организм. Пьяной походкой юноша приблизился к сосне, возле которой растворилась Антонова. Будто зомби, вытянул левую руку, коснулся шершавой древесины. Смолы не было. Паша попытался вспомнить этот терпкий запах из детства, но безрезультатно. Прижавшись к сосне чуть дрожащей щекой, Вершинин вдохнул. Ничего. На лице ни одного волоска щетины, но кругом зима, значит, времени прошло немало. Что с Аней? Где Лёха с ребятами? Выжил ли Костенко? Вертолёт должен был забрать их через сутки. Забрал ли? Считается ли Паша погибшим или пропавшим без вести? Организовывались ли какие-нибудь спасательные или, напротив, зачищающие операции? Недавно Вершинину удалось оккупировать мозолистое тело между левым и правым полушарием. Это помогало путать мысли и ощущения тела-тюрьмы, которое слишком давно перестало его слушаться. Но навряд ли это мелкое хулиганство, ничтожная партизановщина, позволили бы вернуть контроль над всей оболочкой. Паша довольно ухмыльнулся, поймав себя на слове явно из чужого лексикона. Значит, его выпустили зачем-то. Нужно отыскать бункер. Единственный островок рассудка в этом безумии. Киняев держал там Лёху с Настей и Гошей. Это лаборатория. Если вселенная параллельна его собственной (Вершинин давно смирился с тем, что, несмотря на исправленное прошлое, по итогу вновь угодил чёрте-куда), то местные учёные тоже должны были хоть немного изучить Зону, а, может быть, и природу вируса. Голова немного кружилась от перенасыщения информацией одновременно от всех органов чувств: зрение, осязание, обоняние, слух, вкус и самое приятное — положение в пространстве. Время снова текло сквозь парня, твёрдо стоявшего ногами на промёрзшей земле. Будто сам собой внутри возник план маршрута к искомой лаборатории. Не прерывая хаотичных размышлений обо всём на свете, Вершинин уверенно двинулся в сторону леса. Пара километров, и он набредёт на поле, а там уже рукой подать до бункера. К слову о «рукой подать». Паша напряг мышцы живота и пальцев правой руки. Медленно, словно немного нехотя, сосновая шишка поднялась с земли и коснулась человеческой ладони. Шершавая и слоистая, но более жёсткая, нежели кора дерева. Юноша отбросил ненужную шишку в сторону, уже не прибегая к своим супер-способностям. Так мало белого, несмотря на снег. Вершинину всегда казалось, что из-за смога радиационных туч Зона никогда не белеет. Парень мучается с ней уже долбанное хрен подсчитаешь количество времени, и до сих пор не ориентируется даже в самых элементарных вещах! Отыскать архивные записи больше, чем просто необходимо! Голова начала болеть чуть сильнее. Вершинин никак не мог понять, чувствует ли он вирус, как тот ощущал Пашу, когда последний был плевочком плазмы и крови, или нет. До потери контроля над своим телом и большей частью сознания Паша об этом не задумывался. Зато вовсю использовал «положительную» симптоматику в своих целях: выкинул в окно психа-убийцу, напугал Аню летающей ложкой, выпендрился перед Костенко, сломав неудачливому мужику пистолет. Точно так же, как пару реальностей назад этот неудачливый мужик сломал ему целую жизнь.