Логово

— Я оторву тебе ноги за ещё одну подобную попытку! — он выпускает клыки, напрягается весь, швыряя тебя в постель и прибивая к ней чёрным взглядом. В желудке всё сворачивает от страха, ты пятишься, прижимаешь к груди колени, скулишь как потерянный щенок и боишься судьбы, на которую сама ступила за красивым незнакомцем. — Меня зовут Джин, и сколько тебе осталось жить зависит только от твоей покладистости.       Слова пробиваются как через толщу воды, ты чувствуешь, как по спине стекают холодные капли пота, а в горле застрял немой крик. Звать некого, хочется плакать, но почему-то тело застыло как камень, а парень всё ближе, разглядывает, обнюхивает с ног до головы и перед тем, как отстраниться, игриво кусает запястье руки, которой ты прикрываешь лицо. — Будешь проявлять инициативу, проживёшь ещё пару дней, а ледышкой – не дольше часа, — аура вокруг него словно сгущается чёрным киселем и втекает в вены чистым страхом, каким ты ещё никогда его не пробовала, он обнажает нервные окончания и блокирует здравое мышление. Внутри лишь одно желание – бежать, но что он там говорит про инициативу? Жизнь? Что нужно делать?       У него большие ладони, они покрывают твои бедра, с силой дёргая на себя, пальцами впиваясь так сильно, что на том месте словно кожу содрало. Ты оказываешься под ним, как лань под волком, который собирается надкусить добычу и Джин действительно кусает.       Ты ощущаешь резкий укол боли в районе рёбер, дёргаешься, слышишь звук, с которым проткнулась кожа и тёплая кровь неприятной жидкостью течёт по телу. Пара струй стремится в район пупка, но Джин тут же слизывает её с наслаждением, ярко улыбаясь.       Тебя пробивает дрожь, руки отказывают абсолютно, это полное оцепенение некстати, но такова реакция организма на животный, самый сильный страх, какой только приходилось испытывать. За дверью слышатся разговоры, шаги, ругань и вампир на время отвлекается. — Кто там ещё? — Это Тэхён, мы с Гукки привели вам… — Вот и жрите сами, у меня уже есть чем поиграться, — ты чувствуешь неприятную волну мурашек от голодного взгляда Джина по твоему телу и наконец, словно что-то щёлкает в голове – нужно убираться.       Ты дёргаешься, но руки прижимают за плечи в матрас, словно провинившегося котенка ещё пару раз встряхивают, и вампир принимается за дело.       Он рвёт одежду, а ты, наконец, кричишь до разрыва голосовых связок, воешь, как никогда в жизни, потому что ещё ни разу ты не раздевалась перед мужчиной, а оголиться перед вампиром хуже казни. Его руки трогают, лапают, достают до груди и первые слёзы наконец катятся из глаз. Ты чувствуешь себя грязной, маленькой и неспособной ничего сделать. Лишь барахтаешься под ним, всеми силами упираешься, цепляешься за всё, пытаешься уползти, но проклятые руки снова ловят, прибивают к месту, острые зубы снова полосуют грудную клетку, а пальцы почти вторгаются в самое сокровенное. Ты рыдаешь, зовёшь на помощь, ощущая Джина повсюду, он везде: накрыл твоё тело своей аурой и лишает сил, размазывает кровь, что мазками остаётся на белой простыне, сжимает тебя в разных местах и без остановки кусает.       Джин с силой раздвигает твои ноги, улыбаясь безумно, он смотрит на тебя, но внутри этого взгляда пусто, он опьянен чистейшей кровью и ещё не закончил этот пир. Всё тело трясет, словно засунули в морозильник, его грязные руки до сих пор ощущаются по всему телу, а то, что вампир смотрит между ног, убивает что-то в тебе. Ломает с хрустом и выбивает ещё крики, сильнее, хуже, до хрипоты, до боли в горле, всё равно ты не можешь перекричать весь стыд, страх и боль, что испытываешь в эту секунду.       Джин липкий, словно сама грязь проникает внутрь тебя, он размазывает твою кровь по всему телу и смеётся, толкается на пробу в твой девственный проход и получает девичий всхлип. — Ты никогда не пила, не курила и даже не занималась любовью, ты как первый снег, такая невинная, чистая, тебя так приятно ломать, — Джин проговаривает ласково, прямо перед твоим лицом, немного склонившись к уху. Ты чувствуешь запах собственной крови у него изо рта, слышишь эти приторно-отвратительные слова, и тебя тянет вырвать. Спазмы скручивают желудок, но новый крик вырывается из горла, когда он продвигается своим органом ещё дальше, разрывая плеву, смеётся словно сам дьявол и сжимает до крови твои бедра. — Чтобы ты сдох! — истеришь высоким, не своим голосом. — Милая, прости, но я давно уже мертв, — боль в горле от крика возобновляется, а он начинает двигаться. Как животное, насилуя без страсти, без искусства, вонзив зубы в твое плечо, он двигает с нечеловеческой скоростью бедрами и шумно дышит, как на пробежке.       Тебе больно во всём теле, тянет низ живота, так липко, что кажется, что слой крови, грязи и пота никогда не отмыть. Ощущаешь себя животным, ноги некрасиво трясутся в такт его толчкам, а стенки лона так раздражены, что горят неприятно и боль не отступает, лишь затихает немного, подводя другие раны к чувствительности.       Ты уже не можешь кричать, просто беззвучно плачешь, ощущая холодные слёзы, стекающие по бокам, и пытаешься руками дотянуться до его шеи. Может, найдётся хоть капля силы, чтобы его задушить, хоть немного времени, чтобы ранить, но силы покидают тело, голова кружится, переворачивая мир вокруг, как на карусели, и приходит долгожданная темнота.