***
Равэн долго блуждал по большим коридорам дворца Хуракана. Он метался от одного зала в другой, раздумывая, как теперь ему поступить. Вся жизнь, оказавшаяся в доступной для него близости, уже была уничтожена. Но никакая смерть не придала ему сил, которые бы привели его на Землю. Теперь, эта человеческая планета оказалась даже дальше, чем когда у него в руках был Камень Души. И Хорван, бежавший с поля битвы, как трусливый щенок, был в недосягаемости. Гнилые глаза солдат продолжали наблюдать за каждым его действием. Они безропотно слушались своего генерала, который заботливо прятал свою армию от проливного дождя, который окутал Хуракан. Казалось, сама планета противилась новому королю, вошедшему на трон при другом законном наследнике. Равэн слышал, как в далеке в горах на земь падали ледники. Он видел, как райские птицы стали умирать голодной смертью, отказываясь клевать мертвые трупы павших солдат, теперь оказавшихся у него в полку. — Он разбил Камень, — осенило Равэна, — он его разбил. С этими мыслями он выбежал из тронного зала, направляясь на поле битвы, где когда-то друг с другом боролись два родных брата. Кровь еще не успела впитаться в холодную землю, а снег не накрыл новым слоем багровые следы войны. Втаптывая ботинками чужие останки, Равэн оказался в центре пропасти, куда падали Хорван и Оклав. Внимательно осмотрев место падения, он уже начинал отчаиваться. Глаза подводили его. Сам Хуракан поднял ветер, смешивающий снежинки в воздухе, тем самым мешая Равэну глядеть еще лучше, еще внимательнее. Веки сжимались от холодной вьюги, руки продрогли. Если бы не зимнее предательское солнце, осветившее пыль, которая заблестела под теплыми прикосновениями лучей. Равэн подбежал к этим бликам и увидел мелкие камушки — результат падения Камня. Он протянул свои грязные руки, которые раньше хранили ключи, и дотронулся дрожащими тоненькими пальцами до горящих от солнца частей. Три крошечных, словно кошачий коготок, синих камня. Равэн поднял голову к небу и обратился к солнцу, теперь принявшему его сторону. — Наконец! — воскликнул он, смеясь изо всех сил, — наконец!***
— Ты, — Тони направил свой указательный палец на Хорвана, говоря в ярости, — мне надоело то, что ты затеваешь, Хорван! Впредь, не смей закрывать эти двери! Хорван вошел в другую комнату, оставив Барнса поразмыслить наедине. Начиная вставать со своего стула, Ванда хотела сделать то же самое, но теплая рука Джеймса дотронулась до ее руки. — Останься, — сказал он ей и Ванда снова села. Было тяжело глядеть на Баки. Он не мог спать. Это понимали все вокруг. Совсем не из-за опухших глаз, которые Джеймс время от времени до красноты растирал. Не из-за его постоянного желания остаться в одиночестве и раздражительные попытки завести разговор, когда об этом его просит Ванда. Дело было в его снах. Каждый божий день, а точнее ночь, все в этом доме слышали, как Баки говорит во сне. Порой, он менял слова до неузнаваемости. Он звал кого-то, словно падал с высоты. Хватался мокрыми пальцами за края простыни, будто пытался удержаться, чтобы его не смыло холодной волной. — Нет, — бормочет Джеймс в одну из ночей, — прошу, только не это… Ванда выбежала из дома, в надежде найти на крыльце Хорвана. Он сидел там каждую ночь, рассматривая созвездия. — Хорван, — прошепчет она, пряча в темноте звездного неба испуганные слезы, — помоги ему. И вот они вдвоем стоят в самой тесной комнате дома, находящейся в подвале. Джеймс сам выбрал ее, сказав, что так «все будут в безопасности». Его футболка, с растянутым левым рукавом, промокла насквозь. Лоб блестел под лунным светом, пробивающимся через маленькое окошко у самого потолка. Он бился руками о кровать, борясь с ночными кошмарами. — Нет, — слова стали отчетливее, — умоляю! Я ничего не знаю, ничего… — Джеймс, — Ванда прижала руки к своим губам, останавливая рыдания, — Хорван, прошу, останови это. — Только не Стива, нет! — Джеймс сжал свою металлическую руку, которую ладонью накрыл Хорван. В эту самую секунду, Барнс, наконец, разжал кулаки. Его дыхание приняло размеренный темп, высохшие от жажды губы не сжимались от боли, а сам он больше не скрежетал зубами. В момент, когда Хорвану показалось, что кошмар удалось прогнать, он перестал держать Джеймса за руку. — Я могу остаться с ним? — прозвучал тихий голос Ванды, все это время наблюдавшей за Хорваном, словно он мог причинить зло Джеймсу. — Только ты и сможешь быть сейчас здесь, — ответил ей Хорван, понимая, почему она не может покинуть Барнса. Остальные, в абсолютной тишине, испуганно сидели наверху, ожидая окончания его мучений. Никто тогда не смог заснуть, в страшных размышлениях представляя, какие же кошмары могли твориться с Барнсом раньше, что он за всю свою жизнь ни разу не мог спать спокойно. — Я слышал Тора, — проговорил Хорван, закрывая за собой дверь в подвал. Тони посмотрел на него, со страхом ожидая дальнейших слов. — Что он сказал? — Наташа прошла на свет, источаемый горящим камином, который согревал каждого в этой комнате, так и не потухнув с того момента, как Хорван его разжег. — Он не сможет нам помочь, — похоже, эти слова ранили и так шаткую на спасение надежду в сердце Романофф. — С ним все в порядке? — спросил Вижн, вглядываясь в дверь за спиной Хорвана. Казалось, что он был совершенно безэмоционален, но Хорван чувствовал эту ревность к Барнсу, осевшую в его алгоритмах, не поддающуюся никакому пониманию. — Семейные неприятности, — ответил Хорван и прошагал прочь, желая снова взглянуть на звезды, которые только несколько часов назад принесли с собой голос из Асгарда.*** Холодный зимний ветер из леса дарит первые запахи весны, а луну медленно прогоняют пробивающиеся из-за горизонта первые лучики рассвета. Пение птиц послышалось так же внезапно, как тени пробегающих мимо зайцев прятались за пушистыми кустами ольховника. Это утро впервые за все это время подарило Хорвану некое спокойствие, которое он не испытывал уже так давно. Это казалось ему странным — оказаться среди людей. Но, теперь, он понимает, почему отец называл человечество «надеждой на будущее». Самое удивительное, что внушил ему это Вижн. Робот-андроид, в чьих программах заложена холодная логика и последовательность нулей и единиц. Он с трепетом относился ко всему живому, в особенности, когда знал, что это живое совсем недолговечно. Оказавшись в подвале этого дома и наблюдая за лицом Ванды, смотрящей на Барнса, Хорвану стало невыносимо жаль Вижна. А следом за этой жалостью к нему пришли воспоминания. Потому что сам он испытывал ревность только к одной. Хорван стоит у берега кристально чистого озера, на дне которого виднеются темно-синие водоросли, среди которых плавают разноцветные мелкие рыбешки. Они гонятся друг за другом, оставляя после себя миллиарды микроскопических пузырьков, смешно смотря на существо на суше, с таким интересом наблюдающее за ними. Она стояла около Хорвана, держась немного поодаль от воды. На своей планете, Анна никогда не видела ничего подобного. — Руба? — спросила девушка, пряча за ухом выбивающийся рыжий локон. — Рыба, — поправил ее Хорван. — Ры — ба, — повторила за ним Анна, разделяя слово по слогам. — Рыба, — сказал он, улыбаясь собственному отражению на блестящей водной глади. Анна коснулась своими холодными пальцами его левой руки. Ее маленькая ладонь была почти в два раза меньше ладони Хорвана. Он легонько сжал свои пальцы, пытаясь забыть то, что произошло несколько дней назад на Хуракане. Подняв свободную ладонь в воздух, Хорван приказал воде двигаться в противоположном от берега направлении, поднимая при этом небольшие волны, изображающие причудливые формы во время своего путешествия. Анна была в восторге. Она широко улыбнулась, схватившись за ладонь Хорвана крепче, словно он пришел из фантазий, и совсем скоро покинет ее планету. И вот, теперь он здесь, в предутренней заре, смотрит на свою левую ладонь, которую когда-то держала Анна, совершенно один. И вспоминает лицо Ванды, смотрящую на Джеймса так же, как когда-то на него смотрела Анна. И это греет его сердце. Ему показалось, что Цепь Керуина стала тяжелее, чем была до этого. И его сомнения подтвердились, когда Камень обжег его кожу. Из-под футболки виднелась сине-оранжевая точка, начинающая с каждой секундой светиться все сильнее и сильнее. А боль от горящего кулона дошла до предела, заставив Хорвана взять его в руки. В этой темноте трещины на камне виднелись особенно четко, и Хорван ощутил своим прикосновением пустоши между ними. — Ты проиграл… — Хорван услышал шепот Равэна за своей спиной, а страх заставил сердце сжаться. Страх не за себя. Ярость разлилась по его венам, стоило только звукам голоса родного дяди заиграть где-то рядом. Брат, предавший Хорвана, должен быть отмщен. Отец, павший от рук брата, должен быть отмщен. Миры, уничтоженные своим создателем, должны быть отмщены. Здесь и сейчас. — Приведи меня к нему, — сказал Хорван Камню и исчез в яркой вспышке, которую Тони заметил через старую деревянную дверь. — Потуши огонь в камине, Нэт, — прозвучит спокойный голос Старка. — Хорван ушел.***
Взгляд Стива Роджерса, смотрящий на меня в зеркале, заставил меня поежиться от страха. Казалось, что сама легенда снизошла ко мне и глядит прямо в душу, размышляя, зачем же я ее призвал. — Стив, — сказал я самому себе, вслушиваясь в новый для меня тембр голоса, и продолжая глядеть в зеркало. — Капитан Роджерс. Теперь мой голос звучал увереннее. Прямо как в те мгновения, когда я смотрел по телевизору выступления Капитана, или слушал патриотические речи по радио, параллельно переводя слова Стива моим матери и отцу. Лицо, нарисованное в вашингтонском Смитсоновском институте, казалось мне грознее, чем-то, что я вижу сейчас. Я бы продолжал рассматривать мою новую маску, если бы в нашем доме не выключили электричество. Слыша собственное грузное дыхание, я удивился, что за дверью не прозвучало испуганных криков сестры, после Заковии боящейся темноты, или недовольных возгласов отца, выходящего в парадную, чтобы разглядеть под огромным фонарем в своей руке щиток. — Михаэль… — прозвучало где-то в углу комнаты. Такое бывает, что чувство страха заставляет вас цепенеть. Вы не можете шевельнуться, голос не слушается вас, а ноги и руки леденеют от оттока крови. Я надеялся, что вернуть свою внешность у меня получилось и без зеркал, и просто начал молиться, что этот незнакомый голос — плод моего не спавшего несколько дней разума. Но он повторил. — Михаэль… — Кто ты? — вымолвил я, не слыша собственного голоса из-за стучащего в моих ушах сердца. Свет в комнате включился, но напряжения хватало только на противный для глаз желтый оттенок. — Я думаю, ты знаешь, кто я такой, — ответил Равэн, обнажая свой оскал отражению Михаэля, стоящему к нему спиной. — Что тебе нужно? — я не понимал, откуда нашел силы на эти слова, и стал судорожно вспоминать, как выглядит Хорван, в надежде, что смогу получить хоть каплю его сил, превратившись в хураканца. — Ты не сможешь это сделать, — сказал Равэн, улыбаясь еще шире. Он прочитал мои мысли. — Что тебе нужно? — повторил я, пытаясь не думать о своей семье в соседней комнате. — Не бойся, — Равэн сделал шаг вперед, приближаясь к моему дрожащему телу, — я их не трону. Его голос был размеренный, словно он знал все мои вопросы наперед. Он вселял страх. — Я пришел к тебе с дарами, — он оказался рядом со мной. Его одежда была грязна, будто он странствовал ни одну тысячу лет. — Мне не нужны твои дары… — Ты уверен? — еще одна улыбка. Его правая рука поднялась в воздух, — взгляни на это. Мгновенная боль пронзила нервные окончания по всему моему телу. Я кричал изо всех сил, но звук не вырывался из горла. Схватившись руками за голову, я пытался прогнать видения, подаренные Равэном, но сдался, когда боль достигла своего предела. Я пролетал над землей на высоте птичьего полета, наблюдая за огромным городом, кажется, Нью-Йорком. Толпы людей заполонили улицы, они протестовали. В некоторых местах можно было увидеть яркие искры, будто кто-то взрывает фейерверк. Но то были люди. Их крики слышны и на такой высоте. Они бросались в военных кирпичами и горящими смесями в бутылках. Картина сменилась другой. Стоя посреди улицы, я видел, как кровь лилась по дорогам, подобно красному дождю, капающему на головы простых смертных. Мужчины и женщины корчились от боли, и кровь сочилась у них из носа, ушей и рта. — Это люди. Люди, подобные тебе, — прозвучал в моей голове голос Равэна. — Ты знаешь, они сильны. Сильнее многих. Затем я оказался в огромном здании, забитом людской одеждой, которую обливали бензином. Огромные горы рваных тряпок, испачканные липкой кровью, горели и источали адский смрад из запаха горящей плоти и волос. Я начал молиться, чтобы среди этих лохмотьев, не оказалось живых. Но человеческие крики заставили меня остановиться. — Хорван проделывал это тысячи раз. И сделает это еще. Я видел искалеченных детей, заточенных в клетки. Они плакали. — Он будет повторять это, пока не уничтожит всех, подобных ему. Хорван стоял посреди леса, а на земле виднелись трупы в военной форме. Хураканская серебряная броня сверкала под кровавым солнцем, а улыбка не сходила с его лица. — Пока он не сможет править теми, кто останется в живых. В какой-то момент Хорван заметил меня, стоявшего у огромного дуба. Его безумные глаза остановились на мне, а ладони начали подниматься в воздух, но Равэн успел вернуть меня в реальность. Я упал на пол, пытаясь осознать, что только что увидел. — Он обманул вас, сын мой… Я глядел на пол, боясь поднять свой взгляд на существо, что Хорван прозвал врагом. — Позови меня, когда осознаешь, куда приведет вас эта война, — сказал Равэн, бросая на пол один оранжевый камешек, упавший прямо у моего лица.***
Хорван оказался среди неизвестного ему пустыря. Казалось, что камень ошибочно привел его в другое место. До тех пор, пока среди развалин не появился силуэт Равэна. — Приветствую, Клов де лалу, — в его голосе нельзя было не услышать ехидную нотку. — Ты лишь дразнишь себя, дядя, — сказал Хорван стоящему далеко от него Равэну. — Ты слишком слаб, чтобы попасть сюда со своей армией. Ты, скорее, сгниешь вместе с ней. — Ты плохо слушал меня, племянник, — Равэн раскрыл ладонь и показал два блестящих оранжевых осколка, — мне не нужно быть здесь, чтобы начать войну. Равэн исчез, а Хорван, держащий Цепь Кериуна в руках, наблюдал, как Камень Души становился такого же ядовитого цвета, как потерянные на Хуракане осколки.