Первый Мститель: Пришествие Хорвана

      Толпа людей, одетых в разноцветное, стояла у главного дворца Хуракана. Многие из них в первый раз в жизни надели подобное. Они, словно после долгой зимней спячки, пришли на площадь в надежде, наконец, лицезреть старшего принца, прибывшего после своего паломничества. Хорван успел увидеть тысячи миров, быть свидетелем падения государств и зарождения жизни, и всем этим был готов поделиться. Хураканцы не вели себя тихо, изредка замолкая, услышав хождение по холодному полу замка. Казалось, что Кериун метался от одного величественного столба к другому, размахивая руками, кому-то что-то объясняя. Стоящие в передних рядах зеваки, заблаговременно прибывшие на место выступления, могли рассмотреть Оклава, одетого в свою броню золотого цвета, которая благородным теплым светом освещала усталые лица прислуг. Он стоял рядом со своим отцом, а Хорван, опустив взгляд, в одиночестве стоял перед ними посреди зала. Его серебряное убранство совсем не походило на броню. Все, хоть немного знающие принцев, прекрасно понимали, что ему и не нужна никакая броня.       Два брата, Хорван и Оклав, два помазанника, вместе на равных росли в залах летнего Хуракана. Керуин, король сердец, еще в их раннем возрасте заметил разницу между принцами. Хорван, спокойный и тихий, несмотря на легкий характер. Его любопытство доводило до безумия собственного отца, всегда с особой расчетливостью бросался редкими словами. Источающий снисходительное отношение ко всем окружающим наследник, таким поведением приводил в ярость Оклава, старавшегося во всем превзойти старшего брата.       — Юность… — оправдывал поступки Оклава Керуин.       Именно по причине недовольства нахождения среди себе подобных, Хорван изъявил желание покинуть Хуракан. Это вызвало гнев Керуина, видевшего Хорвана своим главным преемником, ведь только монахи Красной Горы отправлялись в паломничество. Те самые монахи, которые через несколько тысяч лет первые примкнут к восстанию Оклава и предадут своего Короля. Но решение Хорвана было уже не изменить.       Возвратившегося после паломничества Хорвана встретили даже холоднее, чем провожали. Следуя традиции монахов и дальше, был объявлен сбор дворян, на котором Хорван должен был рассказать об увиденном и поделиться полученными знаниями. Но толпа продолжала ожидать. Уже несколько часов. Покинуть дворец ни у кого не хватало смелости, но все понимали, что это еще не конец.       Хорван не успел произнести и пары слов, как Кериун бросился грозить запереть его в темнице. Королевские крики не сдерживала даже звонкая Цепь, призванная приносить мир и покой.       — Изгони меня, — сказал Хорван, подняв свой рассерженный взгляд на отца.       — Что ты сказал? — голос Керуина внезапно стал тише. Оклав застыл на месте, не ожидая такого поворота событий.       — Я — твой принц, отец, — продолжил Хорван. — Даруя мне титул, ты даровал мне власть. Так почему ты не принимаешь теперь того, чему сам был причиной?       — Твои слова сложно оспорить, брат. Поэтому лучше забери их обратно, — вмешался Оклав, пытаясь вразумить глупца.       — Ты позволил себе то, что ни один из нас себе не позволял, — Керуин говорил тихо, но каждый в зале четко слышал произнесенные слова. — Ты покинул родные земли, потому что не считал их родными.       — Отец, — пытался остановить грозную речь Оклав.       — Молчи, глупец, — Керуин и не посмотрел на младшего сына. — Разве я остановил тебя, Хорван?       Старший принц молчал.       — Ты кличишь себя принцем, говоришь о власти… но что ты знаешь о ней? Что ты знаешь о плате за нее, мальчишка?       — В таком случае, я снимаю с себя бремя правления.       — Только я имею на это право! — Керуин перешел на крик.       — Тогда ты знаешь, что делать, старик.       Воцарилась гробовая тишина. Даже стоящие у окон женщины больше не перешептывались друг с другом. Все ждали страшного решения короля.       Хорван уверенно дотронулся тонкими пальцами до своего серебряного одеяния и, в секунду, оно обратилось в черное. Никому не пришло в голову остановить принца, и даже Оклав не мог ничего поделать. Развернувшись, вдохнув воздух тронного зала в последний раз, Хорван ступил в сторону королевской гвардии, охранявшей кого-то. Керуин не произнес слов несогласия, а значит, не останавливал сына. Поэтому никто и не шевельнулся, когда Хорван взял за руку человека, находящегося под строгой стражей. Он потянул его к себе, движением пальцев сбросив звенящие тяжелые оковы и освободив от черной мантии заключенного. Взору толпы предстала девушка с огненно-рыжими волосами. Она испуганно посмотрела на Керуина, с замиранием сердца ожидая смертельный удар палача, направленного королем Хуракана. Но ладонь Хорвана крепко удерживала ее от падения, а значит не все еще потеряно.       — Жалкая смертная, — бросил ей вслед Керуин, — ты умрешь, оставив Хорвана в изгнании, вдали от собственного дома…       Не поспевая за быстрыми шагами своего любимого, она все еще слышала голос кричащего короля.       — Твоя жизнь — всего лишь искра, запомни это!       В самом углу слабо освещенного зала затаился Равэн, в руках у которого еле слышно звенела груда ключей. Их Хранителя, брата Короля, совсем не беспокоила дерзость юного Хорвана. Куда больший интерес вызывали действия Оклава, наблюдающего, будто со стороны, но принимающего непосредственное участие в размышлениях Отца, пусть и короткими, но меткими замечаниями. Керуин, разумеется, не мог их не услышать.       Пройдя мимо громоздких статуй павших в далеких, уже позабытых Циклах, девушка остановилась, опустив руку Хорвана.       — Ты не должен делать это ради меня, — сказала она стоящему к ней спиной принцу.       — Самое ужасное то, что я делаю это не ради тебя…       — Твой отец прав, — она словно и не слышала Хорвана, — я — всего лишь мимолетная секунда для тебя.       Она залилась слезами, но Хорван все еще не поворачивался к ней лицом.       — Анна, — Хорван приподнял руку, и девушка почувствовала еле заметную боль. — Ты знаешь, что это значит?       Анна подняла свою ладонь и увидела появившийся в секунду рисунок. Десятки геометрических фигур наложились друг на друга, создав иллюзию трехмерности. Эти иероглифы были размером всего в несколько сантиметров.       — Ты знаешь, что это значит? — Хорван, развернувшись, повторил вопрос. Он поднял свою правую ладонь, показывая такой же рисунок под большим пальцем. Анна не знала, что ответить. — Это наш знак. Мое сердце теперь твое, а твое принадлежит мне.       Хорван подошел ближе к Анне, теперь державшейся на ногах из последних сил.       — Это моя клятва тебе, — с появившегося рисунка просочилась капля крови. Королевской крови, которую уже тысячами веков никто не проливал. — Клятва на крови…       Теперь Хорван стоял в деревянной хижине посреди румынского леса и одна единственная мысль по-настоящему грела его душу — он делает то, чего хотела бы от него Анна. Порой он дотрагивался пальцами до рисунка на правой ладони, прощупывая его, вспоминая каждое разветвление. После того, как жизнь Анны подошла к концу, скрывать результат клятвы было бы предательством по отношению к ней. И хураканцы, которых он когда-то оставил, никогда не забывали, что именно послужило причиной изгнания старшего принца. Восставшие стали называть Хорвана «клов дэ лалу», что можно было перевести как «принц любви». Но вместо того, чтобы стыдиться этого клейма, Хорван с гордостью принял свое второе имя.       — Мистер Старк предложил сделку? — спросил Вижн.       — Похоже, и война не заставит его отречься от своих принципов, — Ванда была разочарована словами Хорвана. Казалось, что она отнеслась к ним даже яростнее, чем сам Барнс, больше всех на свете желающий достойного прощания для своего друга, но продолжавшего до этого момента упорно молчать.       — Я не помнил своего имени, — Джеймс взглянул на Хорвана, стоявшего посреди комнаты, — но всегда помнил имя Стива.       День траура и похорон Капитана Америка был объявлен довольно быстро. Скорее всего, политики хотели как можно скорее утихомирить яростные толпы на улицах почти всех больших городов мира. Многие митингующие имели действительно важные требования, но большинство выходило просто для поддержки, не до конца осознавая всю серьезность происходящего. То самое большинство громило торговые центры, устраивало стычки с полицейскими, вызывая недовольство властей и наплевательское отношение к себе со стороны средств массовой информации. Журналисты, казалось, устроили соревнование «кто же напишет заголовок абсурднее». Кто-то верил во вселенский заговор, с целью уничтожения стран третьего мира. Кое-кто, разумеется, пытался нажиться на этом. Но что самое удивительное, не многие, но все же, поверили словам Хорвана. Его предостережения показались им куда разумнее, чем байки с экранов телевизоров и невнятные попытки политиков повлиять на неуправляемую толпу.       Освободив главные улицы Вашингтона от дорожного движения, управление города все же разрешило желающим проводить героя в последний путь, несмотря на комендантский час почти на всей территории Штата. Люди продолжали собираться на главной площади даже когда церемонию уже объявили начавшейся. Тысячи стояли на украшенной аллее, желая хоть одним глазком увидеть самого Капитана, не говоря уже о скоплениях людей на территории, прилегающей к площади.       Посреди этой толпы стоял Хорван. Камеры, наблюдающие за людьми, конечно же, не могли засечь разыскиваемого почти во всем цивилизованном мире «преступника». Никто не обращал внимания на странного, для моросящего слепого дождя уж слишком легко одетого человека. По договоренности, Тони и Наташа оставались в рядах Щ.И.Т.а, передавая важную информацию. Сами переговоры казались для закаленной в делах шпионажа Романофф нелепой игрой. Каждый раз, когда она узнавала что-то весомое, достаточно было, обратившись к Хорвану, проговорить это про себя.       — С этой силой ему не страшен ни один соперник, — подумала Наташа, а затем пришла в ужас от одной лишь мысли, что Хорван, имеющий подобные безграничные силы, ищет союзников в борьбе с другим существом. Какое же тогда существо способно одолеть Бога? Только другой Бог.       Сэм отказался присутствовать на церемонии, накричав на Марию Хилл. Разумеется, чтобы уменьшить подозрения на свой счет. Правительство имело право предполагать, что Уилсон первым броситься мстить виновным и окажется среди тех, кто приведет агентов к Хорвану. Но вместо того, чтобы слепо следовать чувству ярости, Сэм хладнокровно ожидал приказов новых союзников. Все же, мягкое сердце заставило его включить трансляцию похорон на небольшом телевизоре в плохо обставленном вашингтонском отеле.       Мистер Старк, как приближенный к Стиву, оказался в небольшой кучке людей, которые имели честь находиться у гроба. Стоящих рядом с собой Тони видел впервые. Он до последнего мгновения сомневался в правильности своих действий, и не верил в то, что Хорван действительно хочет им помочь. Но после того, как он узнал, что конкретно Щ.И.Т. предложил сделать с телом Стива, уверенно продолжил быть своим среди чужих. Положение позволило ему слушать размышления высокопоставленных чиновников в непосредственной близости, а предыдущие действия во времена принятия Заковианского договора, сыграли ему на руку. Никто и не задумывался о том, что знаменитый Железный Человек может быть двойным агентом.       — Барнс должен быть где-то здесь, — подумал Тони, увидев лицо Хорвана посреди толпы. Но найти Джеймса у него не получалось.       Хорван заставлял людей ходить вокруг него, пряча лицо от камер наблюдения. Его безопасность не имела такого значения, как безопасность Барнса, пробирающегося через охранные ограждения. Сноровка Зимнего Солдата помогла ему ликвидировать нескольких агентов, но дальше Хорван просто уводил охранников подальше от Джеймса. Спустя десять минут, Барнс оказался прямо под сценой, на которой с длинной нудной речью выступал мэр города.       — Пора, — прозвучал голос Хорвана в голове у Джеймса, и последний уверенно зашагал в сторону лестницы, ведущей на сцену.       Теперь терять больше нечего. Хорван продолжал останавливать агентов Щ.И.Т.а, пытавшихся пробраться на место выступления, он заставлял цепенеть снайперов, сидящих на крыше и держащих под прицелом Барнса. Сердце Тони бешено колотилось, стоило только подумать, что же он натворил. Тысячи людей на площади и еще десятки тысяч наблюдающих вокруг напряженно ожидали слов нарушителя порядка. Хорван чувствовал, как камеры со скоростью света передавали записи миллионам зрителей по всей планете. Он слышал их мысли и чувствовал их страхи; он видел, как именно смотрел мир на Зимнего Солдата. Джеймс подошел к микрофону.       — Когда я был молод, то был уверен, что мир полон добра, за которое стоит бороться. Был уверен, что все несчастья — результат борьбы темного и светлого в каждом из нас. Я верил в то, что любой имеет право, имеет силы выбирать, чью сторону ему принимать.       Люди онемели. Тишина, заставляющая пугаться собственного дыхания, охватила буквально каждого. Наташа с замиранием сердца глядела на Барнса, сжавшего свой металлический кулак. Он не поднимал на людей взгляда и продолжал смотреть куда-то вниз, пытаясь собраться с мыслями.       — Эта вера привела меня на фронт, где я сражался каждый раз, как в последний. Я видел, как умирают старики, парни чуть старше меня самого, женщины, — Джеймс поднял глаза, — дети. Эти смерти заставили меня усомниться в правильности всего, что происходит во имя добра.       Каналы связи агентов Щ.И.Т.а вышли из строя, но Хорван слышал каждое их слово.       — А эти сомнения сделали меня слабее.       Тони стал расталкивать агентов возле себя, пытаясь пробиться ближе к телу Стива. Никто не мешал ему, а значит, Хорван все еще держит их под контролем.       — В день, когда погиб Джеймс Бьюкенен Барнс, родился Зимний Солдат. Но даже когда во мне не осталось ничего от того нью-йоркского мальчишки, Стив Роджерс не отвернулся от меня, подарив веру в нечто большее, чем наши жизни. Веру, давным-давно похороненную где-то в снежных горах.       Наконец, Тони удалось приблизиться к большому раскрытому гробу. Подобно музейному экспонату, Стив был выставлен всем напоказ.       — Вы знаете Стива, как Капитана Америка. Бесстрашного героя, патриота, спасителя… но, следовав за ним навстречу смерти, я шел не за этим Капитаном. Я шел за братом.       Щит, лежащий на груди Стива, ровно, как и его самого, было приказано доставить прямо в лаборатории Щ.И.Т.а сразу после так называемых похорон.       — Поэтому, в момент, когда я оказался в руках смерти, я благодарил бога за то, что это я падаю вниз, а не он.       Возле толпы агентов, стоящих возле гроба, оказался Хорван, смотрящий на завороженную словами Джеймса толпу за толстым пуленепробиваемым стеклом. Тони подошел к нему.       — Многие из вас напуганы, многие не знают, как поступить, возможно, вы в ярости от своей беспомощности, и верите, что борьба не имеет смысла. Но что тогда привело вас сюда? Что, если не вера? Вера, которую вселил в нас Стив.       Хорван подошел к лежащему неподвижно Капитану Америка.       — В момент, когда к нам придет война, а война неизбежна, я прошу каждого из вас вспомнить Стива. Вспомнить то, за что он боролся. И, подобно братьям, быть вместе до конца.*       С огромной сцены, украшенной американскими флагами в лучших традициях настоящих патриотов, Джеймс исчез. Хорвану не стоило больших сил перенести его из города в место, известное только им двоим. Куда тяжелее было смотреть на Баки, стоящего посреди глыб льда и смотрящего на сине-бело-красный гроб. Его волосы покрылись многочисленными снежинками, прилетевшими с холодным ледяным ветром.       — Почему здесь? — произнес он, не решаясь подойти к Стиву ближе. Но Хорван не ответил.       Немногие люди знают об этом месте, а те, кто все же владеет этой информацией, никогда ее больше не вспомнят. Хорван позаботился об этом. В воспоминаниях Стива, стоящего посреди комнаты в Ваканде, в которой Хорван впервые встретился с ним, можно было увидеть эти снежные горизонты. Холод проникал под одежду, оставляя за собой ледяные ожоги. Это то самое место, где Капитан Америка был захоронен в первый раз.       — Я бы отдал все, лишь бы падать в этом самолете вместе с ним.       — Я знаю, — Хорван взглянул на бледное лицо Стива, не выдающее никаких эмоций.       — Нас всех вел долг, — дотронувшись до деревянного гроба, Джеймс не мог больше пошевелиться. — Но кто в итоге победил в этой войне?       — Никто, я полагаю.       — Никто, — повторил он.       Ветер растрепал запутанные волосы Баки, осушив при этом выступающие, горькие слезы.       — Ты мог видеть воспоминания других, — Джеймс не поднимал своего взгляда. —  Видишь ли ты мои?       — То, что я вижу в твоей душе, нельзя назвать воспоминаниями.       — А Стив? Что он дал тебе увидеть?       — Не многое. Но все, что он так отчаянно пытался уберечь от меня, было связано с тобой.       Снежинки опали на ресницы Роджерса и ладони покрылись тонким слоем инея, наверное, это придало сил Джеймсу. Он дотронулся своими пальцами руки Стива, боясь сжать ее сильнее.       — Steve-the grief**, — Барнс улыбнулся. — Мы называли так друг друга в школьные годы. А я был lucky-Bucky***.       — Никто не найдет его здесь, — стал Хорван успокаивать Джеймса.       — Ты обещал мне это.       — Помимо обещания я даю тебе клятву, — Барнс начал отрывать звезду с крышки гроба, снимая тем самым ткань под цвета флага.       — Я хороню не Капитана Америка, — слезы капали на лед под его ногами и на замерзающий щит, — его зовут Стив Роджерс.