Третий День Голодных Игр
Третий День Голодных Игр прошёл спокойно. Солнце светило нещадно, растрачивая всю свою энергию на жар, обжигающий макушки деревьев, превращающий нежные зеленые листочки в бледно-жёлтую, шелестящую на ветру беспомощную мишуру. День мог порадовать только тем, что смертей не было. Трибуты были расстроены – ведь, приблизиться к победе можно за счет смерти других трибутов. Китнисс целый день сидела, висела, лежала на ветвях дерева, наслаждаясь солнцем, как кошка на горячем камне или коврике в уютном домишке, в окна которого заглядывают солнечные лучи. Ещё не успевшие сгореть на солнце нежные иголочки лиственницы создавали тенёк, а он, в свою очередь, — прохладу, хоть и малую, но тело всё равно наслаждалось ею. Часа через три ей надоела жара. Она постоянно думала о том, что произошло сегодня утром. Она была обижена на Гейла за его утреннее приставание… она испортила отношения с Питом… к тому же, болела нога… Делая вид, что спит, Китнисс сверху подглядывала за Питом и Гейлом. Они не дрались – это уже неплохо, а взаимные оскорбления, которыми они перебрасывались между собой, ее не раздражали. Ближе к вечеру, когда солнце почти скрылось за горным хребтом, и жара спала, Китнисс, которой за целый день наскучили словесные перебранки Пита и Гейла, придумала себе развлечение на ночь. Ещё днём она хотела куда-нибудь смыться от парней, дабы развеяться, но не знала как, а вот сейчас её посетила гениальная идея. Ночью, когда Пит с Гейлом уснут, Китнисс сбежит; возможно, ей взять стащить у Пита лук и кого-нибудь застрелить, а утром, как ни в чём не бывало снова оказаться на своём дереве. «Гениально!» — подумала Китнисс. Она дождалась, когда черное полотно, усеянное блестящими звездами и серебряным месяцем, затянет небо. Внизу стало тихо. «Значит, угомонились», — подумала она, открывая глаза. Да, сцена много потеряла из-за того, что Китнисс не актриса: она так убедительно изображала больную и обиженную, что парни поверили, что она целый день спала. Она выждала еще час, а затем тихо и ловко как кошка спустилась с дерева. Пит во сне расслабленно сопел. Её сердце билось настолько сильно, когда она подошла к нему, что ей казалось, от этого грохота в её груди Пит проснётся. Она осторожно достала лук, осторожно отошла от спящего, пятясь к деревьям, а затем бросилась бежать в лес. Однако отбежав метров на десять от их привала, она вдруг поняла, что не захватила с собой колчан со стрелами, который Пит не выпускал из рук даже во сне. Она их видела, но со страху забыла. Мысленно чертыхнувшись, она вернулась к спящему Питу, присела возле него и осторожно сняла намотанный на кисть его руки ремешок колчана. — Китнисс... — Пит улыбался во сне. Китнисс насторожилась. — Да… — тихо прошептала она в ответ, думая про себя: «Чёрт, меня раскусили. Что же сказать? Думай Китнисс, думай!» — Мне так с тобой хорошо, — сонно продолжил Пит; на лице его было блаженное выражение, словно он ел что-то вкусное и наслаждался… «Этому извращенцу, что, снятся эротические сны?» — думала про себя Китнисс, тихо убегая в темноту леса...***
Лес был окутан туманом, которому месяц, находившийся на небе, придавал светло-голубой оттенок. Стало холодно. Нагретая за день земля сейчас щедро парила белыми полупрозрачными столбиками, отдавая тепло, которое от резкого перепада температур тут же оседало на листве и траве крупной росой. В гуще паров можно было легко заблудиться. Стояла такая тишина, что Китнисс слышала абсолютно все вокруг – шелест травы, стук капель опадающей на землю росы, писк мыши, детский плач… плач?.. детский??? Откуда здесь ребенок? «Не ведись на это, Китнисс», — мысленно сказала она сама себе. А плач был все громче, становясь более жалобным, словно просящим о помощи. «Это ловушка!» — успокаивала себя девушка, пытаясь заставить себя не думать об этом. «Наверняка, на меня с экрана смотрит Прим, далеко-далеко, в дистрикте-12, и видит меня, трусливую! Меня! Сестру, испугавшуюся помочь бедному рыдающему ребенку!» Вдруг плач прекратился, словно растворившись в тумане, в последний раз эхом пробежав среди деревьев. — Китнисс Эвердин, — при звуке этого спокойного голоса зрачки девушки расширились от страха; она почуяла запах «кровавых роз», — ты же знаешь, что все Игры должны следовать правилам. Обернувшись, Китнисс увидела коварную улыбку и пылающие от злости глаза президента Кориолана Сноу. Она, не растерявшись, резко вскинула лук с насаженной остроконечной стрелой, туго натянула тетиву и выстрелила… Стрела, со свистом разрезая воздух, почти мгновенно попала в президента - но ему хоть бы хны! Выстрел был настолько сильным, что она пролетела сквозь тело Сноу и попала в дерево позади него. Раздался леденящий смех. — По правилам! По правилам! По правилам!.. — с каждым словом тембр голоса становился все сильнее, заглушая вновь появившийся плач ребенка. Слушать это было невыносимо. Китнисс зажала уши и зажмурилась. «Лучше бы я осталась на своём дереве!» — подумала она… Вдруг все резко стихло. Открыв глаза и уши, Китнисс заметила в клубах тумана странный силуэт. — Эй! Ты кто? — она, стараясь не обращать внимания на возобновившуюся в ноге боль, приблизилась к человеку. Он вдруг резко повернулся к ней лицом. — Прим! Что ты тут делаешь? — от неожиданности Китнисс открыла рот. Вот уж кого, но увидеть здесь свою младшую сестру она никак не ожидала. Прим улыбнулась и скрылась в тумане. Она рванула следом за ней, не теряя из виду ее силуэт, который через какое-то время внезапно исчез, словно растворился. — Прим! При-и-и-м! — во весь голос крикнула Китнисс, срывая голос. Она остановилась, прокашлялась… От отчаяния из глаз потекли слезы. Неужели сестра настолько испугана, что не узнала ее? — Прим здесь. Вместе со мной, — раздался странный весёлый голос. — Кто ты? — Я? О, я клоун Пеннивайз! — послышался то ли смех, то надрывный плач. Китнисс снова резко вскинула лук и, на ходу натягивая тетиву, приблизилась к месту, откуда доносился голос. Из тумана навстречу ей, и правда, вышел клоун в ярко-жёлтом клоунском наряде, с рыжими волосами и красным шариком вместо носа. Она нацелилась ему прямо в голову. — Где Прим? Отвечай! — О-о-о, она в надёжном месте, вот здесь, — клоун погладил себя по животу и улыбнулся. Только сейчас она увидела, что рот его испачкан кровью. Китнисс выпустила стрелу, тут же достала другую, выстрелила еще раз… Мерзкое существо в одежде клоуна перестало улыбаться. А Китнисс выстрелила в него снова. Клоун скривился, завертелся кругами, затем остановился и широко открыл рот, превратившийся тут же в огромную пасть, извергнув из себя фонтан крови и блевотины, и среди всей этой мерзости Китнисс увидела склизкий кусок плоти, похожий на маленькое тело, кое-где уже разъеденный желудочными соками мерзкой твари. Облизав окровавленную пасть, клоун снова улыбнулся. Китнисс от ужаса побледнела, затряслась и упала на колени прямо возле безжизненного тела Прим. Клоун выдернул из себя стрелы и одну за другой переломил их пополам, а затем бросился на Китнисс. Она прыжком вскочила на ноги и побежала прочь. С каждым шагом ногу обжигала острая боль, но она понимала, что если остановится – это будет стоить ей жизни. Она не знала, куда бежит, в тумане дороги было не разобрать. Вдруг её кто-то схватил ее прямо на бегу и, резко дернувшись, она потеряла равновесие и упала на землю, увлекая за собой неизвестного врага. — Китнисс, зачем ты сбежала? — раздался прямо над ее ухом беспокойный голос Пита. — Бежим! Там переродок! Идиот! Бежим! — охрипшим и срывающимся от быстрого бега голосом закричала девушка, совершенно ничего не понимая. Пит ошалело вгляделся в начинающий рассеиваться туман. — Там никого нет! — Я его видела! Но Пит, не желавший ничего больше слушать, вдруг прижал ее к себе и закрыл ее рот поцелуем. Китнисс была настолько ошеломлена и напугана, что даже не подумала сопротивляться и ответила на поцелуй… Нахлынувшее словно волна возбуждение бросило их в объятья друг друга, давая понять обоим, что остановиться они уже не смогут…