The third

Фуруя всегда вырывается вперёд в начале: ноги у него длиннее, да и стартует он резче и быстрее набирает скорость. Савамура привычно стискивает зубы, стараясь не отстать: ничего страшного, метров пятьдесят, максимум сто — и он нагонит Фурую. Поздние вечерние пробежки — устоявшаяся традиция. А после они привычно лежат рядом на траве, запыхавшиеся и уставшие. Савамура шумно дышит, широко раскрыв рот: последний круг, кажется, был лишним. Фуруя сошёл с дистанции раньше, поэтому сейчас не похож на загнанную лошадь — сидит как ни в чём не бывало рядом и смотрит в небо. — Небо тут совсем не такое, как дома, — тихо замечает Фуруя, и Савамура приоткрывает глаза, чтобы тоже взглянуть. Оно другое, не такое как в Нагано и уж точно не такое, как на Хоккайдо: тёмное, хмурое, и на нём практически нет звёзд, а те, которые видны, слишком тусклые. «Да, токийское небо другое», — хочет сказать Савамура, но эти слова застревают в горле — ему даже дышать сейчас тяжело, не то что говорить. Фуруя неожиданно наклоняется к нему и смотрит пристально и изучающе, как пару мгновений назад смотрел на небо, от этого у Савамуры ещё сильнее перехватывает дыхание. Нужно бы оттолкнуть его, как-нибудь пошутить и рассмеяться. Или откатиться подальше, а потом вскочить и пробежать ещё несколько кругов — чтобы их было ровное количество, конечно же, а вовсе не потому что такой Фуруя немного пугает. Ведь Савамура Эйдзюн никого не боится! — Эй, — окликает он Фурую, стараясь не замечать, что голос предательски подрагивает, — ты чего? Фуруя моргает и отмирает, а потом — Савамура решает, что лучше бы он ничего не предпринимал — наклоняется близко-близко, почти касаясь носом носа. «Ты чего?» — мысленно повторяет Савамура, не решаясь даже сдвинуться с места: ему и интересно, что будет дальше, и немного волнительно, но в то же время хочется убежать — кто вообще знает, что у Фуруи в голове? Правильно, никто. Зато вот глаза у него красивые — пронзительно-серые, с тёмными крапинками вокруг зрачка. Фуруя закрывает глаза и чуть отстраняется — от этого из груди рвётся вздох сожаления, который Савамура тщательно подавляет. Так странно, что его же собственные желания меняются на противоположные всего за несколько мгновений. — Фуруя... — тихо зовёт его Савамура, не узнавая собственный голос — какой-то более глубокий, никогда раньше он не замечал за собой подобных интонаций. Наверное, слова что-то рушат, потому что Фуруя открывает глаза и смотрит на Савамуру чуть удивлённо, словно видит впервые. Потом наклоняется и внезапно коротко лижет в висок. Шепчет: — Солёный, — улыбается и отстраняется. Садится рядом как ни в чём не бывало и полностью игнорирует опешившего Савамуру.