По ту сторону рассвета

Я неторопливо обошла дом, дотрагиваясь рукой до ободранных стен. Они курчавились струпьями облезлой краски и оставляли на ладони пыльные полосы пополам с высохшими гусеницами и личинками. Из щели вынырнул жирный чёрный рогатый жук с двумя головами, увидел меня и тут же юркнул обратно. Дом молчал. Изнутри не доносилось ни стона, ни смеха, только плыл сводящий с ума запах человека. Живого человека. Одно из двух: либо этот человек затаился внутри, поджидая меня, либо его затащили туда насильно. Кто-то. Или что-то. И то, и другое неприятно. Однако сам дом не нравился мне гораздо больше. Одинокое строение, стоящее на поляне прямо в лесу — такого просто не может быть. Тот, кто отважился бы поселиться в нём — готовый самоубийца. Пару дней, может, и протянул бы, а потом его кости растащили бы гигантские мокрицы и слизни. И-скакун нерешительно всхрапнул за спиной и ткнулся мягким носом между лопаток. Я машинально потрепала его по холке, вся погружённая в мысли. С другой стороны, это может быть и не дом вовсе. Я вытащила из-за пояса длинный охотничий нож и размашисто рубанула по стене несколько раз. Под ноги упали куски старого дерева, и на них щедро осыпалась труха. Я хмыкнула и вернула нож на место. Встречаются твари, могущие прикинуться чем угодно, лишь бы заманить незадачливых путников в ловушку. Принять внешний облик дома для них несложно, а вот подделать внутренности — невозможно. И-скакун снова заскрежетал, привлекая моё внимание. Я взяла его под уздцы и повела к крыльцу с полусгнившими ступенями. Проводник всё же нужен. И, желательно, в относительно живом состоянии. Прямо над головой сверкнула салатово-белая молния — верный признак того, что дождь всё же вот-вот хлынет. *** Я втащила и-скакуна под навес и нажала в определённой последовательности на два прямоугольных выступа на боку, скрытых кожей. И-скакун дёрнулся и замер на месте. Стекляшки на месте глаз потускнели и стали матовыми. Я похлопала его по холке. Что ж, по крайней мере, можно не бояться, что он решит самовольно прогуляться куда-нибудь в моё отсутствие. Такое уже случалось, и я списала это на сбой механизма. Запоздало заурчал гром. В кустах неподалёку что-то закопошилось, а из леса потянуло запахом гнили. Я пожала плечами и, подойдя к входной двери, взялась за позеленевшую медную ручку в виде оскалившейся головы химеры. Потянула на себя. Дверь поддалась — с огромной натугой, правда, словно с той стороны её что-то держало — но всё же приоткрылась. Меня обдало волной затхлости и пыли, вырвавшейся в образовавшуюся щель, но больше ничего подозрительного я не почувствовала. Даже странно. Я осторожно заглянула внутрь. Сквозь полумрак помещения удалось рассмотреть просторный холл, заваленный каким-то мусором, развороченную в щепки мебель и неширокие ступени, убегающие наверх, в густую тьму второго этажа. Я коротко выдохнула и рванула дверь вновь, расширив проём ещё на пару локтей. Подумала и, вытащив из-за пазухи круглое зеркальце, осторожно просунула в получившуюся щель. Прежде, чем просовывать в незнакомое помещение голову, следовало убедиться, что внутри не сидит кто-то, желающий её отхватить. Вокруг полно тварей, способных скрывать собственный запах. Повинуясь движениям руки, зеркальце послушно отразило всё то же самое. Мусор, ступени, полумрак. Никаких подозрительных шевелений, никаких таинственных теней. Громыхнуло сильнее. Я убрала зеркальце, проверила, насколько быстро вытаскивается нож, и, повернувшись боком, протиснулась внутрь. Откуда я знаю про фокус с зеркальцем? Подумаю над этим позже. *** Шквал человеческого запаха, налетевший на меня, едва не сбил с ног. Я даже отшатнулась и часто задышала ртом, унимая сердцебиение и дурноту. Голова отчаянно закружилась. «Я же говорила, — удовлетворенно промурлыкала невидимая волчица за спиной, — свежее мясо!» — Заткнись! Словно в ответ на мой вскрик сверху донёсся слабый стон. Я вздрогнула, тут же выхватив нож, выставила его перед собой и принялась медленно подниматься на второй этаж, пробуя каждую ступеньку ногой на прочность. Лестница оказалась довольно крутой и скрипучей. Она отзывалась на каждое движение пронзительным скрежетом, заставляя вздрагивать и проклинать бывших хозяев. Хотя откуда ты знаешь, что бывших? Вдруг они до сих пор здесь? В доме полным-полно тёмных углов. Я досадливо поморщилась и дёрнула головой. Въедливый шепоток, лезущий в уши, умолк. Стон повторился. Он показался слабее, чем в предыдущий раз, словно его обладатель не звал на помощь, а исторгал из себя жизнь, нарочно ослабляя тело, чтобы побыстрее уйти. Лестница вывела меня на узкую площадку, от которой расходились три двери. Две были плотно закрыты, а из-за третьей, самой дальней, пробивался серый свет, выплёскиваясь сквозь неширокий проём. Я остановилась на последней ступеньке, прикрыла глаза и медленно втянула воздух. Сомнений не было. Источник стона и запаха был там, за третьей дверью. — Ну, посмотрим, — пробормотала я самой себе и зашагала вперёд. *** Комната, открывшаяся моим глазам, мало отличалась от холла. Всё тот же мусор и пыль повсюду; рассохшиеся рамы окон и мутные стёкла, сквозь которые видны только приблизительные очертания леса. И обитатель дома. Или обитательница — сразу и не определишь. По правую руку от входа прямо под потолком висел какой-то грязно-белый куль, похожий на связку нестиранного белья. От него отходили жгуты того же цвета, крепящиеся к серым доскам стены. То ли услышав, то ли почувствовав меня, куль зашевелился и тихо застонал. Я поудобнее обхватила рукоять ножа, но предпринимать что-либо не спешила. Такую штуку я видела впервые (по крайней мере, ничего похожего я не помню), и больше всего она напоминала кокон, в который пауки заворачивают добычу, чтобы съесть её позже. Только нигде рядом паутины видно не было. Куль, видимо, уже устал стонать и безжизненно обмяк, повиснув на жгутах. Лишь время от времени его поверхность сотрясала волна крупной дрожи. — Арахаг, — раздосадованно пробормотала я. Я не могла его (или её?) бросить, потому что чувствовала — там, под белёсой плёнкой, ещё теплится жизнь. Не могла развернуться и покинуть этот проклятый дом, потому что откуда-то из глубин истерзанного бесплодными попытками вспомнить что-то сознания поднималась твёрдая уверенность в том, что за любое хорошее дело мне потом воздастся сторицей. Словно придя в ярость от моей нерешительности, небо громыхнуло так, что дом вздрогнул, а стёкла сердито зазвенели. По оконным рамам наконец-то забарабанили первые капли дождя. Обернувшись на этот звук, я поняла, что в ближайшее время всё равно не смогу покинуть дом, даже если захочу. Тёмно-бурые капли прочерчивали стёкла, пузырясь и шипя. В трещины на рамах стал просачиваться аромат гнилых листьев. Смертный ливень. Как по заказу. Я посмотрела на куль и хмыкнула: — Ну, что ж. Надо же занять себя чем-нибудь, верно? Не торчать же здесь просто так. Куль остался безмолвным. Я заткнула нож за пояс и принялась подтаскивать поближе к нему всё, на что можно было бы взобраться. *** Сложить обломки в неровную пирамиду и залезть на них оказалось делом нехитрым. Гораздо сложнее было удержаться наверху, да не просто удержаться, а ещё отделить куль от сдерживающих его жгутов и самой стены. Материал, из которого он был сделан, напоминал плотную ткань. Она неприятно липла к перчаткам, но легко отдиралась от них. Со жгутами получилось не так гладко: они отчаянно сопротивлялись ножу и хватались за куль, как живые. Наконец, покончив с последним, я обхватила куль и, прижав к себе, принялась аккуратно стаскивать вниз. Он оказался тяжёлым, и пришлось напрячься изо всех сил, чтобы не уронить его и не рухнуть сверху самой. Всё прошло относительно благополучно. Только у самого пола куль всё же выскользнул из моих рук и с грохотом упал навзничь, подняв столбы пыли и мусора. Прошипев ругательство, я одним прыжком оказалась около него и, опустившись на колени, внимательно ощупала «ткань». Кожу ладони закололо от ощущения живого тепла. По руке словно пропустили электрический разряд, когда я почувствовала бешеное биение пульса. — Значит, жив ещё, — пробормотала я и, размяв руки, сделала пробный надрез посередине куля. Втыкала я нож плашмя, параллельно поверхности, чтобы не поранить случайно того, кто внутри. Из-под лезвия просочилась и закапала на пол зеленовато-коричневая жижа. Я поджала губы: не самый хороший признак — но не остановилась и продолжила расширять надрез. Жижи становилось всё больше. На полу уже образовалась небольшая лужа, когда в неё посыпались и ошмётки того же цвета. Развороченный куль вдруг отчаянно задёргался и застонал не в пример громче. — Надеюсь, это я не от тебя куски отрезала, — усмехнулась я и, взявшись за края надреза, рванула полотно куля на себя. Оно поддалось с трудом, скорее растягиваясь до предела, чем надрываясь. Пришлось обмотать размочаленный отрез вокруг запястья, упереться коленями в куль и потянуть с ещё большей силой. Полотно, похожее на очень плотную паутину, запульсировало в руках, как живое. Сквозь перчатки я почувствовала, как оно стало горячим, и даже не удивилась бы, если «паутина» вдруг принялась бы кровить. Зелёным. Или чёрным. У монстров не бывает красной крови. С шуршащим скрипом «ткань» нехотя уступила моим усилиям. Неровный кусок размером с хорошего поросёнка безжизненно повис в руке. Куль ослабил хватку и обмяк, разметавшись по полу уродливой кляксой, из-под краёв которой тут же выплеснулась новая порция отвратительной жижи. Она мгновенно залила всё вокруг, и, не зная, чего от неё ждать, я быстро вскочила на ноги и отпрыгнула в сторону. Но где же источник человеческого запаха и стонов? Ответ я получила мгновенно. Когда мерзкий поток иссяк, под грудой ошмётков обнаружилось чьё-то тело. Оно быстро и часто вздрагивало и испускало хриплые стоны, быстро превращающиеся в сипение. — Арахаг… — задумчиво пробормотала я. Зелёно-коричневые лужи быстро подсыхали, затягиваясь шишковатой коркой. Стоны стали тише, а дыхание человека замедлилось. Окинув его быстрым взглядом, я решилась. Наблюдать за умирающим на своих собственных глазах живым существом было выше моих сил. Я скинула куртку, стянула с лица полумаску, шагнула обратно и решительно присела на корточки рядом с телом. Под ногами захрустела, лопаясь, бурая короста. — Надеюсь, мои усилия не пропадут даром, — пробормотала я себе под нос и принялась споро счищать ошмётки с человека. Некоторые из них пристыли к телу намертво, и я безжалостно сдирала их вместе с кусочками одежды, прядями волос и даже кожей. То тут, то там обнаруживались странные язвы и тёмно-бордовые пятна, очагами расползающиеся по открытым участкам тела. Кожа, на которой расцвело такое пятно, сморщивалась, будто попав под Едкий дождь. Бывший пленник куля никак не отреагировал на эти истязательства, только пару раз лихорадочно дёрнулся. Мне это совсем не понравилось. Я быстро очистила его лицо, освободила ноздри и рот, но человек (вернее, как оказалось, молодой парень) остался безучастен к моим усилиям. Повинуясь наитию, я наклонилась ниже и вслушалась. Дыхание теперь переходило в сиплое бульканье. Похоже, незнакомец успел вдоволь нахлебаться содержимого куля. Словно в подтверждение этому из уголка его рта вытекла тонкая грязно-зелёная струйка. Делать было нечего. Я глубоко вздохнула, переместилась на колени и, запрокинув голову парню, крепко взяла его за подбородок и разжала челюсти. Он даже не пытался сопротивляться, и я решительно прижалась своим ртом к его, предварительно зажав парню нос. Губы тут же обожгло, словно я целовала ядовитую улитку, а на языке осел тошнотворный сладковато-кислый привкус, отдающий мертвечиной. Изо всех сил стараясь не обращать на это внимания, я сделала два резких выдоха, а затем, выпрямившись, с усилием надавила несколько раз на грудь парня, обречённо ожидая услышать треск ломающихся рёбер под руками. Обошлось. Мне даже не пришлось повторять всю процедуру заново. Парень выгнулся и зашёлся в сильнейшем кашле. Его тело вспороло несколько судорог, заставивших его затрястись, словно в ознобе. Изо рта толчками полилась уже знакомая мне мерзкая жидкость вперемешку с желчью: парня рвало. Я быстро вскочила на ноги и перевернула его на бок, чтобы не захлебнулся. Откашлявшись и исторгнув из себя, кажется, всё чуть ли не вместе с внутренностями, парень открыл мутные глаза и, с явным трудом повернувшись ко мне, просипел: — Где я? Кто ты? Я проигнорировала эти вопросы, задав встречный: — Встать, идти можешь? Он прикрыл глаза и неуверенно кивнул. Его движения были медленными, словно парень попал в быстро густеющий студень и отчаянно боролся с его сопротивлением. — Ну и чудно, — сухо сказала я, наклонилась и осторожно подняла его с пола, подхватив подмышки. Закинула одну руку себе на плечо, обняла за талию. — Перейдём в другую комнату. Сидеть нам тут ещё долго, а отмокать в твоей блевотине совершенно не хочется. *** Ведомый мною парень безропотно проследовал в соседнее менее захламлённое помещение. Подведя его к двери, я парой прицельных пинков распахнула её. Его ноги подгибались и дрожали, и большую часть короткого пути я волокла его на себе, нежели просто помогала идти. В соседней комнате никаких сюрпризов не обнаружилось. Всё тот же мусор, какие-то гнилые доски и тряпки, наваленные вперемешку в углу, и мутное окно, за которым бесновался шипящий Смертный ливень. Запах гнилых листьев усилился, перебивая аромат человечины, и в голове немного прояснилось. Я подтолкнула парня к стене напротив окна и помогла ему сесть. Порылась в груде досок и тряпок, разочарованно выругалась сквозь зубы: они слежались в единый ком, воняющий плесенью. От прикосновений его поверхность неприятно пружинила и ходила ходуном. Под ней что-то пищало и посвистывало. Я решила не испытывать судьбу и просто стянула с шеи полумаску. Протянула парню: — Держи. Оботрись немного. Он неуверенно, словно не зная, что это такое, принял её у меня и поднёс к лицу. Его рука замерла у самой кожи, будто владелец и вовсе позабыл, как совершать простейшие действия. — Дай сюда, — тяжело вздохнула я, решительно отобрав у него полумаску. Принялась резкими движениями обтирать его лицо, шею и руки, отодвигая края одежды и про себя отмечая: парень-то явно не из простых. Вон, какое богатое шитье на рубашке, а заправлена она под широкий ремень с изящной железной бляшкой. Жаль только, что это всё безвозвратно загублено. Незнакомец не сопротивлялся, только слегка морщился и покачивался в такт моим движениям. — Этого вряд ли достаточно, — тихо произнёс он, скосив глаза на маску. От слизи, пусть и подсохшей, она превратилась в бесформенный комок. Я пожала плечами: — Ничего другого у меня нет, так что придётся довольствоваться этим. Впрочем, можешь выйти на улицу, ополоснуться под дождиком. Грязь быстро сойдёт. Вместе с кожей, правда. На лице парня отразилась тень страха. Он попытался взглянуть на окно через моё плечо, но я упреждающе толкнула его обратно. — Сиди, отдыхай. Набирайся сил. Тебе ещё предстоит рассказывать мне, кто ты такой и как тут очутился. То, что ты вряд ли владелец этой дыры, я уже начинаю догадываться. Глаза парня сфокусировались на мне и даже попытались окинуть взглядом фигуру. Я усмехнулась. Ничего себе. Что это — старая привычка или неуклюжая попытка меня оценить? — Ты Прядильщица? — вдруг спросил он. Я застыла с поднятой рукой. Это слово я слышала впервые, но оно почему-то впилось ледяными иглами в позвоночник. Сердце быстро заколотилось, и я на мгновение потеряла связь с реальностью. — Прядильщица? — глухо отозвалась я, пробуя это слово на вкус. — Что бы это ни значило, я ей не являюсь. Парень снова нахмурился. Его глаза быстро обретали осмысленное выражение. — Прядильщики Смерти убивают по заказу. Монстров и людей. За аркойны, — отрывисто пояснил он, хотя последнее предложение явно было лишним. Пояснил — и умолк, тяжело дыша. Такая длинная фраза явно отняла у него много сил. — Наёмники, значит, — задумчиво подытожила я и прислушалась к себе. Сердце слегка успокоилось, но по спине по-прежнему проползал холодок. Неужели это какой-то сигнал оттуда, из глубинных пластов памяти? Что ж, будет о чём подумать перед сном. Я уселась рядом с парнем на пол и с наслаждением вытянула ноги. *** Ливень продолжал бушевать за окном. Мы с парнем молчали; я — задумчиво наблюдая за текущими по стеклу бурыми струйками, он — уставившись в одну точку. В комнате потемнело от струй Ливня, запачкавших окно снаружи. Вовремя нам с и-скакуном подвернулся этот дом. За участь и-скакуна я не беспокоилась: Смертный Ливень несёт погибель только людям и человекоподобным монстрам. Остальные могут разгуливать под ним совершенно безбоязненно, но причину этого мне выяснять не хотелось. Интересно, а боится ли колдун Ливня? — Есть, — прошептал парень, ворвавшись в мои мысли. Я подняла голову, сунула руку за пазуху, достала ломоть чёрствого кукурузного хлеба и не глядя сунула ему. — Держи. Парень накинулся на хлеб с отчаянием бродячего пса, заплутавшего в лесу и случайно вышедшего к людскому поселению. Я пристально наблюдала за тем, как он жадно вгрызается в булку. — Появились силы, э? — Спасибо, — с набитым ртом невпопад ответил он. — Тебе оставить? Я махнула рукой: — Обойдусь пока. У меня ещё есть, если что. Парень мотнул головой. — Я Хейден, — вдруг сообщил он, — из Жёлтых Топей. А ты… — А я не Прядильщица, — сухо ответила я. — Пока это всё, что тебе нужно знать. — Боишься сглаза и не открываешь имя первому встречному? — предположил Хейден. Я уловила непонятную обиду в его голосе. Гляди-ка, его спасли, а он ещё и дуется! — Встречный встречному рознь, — холодно сказала я, — а это не Жёлтые Топи, а Туманный Глент. Далеко это от твоего дома? Хейден поперхнулся и закашлялся. — Но Туманный Глент исчез десять лет назад! — потрясённо пробормотал он, глядя на меня широко распахнутыми глазами. В потёмках его лицо расплывалось, но я отчётливо почуяла густой страх, хлынувший от Хейдена во все стороны.