Everytime they turn the lights down
Just wanna go that extra mile for you
Public display of affection
Feels like no one else in the room (But you)
Её тело пластичное, выгибается в самые соблазнительные позы; натренированное, держится на шесте уверенно, с лёгкостью взбирается чуть выше, показывает интересный приём. Компания тем временем заняла столик на троих близко к сцене. С собой у них было две бутылки бурбона, стаканы и какая-то закуска к алкоголю. Лисохвост едва ли не взвизгнул, когда заметил, что Искра вышла танцевать.Cameras are flashing my way
Dirty dancing
They keep watchin’ (they keep watchin’)
Keep watching
Feels like the crowd is saying
— Это она! — кричит он; некоторый народ с неодобрением смотрит на юношу, — Бэмби!!! — О да, малышка зачётная, — замечает какой-то мужчина лет сорока на вид, который сидел неподалёку от друзей и слышал их, — Любимица публики. Однажды за один пятиминутный приват отдал ей тысячи две долларов, но это была моя самая лучшая трата денег. — Эй, ты! Не называй её так! — недовольно ответил Лисохвост. — Она тебя даже не знает, а ты её уже ревнуешь, — рассмеялся Ягодник.Gimmе Gimmе More
Gimmе More
Gimmе Gimmе More
Gimmе More
Искра была повёрнута лицом к другой части зала, однако за своей спиной она слышала, как кто-то кричал её имя и не обращала внимания. Такое ей было не впервой; порой довольно впечатлительные посетители таким образом пытались её подбодрить, или привлечь к себе внимание, или что-то типа того, но когда она повернулась к источнику звука, то чуть не упала прямо со сцены. Лисохвост, чёрт возьми, ученик её школы, часть её компании, каким-то образом запомнил её и теперь звал прямо здесь, при всех, даже не подозревая, что Бэмби это она. Искра почувствовала, как пересохло горло от волнения.You got me in a crazy position
If you're on a mission
You got my permission
— Да, похожа. Интересно всё-таки, почему она в маске? — задал риторический вопрос Львиносвет, залпом выпив обжигающую жидкость в стакане и не отрывая взгляда от девушки. Чувствовалось, что сегодня он опьянеет как никогда. И, может, выйдет из клуба с какой-нибудь дамой под ручку. Лисохвост также завороженно смотрел на объект своей страсти; следил внимательно за каждым движением, жадно ловил взмахи почти что белых локонов в воздухе, пожирал глазами её формы, обтянутые озорным костюмом медсестры. Эта незнакомка, определённо, привлекала его. Только вот сама незнакомка считала совсем наоборот — она молилась на скорое окончание песни, чтобы скорее пойти освежиться в раздевалке и придумать, что делать дальше. Главное, чтобы у Лисохвоста хватило мозгов не идти за ней следом — хотя, если из-за такого поведения его вышвырнут из клуба, она будет только рада. Подумать только — в сотне посетителей вдруг затесался этот рыжий недотёпа, и зациклился на ней, судя по всему.I just can’t, control myself
More, they want more
Well, I’ll give them more
Львиносвет потягивает уже третий стакан; чувствует разлитое где-то внутри его тела тепло и ударившее в голову небольшое опьянение — и для него это не повод останавливаться. Пока его товарищи следят за Бэмби, он тем временем оглядывает зал, а именно — снующих от посетителя к посетителю других танцовщиц. Их тела незатейливо двигались под музыку. Они выглядят, безусловно, безумно сексуально в своих ничего не скрывающих нарядах и белье, однако от обилия полуголых тел его взгляд рассеивается настолько, что Львиносвет сомневается, а нужна ли ему вообще хоть кто-то из них. Всё равно приватный танец или секс на одну ночь не заменит ему бывшую возлюбленную. Когда одна из танцовщиц, стройная, с тёмно-каштановыми волосами и в ярко-оранжевом купальнике, опускается к нему на колени и танцует на нём, парень неожиданно отталкивает её. — Уйди! Ты не Пеплогривка! — восклицает Львиносвет и едва ли не плачет. Стриптизёрша испуганно отходит от него. — Эй, братан, ты чего? — Ягодник слышит возню и удивлённо смотрит на друга, который был готов расплакаться. — Братан, мне нужно напиться, — сухо отвечает он, облокачивается всей спиной на кресло и начинает пить прямо из горла. — Э-э-э! — парень спешит убрать бутылку, — Ты че? Если ты наебенишься в стельку, я твоё тело до машины нести не буду! — Всё равно, — Львиносвет снова присасывается к бутылке. — Тогда я позвоню Остролистой! Она-то с тобой церемониться как я не будет. Упоминание сестры и того, что она с ним сделает, если увидит его в таком неадекватном состоянии, заставляет его с шумом поставить бутылку обратно на стол и накрыть лицо рукой. — Ладно. — Другое дело. Ну ты послушай себя! Разве какая-то девка стоит того, чтобы из-за неё портить себе печень?! Она ж тебя сама и кинула! Ты должен ей отомстить за это. — Я должен напиться. — Да отомстить, а не набухаться, етить твою за ногу! — возмутился Ягодник, — Хотя бы переспать с кем-нибудь. — Но я не хочу так, — Львиносвет смотрит на него с такой жалостью, что Ягодник не выдерживает; отмахивается от него рукой и отводит взгляд обратно к сцене. — Ай, делай что хочешь. Только сильно не пей. В конце концов, если этот дурак побежит за стриптизёршой, а ты будешь лежать пьяный, то как я управлюсь с вами обоими? — И с каких пор ты о Лисе заботишься? — Львиносвет выпрямился на своем кресле. — Да не о нем, а об этой Бэмби. Этот маньяк-извращенец её явно напугает, — фыркнул Ягодник. — Чёрт!!! Она ушла!!! — крикнул Лисохвост. — Вот видишь, — говорит он напоследок Львиносвету и тут же поворачивается к другому другу, — Ну как ушла так и вернется, че орешь? Искра ловко соскочила с шеста прямо под окончание песни. Стараясь не смотреть в сторону компашки, она быстро проходит за кулисы и переводит дыхание. Чувствует, как дрожат её ноги. В раздевалке она надевает длинный халат поверх костюма, переобувается из каблуков в более удобные тапочки от Victoria’s Secret и решает незамедлительно направиться к Коршуну. Конечно же, в случае любого мелкого происшествия, все дороги только туда и вели. Как можно незаметнее она прошмыгивает где-то за спинами компании, обходит толпы посетителей, сливается с танцующими на танцполе и наконец достигает коридора, в котором никого не было и который вёл к кабинету. Она и не знала, что будет вдруг так сложно проскользнуть туда незамеченной. Пару раз её даже успели окликнуть с непристойным предложением, однако помогало просто ускорить шаг. Руки Искры трясутся, да и её саму чуть потряхивает, когда она едва ли не врывается в кабинет, хочет начать говорить, но в ту же секунду замолкает под чужими взглядами. — Я тебя прикончу, если не научишься стучаться! — кричит Звездоцап. — Извините… — только успела пискнуть Искра, успев напоследок кинуть взгляд на Коршуна, и закрывает за собой дверь. Также она успела заметить сидящего Когтегрива, но у неё даже не было времени этого осознать. Только за закрытой дверью она с удивлением понимает, кого встретила. Одно Звёздное племя знает, чего он тут забыл, если должен сейчас жить и доучиваться последний год где-то там в Испании. — Что опять случилось? — чуть устало спрашивает Коршун, когда выходит из кабинета почти что следом. — Нам нужно поговорить, — Искра ощущает себя каким-то ничтожеством под его тяжелым взглядом сверху-вниз, — В общем, я хочу уволиться. — Нет, — в ту же секунду отвечает мужчина, будто бы ожидал этого. Блондинка смущается и теряется в словах, но пытается взять себя в руки. — Ладно. Д-давай я всё объясню и надеюсь, ты меня поймешь. — Какое уволиться? Ты дура? Начнём с того, что ты не здесь не по своей прихоти, а закончим тем, что просто так ты не отделаешься. — Коршун, что это значит? — теперь она чувствует себя несчастной букашкой, которую большой и злой паук принёс к себе в паутину в качестве будущей еды. — Ты частенько доставляешь всякие проблемы, ведёшь себя непонятно как, ещё и свое поручение толком не выполняешь. Вот что полезного за пару месяцев ты выведала о президенте? Думаешь, просто так отделаешься? Нет, Искорка, будешь здесь находиться, пока не принесёшь хоть какую-то пользу. Пока от тебя одни убытки. Искра затаила дыхание и смотрела ему в глаза всё это время. — То есть, я здесь в первую очередь инструмент достижения цели? — осмелела она, — Из-за своего происхождения? — слова сами шли из её рта, — Так? Коршун смутился буквально на долю секунды. — Догадливая девочка, — хмыкнул он, — Только что-то поздновато до тебя доходит. — И через меня вы собираетесь воплощать в жизнь свои грязные дела? Типа государственного переворота и свержения власти. Я права? Она, кажется, совсем перестала ощущать воздух в лёгких, когда заметила немигающий взгляд мужчины. Такой напряженный, что, кажется, он думал над тем, как с ней расправится за неосторожные слова и где спрячет её труп. Мысленно попрощалась со всеми своими близкими и друзьями, потому что, возможно, сейчас идут последние минуты её жизни. Девушка понимает, что оказывается права, когда Коршун прижимает её к стене и слегка сжимает горло. — И ты никому об этом не скажешь, — угрожающе прошипел он, — Потому что избавиться от тебя, дрянь, очень легко. Окажешься в лесу закопанной. Никто тебе не виноват, что ты такая ведомая дурочка, попалась в ловушку. — Но это не я сюда попалась, скорее, ты завлёк меня специально. Опять же, из-за моих связей, — снова попадание в точку. Коршун даже не знает, как реагировать. Эта девчонка ведёт с ним странную игру — с одной стороны, будто бы тоже угрожает, а с другой, будто наслаждается своим положением. Очевидно одно — она боится его не так сильно, как ожидалось. Он опять убедился, какой интересный зверёк ему попался. — Слишком умная. Что-ж, раз всё понимаешь, тогда и рот держи на замке. С нами лучше сотрудничать, хотя иного выбора у тебя нет, — он звучит уже немного спокойнее. — А я и не против, — шепчет Искра, неожиданно притягивает к себе Коршуна и целует. Она чувствует настоящий водопад у себя внизу. Объект вожделения так близко — запах духов, его губы, его тело совсем рядом; от этого кружится голова. Девушка ощущает, что, кажется, на её поцелуй отвечают, и ощущает, что победила. Холодная, неприступная стена почти что пала. Спустя пару секунд Коршун отстраняется от неё и шокировано смотрит. — И что это было? — только и спрашивает он. — Ты всё понимаешь, — улыбается Искра, — Мы можем еще отойти в приват-комнату? — Я не буду с тобой трахаться, — ответил Коршун. — Нет-нет, — рассмеялась она, — Я не про это. Я должна еще кое-что рассказать. — Это правда стоит моего внимания? — Ну пожа-а-алуйста, — она стреляет глазками, накручивает прядь волос на палец. Он пару секунд раздумывает. Теперь и не знает, чего ожидать от неё. Что она с ним сделает, о чем расскажет, а главное — не соврала ли сейчас. — Ладно. Только быстренько договорю с отцом. Жди здесь. — Подожди, — Искра перехватывает его, когда он уже коснулся дверной ручки. — Там Когтегрив? Зачем он сюда приехал? — Рассорился со своей матерью, которая по несчастному совпадению моя единокровная сестра и прилетел сюда почти что без гроша в кармане. Она его теперь и знать не желает, как он сказал. Звездоцап обещал лично приехать к Рыжинке и задушить за то, как она обошлась с несчастным дитём, но что-ж… Ладно, неважно, — он всё-таки заходит обратно внутрь, даже не взглянув на неё. Коршун быстро стирает со своего выражения лица любые признаки того, что его только что поцеловала шестнадцатилетняя стриптизёрша и с равнодушием садится к себе. — Что так долго? — недовольно спросил Звездоцап. — Да там… Опять у этой малолетки проблемы какие-то. Но теперь всё в поряде. Внезапно он чувствует напряжение, и от этого берёт сигарету из пачки на столе, быстро зажигает и подносит ко рту. Доза никотина вернула ему прежнее расслабление. — Давай, чтобы нормально всё было. Вообще зачем она тут? Жопой вилять? Хоть бы чего полезного сказала. Дела знаешь ли, сынок, не ждут. — Я работаю над этим. Говорю же, всё в поряде. — О ком речь? — внезапно спрашивает Когтегрив. Коршун поворачивает голову на его голос; внезапно на его грудь будто бы ложится тяжелый камень. Груз нарастающей злобы мешает ему как следует вдохнуть. Когтегрив, этот мелкий испанский беженец, плод любви его сестры и её «непутёвого муженька, который не заслужил имеющуюся у себя власть», как говорил Звездоцап, он же был так горячо любим своим дедом и так похож на него, что аж скулы сводило. Даже назвать додумалась в честь него, хотя сама кривит рот при одном только упоминании отца; ну даёт, сестрица. Ясно как день, что Коршун уже немного староват для ревности, но ничего не поделать с тем, что он просто ни коим образом не может позволить Когтегриву занять место любимчика. Раньше его не особо это заботило, да и угрозы не было — но теперь, когда он больше не зависит от Рыжинки и может делать, что хочет, в том числе и поддерживать общение с тем, с кем ему запрещали, конкуренции не избежать. — Об Искре, — выдавливает из себя Коршун и поворачивается обратно к отцу. — Ох, ну надо же, — от чего-то улыбается Когтегрив. — Кстати, мне нужно пока отойти. Переговорить кое с кем, — мужчина тушит в пепельницу недотлевшую сигарету, берёт пачку вместе с зажигалкой и встаёт с места. — Ты свободен, — бросает Звездоцап, — Когтегрив, пока останься, потрещим с тобой еще чуть-чуть. Бери мою сигару, не стесняйся, — как-то слишком ласково обращается он к внуку, отчего Коршуна едва не стошнило прямо на месте. Он спешит скорее покинуть кабинет, пока волны злобы не захлестнули его с головой окончательно. Когда при выходе он натыкается на белокурый источник головной боли, который с явным интересом осматривал его, то ощущает, как ему полегчало. — Пойдем? — просто спрашивает Искра, — Только мне нужно проскользнуть как можно незаметнее и в самый неприметный зал. Я расскажу, почему. — Ага, — безразлично отвечает Коршун и они не спеша идут по коридору. У Лисохвоста тем временем свой повод для горя — Бэмби ушла от него и не вернулась. За это он назвал Ягодника «подлым обманщиком», на что тот лишь отмахнулся. Пока он, смирившись с тем, что никак не повлияет на друзей и те напьются с ним или без него, сидел и пожирал глазами снующих танцовщиц, поскольку это всё, что было ему доступно, так как у него есть Медобока, Лисохвост активно заливал текилу в рот Львиносвета прямо с горла, а потом они менялись местами. Ягодник периодически следил за ними и думал, за что Звёздное племя даровало ему таких придурков. Внезапно он нащупал у себя в кармане штанов маленький запечатанный пакетик. Еще раз ощупав сам пакетик внутри кармана, не доставая его наружу, он с удовлетворением отметил, что совсем забыл, как сунул себе целый грамм увеселительного порошка на всякий случай. Наконец-то эта ночь заиграет новыми красками. Следом за пакетиком парень достаёт кредитку, сыпет чуть-чуть белого порошка на стол, утрамбовывает его карточкой и тут же быстро занюхивает. Вещество буквально ударяет в ноздрю и дарит непередаваемые ощущения. Искра замечает вдалеке спины школьных друзей и просит Коршуна ускорить шаг; и сама тоже ускоряется. — Да что такое? Кто там? — спрашивает Коршун. — Львиносвет и его дружки. Они не должны меня тут видеть, тем более в таком виде, понимаешь! — наконец, они заходят в небольшой зал в какой-то глухой части клуба. В нём был красный неоновый свет, тёмно-коричневая обивка на мебели, стол, маленький комод, ковёр на полу — всё как всегда. Искра знала наизусть расположения предметов в почти каждом из залов. По пути с собой она прихватила бутылку белого Cristal из бара и два бокала. Поставила их на стол. — Ну так что? — Коршун по-хозяйски усаживается на диван, чиркает зажигалкой. Сизый дым его сигареты разлетается по залу. — Возникла проблема, — Искра берёт сигарету следом и тоже затягивается, — Как раз таки из-за них. Один из компании, рыжий, запомнил меня, или точнее сказать, Бэмби, и теперь ищет по клубу. Он меня в два счёта раскусит, я не знаю, что и делать. Поэтому мне было лучше уйти. Она начинает разливать игристое по бокалам. — Но я тебя никуда не отпущу. И не мои проблемы, кто там тебя ищет, — он стряхивает пепел прямо на пол. — Это я уже поняла, — Искра слегка улыбается и взглядом предлагает взять бокал следом за ней. Не чокаясь, она выпивает всё содержимое почти что залпом. Девушка чувствует, как совсем смелеет и расслабляется. Эта приватная обстановка, приглушенный свет, интимность их разговора была лучше самого дорогого алкоголя или наркотика. — А ещё мой отец. — Что твой отец? — Коршун не спешит сразу опустошать свой бокал, однако в нём осталась уже где-то половина. — Он-то думает, что я официантка. Знаешь, я за эти две недели столько раз чуть не спалилась. Если от матери было легко проскользнуть незамеченной, то от него нет. Так и норовит подвезти, блин. Приходится приезжать на час раньше него. Коршун смеётся ей в ответ. — Что? Это несмешно, — чуть обиженно отвечает Искра. — Это он тебе так сказал, что думает? — Ну… Фактически. Я же не могу ему рассказать, что работаю стриптизёршей! Это ни в какие рамки! — Какой же он у тебя шутник. Да он с первого дня был в курсе, и совсем не против. Девушка застопорилась — то ли от того, что её две недели как дурят, то ли от того, что Берёзовик совершенно спокойно относится к тому, что шестнадцатилетняя дочь вертит задницей у шеста перед мужиками. — Блять! Чёрт возьми! — прошипела она от досады, — А я как идиотка, повелась! — она шумно выпускала воздух из ноздрей, не веря в то, как глупо с ней обошлись. — Нестрашно, — откуда-то он достаёт пепельницу и ложит в неё дотлевшую сигарету, — Прикольный мужик, кстати. — Только вот как отец — ужасный, — Искра делает последнюю затяжку и тушит свою сигарету следом. — Плевать, раз вы, в целом, и без него неплохо справлялись. — Издеваешься?! Да мы без него ужасно справлялись! — её второй бокал отправляется туда же, куда и первый, — И вообще, я не знаю, откуда при такой безалаберности у него такие деньги. — Чем чёрт не шутит. Да и сам он, вроде, не из бедной семьи. Может, и не его деньги вовсе, — от скуки Коршун достаёт вторую сигарету. — Его, его. Я знаю про его компанию… Что-то с недвижимостью связанное. Неважно. А его сторона семьи — тихий ужас. Даже слышать про них не хочу. Вот, например… Где-то на фоне слышался рассказ Искры о невозможном характере семьи Демпстер, пока сам Коршун размышлял о своём собственном отце. В силу на тот момент маленького возраста он не помнил, как тот показывал ему и Рыжинке, как жестоко на их глазах убивали «нечистых» по происхождению людей, в том числе и детей примерно их возрастов; однако знал, что, к сожалению, это правда и такое действительно было. Должно быть, пускай это не запомнилось, но всё равно каким-то образом отложилось в детском мозгу и перешло с ним в осознанные года. И этот факт являлся одной из причин ненависти к отцу. Тем не менее, уважение к нему перевешивало — поскольку тот иногда учил и очень важным вещам, например, трудолюбию и дисциплине, да и обеспечивал всем нужным, в конце концов, — даже более чем нужным. Престижное образование, первая машина, первая квартира, отпуска — даже под арестом умудрялся оплатить необходимое. Правда, после окончания университета на исторической родине, отправил в свободное плавание. И он стал плавать самостоятельно — как и учили. Касаемо матери — этой женщины было мало в его жизни, хотя Коршун чувствовал к ней куда больше трепета и той самой искренней, нежной любви, той самой детско-родительской, — но из-за властности отца не мог себе в ней признаться даже в детстве. Саша Браун, утончённая немка, любительница искусства; от неё он получил свои весьма аккуратные черты лица, голубой цвет глаз, способность к загару и манеры. К сожалению, в его одиннадцать она вдруг исчезла насовсем. По своему ли желанию, или Звездоцап вмешался, он так и не узнал, но сам факт ранил его; он поймёт это только во взрослом возрасте. Из-за того, что Коршун жил с сёстрами и отцом в Венесуэле, а не в Германии или хотя бы Штатах, Саша навещала детей не так часто, как хотелось бы; может, не имела возможности путешествовать чаще, может, Звездоцап специально ограничивал общение, а может, она и сама не желала. Так мало было известно об этом человеке, который, казалось бы, должен быть таким близким, таким родным, таким понятным, как паззл, который складываешь уже раз в пятисотый. С возрастом слово «мама» стиралось из памяти Коршуна, оставалось лишь совсем смутной фигурой, а вскоре, казалось, исчезло совсем, — также, как и она сама много лет назад, — и напоминало о себе лишь гобеленами на стенах в коридоре клуба. — Ты слышишь меня? — Искра резко прекратила балаболить без дела и серьезно посмотрела на мужчину. — Что такое? — на вид он был совершенно спокоен и сосредоточен. — Я бы вот еще о чем хотела поговорить. О нас. Всякий раз, когда по молодости он слышал от девушек подобную «шарманку», то закатывал глаза и спешил уйти восвояси, забрав с собой все воспоминания и удалив отовсюду их номера. Куда больше ему нравились романы-однодневки — преимущественно без одежды и в горизонтальном положении; он просто-напросто боялся доверять и сближаться. Все девушки в его глазах были такими же, как его мать — сначала побудут любящими, а потом оставят без причины, как и она. Он не хотел бы пережить подобного во второй раз; следовательно, лучшей тактикой было — не влезать в серьезные продолжительные отношения. А что ждать от Искры с таким тоном разговора он и вовсе не знал. Что она хочет выяснить? Ну, расскажет ему о своих чувствах, — а Коршуну плевать, он к ней ничего не чувствует в романтическом плане. В целом, единственный, кого он любит в жизни — собственное отражение в зеркале. Искра же была скорее… как подопечная? Или как дочь. Как ни крути, а за проведённое вместе время он уже успел к ней привыкнуть. Но даже «дочь» он предпочитал держать на расстоянии от себя — на достаточном, чтобы рассудок оставался холодным, а ум — трезвым. Всё-таки, нельзя было забывать, кто она такая и какую пользу может принести. Коршун измерял людей по одному простому критерию — «коэффиценту полезности». Соответственно, его внимания удостаивались только те, кто мог быть хоть на крупицу полезен и кого можно было использовать для достижения цели — хотя бы в теории. Для большинства людей, честных, добросовестных, это было ужасом, так нельзя было жить и строить здоровые взаимоотношения; даже семью так не завести. А Коршун жил, потому что таким образом воспитывался и потому что по-другому не умел. И не хотел. И без семьи в традиционном понимании ему жилось замечательно. — Что? — повторил он чуть глухо. — В каких мы отношениях? Я долго думала над этим… Знаешь, я немного не понимаю. Мои чувства к тебе… Они больше, чем дружеские. А у тебя какие? Что ты думаешь по этому поводу? — Ты думаешь, я не заметил? — хмыкнул Коршун, — Здорово, конечно, что ты влюбилась, в кого не надо. Я довольно взрослый дяденька, ещё и с опасными связями. В твоём возрасте не это нужно, поверь, — вздохнул он. — Мне всё равно. Ты мне нравишься, и… Я хочу тебя. Искра вся покрылась румянцем. Она понимала неизбежность отказа, но решила давить до последнего. До талого. До уговора хоть на что-либо, на любые условия. Лишь бы быть с ним рядом. Коршун нехотя признался себе, что эта юная девица его удивила — обычно при такой предельной честности очень многие рассеивались вместе с утренним туманом и справедливо не желали иметь с ним отношений, а тут сама лезет. Знала бы только, на что соглашается. — Мне это льстит. Однако, взаимностью ответить я тебе не могу. Ты понимаешь, почему. — Почему же? — спрашивает она настолько просто, что аж не верится. — Ох. Ты мне скорее как дочь. Я же не могу трахать и целовать собственную дочь, верно? — тихий смешок, — Ты ведь совсем юная, к тому же. На самом деле, мог — моральный компас у него давно сломан. Только вот одновременно с этим и не мог — потому что для долгосрочной связи никого к себе не подпускал. Даже дочерей. Искра сняла с себя халат, который всё это время скрывал ужасно пошлую форму медсестры, и скинула его на диван. — Ну и ладно. Ради исключения иногда и с дочерьми можно, — она приближается к нему на ужасно близкое расстояние, — Так ведь, папочка? — она заискивающе смотрит ему в глаза несколько секунд, прежде чем пару раз целует в чуть загорелую шею. Когда она переходит к его шее, то он тут же устремляет взгляд в покрытую неоновым светом стену и не понимает, что происходит. Какой-то шестнадцатилетней дурёхе удалось слишком легко и просто сломать его стены, его границы, что стояли неприступно годами. Должно быть, у них куда больше общего, чем он думает, — иначе он не понимает, как это у неё вышло. Подобрать к нему «ключ», очевидно, мог только кто-то похожий, который знает, куда давить. И куда целовать — Искра проходит языком по пульсирующей венке на шее, и Коршун понимает, как ему приятно. Он мягко отстраняет девушку от себя и пытается не смотреть вниз, — туда, где соблазнительно проступала девичья грудь из-под костюмчика. Сглатывает слюну, когда Искра опускает лямки немного вниз, почти что позволяя костюму скользнуть вниз. — Ну-у-у-у же, — тянет она, когда начинает медленно спускать трусы вниз по бёдрам. Костюм все еще на ней, — но его легко можно сдёрнуть и узреть молодое тело безо всяких прикрас, — Ты такой нерешительный, — она кидает белье куда-то далеко в сторону; её шепот томный, бархатный, эротичный, а во взгляде читается такая похоть, какой Коршун давно не видел. — Сексом меня решила подкупить? — он сам не заметил, как его голос стал ниже. — Раз это всё — что тебе нужно, то у меня нет иного выхода, — Искра хитро улыбается и ему окончательно сносит крышу от того, как она усаживается к нему на колени и чуть ёрзает у ширинки. В очередной раз за вечер она оказывается права — поэтому Коршун решает углубить её поцелуй и засунуть руки под костюм, ощупывая в самых неприличных местах.