***
Проснувшись с утра, я понимаю, что танцевать под дождём до упаду было ну о-о-очень плохой идеей. Голова раскалывается, в горле как будто бы дракон огнедышащий повесился, и температура. Ясно, что в школу я сегодня не пойду. Мама оставляет мне кучу каких-то таблеток, которые я должна принимать, и уходит на работу. А я заваливаюсь спать. Мне снится, что я танцую на площади, только не с уличными музыкантами, а с Тобиасом. В его тёмные волосы вплетены яркие полевые цветы, он улыбается. Мы держимся за руки и кружимся, как мы любили кружиться с Калебом, когда были маленькими. А потом всё как будто бы замирает, Тобиас начинает растворяться в воздухе, а на небе облака складываются в одно слово: ДУРА. Я просыпаюсь от пиликанья сообщений. Тобиас, кто же ещё. Где я, что со мной и так далее по тексту. Не отвечаю ни на одно письмо. Нет меня. Уехала в Гондурас на ПМЖ. Или вообще умерла. Чего, кстати, так и хочется. Всегда, когда болею, очень много сплю. Сейчас два часа дня, а я только проснулась. Прекрасно. Весь оставшийся день провожу за едой, лечением и просмотром сериалов. Вечером приходит мама. Впервые за долгое время мы разговариваем, как нормальные мать и дочь в нормальной семье. Точнее, мать-то и тут нормальная. А вот дочь… На следующий день я чувствую себя гораздо лучше. Температуры нет, горло не болит. Только голова ещё потрескивает, но это пройдёт. Я даже выбираюсь из своей огромной уютной кровати и иду на кухню. Настроение просто отличное, на радостях готовлю любимую яичницу с беконом. Сообщений от Тобиаса ещё больше, и они принимают всё более тревожный характер. Ну и пусть. В голову закрадывается мысль вообще больше в школе не появляться, но, к сожалению, это не получится — надо же аттестат получить как-то. Когда, вдоволь насладившись свободой, после обеда я усаживаюсь за домашнее задание, что становится уже привычкой (хорошая Трис в глубине души горда до невозможности), в дверь звонят. Эрик, в хлам пьяный. Я его даже на порог не пускаю. Захлопываю дверь прямо перед его носом. Но Картер не успокаивается. Он садится под мой балкон и начинает орать. Странно, но парень не ругает меня последними словами, как можно было бы предположить. Он в любви признаётся, вы можете себе это представить? Он, оказывается, так меня любит, что жить не может. Да-да, конечно. Я сначала выслушиваю эти «серенады», стоя на балконе и периодически закатывая глаза, но когда это всё длится больше получаса, не выдерживаю — набираю ведро воды и выливаю на горе-любовника: — Проваливай отсюда, понял? Чтобы я тебя больше не видела! — ору я, свесившись за балконные перила. — Вот и по-ойду, — Эрик отряхивается, как пёс после купания, — ну и на-афиг, ик, мне эти де-евушки. Пойду к Питеру, хоть он меня по-оймёт и, ик, поддержит. — Совет вам да любовь! — смеюсь я, провожая шатающегося из стороны в сторону бывшего лучшего друга. Какой же он смешной, когда пьяный, слов нет. На третий день сообщения от Тобиаса не приходят. Зато Макс, единственный из нашей компании, который после моей ссоры с Эриком не прекратил со мной нормальное общение, присылает фотку. Я чуть с кровати не падаю. Значит, Картер говорил совершенно серьёзно насчёт Питера. На снимке парни откровенно целуются в школьном туалете. Если бы мне ещё месяц назад кто-то сказал, что Эрик будет, кхм, целоваться с представителем мужского пола, я бы мало того что не поверила, я бы пальцем у виска покрутила. Но теперь меня ничего не удивляет. Уже слышу у себя в голове насмешливый голос Итона, когда он узнает об этой фотографии (а он узнает, в нашей школе, да и в любой, слухи распространяются чуть ли не со скоростью света). Он обязательно пошутит, типа «Эх, ты, Прайор, от тебя даже мужик к мужику ушёл. Совсем ты разочаровала мальчика, что он на женский пол больше даже и не смотрит». На четвёртый день — снова молчание. Я начинаю волноваться не на шутку. Что-то случилось. Не мог он так просто перестать писать. Что-то с Тобиасом. Я звоню ему на мобильник. Абонент временно недоступен. Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт. Сегодня воскресенье, мама дома. Она видит, что я куда-то собираюсь, и интересуется, куда. — К другу, — говорю я, пытаясь за улыбкой скрыть волнение и страх. — К этому страшному Эрику, с которым ты дружишь уже целый год? — маме никогда не нравился Картер. — Нет, мам. Его зовут Тобиас. Он хороший парень. Помогает мне по учёбе. Мама улыбается. Рада за меня, наверное. — Ну, иди. Только не задерживайся, завтра в школу. — О’кей, мам. К дому Итона я чуть ли не подбегаю. Звоню в дверь, наверное, слишком нервно и долго. Но, к моему удивлению, дверь мне открывает совершенно не Тобиас. — Здравствуйте, — говорю я высокому статному мужчине с седеющими тёмными волосами, наверняка это Итон-старший, — извините, а Тобиас дома? Мужчина напрягается и спрашивает: — Зачем тебе мой сын? Точно, я угадала. Это его отец. — Я его одноклассница, Трис Прайор, мне нужно… — начинаю я, но мистер Итон прерывает меня, приглашая зайти в дом, и резко захлопывает за мной дверь. — Здравствуй, Трис, — он кажется дружелюбным, но я вижу, что его что-то тревожит, — Тобиас рассказывал о тебе. Он сказал, тебе можно доверять, мальчик считает тебя своим другом. — Ой, правда? — я, наверное, краснею, но тут же беру себя в руки, — дело в том, что я не могу до него дозвониться, и вот, пришла узнать, не случилось ли с ним чего. — В том-то и дело, что случилось, — говорит отец Тобиаса. — Он дома? — моё сердце падает, наверное, куда-то в пятки. Если отец так взволнован, значит, что-то точно не в порядке. — Когда я вчера приехал из командировки, дома никого не было. Но окно на кухне кто-то разбил, а на столе лежала записка. Я вижу клочок белой бумаги, читаю слова, написанные корявым почерком, и оказываюсь в них верить. Твой сын у нас. Хочешь его вернуть — гони 500 тысяч. Вызовешь полицию — он труп. Деньги ждём по адресу. На обратной стороне нацарапан адрес, но я на мгновение перестаю что-то соображать. Ноги подкашиваются, и хорошо, что сзади оказывается диван. — Всё хорошо? — Да, всё нормально, мистер Итон. — Для тебя просто Маркус, — отмахивается Итон-старший. — Да уж, я думала, такое только в фильмах бывает, — выдыхаю я испуганно. — К сожалению, нет. Как говорит мой сын, жизнь похлеще любого боевика, — Маркус внезапно затихает, а потом смотрит на меня так, что мне становится немного не по себе, — ты знаешь, что делать? — Я? — я не ослышалась? Взрослый богатый дядька просит помощи у семнадцатилетней девчонки? Что за фигня? — Потому что я, если честно, не знаю, — мужчина присаживается рядом, — в полицию звонить нельзя. Просто съездить и отдать деньги? Боюсь, такой возможности сейчас нет, дела идут не очень, надеюсь, временно. — А знаете, что? — внезапно выпаливаю я, — у меня есть план.***
— Ты уверена, что это безопасно, Трис? — Не на сто процентов, но да, — сама не знаю, откуда столько самоуверенности. — Тобиас говорил, что ты смелая, но вот о том, что ты такая отчаянная, не упоминал, — издаёт смешок Маркус, останавливаясь перед светофором. — А я сама до сегодняшнего дня не знала, что такая и есть, — отвечаю я, — а что он вам ещё рассказывал? — Ну, например, то, что ты ему нравишься, — подмигивает мужчина. — В этом-то и проблема. — Если у тебя есть парень, ты разбиваешь сердце моему мальчику. — Нет, вы не так поняли, — хмыкаю я, — он мне тоже нравится, только вот, когда он мне признался не так давно, я испугалась и сбежала, как последняя идиотка. А потом ещё и два дня на сообщения не отвечала. Может быть, ответь я тогда, мы бы сейчас не ехали туда, где всех нас троих могут грохнуть. — Не вини себя, девочка, — Маркус газует, когда заживается зеленый, — если у человека есть более или менее приличный бизнес, ему нужно быть начеку. Может, надо было ему телохранителя нанять? — Телохранителя? Да Тобиас на машине такой стесняется в школу ездить, — это правда, он мне сам как-то сказал, — боится, что завистники колёса проколют. — Ладно, ты права, телохранитель — это плохая идея.***
— Ты уверена, что это здесь? Джип Маркуса останавливается перед устрашающего вида зданием, похожим на огромный гараж или склад. — Навигатор не врёт. Мы выходим из машины. — Будь осторожна, — Маркус протягивает мне чёрный мешок. Там как будто бы лежат обещанные полмиллиона, но на самом деле там гораздо меньше. Всё равно эти бандиты их не получат. Мне нужно будет только пролезть внутрь, найти Тобиаса и потянуть время, поотвлекать похитителей, пока Маркус по-тихому вызовет полицию, и всех повяжут. Риск, конечно, есть. Но как же без него? — И да, Трис, ты же не думаешь, что пойдёшь туда вот так? Отец Тобиаса протягивает мне пистолет. — Травмат. Заряжен, сильно не маши. Используй только в самом крайнем случае. — Спасибо, — шепчу я и, накинув капюшон толстовки, пробираюсь в логово зла. Бесшумно, на цыпочках, я крадусь вдоль стен. Если меня что и выдаст, то только оглушительный стук моего сердца. Пистолет за поясом, его прикрывает длинный край широкой толстовки, так что за это можно не переживать. И вот я вижу его. На втором этаже, в голом помещении, которое освещено лучше других из-за отсутствия половины стены. Тобиас сидит на полу, его лицо, как и свитер, в крови, а руки прикованы наручниками к какой-то трубе. Забыв об осторожности, я подхожу к нему и тихо зову по имени. Он открывает глаза, сначала то ли не узнаёт меня, то ли боится, но, когда я снимаю капюшон, в его глазах вижу радость. — Я пришла, чтобы тебя спасти, — шепчу я, вытирая кровь с его лица носовым платком. — Я знал, что ты придёшь, — хрипит парень. — Я пришла. Потому что поняла, какой была идиоткой. После этих слов (нашла время, блин!) я просто прижимаюсь губами к губам Тобиаса. Целоваться в логове врага — разве не безумие? Но ещё большим безумием является то, что мы наконец-то поняли друг друга. Мы нашли друг друга. — Какая трогательная сцена, боже мой. Мужской грубый голос заставляет меня мигом вскочить на ноги. Молодой мужчина, лет тридцати, с острыми чертами лица, высокий и кудрявый, стоит прямо перед нами, ехидно поджав губы и сложив руки на груди. — У этого богатого щенка есть подружка. А что, это хорошая идея. Может, тебя тоже похитить и потребовать выкуп? Больше бабок срубим, что бы нет? — Я принесла деньги, — пытаясь не выдать своего страха голосом, говорю я, — но сначала вы отпускаете парня. — Надо же, умная какая, — из другой двери выходит второй мужчина, такого же возраста, но бритоголовый и ниже ростом, — задумала украсть его и сбежать? Ничего не выйдет, крошка. Деньги на бочку. Иначе мы убьём и его, и тебя вместе с ним. Во имя вашей нежной любви. — Вот деньги, — я кидаю мешок под ноги первому, — правда… здесь не вся сумма. Но, думаю, этого хватит, чтобы вы его отпустили. Меня можете убить. Я серьёзно, можете сделать это. Любым изощрённым способом, как только захотите. И куда весь страх делся? Пожалуйста, пусть приедут копы. Пусть это всё закончится. А пока я буду играть свою роль. — Беатрис, не надо, — хрипло шепчет Тобиас из своего угла. Второй бандит пинает его в бок ногой: — Молчи, щенок, тебе слова не давали. Первый пересчитывает деньги, он делает это так долго, что я начинаю радоваться. Нужно тянуть время. — Здесь даже половины нет, — он швыряет мешок обратно. — Может быть, можно как-то в кредит? — мямлю я, а бритоголовый хмыкает. — К сожалению, здесь не банк, крошка. Что скажешь своему парню на прощание? — кучерявый приставляет дуло пистолета ко лбу Тобиаса. Но он не дождётся ванили и розовых соплей. Я отчаянная девчонка, не так ли? На лестнице слышны топот и шорохи рации. У нас получилось. Маркус вызвал копов. — Скажи «до свидания», маленький ублюдок, — он уже почти нажал на курок. — До свидания, — со всей злостью в голосе говорю я, достав травмат Маркуса и направив его прямо в лицо похитителя. — Ты не выстрелишь, крошка. — Ты уверен? Выстрел. Но не из моего пистолета. И не кучерявого. Адская боль насквозь прожигает мой правый бок. Я падаю. Последнее, что я вижу, это несколько полицейских, вбегающих в комнату, и Тобиаса, орущего моё имя.