Вопреки

В груди холодно. Сколько он, затерянный в чужом мире софитов и камер, прожигает здесь время? Кажется, что столетия, а на деле прошли всего лишь недели. Не более трех, а он уже готов биться головой о стену: город незнакомый, хмурый и пасмурный. Дождь убивает, разъедает кожу. Апокалипсис будет сегодня. Артур распахивает окно, и ветер засыпает комнату каплями, будто стонет, и хочется утонуть. Стать кем-то значимым, а не просто единичным человеком, затерянном в чужом городе. Телефонный номер въелся в память, отпечатался в подкорке, и не стереть белизной, не задраить хлоркой. Ему хочется в невесомость. Протянуть руку и коснуться чужих пальцев. Пройтись кончиками по выступающим косточкам, прижаться губами к запястью, к бьющейся в порыве жизни жилке. Особенные руки. Пальцы, на которых оставлял отпечатки своих зубов. Ладонь, которую ощущал языком. Запах волос, заточенный в подсознании. Вкус чувственных губ, рождающий толпу мурашек по позвоночнику. Мысли связывают, он телепатически поглощен буйством мира — и буйством души, и слушает гудки, слизывая с губ соленые слезы. Дождь? Неважно… Крылья бы сейчас. Краски темные, вытолкнуть хочется, взять другой холст! Прыгнуть вниз. Семнадцатый этаж. Какие глупости. Свешивает ногу вниз: кажется, что подоконник качается, будто лодка. Утонуть бы в глазах цвета бури, стать поглощенным иной стихией. Шторы касаются лица, словно паруса корабля. — Я хочу тебя, signor giornalista, — первое, что слышат на том конце электронного сигнала — на том конце мира. — Я хочу коснуться твоих пальцев, твоего тела, я голоден… — и запрокидывает голову, слушая голос, которого так не хватает сейчас. Который хочется сохранить в памяти навеки. — Что произошло, Артур? Его любимый журналист устал. Хочется прорваться сквозь стихию, прорезаться тишиной, обнять, отрывая от всего мира, и какой типировщик сказал, что Бальзак и Гамлет несовместимы? Надо лишь прислушиваться. Надо стать той самой, необходимой частью. Его Вселенной. Его существа. — Я погибаю без тебя. Хочешь послушать, как стучит мое сердце? Он и правда прижимает трубку к груди — несколько мгновений. Должен услышать. Хотя бы почувствовать. Интуитивно… Молчание. Недолгое. — Я тоже скучаю, Артур. У меня сейчас интервью, я перезвоню тебе позже, хорошо? — Приезжай. Резкий порыв ветра едва не сталкивает Гамлета с подоконника, и тот хватается пальцами за шторы, не расслышав, что ответил ему Родриго. Ветер надувает паруса, сметает листки и газетные вырезки. Как же холодно. Согреться бы в чужих объятиях. Согреть того, кого хотелось бы видеть рядом. — Что? Родриго? Родриго! Ты слышишь меня?.. Связь обрывается, и соленые брызги удушают, топят сердце. Телефон летит вниз из ослабленных пальцев. Хочется туда, вслед за ним. Мобильник теряется среди однотипных зонтов, а Артур соскальзывает на пол, захлопывает окно. Задергивает шторы и прижимается спиной, ощущая себя дождем. Завтра очередной съемочный день. …Завтра приедет Родриго…