Физически я чувствовала себя очень слабой и разбитой, но куда хуже была моя душевная подавленность — подавленность, заставлявшая меня всё время тихо плакать. © Шарлотта Бронте – «Джейн Эйр»
***
Вокруг в режиме нон-стоп долбила музыка, завлекающе мерцали софиты, озаряя клуб всеми цветами радуги, люди продолжали дружно кайфовать – создавалась претенциозная атмосфера несокрушимого веселья, и только Сора медленно загибалась у барной стойки в компании начатой бутылки коньяка. Она вливала в себя бокал за бокалом в попытке напиться до беспамятства, чтобы унять ноющую боль и утихомирить колючие воспоминания – теперь сердце обливалось не кровью, а алкоголем. Хотелось хорошенько продезинфицировать его, уничтожив те вирусы, которые заставляли пульсирующий орган рваться наружу, раздирая рёбра. Сора потянулась за бутылкой, когда потребовалась следующая доза, и плеснула мимо бокала, выливая золотистую жидкость с характерным запахом на глянцевую поверхность стойки. Девушка тяжело вздохнула, медленно моргнув, качнулась и, сосредоточившись, совершила теперь уже успешную попытку – толстая струя коньяка попала точно в цель. Её нетрезвый взгляд, направленный сквозь пространство, упёрся в быстро исчезающую лужу: подсуетившийся бармен ловко орудовал бумажным полотенцем, заметая следы поддатой госпожи Квон. Как бы ей хотелось, чтобы и с её души так же стёрли налипшую на нежные стенки грязь. Девушка залпом осушила бокал, даже не поморщившись, ибо уже привыкла к терпкому вкусу и разливающемуся по организму жару, и стала шарить по карманам. Она кое-как развернулась на табуретке, чудом не свалившись на пол, потянула к себе шубку и, держась рукой за барную стойку, принялась за поиски телефона. Но нужного агрегата не оказалось, и Сора чертыхнулась от злости. — Дай позвонить! — ей пришлось перекрикивать громкую музыку, чтобы её услышал один из барменов, пробегавших мимо неё. Мужчина достал из кармана брюк мобильный и вежливо с поклоном вручил его важной клиентке, за что получил брошенную на стойку стодолларовую купюру: Сора не переживала по поводу денег и позволила себе немного разбросать их, ведь для её супруга такие суммы – сущие копейки. Столь щедрые чаевые на дороге не валяются – бармен тут же схватил деньги, спрятал их в жилетке и засиял от радости, совершая поклоны ещё ниже прежних. Сора помнила этот номер наизусть, казалось, ничто не способно вышибить из её памяти несколько цифр, которые в данную минуту служили для неё телефоном спасения. Она нуждалась в спасательной шлюпке, понимая, что если не запрыгнет в неё, то рискует достичь самого дна и утонуть. Выбираться самостоятельно у неё не было сил.***
Победителю всегда лестно и крайне приятно, когда его чествуют. Чонгук снова пришёл первым. Восседая, словно благородный рыцарь, на своём железном коне, он попивал пиво, обнимал какую-то девчушку, с которой они только что познакомились, и не без удовольствия принимал её нежные, возбуждающие поцелуи, слушая, как она завлекательно щебетала. Как её звали? Сколько ей было лет? Интересно, а грудь своя или силиконовая? Может, она без трусиков? Чонгук смотрел на девушку, улыбался и думал о своём, предвкушая ночь животного траха, сладких стонов и возносящих до небес оргазмов, но все его фантазии были нагло прерваны неожиданным звонком – воздушная нега вмиг испарилась. — Прости, детка, — Чонгук вытащил из кармана дублёнки телефон, посмотрел на экран и нахмурился от удивления – номер был ему не знаком. — Подожди меня, я быстро. — Что, жена звонит? — девушка захихикала и ткнула парня наманикюренным пальчиком в грудь. — Кто знает? — Чонгук подмигнул своей весьма привлекательной, симпатичной спутнице, отошёл туда, где было не так многолюдно и не так шумно, и ответил на звонок. — Слушаю. Алло? Говорите! Первое, что услышал Чон, – адская долбёжка, музыка, которая тревожила и нервировала барабанные перепонки. Он отвёл телефон подальше от уха и попытался разобрать, что ему пытаются сказать, а главное – кто. Женский голос на том конце выкрикивал нечленораздельные фразы, разбрасывающие всякий смысл по дороге к вызываемому абоненту. Чонгук приложил мобильный к губам и громко, чётко и ясно озвучил, что нихера не слышит. — Вынь член изо рта, — сказал Чонгук, и, похоже, именно эти слова заставили неизвестный номер собраться и сосредоточиться. — Чей? Тво-ой? Уже да-а-вно-о. И тут Чонгук узнал этот голос, который взбудоражил его сознание покруче жажды скорости, вырабатывающей мощный заряд адреналина. Он узнал колкую, язвительную интонацию, сквозь которую нет-нет да и проступала кошачья нежность. Сора сначала укусит, а после ласково залижет. Парень усмехнулся, закрыл глаза и покачал головой. Разве теперь он мог думать о той красотке, что ждала его возле мотоцикла? Весь поток его мыслей сменил курс и направился в иное русло. Внезапная вспышка озарила ночное небо, плотно затянутое мрачными тучами. — Не с номера ли дражайшего супруга звонишь? Просто никак не могу поверить в счастье обладать телефоном самого Квона Джиёна. — Номера молодых и симпатичных барменов на дороге тоже не валяются, знаешь ли, — судя по тому, что уровень играющей музыки стал куда тише и сменился на звуки проезжающих по дороге автомобилей, Сора покинула шумное помещение и оказалась на улице. Она шмыгнула носом и села на отдекорированную лавочку возле здания. Кажется, ночной холод понемногу отрезвлял девушку, но она была всё ещё нетрезва и туго соображала. — Чонгук… как ты продолжаешь жить? Вопрос неординарный и неожиданный. Чонгук догадался, что Сора пьяна ‒ бывшим парням в ином состоянии и не звонят, ‒ но к подобной философии не был готов. Он вздохнул, собрался с мыслями и попытался понять, в какую сторону двигалась зарождающаяся беседа с бывшей девушкой, которая посмела потревожить его сердце, ведь вместе с Сорой в голове всплыли весьма болезненные воспоминания и образы Юнги. Чон провел рукой по лицу вверх, зачёсывая волосы назад, и прислонился плечом к стволу голого, озябшего дерева. — Мне его безумно не хватает, Сора. Стараюсь не думать лишний раз, абстрагироваться и отвлечься ‒ вон, сегодня очередные гонки выиграл, типа весь такой из себя крутой победитель, у которого всё заебись, ‒ но ничего не помогает. Носишь маску на лице, улыбаешься и нагло занимаешься самообманом, мол, всё хорошо, жизнь продолжается… Да нихуя она не продолжается, — Чонгук сжал пальцы в кулак и прижал его к холодным губам: изо рта выходил наружу пар. — Всё замерло и застыло в тот день, когда Юнги не стало. Я… я даже хотел вернуться к наркотикам, но нет, Юнги бы это не одобрил. Ещё явится ко мне призраком и будет разбрасывать по комнате мои носки с трусами, теребить шторы и запугивать воем. Чонгук улыбнулся сам и почувствовал через расстояние, как улыбалась Сора. Ему всегда удавалось сгладить острый угол шуткой, и неважно, удачной она была или нет ‒ главное, что создавался эффект переключения, некий отвлекающий манёвр. Он возвёл глаза к небу и подмигнул мерцающим звёздам: почему-то показалось, что Юнги наблюдает за ним и снисходительно улыбается. Присмотри за ней. Чон нахмурился, мотнул головой и, шмыгнув носом, обернулся и посмотрел назад: девица продолжала стоять возле мотоцикла и терпеливо дожидаться героя сегодняшней ночи, который переживал внутри самую настоящую гражданскую войну и отчаянно боролся с накатывающими чувствами. Ей хотелось секса с красивым мужчиной, а красивому мужчине хотелось сбежать от самого себя. — Чонгук, мне даже пойти не к кому… Вокруг всё такое чужое и холодное. — …а хотелось бы опереться на дружеское плечо, да? Тишина, наполненная смущёнными всхлипами, послужила призывом к действию. Чонгук почувствовал себя нужным, полезным и твёрдо решил поехать к ребёнку, который сам себя поставил в угол, ведь спасение утопающих не всегда дело рук самих утопающих: как можно выплыть с переломанными, выкрученными руками? Чонгук мог бы бросить со стороны спасающий круг, но ему куда больше хотелось погеройствовать ‒ нырнуть в самые глубины к барахтающейся Соре и либо вытащить её, либо пойти на дно вместе с ней. Он выпытал локацию, отключил мобильный и двинулся не к ожидающей его красавице, как она могла подумать, а к железному коню ‒ конь не белый, как требовали формальные каноны, но и Чонгук ведь не принц. — Поедем к тебе? — спросила девушка, но опешила, когда поняла, что шлем ей не предлагают надеть. Лучезарная улыбка быстро стёрлась с поникшего лица. — Реально жена? — Брошенный ребёнок, — Чонгук подмигнул девчонке и поцеловал ей руку в качестве извинения: жест получился слишком небрежным, но кто будет беспокоиться о вежливости с тем, кого динамят? — Время платить алименты.***
Соре не нравилось находиться на улице по двум причинам: она мёрзла и трезвела. Поэтому было принято решение вернуться обратно в «Эйфорию», чтобы согреться и вернуться в состояние прежней кондиции. Девушка забрала принадлежавшую ей на всех правах начинающей алкоголички незавершённую бутылку коньяка, плюхнулась за один из свободных столиков, вольно обустроившись на кожаном диване, и плеснула себе щедро в стакан. Разрастающееся опьянение быстро дало о себе знать: оно, словно искушающий монстр, расползалось по всему телу и ударяло прямо в голову с целью затуманить остатки рассудка. Соре казалось, что она попала в неоновое космическое пространство, где заботливые руки образа вымышленной матери укачивали её, пока вокруг кружили разноцветные планеты и подмигивали искрящиеся звёздочки. Малышке было уютно и тепло среди галактик, скопившихся внутри тела взрослой девушки, ей не хотелось вылезать наружу и показываться этому уродливому, ожесточённому миру, где каждый борется за место под солнцем, готовый сожрать ближнего своего. Там, где не было людей, мыслей и проблем, царила гармония. Сора слилась с ней воедино и, закрыв глаза, ибо веки стали невыносимо тяжёлыми, слабым движением руки поднесла бокал к губам и опрокинула его, ощущая, как горло приятно обжигает терпкий коньяк, обволакивая внутренности. Она кое-как поставила бокал обратно на стол, едва не уронив его, но зато уронила сама себя на диван. Ей казалось, что она одна и вообще её больше не существует. Людям вокруг не было дела до очередной напившейся девицы в ночном клубе ‒ оно и к лучшему, ведь тогда Сора могла остаться никем незамеченной и в полной мере насладиться состоянием полного кайфа. Музыка отражалась эхом на фоне, откуда-то из пустоты доносились смех и громкие голоса. Жизнь продолжалась, пока Квон пряталась в непроницаемом вакууме. Тяжёлая дремота накрыла девушку кашемировым пледом и утянула в промежуточное состояние на грани сна и реальности, в которую не хотелось возвращаться, но кто-то отчаянно пытался вырвать её обратно. Мужские руки гладили плечи, бережно брали за локти и поднимали вверх. Сора отмахивалась от назойливой заботы и не желала покидать воздвигнутую ею же крепость, но сторонняя сила одержала победу. Квон приподнялась, еле-еле открыла глаза и увидела склонившегося над ней Чонгука: она готова была поклясться, что увидела сияющий нимб над его головой. Он, словно ангел, спустился с небес, чтобы спасти её, но луч прожектора мазнул в сторону, и перед ней оказался обычный человек. Чуда не случилось. — Как... как ты меня нашёл? — спросила она, двигая заплетающимся языком. — Нас связала судьба, и воля интуиции привела меня к тебе. — Звучит ром… романтично, — согласилась Сора и поднялась с дивана с помощью Чонгука, который придерживал её и не давал отправиться на свидание с полом. Он позволил ей опереться на него и зашагал на выход, следя за тем, чтобы бывшая девушка не споткнулась и не упала. — Куда мы поедем? — Я отвезу тебя домой, где тёплая кроватка, мягкая подушка и любимый муж. Сора остановилась, схватила Чонгука за плечи и отчаянно замотала головой. Она выглядела пьяной, беспомощной и такой отчаявшейся. — Нет, пожалуйста… нет… Я не хочу к нему, — девушка уткнулась лицом в шею Чона и повисла на нём, как капризный ребёнок, которого забирают родители из детской комнаты с игрушками и батутами. — Не хочется, я понимаю, — приговаривал Чонгук и незаметно продолжал идти, утягивая за собой шальную императрицу сегодняшней ночи, — но ты хорошая девочка и должна вернуться домой. Ты же скажешь мне адрес? — Чонгук, ты мне нужен. Пожалуйста… я прошу тебя… давай побудем вдвоём? Совсем немного, всего пару часиков, а потом я вернусь в своё болото. Чонгук смотрел Соре в глаза, подмечая всю собравшуюся в них скорбь. Он видел перед собой опечаленное лицо девушки, которая невыносимо нуждалась в верном друге. Ну разве у него были силы, чтобы запротивиться и отказать? Чон пообещал, в первую очередь, самому себе, что привезёт Сору к себе домой, они просто поговорят, а затем он доставит её в целости и сохранности домой. Звучит не так сложно, правда? Так он думал. Оказавшись на улице, Чонгук помог Соре забраться на мотоцикл, надел ей на голову шлем и строго-настрого велел держаться крепко и ни в коем случае не отключаться. Когда девушка обвила руками его торс и прижалась к нему, он завёл своего верного железного коня и рванул с места. Чон не просто любил, а обожал скорость, но в этот раз ему пришлось отложить свою страсть в сторону и ехать медленно и аккуратно, ведь сзади сидела пассажирка, готовая в любой момент по нетрезвой неосторожности свалиться на землю. Парень следил и за дорогой, и за Сорой, периодически проверяя, достаточно ли устойчиво она сидела, но Сора никуда не собиралась деваться, ведь ей даже нравилось обнимать Чонгука и жаться к нему ‒ в эти мгновения она испытывала лёгкий флёр наслаждения, который не наваливался на неё всем весом, а лишь ласково прикасался. Она старалась не заснуть, хотя очень хотелось, тем более сил оставаться в состоянии у неё становилось всё меньше: её так и тянуло закрыть глаза и провалиться в самые глубины умиротворения. На сей раз Квон не стала рисковать и продержалась до самого конца их быстротечного маршрута. Не без помощи Чонгука она слезла с мотоцикла, взялась за его протянутую руку и вместе с ним направилась в многоэтажную новостройку, в которой жил некогда любимый ею человек. Когда они оказались в лифте, который направился вверх плавным толчком, Сора почувствовала подступающую тошноту. Чонгук заметил, что ей резко поплохело и её начало мутить. — Потерпи совсем немножко, мы сейчас приедем, и я отведу тебя в ванную, — Чонгук обнял склонившуюся к полу Сору и, придерживая её, начал поглаживать по спине. — Вдох носом, выдох ртом. Дыши глубоко и думай о цветах, о прекрасных розах, чьи алые бутоны с капельками росы раскрываются при виде тёплого майского солнца. Ну вот, хорошо? Стало лучше? Отлично, а теперь пойдём. Вот так, давай, потихоньку. Держись за меня. Чонгук прекрасно понимал это состояние, когда после влитого в организм алкоголя начинается укачивание в дороге и от любого лишнего движения могло резко поплохеть. Пока он открывал дверь, Сора, чей лоб покрылся испариной, глубоко дышала и прижималась к холодной стенке, служившей настоящим спасением. Она совсем не сопротивлялась, когда парень взял её под руки и завёл к себе в квартиру. Он снял с неё обувь, верхнюю одежду и помог дойти до ванной комнаты, где включил свет. Сора тут же увидела свою цель ‒ унитаз ‒ и рванула к нему благодаря внезапно появившимся силам. Она упала на колени, склонилась вниз и позволила себе хорошенько протошниться, пока Чонгук, нависнув над ней, держал её волосы. Сору только так и прочищало… Она блевала не только скопившимися в желудке остатками и горькой желчью, но и всей раздирающей её болью. Слёзы текли по щекам и обжигали раздражённую кожу, кашель и всхлипы заполняли пространство вперемешку с рваными вздохами. Чонгук видел, как не просто плохо, а хуёво было его бывшей пассии, но не испытывал при этом ни грамма отвращения. Он жалел её и хотел позаботиться, хотел помочь, особенно ему становилось не по себе, когда Сора скручивалась и содрогалась в его объятиях, стискивая руками ободок унитаза. Чон помог ей подняться, подойти к раковине и, включив воду, заботливо и крайне аккуратно умыл её лицо прохладной водой. — Все мы любим стереотипы, поэтому держи розовое полотенце, — Чонгук, улыбнувшись, пронаблюдал за тем, как Сора небрежно вытерла лицо и села на бортик ванной. Брюнет со вздохом опустился перед ней на корточки и погладил по подрагивающей щиколотке. — Как будто заново родилась, правда? — Как будто слетала в космос туда и обратно без скафандра… — Сора шмыгнула носом, посмотрела на полотенце, на котором грязно отпечаталась тушь, и поймала себя на мысли, что боится посмотреть в зеркало, но не боится посмотреть на Чонгука: он выглядел таким непринуждённым, как будто только что перед ним не блевала пьяная женщина у него в квартире. — Наверное, я тебе неприятна? Чонгук снисходительно улыбнулся, взял Сору за руки и по-джентельменски поцеловал тыльные стороны её ладоней. Он нежно погладил каждый пальчик, вздохнул и, склонив голову набок, внимательно изучил лицо девушки: оно было заплаканным, грязным от размазанной косметики, с покрасневшими глазами, слипшимися ресницами и обветренными губами, но он считал это особой красотой – эстетикой, которая близка ему одному, которая всегда будет ему нравиться, которая всегда будет его привлекать, ведь она принадлежала Соре. — Даже заблёванная и зарёванная ты заставляешь мой член крепчать. Такой аргумент имеет вес? Впервые за всю треклятую ночь Сора рассмеялась. Она прикрыла лицо руками, слыша мужские смешки, и позволила своему настроению выйти на новый уровень: это именно то, чего ей до смерти не хватало ‒ увидеть близкого человека, расслабиться и посмеяться. Это ли не лучшая терапия для загнанной в угол души? — Мы теперь с тобой вдвоём остались, — всхлипнув, Сора вытерла влажный нос тыльной стороной ладони и посмотрела на Чонгука, который грустно улыбался. — Ты вышла замуж за человека, которому принадлежит едва ли не вся Корея, так что… считай, ты выигрываешь, а вот я остался сам с собой. Чон сел на пол рядом с девушкой, спиной прислоняясь к белоснежной ванне, согнул ноги и расслабленно положил вытянутые руки, покрытые татуировками, на твёрдые колени. Он всеми силами старался отгонять тяжёлые, мрачные мысли, что вились жужжащими мухами в его голове, от себя, но стоило ему хотя бы немного приоткрыть дверь во внутренние миры, как они с воем врывались в сознание, словно ледяной сквозняк, и нарушали выстроенное спокойствие. Крепость оказалась слишком шаткой, чтобы сдержать напор. — Чонгук? — Да? — откликнулся парень на приглушённый женский зов. — Я хочу такое же тату, как у тебя. Сора опустилась на колени рядом с Чонгуком, присаживаясь на пол, приподняла его чёрную футболку (его, наверное, можно было бы смело назначать амбассадором этого цвета) и аккуратно прикоснулась подушечками пальцев к вбитым под кожу буквам. Знакомая до боли, до слёз аббревиатура, ставшая символом и вечным воспоминанием о Мине Юнги. Девушка сжала руку в кулак и прислонила его к дрожащим губам. Будь на то воля вселенной, она всё бы отдала лишь за миг, проведённый с братом – за такую возможность и умереть не жалко. — Вообще, я против забивки на дому, но ради тебя готов сделать исключение. Идём. Чонгук поднялся вместе с Сорой и повёл её в гостиную, где пригласил удобно устроиться на диване и подождать, пока он приготовит необходимое оборудование. Нужен был эскиз, по которому набьются буквы, но, к сожалению, такой техники, как принтер, дома не оказалось, поэтому Чонгук решил рискнуть и позволить себе сделать девушке татуировку исключительно по своим взгляду и усмотрению. Он ведь не самый плохой мастер, верно? А тату не самое сложное? Парень выложил на журнальный столик набор, состоящий из роторной машинки матового чёрного цвета с прилагающимся силовым оборудованием, иглы и краски. Он продемонстрировал Соре упаковки, на которых было указано, что средства новые без недопустимых просрочек, продезинфицированы и готовы к использованию. — Больно тебе не будет, ты ощутишь лишь лёгкое покалывание ‒ как будто царапают острым, тонким грифелем, — брюнет попросил молодую госпожу Квон лечь, поднять футболку и довериться ему. Он подготовил машинку для процесса нанесения тату и обработал нужную поверхность на женском теле, нежно прикасаясь пальцами, спрятанными под латексной перчаткой, к коже. — Расслабься, это не займёт много времени. — Говоришь как маньяк. — Ну, если я маньяк, то надо упомянуть о том, что ты обязательно получишь удовольствие. Сначала Сора засмеялась, но в следующую секунду улыбка быстро пропала с её теперь уже напряжённого лица. Первые мгновения чего-то нового, неизведанного ранее, как правило, самые трудные и непонятные. Девушка дала себе немного времени, чтобы привыкнуть, проникнуться и прочувствовать те ощущения, что ей приносила жужжащая машинка, которой орудовал Чонгук – и нет, это вовсе не вибратор, а игла, загоняющая краску под кожу, но тоже весьма поэтично, учитывая, что лучший друг её умершего брата отпечатывает на ней инициалы его имени и фамилии. Сора искала и нашла для себя в сим действе таинственный, глубокий смысл: она будто бы вбирала в себя частичку упорхнувшей на небеса жизни Юнги, сливаясь с ней воедино – словно синтетическое кровосмешение. На коже Квон то и дело выступали мурашки, а в уголках глаз собирались слёзы, и всё это от приятнейшего, щекочущего волнения, что заполняло её изнутри – как свет, который доберётся даже до самого мельчайшего, незаметного уголка. Она чувствовала каждое движение иглы, чувствовала, как тончайший предмет быстрым движением проникает под кожу, выпрыгивает обратно и незаметно перемещается дальше, заполняя выделенные участки чёрной краской. — Теперь мы с тобой меченые, — изрёк Чонгук, протирая покрытые поверхности антисептическим средством. Он поднял взгляд, чтобы посмотреть на Сору, и поймал себя на мысли, что впервые за всю свою рабочую практику у него вот-вот встанет на клиента. Нет, к нему как-то заходила грудастая мадам модельной внешности с ногами от ушей, но стоящий на улице возле входа тонированный Мерседес как бы тонко намекал на то, что, если татуировщик рискнёт трахнуть столь соблазнительную клиентку, её муж лишит его сразу двух жизненно необходимых инструментов. — Порядок? Я почти закончил, ещё пара минут. И Чонгук действительно быстро управился. Когда с нанесением татуировки было покончено, он достал заживляющую плёнку и максимально плотно обмотал ею область покрытия: для этого ему пришлось попросить Сору встать, поднять руки и немного покружиться вокруг неё, не упустив возможности ещё раз во всех деталях осмотреть стройное, худощавое тело. Закрепив плёнку, парень выпрямился, оказавшись прямо напротив девушки, и задержался в таком положении. Они стояли друг напротив друга, обременённые липкой неловкостью, которая возникает при встрече бывших любовников, и не знали, как наименее безболезненно завершить сбегающую в раннее утро ночь. Сора тайно мечтала о том, чтобы Чонгук схватил её в пылкие объятия, прижал к себе и позволил ей хотя бы немножечко снова насладиться им – это была та самая «последняя, честно-честно» доза для заядлого наркомана. Догадывалась ли она, что желания Чона полностью идентичны? Разумеется, да. Позволила ли она себе намекнуть на это? Разумеется, нет. — У тебя, — Сора прочистила горло и поправила измятую футболку, — есть что? Она посмотрела на Чонгука с детской неловкостью, как будто просила запрещённые конфеты, что спрятала злая мачеха подальше от нерадивого ребёнка. Парень поджал губы и качнул головой – в этот момент в его глазах пронеслась тень упрёка, смешанного с разочарованием. — Я завязал, Сора, — Чон обошёл столик и начал собирать разложенные материалы для работы, — и тебе советую прекращать травиться наркотой. Но… единственное, что могу предложить – крепкую сигарету без фильтра. Устроит? — Устроит. — Цени мою щедрость, ибо она последняя. Они вдвоём прошли на незастеклённый балкон и полноценно вкусили всю прелесть свежесть морозной ночи, ведь даже наброшенные на плечи дублёнка и шуба не спасали от минусовой температуры. Чонгук чиркнул зажигалкой, затянулся и передал сигарету Соре – истинный джентльмен, знающий, как обращаться с дамами. Он не без удовольствия наблюдал за тем, как его бывшая закуривает, выдыхает сизый дым, который окутывал её и медленно растворялся в невесомом воздухе, и завидовал этой грёбаной сигарете, ведь её касались столь желанные губы. Вокруг стояла оглушающая тишина, нарушаемая лишь изредка проезжающими неподалёку машинами. Город, который скоро проснётся и оживёт, ещё мирно спал, пока Чонгук и Сора раскуривали одну сигарету на двоих и молили бога о том, чтобы время остановилось – заморозилось, как тонкая лужица под окнами жилого дома. — Спасибо, — Квон закрыла глаза от удовольствия во время глубокой затяжки. — За что именно? — За тату и сигарету. Знаешь, мне кажется, это две составляющие тебя. Ну и железный конь, разумеется… — Кстати о железных конях… — Чонгук сделал шаг вперёд, упёрся локтями в ограждение и посмотрел вниз, на парковку. — Я тебя подброшу. Не хочу, чтобы ты возвращалась домой одна, — теперь он смотрел на Сору и сдержанно улыбался, — всё же не последняя леди в этой стране.***
Мотоцикл мчался в направлении дома господина Квона параллельно с наступлением равнодушного, ленивого утра. Небо, стёршее остатки ночных звёзд, стало серо-голубым с редким количеством жидких, прозрачных туч. Выпавший снег начинал таять и образовывать на дорогах и тротуарах грязные жижи, которые в считанные минуты будут расчищены и убраны коммунальными службами. Чонгук старался объезжать их: раз уж их души загажены, так пусть хотя бы внешний облик останется чистым и опрятным. Как бы ему ни нравилось чувствовать, как руки Соры обхватывали его торс, как она сама прижималась и льнула к нему, желание принять душ и завалиться в постель, чтобы хорошенько отоспаться, лидировало в списке расстановки приоритетов, поэтому он ехал быстро, но аккуратно. Конечно же, перед сном он подрочит чисто ради собственного успокоения и удовлетворения. Раз ему не удалось переспать с Сорой в реальности, то никто не в праве лишать его простора эротических фантазий. Чонгук остановился напротив ворот закрытой территории. Он не являлся привилегированной шишкой или почётным гостем, поэтому доступ ему был закрыт, но Сора быстро взяла ситуацию в свои руки и решила её – стоило охране увидеть, что прибыла госпожа Квон, как они засуетились, и раздвижные металлические ставни со скрипом разъехались в стороны, позволяя мотоциклу двигаться дальше. Джиён вернулся домой не сильно раньше супруги, но всё же раньше, и он был крайне удивлён, когда не застал её дома. Он обошёл все комнаты, заглянул в ванную и кухню, но не обнаружил там той, которая должна была верно дожидаться его. Джиён не любил, когда установленные им правила и порядки нарушались, и посему ощутил прилив разрастающейся злости, ведь он не знал, где и с кем находилась Сора и по какой причине она позволила себе отлучаться на целую ночь. Это было дело жёсткого принципа: Квон решил не ложиться спать и застать Сору – притаиться на кухне с чашкой крепкого кофе, словно хищник, и вовремя выпрыгнуть из кустов. Большое удовольствие хватать воришек за руки. И пока мужчина разбавлял растворимый кофе безлактозными сливками, за окном стал слышен нарастающий звук работающего мотора, а вскоре промелькнул и яркий свет фар – так же, как и промелькнула улыбка на устах Джиёна. — Спасибо тебе, — Сора слезла мотоцикла, поддерживаемая Чонгуком, и поправила одежду – сугубо дежурное движение, как и смахивание невидимых пылинок. — Ты уже благодарила. — Нет, это другое… Спасибо, что не бросил и помог. Сора помялась несколько секунд, а после приблизилась к Чонгуку и оставила на его щеке невесомый след от лёгкого поцелуя. Ей крайне повезло, что забор, за которым располагался дом, оказался слишком высоким, и Джиён не смог увидеть произошедшего. Да и Чонгуку, в принципе, тоже. — Беги скорее, нам обоим нужен хороший сон. Чонгук дождался, пока Сора скроется за воротами, развернулся и помчался к себе домой. На сегодня его долг выполнен, но кто сказал, что это последняя их случайная встреча? Девушка достала ключи из кармана шубы, медленно вставила их в замочные скважины и так же медленно прокрутила, дабы не шуметь лишний раз, и тихонько зашла в дом. В прихожей она сняла обувь, верхнюю одежду и на носочках, словно мышка, начала красться, но мышка не знала, что удав не дремлет и дожидается её за углом. Сора планировала незаметно добраться до спальни и лечь спать, ведь она была уверена, что Джиёна нет дома, но её сердце едва не выпрыгнуло из груди, когда она услышала знакомый мужской голос. — Ты уехала из Эйфории три часа назад, — спокойно произнёс Джиён, наблюдая за тем, как перед ним замирает жена. Он сделал глоток кофе и всеми силами старался сохранить непринуждённый вид. Свет никто не стал зажигать. — Позволь узнать, лапа, где ты была всё это время? — Я была у Чонгука, — как на духу выпалила девушка. Страх притупил её сознание, и она не нашла ничего лучше, кроме как сказать правду, сказать, как всё есть на самом деле. Сора сглотнула и заморгала. — Он… набил мне татуировку, я его попросила. — Честность – вот что я уважаю и ценю, на это нужна доля смелости. Джиён кивнул головой и встал из-за стола. Закатав рукава измятой после тяжёлого дня рубашки, он медленно приблизился к Соре и остановился прямо напротив неё. Совсем недавно рядом с ней так же стоял Чонгук, но ощущения совсем иные: то было волнительное томление, а теперь надвигающийся ужас. Квон продолжала смотреть на своего мужа и не находила в себе сил скрыть атаковавший её страх. Она не знала, чего ожидать от него в такую минуту, и поэтому готовила себя к худшему. Что ж, она заслужила порицания и наказания, ведь понимала, на что шла, осознавала, к чему может привести подобное непослушание. Сора приняла неверное решение не надеть шапку и отморозить уши назло маме – точнее, папочке. Джиён выждал паузу с целью накалить нервы девушки до предела и резко схватил её. Одной рукой он удерживал дрожащее тело, а другой залез в шорты из плотной джинсы. Пальцы без труда проскользнули в женские трусики и ощутили влагу. Мужчина с демонстративным отвращением взглянул на Сору, оттолкнул её от себя и показал блестящие, липкие пальцы. — Так понравилось набивать тату, дрянь? На сей раз Сора смолчала. Поджав губы, она отвернулась от Джиёна и сложила руки на груди. Ей так и хотелось съязвить, выкинуть что-нибудь колкое в свою защиту, но она понимала, что риски слишком высоки, а цель не оправдывает средства. Сейчас лучше промолчать и признать вину, сознаться в совершённой ошибке, и, может быть, её отпустят спать. Хотелось укрыться, спрятаться, сбежать, но девушка словно вросла ногами в пол. — Иди в душ и шагай спать в свою комнату, — Джиён вернулся на кухню и с отвращением вытер пальцы бумажным полотенцем. — Ниже моего достоинства ложиться в кровать с женщиной, которая течёт, как грязная шлюха, от бывшего ёбыря. Чего встала? Пошла! И чтобы до утра я тебя не видел и не слышал. Уж лучше бы ударил. Уж лучше бы кричал и материл по чём свет стоит. Всё лучше, чем презренное равнодушие, подкреплённое настолько унизительными и обидными словами и действиями. Сора была уверена, что позволит себе расплакаться в душе, но всё, что она ощутила, стоя под горячими струями, ‒ подступающую тошноту и головокружение. Бывших шлюх, как и бывших наркоманов, не бывает, и Джиён оказался полностью правым, когда обозвал её. В сложившейся ситуации он занял позицию победителя и сумел обойти ту, которая от скопившейся злости захотела нарушить правила, вырваться на вольное, свободное поле и отомстить. Она действовала сгоряча и крайне неосторожно. Но несмотря на отвратительное моральное состояние и желание сдохнуть, Сора знала, что не станет долго заниматься самобичеванием и оступится снова, ведь она успела вкусить запретный плод, и ей понравилось. Пусть её снова поймают и накажут даже жёстче, но оно будет того стоить, верно? Она готова позволить себе крайне рискованную игру, ибо на той стороне, где она жила, а не существовала, находиться было куда приятнее.