Господи, а можно я временно умру, прямо сейчас? Вот здесь вот лягу в уголке тихонечко и денька на три уйду в небытие? © Марта Кетро – «Улыбайся всегда, любовь моя»
***
Джиён не рисковал открыто выражать свои радость и ликование, но его так и распирало от осознания, что его план сработал: в последний момент он решил пойти ва-банк и обхитрить сразу двух ублюдков – Донсу и Сынхо. Ему было крайне выгодно вогнать их в цугцванг и убрать с шахматной доски, чтобы тем самым максимально близко подобраться к Ву и завоевать его доверие как отца к сыну. Джиён ещё при детальном разговоре с Донсу понял, что не намерен избавляться от Гон Ю, ибо на то не было веских причин – старик ему ещё пригодится, – а вот устранить главу Догса Па, умело подыграв ему, и заодно подчистить своё окружение от неугодного ему куска дерьма по имени Сынхо он очень даже хотел – скорее, страстно жаждал. Когда Сынхён спросил Джиёна, уверен ли он в том, что стоит идти против гадюк и уничтожать такого сильного политического игрока, как Сынхо, тот со всей уверенностью заявил, что цель оправдывает затраченные на неё средства, пока в его голове параллельным фоном проскальзывали воспоминания о том, как Сора едва не была изнасиловала на дне рождения Чимина и как её похитили и держали в плену с угрозой для жизни люди Донсу. Признался ли Джиён в том, что в фундаменте его отчаянной мести лежало желание растоптать тех, кто покушался на его женщину? Разумеется, нет, и даже самому себе. — Наркотики – страшное зло, — Ву нахмурился и покачал головой, когда Джиён отложил газету и удобнее устроился в кожаном кресле. — Но зло так привлекательно для людей, господин президент, — пресс-секретарь задумчиво почесал подбородок и с наигранной грустью улыбнулся, якобы сочувствуя и сожалея о потере. — Ему подсыпали стрихнин в кокаин. Несложно догадаться, что смерть была мучительной. Увы, большинство наркоманов заканчивают именно так. — У меня есть предположение, что Сынхо убрали люди Донсу, — Гон Ю откинулся на спинку кресла и сквозь стёкла очков посмотрел на Джиёна, пальцами постукивая по поверхности стола, — но ведь и Донсу застрелили сегодня утром, причём его же правая рука. Что-то здесь не сходится… Квон вспомнил их первое знакомство с Мин-Чхолем: эти белоснежные зубы, дорогостоящее поло, хитренькие глазки и крайне лукавая улыбка. Удивился ли Джиён, когда ему позвонил личный помощник Донсу и предложил сделку на миллион, выгодную им обоим? Вовсе нет, ибо гремучие змеи слишком быстро выдают себя, когда начинают дёргать хвостом и издавать характерные звуки. Мин-Чхоль не стал скрывать того факта, что уже давно лелеет мечту утащить в свои загребущие лапы власть в Догса Па, которая сделала бы его всемогущим и обеспеченным вплоть до гробовой доски. — Дед вот-вот склеит ласты, а мне бы не хотелось участвовать в войне за трон, которая начнётся в клане. Будет настоящая кровавая баня. — Боишься проиграть, Мин-Чхоль? — Не люблю вида крови – голова кружится, да и тошнить начинает… Я предлагаю спасти десятки жизни, пожертвовав одной. — Настоящий миротворец! А от меня что нужно? И, самое главное, в чём моя выгода? — Позволь мне убить Донсу. Поверь, ты ему нужен только в качестве инструмента, благодаря которому он доберётся до президентского кресла, а после уберёт тебя и поставит рядом своих людей. — Откуда такая уверенность? — Потому что Донсу ранее заключил со мной сделку: старый дурак доверяет мне, как родному, и хочет, чтобы я продолжал кружиться возле него. Как думаешь, Джиён, кого же он поставит на роль премьер-министра? И что будет с тобой? — Одного не могу понять: почему бы тебе просто не убить его? Нахуя беспокоиться о моей заднице? — Меня не интересует политика, я туда не стремлюсь. Оставлю этот кусок тебе, а взамен попрошу и дальше подыгрывать моему боссу, чтобы я смог беспрепятственно подобраться к нему. Не сомневаюсь, что тебе также будет приятно, если этот говнюк сдохнет как можно скорее. Ну что, мы договорились, будущий господин премьер-министр? Идея сыграть в великого и благородного спасителя Ву, избавившись сразу от двух камней в своём ботинке (а он уже знал, кого будет выигрышно выставить козлом отпущения в этом спектакле), незамедлительно пожаловала в светлую голову Джиёна. Таким образом, он сможет и рыбку съесть, и косточкой не подавиться. И план действительно удался. Более того, к Джиёну не подлезешь ни с одной стороны, ведь в моменты свершения смертей он был на свадебной церемонии и трахал в первую брачную ночь свою жену, которая сначала плакала, брыкалась и умоляла оставить её, а после стеклянными глазами, смотрящими сквозь пространство, прожигала дыру в потолке. Ву не был идиотом – глупые люди, в принципе, не занимают столь высокопоставленные позиции, – именно поэтому Квон терзался вопросом: неужели Гон Ю действительно его не подозревает? Такое доверие, безусловно, было приятным и почётным, но настораживало и наталкивало на мысль, а не ведёт ли уважаемый господин президент двойную игру, умело расхаживая в маске, за которой не видно истинного лица? Джиён хорошо знал эту жизнь, успев многое повидать и через многое пройти, и посему допускал вероятность, что Ву всего лишь закрывает глаза на его деяния, но было ли это снисхождение вызвано уверенностью в правоте своего пресс-секретаря или же ему пускают пыль в глаза, затачивая за спиной ножи? От обилия вопросов, вертящихся в голове, Джиён ощутил нарастающую мигрень и налил себе в стакан прохладную воду из высокого графина, стоящего на столе. При этом внешне он сохранял невозмутимое спокойствие, позволяющее ему не выдавать внутренние переживания, которые хоть и просились наружу, но смиренно подчинялись и не высовывались. — Мне кажется, господин Ву, тут всё проще простого: они оба запутались в своём змеином клубке и перегрызли друг друга, — изрёк Джиён и сделал небольшой глоток воды. — Губят не наркотики, а глупость и жадность. — Я тебе безмерно благодарен, Джиён. Я в долгу перед тобой за спасённую жизнь. Но… — Гон Ю сложил руки на столе в замок и сощурил глаза, внимательнейшим образом изучая своего пресс-секретаря, — как ты узнал о запланированном покушении? — И снова ответ прост: у меня есть свои каналы и источники. Весьма полезно обзаводиться связями, особенно, если они сами плывут охотно в руки. — Как там Сора? Держится? На этом вопросе Джиён со вздохом выудил из кармана пиджака пачку сигарет, достал для себя одну и, швырнув её на стол, прикурил, чиркнув зажигалкой. Маленькое пламя рыжего огонька лизнуло край раковой палочки, и лицо пресс-секретаря окутал сизый дым. Джиён с сожалением покачал головой и многозначительно посмотрел на Ву, намекая, что дела обстоят не самым лучшим образом.***
Череда дней потерявшей всякий смысл жизни тянулась чёрно-белыми полосами. Сора старалась не выходить из своей комнаты, закрывшись в ней наедине с немногими фотографиями Юнги и бутылкой джина, к которому регулярно прикладывалась. Говорят, что женский алкоголизм не лечится, но и от душевной болезни не находилось лекарство: ядовитая рана отказывалась затягиваться и кровоточила сутками напролёт. Так чем же плоха спиртовая дезинфекция? Пусть и немного, но всё же должно стать легче. Молодая, но уже такая отчаявшаяся госпожа Квон вливала в себя алкоголь, жадно преследуя одну-единственную цель – забыться, но редкие снимки, на которых был изображён её брат, не позволяли ей этого сделать. Только глоток расслабит расшатанную нервную систему, как случайно брошенный на родное лицо взгляд вновь утянет в вязкое болото воспоминаний. Джиа всеми силами пыталась уговорить госпожу выйти на свежий воздух, отвлечься и попытаться вернуться к жизни, которая, как известно, продолжалась, но девушка запирала дверь, ныряла под одеяло и прижимала затёртые карточки к своей вздымающейся от тяжёлых истерик груди. Джиёна мало волновало моральное состояние супруги, ведь его куда больше заботило весьма перспективное будущее, в котором он становится премьер-министром, подминает под себя новых людей и получает такое количество власти, что руки задрожат от столь отягощающего напора. — Госпожа, полагаю, сегодня Вам лучше остаться дома, — когда Соре наскучило сидеть в сдавливающих, удушающих четырёх стенах и она решила всё же последовать совету служанки, а именно выбраться в свет, Джиа наоборот пыталась её остановить, ведь одно дело прогуляться в парке и проветриться, а другое рваться в нетрезвом состоянии в «Эйфорию», где вход для жены владельца был всегда открыт, как и безлимитный бар, — сейчас не лучшее время, чтобы ехать в город. — Джиа, ты милая и добрая женщина, я очень не хочу тебя обижать, — Сора влезла в шубу из искусственного розового меха и едва не упала, пошатнувшись, когда влезала в сапоги, — но позволь мне самой решить, что для меня лучше, а что нет. Окей? — Ваш муж будет волноваться, если не обнаружит Вас дома… — Джиён?! Волноваться?! Обо мне?! — Сора громко засмеялась и замотала головой, покачивая при этом указательным пальцем. — Да ему плевать на меня! Единственное, что его волнует, это грёбаная работа. Уверена, если бы она приняла физическую оболочку, то он с удовольствием отымел бы её. Девушка отмахнулась от Джии, распахнула дверь и выпорхнула на улицу – вернее, если отбросить в сторону поэтичность, вывалилась. Тяжёлыми шагами она дошла до водителя, который, завидев молодую госпожу, тут же выбежал из машины и раскрыл перед ней дверь, не забыв при этом поклониться. Его хлопнули по плечу и дали чёткое указание: погнали в клуб к папочке. Водитель сразу смекнул, о каком папочке шла речь, и тут же ретировался обратно за руль, пока Сора забиралась на заднее сиденье, устраиваясь на нём с максимальным удобством. Когда машина тронулась с места, девушка прикурила себе, открыла окно, чтобы проветривать салон свежим морозным воздухом, и попросила включить музыку да погромче, ведь настроение так и требовало энергичного звукового сопровождения. Делая регулярные глубокие затяжки, Сора не отказывала себе в удовольствии прикладываться накрашенными губами к горлышку открытой бутылки джина, которую прихватила с собой. Нет, ну а что? Так ведь гораздо веселее, да и цепкие мысли перестают царапаться и оставлять после себя зудящие порезы на фоне алкогольного опьянения. Но на этом, разумеется, Сора не собиралась останавливаться, и когда автомобиль притормозил на парковке возле высотного здания, где располагался ночной клуб, то не без усилий выбралась на улицу, отказываясь от помощи в виде протянутой руки шофёра, и уверенной походкой направилась к прозрачным дверям, по пути разливая на асфальт остатки джина, стекающие каплями по влажному стеклу. Знакомая неоновая вывеска в окружении сияющей мелкой плитки, больше напоминающей стразы, поприветствовала гостью и заманчиво сверкнула, когда на буквы под особым углом попал свет от вкрученных в потолок лампочек. Сора влила в себя жалкие остатки джина, швырнула бутылку, которая ударилась о пластик с характерным звуком, в стоящий рядом бак, и со всей шаткой элегантностью подвыпившего человека вплыла в недра «Эйфории». Музыка моментально охватила девушку в свой вибрирующий плен. Электронные ремиксы, создающие яркую атмосферу киберпанка вкупе с неоном и светящими софитами радужных цветов, долбили по ушам и плавными толчками пульсировали в груди. Сора выцепила взглядом барную стойку и направилась прямиком к ней. Стараясь огибать танцующих людей, она поймала себя на мысли, что страшно им завидует. Её окружало веселье, вокруг мелькали улыбки и наполненные эмоциями глаза, в то время как она сама была надломлена и походила на мрачную грозовую тучу, которая совершенно случайно, занесённая порывом ветра, оказалась посреди ясного голубого неба. Сора чувствовала себя безжизненной массой, кляксой, которую ляпнули на белоснежную блузку. Паразитирующая апатия, как следствие сильной депрессии после смерти Юнги, сдавливала горло и упорно выжимала из души обжигающие слёзы. Квон уже призналась самой себе в собственной слабости и окончательно развязала себе руки. Разве ей было что терять? Она пуста, как вся её жизнь. Сколько угодно можно обвешивать коробку шариками, гирляндами, обсыпать драгоценностями и обклеивать пёстрой бумагой, но если заглянуть внутрь, то можно услышать, как одиноким волком воет семитонная печаль. Сора забралась на высокую табуретку, жестом подозвала к себе освободившегося бармена и крикнула ему сквозь музыку, чтобы он плеснул ей Хеннесси. Пока молодой мужчина в жилетке и с бабочкой возился с бутылкой и округлым бокалом на маленькой ножке, девушка сняла с себя шубку, в которой стало невыносимо жарко, вешая её на металлическую короткую спинку, и откинулась чуть назад, принимая в ожидании расслабленную позу. Бармен поставил перед ней коньяк, блюдце с нарезанным лимоном и озвучил сумму. — Что? Ты требуешь с меня деньги? — Сора злостно усмехнулась, а после схватила мужчину за рукав и рывком притянула к себе. Она смотрела ему прямо в глаза, продолжая улыбаться. — Да ты знаешь, кто я?! — Это госпожа Квон, с неё ничего не бери, — чья-то мужская рука мягко легла поверх руки Соры и убрала её обратно. — Прошу прощения, госпожа! Пока бармен раскланивался и извинялся, Сора, возмущённо нахмурившись, ведь ей толком не дали повыпендриваться и в кои-то веки воспользоваться козырным положением, обернулась и увидела перед собой Сынхёна. Она была готова сорваться и продолжить скандал, ибо её так и подмывало выпустить пар и на ком-нибудь сорваться, чтобы выплеснуть скопившийся негатив, но при виде лучшего друга мужа весь гнев сошёл на нет. Девушка вздохнула и вернулась к наполненному бокалу. — Ты мне весь кайф обломал, — Сора сделала маленький глоток, смакуя вкус хорошего коньяка. — Негоже жене будущего премьер-министра устраивать сцены в общественных заведениях, — Сынхён сел рядом с Сорой и попросил бармена плеснуть ему то же, что и ей. — Тогда пусть Джиён наденет на меня паранджу и запрёт дома на замок, — девушка отпила ещё немного, но вдруг переменилась в лице и удивлённо посмотрела на Чхве. — Погоди, что ты сказал? Премьер-министра? — Ты разве не знала? — мужчина снял очки и положил их на стойку рядом со своим бокалом. Он расслабленно улыбался и выглядел ну настолько уверенным в себе и довольным жизнью, что ему оставалось только позавидовать. — Джиён, считай, спас жизнь господина Ву, и теперь тот намерен выдвинуть его на пост премьера. Так что можешь гордиться своим мужем. Успевшая хорошенько изучить Джиёна, понять всю его гнилую подноготную и ощутить на редкость гадкий вкус его души, Сора не разделяла восторгов Сынхёна. Гордиться было нечем, но девушка заставила себя улыбнуться, пусть и натянуто, и закивала головой. В руке она медленно крутила бокал, наблюдая за тем, как в нём плещется янтарная жидкость. Она должна радоваться, ведь успешно вышла замуж и обеспечила себе достойное существование, но весь кошмар был именно в том, что это и было существованием. Сору вовсе не расстроил тот факт, что Джиён не сообщил ей столь значимую новость, её даже не волновали причины, по которым супруг решил не делиться своими радостями: единственное чувство, которое она испытывала, это затаившийся страх, ведь теперь у Джиёна станет ещё больше власти – власти, разрастающейся, словно чума. — За это надо выпить, — Сора сделала приличный глоток коньяка, зажмурилась и упёрлась выгнутым запястьем в лоб. Продолжая улыбаться, она повернула голову и посмотрела на Сынхёна. — Скажи, ты доверяешь Джиёну? Насколько мне известно, все имущество записано на тебя, включая домашнюю порно-студию с нелегальным контентом. Чхве прыснул от смеха, покачал головой, а после рассмеялся громче и залпом осушил свой бокал. Соре показалось, что буквально на долю секунды в его глаза промелькнула искорка тревоги. — Что за глупые вопросы, Сора? Мы с Джиёном вместе со студенческих годов, он мой лучший друг и компаньон. Разумеется, я ему доверяю. — Это здорово, — девушка положила руку на мужское плечо и похлопала по нему. — Уверена, мой муж тебя по-настоящему любит, но будь осторожен. — Мне не нравится этот разговор, милая моя, и я предлагаю его закончить, — Сынхён взял Сору за руку и поцеловал тыльную сторону её ладони. — В силу того, что ты жена моего лучшего друга, я тебя уважаю и не хочу вступать с тобой в конфликт. — Порой и мать убивает собственное дитя. — Ну, высшие силы распорядились так, что Джиён не мой отец, поэтому, отталкиваясь от сказанного тобой, осторожнее нужно быть тебе… ну, так, на будущее, — Сынхён бросил беглый взгляд на живот Соры, подмигнул ей и, захватив вновь наполненный коньяком бокал, направился в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. — Урод, — прошипела озлобленно девушка вслед удаляющейся мужской фигуре.