Я лёг заболевающим, а проснулся больным. Мне вдруг показалось, что осенняя тьма выдавит стекла, вольётся в комнату и я захлебнусь в ней, как в чернилах. © Михаил Булгаков – «Мастер и Маргарита»
***
Чонгук был несколько взволнован. Он стоял напротив мрачного обиталища преступников, среди которых затерялся его лучший друг, и никак не мог собраться с мыслями. Шагая из стороны в сторону, парень смолил одну сигарету за другой, почёсывал успевшие взъерошиться волосы и всё бросал косые взгляды на ворота, через которые он должен пройти, если хотел попасть к Юнги. Шесть лет… Шесть, мать его, долбаных лет они не виделись. За это время у Чонгука появились новые друзья: отличные ребята, ставшие ему близкими, почти как семья, но никому так и не удалось заменить Юнги, который был не просто лучшим другом – он был самым настоящим братом. С самого детства они не разлучались, ничто не могло разорвать их крепкую связующую нить мужской дружбы, но злой рок судьбы ударил молнией в самую сердцевину толстого и плотного ствола и разломил его надвое. Настало ли время соединиться половинам вновь? Чонгук верил, что истинная дружба не знает конца, иначе то была фальшивка, жалкая бутафория. Парень сделал последнюю затяжку, выбросил окурок на землю, затушив его ногой, и направился к контрольно-пропускному пункту. Охранник сообщил о прибытии гостя к заключённому под номером 3866, и Чону показалось достаточно унизительным то, что в тюрьме люди словно лишались своих имён и вместо них приобретали индивидуальные цифры – жалкие четыре цифры, за которыми скрывалась целая судьба человека, пусть и плюнувшего в лицо закона. Посетителя проводили через длинные коридоры в комнату, где, по словам охраны, его уже ждали. Чонгук поблагодарил людей в форме и замер перед дверью. Ему даже показалось, что вытатуированные символы имени его лучшего друга на рёбрах вспыхнули пламенем и загорелись, обжигая кожу в попытке прокинуть ещё глубже. Парень прикоснулся пальцами к тому месту, где чёрным навсегда въелось краткое, но такое значимое M.Y, резко вобрал в лёгкие побольше воздуха и решительно открыл дверь. Он не желал и дальше медлить, оттягивая неизбежное. Юнги, думая, что к нему снова приехала Сора, развернулся с улыбкой на губах, которая постепенно начала увядать, как умирающий от опаляющей засухи цветок. Ошарашенный, он явно не ожидал увидеть топчущегося на пороге Чонгука. Юнги так и замер, сидя на стуле в немного неестественной позе. Он крепко сжимал пальцами подлокотник и держался за него, страшась потерять равновесие и грузно свалиться на пол. Чонгук непрерывно смотрел Юнги прямо в глаза и не решался ни двинуться ему навстречу, ни вымолвить хоть слово. Будто два диких кота, которых заперли в одной комнатушке, они изучали друг друга и ждали удобного момента, чтобы напасть. Первым не выдержал Чонгук. Он более не мог тонуть в этом удушающем молчании и, взяв всю свою волю в кулак, зашагал к лучшему другу, распахивая по пути руки. Юнги поднялся со стула, но вместо объятий подарил парню неожиданный удар в лицо – точно по верхней губе. Чону повезло, что Мин не отличался особой силой, в противном случае он бы собирал выпавшие на пол передние зубы, ползая на карачках и харкаясь кровью. — Недурно… недурно… — одобрительно качая головой, Чонгук разогнулся и, держась пальцами за рассечённую губу, недобрым взглядом прошёлся по Юнги. — Хороший удар, но позволь узнать… за что, блять? — За то, что изменял Соре, — Мин почесал костяшки, которыми он прошёлся по верхнему ряду зубов Чона, и несколько обиженно отвёл глаза в сторону. Чонгук неестественно засмеялся и провёл языком по свежей ранке, собирая с неё солёные остатки крови. Упершись руками в бока, он запрокинул голову назад и громко выдохнул с тихим выкриком. Юнги оставалось лишь наблюдать за этой бездарной постановкой, разыгрываемой, конечно же, для привлечения внимания и создания нужной атмосферы, и ждать, когда актёр спустится с воссозданной в голове сцене к простому зрителю в робе с уникальным номером 3866. — Слушай, мы оба натворили много дерьма, — Чонгук скользнул руками по своему лицу и выставил их вперёд, согнув в локтях и демонстрируя свои ладони, — но… чёрт, Юнги, не так я себе представлял нашу встречу. Было заметно, что Юнги замешкался. Он разрывался между желанием придушить лучшего друга и кинуться ему на грудь, чтобы крепко-крепко обнять, ведь он адски скучал по нему. Его нельзя было назвать инициатором в их паре с Чонгуком, но когда было нужно, Мин рвался в бой со всей накопленной внутри энергией, и кажется, в те минуты настал именно такой момент. Плюнув на все дурацкие обиды, не имеющие более никакого весомого значения, Юнги шагнул вперёд и заключил Чонгука в крепкие объятия, которые, в чём никто не сомневался, оказались полностью взаимными. Парни стискивали и прижимали друг друга к себе, хлопали руками по спинам и утыкались лицами в плечи. Вместо драки коты дружелюбно распушили хвосты и принялись ласково бодаться. — Прости меня, я бы раньше приехал, но Сора совсем недавно дала мне твой адрес, — начал оправдываться Чонгук, бормоча льющиеся из него слова в ухо лучшего друга. — Пиздец, Юнги, я не видел тебя шесть лет. Я очень скучал, веришь? Блин, не веришь, конечно же. Вместо того чтобы сейчас безостановочно пиздеть, лучше бы совершил поступок. Я просто скотина, но для тебя это не должно быть открытием или страшной тайной. Мин заулыбался, сдерживая порывы смеха, и лишь крепче обнял Чонгука. Он знал, что у того была привычка нести всякую чушь в минуты сильного стресса. Чон мог без устали болтать, пока не успокоится, поэтому Юнги всегда свободно позволял ему выпустить таким образом пар и прийти в себя. — Я очень рад тебя видеть, Гук, и я не сомневаюсь, что ты бы приехал раньше, если бы у тебя была возможность. — Надо было землю пальцами копать и искать тебя, но нет, — Чонгук отпустил друга и отошёл немного назад, активно жестикулируя руками, — я сложил лапки и ждал хер пойми чего. Юнги смотрел на своего лучшего друга, слушал его и улыбался – душа закуталась в кашемировый плед и заурчала от уюта и тепла. Он уже и забыл, как тот мог умело заряжать его энергией, которой хватало на них двоих. Мин реагировал на него, как лакмусовая бумажка, и загорался, напитываясь положительными зарядами и тонусом, которые Чонгук невольно отдавал без остатка. Они идеально дополняли друг друга, как соединившиеся в полноценной картинке пазлы. — Я хочу тебе кое-что показать, — окончив свой насыщенный монолог, полный порицания и самобичевания, Чонгук задрал футболку с изображением геометрических фигур и продемонстрировал Юнги символы его имени и фамилии, которые плотно въелись в кожу и остались теперь там навсегда. — Ты всегда был со мной, дружище, под сердцем. Юнги, как завороженный, смотрел на татуировку на теле Чонгука, словно это было настоящим произведением искусства. Всего лишь две чёрные буквы, но сколько в них было смысла, веса и глубинного значения. Почти как тот самый пресловутый квадрат, только ещё лучше. Он осторожно потянулся рукой вперёд и прикоснулся подрагивающими пальцами к закрашенному чернилами участку кожи. Это был поистине интимный момент, от которого выступили мурашки и активно забегали по спине в ярком возбуждении. Похоже, Юнги, который был слаб на открытые эмоции, начал сдавать позиции, ибо его глаза заблестели от раздражающих слёз. Ему даже пришлось отвернуться и сделать вид, что он внимательно смотрит в окно, лишь бы не показать, как сильно его растрогал поступок друга. И, чёрт побери, всё это случилось так не вовремя… — Мне вызывать сантехника? — Чонгук обнял Юнги за плечо и притянул поближе к себе. — Кажется, у кого-то потёк кран. — Нет, всё в норме, просто… — Юнги отошёл в сторону и сел на стул с неимоверной усталостью, как будто его заставляли таскать тяжёлые мешки, набитые камнями, принуждая к каторжному труду заключённого. Парень сгорбился, зажмурился и провёл большим и указательным пальцами по мокрым глазам, незаметно смахивая слёзы, будто их и не было вовсе. Ему понадобилось время, чтобы найти в себе силы посмотреть на Чонгука и сказать то, что он до смерти боялся озвучить. Он весь трясся. — Гук, у меня нашли ВИЧ. Чонгук издал нервный смешок, больше похожий на всхлип, и, будто в замедленной съёмке, изменил выражение побледневшего лица, на котором поселился незнающий пределов шок. Он вперил взор своих распахнутых глаз на Юнги и чувствовал, как земля уходила из-под его ног. Его колени задрожали, а по спине пробежал гаденький, неприятный холодок. Чону казалось, что он потерял сознание, но неведомые силы продолжали удерживать его на ватных ногах, вросших в деревянный пол небольшой комнатушки, в которой находился он, ударенный пыльным мешком по голове, и самый близкий, самый родной ему человек, заполучивший совершенно несправедливым, сука, образом поражающий клетки иммунной системы неизлечимый вирус. Такого не должно было быть. С кем угодно, только не с Юнги. Это всё неправда, врачи наверняка что-то напутали с анализами, у них ведь всегда так случается. Какая-то долбаная ошибка! — Сначала я думал, что заболел, — хриплым и низким голосом начал говорить Юнги, пока Чонгук медленно, словно ходячий труп, добрёл до подоконника, чтобы присесть на него. — Ну, знаешь, головные боли, повышенная температура, кашель… При осмотре врач сказала, что похоже на грипп, и прописала мне антибиотики. Я глотал эти сраные пилюли и выздоровел. Представляешь, сука? Чудо! И ведь действительно симптомы ушли… но ненадолго. Всё снова повторилось, и доктора снова лечили меня от лжегриппа. Закормили, блять, своими проклятыми таблетками… — Юнги тяжело вздохнул и провёл устало руками по лицу, — а когда те перестали помогать, людишки в белых халатах что-то заподозрили и решили, ну, на всякий случай, взять у меня тест на ВИЧ. В общем, у меня сейчас латентный период. Это третья стадия развития вируса, когда симптоматика почти отсутствует, но эта сволочь незаметно размножается во мне. — Но с ВИЧ живут, так ведь? — Чонгук постарался улыбнуться, но вышло устрашающе, ибо гримаса застывшего ужаса отказывалась покидать его лицо. — Если проводить курсовые терапии, то это дерьмо тебя не угробит. Я прав, Юнги? Твою мать, скажи мне, что я прав. — Да, ты прав, только кто мне здесь окажет должное лечение? — фыркнув, Юнги упёрся локтями в расставленные колени и подался вперёд, сложив руки в замок. — Врачи вроде как заказывают для меня препараты, вроде как поддерживают моё здоровье, но это тюрьма, Гук, а не пиздатый госпиталь, где доктора заботливо пекутся о своих пациентах, как курицы-наседки. Им будет выгодно, если я через пару лет сдохну от СПИД’а, когда мой организм превратится в сгнивающую обитель для раковых опухолей, инфекций и других прикольных заболеваний. Чонгук опустил голову и прикрыл глаза ладонью, сложенной в имитацию козырька, упершись большим пальцем в висок. Если ему было невероятно больно слышать подобную историю, от которой сердце разрывалось в муках на крупные куски, то сложно вообразить, насколько хуёвым было состояние Юнги. Такую судьбу не пожелаешь даже в порыве яростного гнева своему врагу под номером один, и судьба эта, глупая дура, по нелепой случайности заглянула по ошибке не в те двери. Тот, кто меньше всего заслуживал страданий, получил их сполна. И в чём таинственный замысел? По какой причине некто решил обойти самые тёмные участки земли и ткнуть пальцем в душу, внутри которой копилось столько доброты, что ей можно было бы накормить всю грёбаную планету? Нет никакой справедливости – всё это розовенькие сказки для детей, не успевших сполна хлебнуть говна… Есть только невыносимое отчаяние, с которым приходится мириться. Чем дольше ты живёшь, тем сильнее осознаёшь, что в мире существуют вещи, которые нельзя изменить – они просто случаются, вне зависимости от желаний, призрачных ожиданий и наивных представлений. Глубже ощущаешь страдания и засасывающую в свой удушливый вакуум пустоту, и в какой-то момент в голову приходит понимание, что пока существует свет, будет существовать и тьма, пока существуют победители, будут существовать и проигравшие. Чонгук подошёл к Юнги, сел рядом с ним и положил руку ему на спину, медленно поглаживая. Он не знал, что нужно говорить в таких случаях, но интуиция подсказывала ему, что само его присутствие, пусть даже безмолвное, уже помогает его брату не по крови, но по духу хотя бы немножечко справиться с обрушившейся на него болью. — Я словно в ловушке между жизнью и смертью, и эта сырая могила, которую вырыли у меня в груди, раздирает меня ежесекундно, — Юнги повернул голову, чтобы посмотреть на Чонгука. — Хотелось бы выразиться поэтично и сказать, что я наверняка заболел от усталости и горя, но нет… С такими, как я, в тюрьмах любят поразвлечься, и кажется, одного раза – боже, твою мать, всего одного раза – хватило, чтобы я заразился. Те ублюдки трахнули меня и на память в подарок оставили неизлечимый вирус. — Знаешь, говорят, что когда ты смертельно болен, тем, кто тебя любит, намного тяжелее, но я с этим дерьмом не согласен. Как я смею жаловаться, когда ты… господи, Юнги, — Чонгук крепко-крепко обнял друга, прижимая его всеми силами к себе. Будь его воля, он бы не отпускал его никогда. — Если бы я только мог, я забрал бы эту заразу себе, потому что ты не достоин. — Вселенная показала мне огромный «фак», — Юнги хохотнул и понял, что начинает заливаться смехом, который силился, но так и не смог перерасти в слёзы – то был зародыш истерики. Чонгук положил руки на плечи друга и отодвинулся от него, чтобы увидеть лицо, на котором отчаяние смешалось с болью, а смирение и апатия, взявшись за руки, скакали от зрачка к зрачку. Никогда прежде он не видел Юнги таким похожим на человека, который, оказавшись на краю пропасти, без промедления спрыгнул бы вниз, и от этого к горлу подступала горькая тошнота. — Соре не говорить? — спросил Чон. — Это её убьёт, — Мин замотал головой. — Нет, она не должна знать. В дверь постучались, и в комнату зашёл охранник, оповестив присутствующих о том, что время встречи подошло к концу. Чонгук кивнул головой, мол, сейчас-сейчас выйдет, и снова обнял Юнги, вкладывая в своё действо как можно больше любви и частичек обеспокоенного сердца. Он пообещал, что будет приходить настолько часто, насколько позволял график посещений, и не оставит друга одного со своей бедой, ведь когда разделяешь боль на двоих и держишь протянутую руку, становится чуточку легче. Юнги проводил Чонгука взглядом, в котором плавно образовались тепло и спокойствие, выдохнул и позволил охраннику надеть на себя наручники. Пришло время возвращаться в своё холодное и безнадёжное одиночество.***
Чонгук заходил в тюрьму полный радости от предвкушения долгожданной встречи. Выходил он оттуда совершенно опустошённым – его вывернули наизнанку и вытряхнули всю душу. Парень сел на свой мотоцикл и выкурил все оставшиеся у него сигареты, не понимая, почему так горько во рту – то ли от смол и никотина, то ли от жалких, скупых слёз, обжигающих щёки.***
Сора взволнованно томилась в ожидании. С минуты на минуту должен был приехать Джиён, чтобы о чём-то поговорить. Девушка была уверена, что между ними состоится серьёзный разговор, иначе бы мужчина, к которому она испытывала весьма противоречивые и контрастно противоположные чувства, не стал бы тратить время на личную встречу, ибо он был не из тех, кто может позволить себе такую милую глупость, как бесполезное убийство неумолимо бегущих часов. И часы эти показывали уже половину двенадцатого умиротворённой снаружи, но беспокойной изнутри ночи. Звонок в квартиру раздался оглушающим набатом. Сора отложила в сторону дешёвое бульварное чтиво, которое ей буквально всунула в руки нахальная, навязчивая продавщица – морщинистая тётушка средних лет – за треть цены, и направилась в прихожую. Быстро осмотрев свой внешний вид в отражении круглого зеркала, висящего на стене, девушка поправила волосы, придав им лёгкой небрежности, и открыла дверь. Сначала она посмотрела на начищенные до блеска ботинки, далее пробежалась взглядом по тёмно-синим брюкам, добралась до расстёгнутого пиджака, под которым скрывалась белоснежная рубашка, и наконец встретилась с пронзительными, внимательными карими глазами. Они всегда смотрели в самые глубины людских душ и вызывали обилие выступающих на коже мурашек. Джиён сдержанно улыбнулся и почесал костяшкой указательного пальца висок. — Привет, золотко. Мужчина шагнул в квартиру и тут же увлёк Сору в свои объятия. Он склонился к ней, чтобы нежно поцеловать в шею, и плавным движением руки очертил её линию спины, оставляя тёплую ладонь на пояснице. — Надеюсь, ты скучала? — горячим шёпотом спросил Джиён и нахально сжал пальцами упругие женские ягодицы. — Безусловно, особенно в моменты, когда брала в рот чужие члены. Колкий и язвительный ответ прикусил мужчину за губы, которыми он ласкал хрупкое плечо, пахнущее ванильным гелем для душа. Он усмехнулся и лишь крепче смял зад нахмурившейся Соры, нарочито желая сделать ей пусть и немного, но всё же больно. — Больше ты этого делать не будешь. Джиён обогнул явно удивлённую такому внезапному заявлению Сору и прошёл дальше в квартиру. Он чувствовал себя, как и обычно, вполне уверенным в себе и, кажется, впустил к себе в гости хорошее, даже игривое настроение. Сунув руки в карманы брюк, мужчина оказался на маленькой кухоньке и несколько вальяжно уселся за стол, откинувшись свободно к спинке стула. — О чём ты говоришь? — подумав, что Джиён решил от неё избавиться и уволить, Сора зашла следом за ним и, сложив руки на груди, подсознательно закрываясь от негатива, упёрлась плечом о дверной проём. — Я говорю о том, что тебе больше не придётся обслуживать мужчин в моём борделе, — наблюдая за тем, как девушка грызёт кончики ногтей и смотрит обиженно загнанным детёнышем, мужчина нашёл сие инфантильное поведение довольно милым и позволил своей улыбке стать шире. — Сделай-ка мне кофе, и всё обсудим. Мин вздохнула и прошла мимо Джиёна. Она принялась возиться с посудой и готовить заказанный ей кофе, параллельно так и думая об услышанных словах. Желание узнать правду нетерпеливо скреблось на душе, а мысли, оплетая голову гремучими змеями, накручивали и заставляли нервничать. Охваченной тремором рукой Сора насыпала в чашку кофе, щедро добавила для приятной сладости сахар, залила смесь кипятком и разбавила его холодным молоком. Дымящийся и ароматный напиток появился на столе перед Джиёном, за который он принялся не без удовольствия. Сора же принялась взвинчено постукивать пальцами по столу и дёргать ногой, покачивая на ней невидимого чёртика. — На днях ко мне в голову пришла весьма занятная мысль, которая может быть интересна нам обоим, — Джиён сделал слишком большой глоток кофе и нечаянно обжог себе язык. Он пошевелил им во рту, заскользив неприятно по краю верхнего ряда зубов. — Я хочу сделать тебе выгодное предложение. — Если выгода состоит в том, что я потеряю работу, то твоё предложение очень сомнительно, — Сора принялась теребить свои волосы, но Джиён перехватил её руку и стиснул горячими после чашки пальцами ладонь. — Я не хочу, чтобы моя жена занималась проституцией. Сора застыла, словно статуя, и через несколько секунд рассмеялась. Её нервную систему окатила волна эмоционального цунами, сшибая с ног достойное умиротворение. Прикрывая рот рукой, девушка смотрела на Джиёна, играла бровями и пыталась понять по его лицу, шутил он или говорил серьёзно. Она ожидала услышать что угодно, но никак не предложение руки и сердца от человека, который выкручивает и ломает руки и вырывает с корнем пульсирующие сердца. — Ты что, предлагаешь мне выйти за тебя? — девушка резко перестала смеяться и даже икнула, и в любой другой ситуации это действо позабавило бы её, но не в этот раз, когда обстановка вокруг стала накаляться и твердеть. — Я не успел купить кольцо, потому что приехал к тебе прямо с работы, но обещаю, что в будущем, если ты скажешь да, я завалю тебя золотом и бриллиантами, — глядя Соре прямо в глаза, Джиён галантно поцеловал её руку, поглаживая тонкие пальчики. — Мне будет приятно видеть тебя рядом с собой, а ты будешь полностью обеспечена достойной жизнью. Девушка отвернулась от Квона и вышла из-за стола. Она стала медленно расхаживать по кухне, обнимая себя руками и обдумывая столь неожиданное, рискованное, но заманчивое и действительно выгодное предложение. Выйти замуж за молодого, красивого и богатого мужчину – не об этом ли мечтает каждая женщина, живущая на планете? Сияющая перспектива переливалась в лучах яркого солнца, радостно сияя на горизонте, но в её сердцевине ядовитым насекомым извивалась пугающая червоточина. Джиён был далеко не простым человеком, и всё его напускное благородство, подпитываемое пафосным аристократизмом, было всего лишь маской, которую он носил на публике. Истинный же облик скорее напоминал очертания самого дьявола – манящего искусителя с пылающими рогами и упругим хвостом. Он соблазнял и сладкоголосо звал в свои объятия, в которых скорее задушит, нежели чем приласкает. Но что будет, если Сора откажется? Она ставила на то, что потеряет абсолютно всё: квартиру, в которой жила, и работу, где зарабатывала деньги. Крыша над головой разрушится, а кошелёк опустеет, и перед ней снова откроется дорога на вокзал, принимающий на свою территорию скитающихся бездомных и безработных. Сора не хотела скатываться вниз с достигнутых вершин, чтобы снова испачкаться в грязных лужах, но и возможность оказаться запертой пусть и в золотой клетке под пристальным присмотром лукавого кота нехило её пугала. Так что же выбрать? Покрытый драгоценностями ошейник или бедствующую свободу? — Я скоро стану премьер-министром Южной Кореи, — как бы между делом произнёс Джиён, искоса поглядывая на Сору, которая теребила край своей майки, открывающей части классического чёрного бюстгальтера первого размера, — и для статуса мне не помешало бы обзавестись семьёй. Ты девочка неглупая и, надеюсь, понимаешь, что женитьба сыграет на руку нам обоим. — У меня к тебе встречное предложение, Джиён. Мужчина заинтересованно посмотрел на девушку, обернувшись к ней, и лукаво улыбнулся. Его глаза недобро заблестели, а ноздри расширились на шумном выдохе, сопровождаемом усмешкой. Да, Сора была и правда неглупой: девчонка выросла и набралась хитрожопости, обрастая ею, как защитной бронёй – научилась вертеться, чтобы выживать. — Я тебя слушаю, маленькая хитрюга, — слова Джиёна прозвучали со снисходительной милостью только на поверхности – в глубине же они скрывали жёсткое недовольство. — Мне нужно, чтобы моего брата выпустили из тюрьмы, — как на духу отчеканила Сора. — Я выйду за тебя замуж, но прошу свободу для Юнги. — И что же, наш брак не будет основан на святой и непорочной любви, соединяющий бьющиеся в унисон сердца? — мужчина наигранно сделал обиженный вид наивного простачка, коим далеко не являлся, но быстро вернулся в своё прежнее состояние. — Детка, ты просишь слишком много. — Неужели будущий господин премьер-министр не в силах вытащить человека из-за решётки? Это же так просто. Джиён склонил голову и пристально-пристально посмотрел Соре в её выпытывающие глаза, призывающие к действию. Он действительно мог воспользоваться своими связями и помочь Мин Юнги выйти на свободу – для него это было мелочью, но стоила ли эта мелочь того? Да, чёрт возьми, определённо, и уж если играть, так по полной программе, не унижая себя компромиссами и увиливающими уступками. — Хорошо, Сора, я сделаю так, чтобы Юнги даровали свободу, — Джиён встал из-за стола, подошёл к девушке и взял её за подбородок, нежно поглаживая. Он смотрел надменно, высокомерно, заведомо понимая, что забрал себе самую лучшую куклу из всего представленного ассортимента, — но мы оба должны держать слово. Мы же взрослые и честные люди, так ведь? — Ну разумеется. Встав на носочки, Сора обхватила Джиёна за шею, прижалась к нему всем своим телом и утянула его в глубокий французский поцелуй, и поцелуй этот горечью оседал на её сердце, обрастающим гремящими цепями, на которых болтался тяжёлый замок. Мужчина сжал ключ в кулаке и спрятал его так, чтобы никто и никогда не нашёл – как приятно принимать облик страшного эгоиста и полноправно в единственном числе владеть своим сокровищем, ни с кем не поделившись.