Если есть на свете дьявол, то он не козлоногий рогач, а он дракон о трёх головах, и головы эти – хитрость, жадность, предательство. И если одна прикусит человека, то две другие доедят его дотла. © Из сериала «Место встречи изменить нельзя»
***
Чёрный Мерседес остановился в Йондынпхо-гу на парковке для автомобилей напротив высотного здания, в котором располагался ночной клуб «Эйфория». Джиён сообщил своему водителю, что тот на сегодня свободен и может спокойно отправляться домой, ибо ждать его сегодня уже не стоит: он собирался как следует оторваться, выпить и уехать на такси – если не одному, так в приятной женской компании какой-нибудь доступной и обязательно красивой незнакомки, которая с удовольствием отсосёт ему, а после послушно раздвинет ноги и наутро свалит восвояси. Квон вышел на улицу, захлопнув за собой дверь, расстегнул пару верхних пуговиц на своей цветастой рубашке, украшенной ярким восточным орнаментом, и двинулся по направлению к входу. Охранники его узнали и, поклонившись, раскрыли перед ним двери. Пребывая в хорошем расположении духа, Джиён непринуждённо сунул каждому в нагрудные карманы пиджаков несколько шуршащих купюр и, хлопнув по мускулистым плечам, вошёл внутрь. Он быстро пересёк небольшой коридор и грациозно, словно весь мир лежал возле его ног, вплыл в помещение клуба, где вовсю грохотала музыка и сияли софиты. Сынхён сразу же приметил своего друга и быстро перехватил его, обнимая. — Ты, наверное, даже трахаешься в костюмах? Джиён, оценив внешний вид Сынхёна, засмеялся и вместе с ним направился к барной стойке, возле которой скопилось достаточное количество народу. — Я большой поклонник классики, ты же знаешь, — Чхве примостился на высокой и мягкой табуретке, следуя примеру друга. Они разговаривали, стараясь перекрикивать прогоняемые ди-джеем танцевальные треки. — Как прошла пресс-конференция? — Как и всегда, щедро прошлись медком по ушам прессы и нассали народу в уши, — Джиён махнул рукой барменше, которая, заприметив его, засияла и незамедлительно подскочила к двум мужчинам. — Коко, милая, плесни нам коньяку. Блондинка потянулась за чёрной матовой бутылкой Remy Martin, разлила золотистую жидкость по двум пузатым бокалам на короткой ножке и поставила их на стойку перед гостями. В качестве закуски барменша разломила горький шоколад и аккуратно выложила широкие и тонкие квадратики на белоснежной тарелке, добавляя к ним нарезанные ломтики лимона. — Ну что, не жалеешь, что ушла работать ко мне? — прокричал на ухо Джиён склонившейся к нему девушке. — Я бы жалела, если бы осталась в «Ок-Пог-Дон». Квон одобрительно закивал, а после, чокнувшись с Сынхёном, сделал маленький глоток французского коньяка, смакуя его мягкий, шелковистый и тёплый вкус. — Ву, этот старый гандон, остался доволен, — Джиён поморщился, когда закусил кислым лимоном. — Ну, ещё бы, ты же спас его седые яйца. Если бы не твои ораторские способности или, как ты изволишь выражаться, умение ссать в уши, он бы знатно погорел с этими оффшорными счетами. Общественность готова была сожрать его с потрохами, — Сынхён переместил свои очки на голову и внимательно посмотрел на друга. — Всё не можешь ему простить ваш разрыв с Сорой? Джиён нахмурился, провёл языком по нижней губе и задумчиво почесал подбородок. Он слишком давно не видел Сору, стараясь избегать с ней случайных контактов, и успел остыть к ней, но он знал, что если они увидятся, то его сердце вновь вспыхнет от пламени выжигающей страсти. Квон обрубал мысли о ней, стоило им лишь появиться на горизонте, и искал отвлекающее утешение в десятках вьющихся вокруг него женщин, но, твою мать, ни одной так и не удалось подарить ему то, что он получал от этой девчонки. Он даже старался как можно реже заезжать в «Красный Дракон», в котором, как и было запланировано, открыли подпольный этаж, отведённый исключительно под услуги борделя. Его это спасало, ибо они рисковали пересечься с Сорой, только если он туда лично спустится. — Мне, скорее, обидно, что Ву управляет мною, как марионеткой. Я вынужден соглашаться с его условиями. — Он платит тебе неплохие бабки, чтобы позволять себе иметь тебя, и держит на выгодных позициях, — Сынхён развел руками, когда поймал на себе недобрый взгляд Джиёна. — Уж извини. — Это получается, я что-то типа политической проститутки? — Джиён, дружище, каждый вертится в этой жизни, как может, и по такому же принципу зарабатывает деньги. Давай лучше напьёмся и не будем грузиться, у нас была трудная рабочая неделя. Мужчины отсалютовали друг другу, залпом опустошили свои бокалы и попросили Коко не просто повторить, а поставить перед ними целую бутылку – всё равно они малым не обойдутся в эту ночь. Для дополнительного допинга Джиён и Сынхён, по-быстрому влив в себя вторую порцию коньяка, отошли в мужской туалет, где разделили между собой небольшую дозу кокса – по одной дорожке каждый. Привыкнув к наркотикам, они уже не могли себе представить жизни без них и регулярно подпитывались белым порошком и таблетками, которые дарили мощные заряды бодрости и энергии. Джиён втёр в десны крошечные остатки, умыл лицо и посмотрел на себя в зеркало. Ему нравилось, каким устрашающе сексуальным стал его внешний вид в неоновом свечении, и он поймал себя на мысли, что они с Сынхёном настолько охуенны, что ни одна сраная сучка не смела им отказать в этом клубе – в их клубе. Подмигнув приятелю, Квон обнял его за шею, и они вместе вывалились из дверей навстречу жарким вечеринкам и развратным приключениям, которые встречали их с распростёртыми руками. Потеряв счёт, мужчины закидывались алкоголем, обсуждали бессмысленную ерунду, находя в ней глубинный интерес, и до слёз смеялись с глупых шуток, которые в опьянённом состоянии казались вершиной профессионального юмора. Незаметно к ним присоединились три девчонки. Они словно примагнитились к богатым и привлекательным кавалерам, которые не скупились на угощения для дам в коротеньких платьях. Джиён не отпускал от себя Коко, делая всё новые заказы, и даже пытался уговорить её присоединиться к ним, но та максимально вежливо отказалась, сославшись на работу и большую загруженность. — Давай просто с тобой выпьем, разок! — заплетающимся языком протянул Джиён, хватая барменшу за руки. Пальцами он показал малюсенькую порцию, которую предлагал, и прищурил один глаз. — На брудершафт, ну пожалуйста. Коко поддержали девушки, разразившись громкими овациями, и она не устояла. С улыбкой на губах она разлила соджу по двум рюмкам, перегнулась через стойку, чтобы стать ближе к Квону, и выпила с ним, перекрестив традиционно руки. Под громкие аплодисменты блондинка поцеловала мужчину в щёку, которую он ей демонстративно подставил, и, стесняясь, прикрыла лицо ладонями. — Услуга за услугу! — Коко поманила уже далеко не трезвого Джиёна пальчиком. — Пошли вместе покурим? — Да легко! Барменша вышла из-за барной стойки, попросив коллегу подменить её на пару минут, взялась за протянутую руку Джиёна и вместе с ним вышла на улицу. Придерживая мужчину, чтобы он, шатаясь, случайно не запнулся и не упал, девушка завела его за угол здания, где никого не было – только заполненные мусорные баки, – и уже хотела прикурить, как он прижал её к стене и пылко впился в сладкие, пухлые губы. Коко не стала отталкивать Джиёна и ответила ему взаимным поцелуем. Они медленно, долго и нежно целовались, обнимая друг друга, и в какой-то момент Квон понял, что теряет связь с реальностью. Он отпустил девушку, взялся за голову, внутри которой бесперебойно закружили шумные вертолёты, и, перебирая непослушными ногами, поплёлся в сторону. Вокруг всё плыло, двоилось и темнело, зрение теряло чёткость и стало резко падать. — Бля… Извини, детка, мне что-то херово стало. Коко наблюдала за тем, как Джиён доковылял до мусорного бака, прислонился к нему боком и, закатив глаза, рухнул на землю. Девушка огляделась по сторонам, высунулась из-за угла и, убедившись, что поблизости нет посторонних, достала из кармана своего передника мобильный телефон и быстро набрала номер. — Готово. Вы где? — Через минуту будем, жди. Но машина подъехала быстрее обещанного, притормозив возле бордюра. Из крупного джипа вылезли два таких же крупных парня, которые чудом умещались в салоне. Они подбежали к Джиёну, схватили его, поднимая с земли за вялые конечности, и потащили в автомобиль, где предусмотрительно был открыт багажник. Стоявшая на стрёме Коко отсчитала в голове пятнадцать секунд, которых парням хватило, чтобы управиться, и проводила взглядом увёзший пресс-секретаря президента джип: автомобиль дал по газам и вылетел на проезжую часть, сливаясь с потоком других машин. Девушка, как ни в чём не бывало, вернулась в клуб на своё рабочее место. Она чувствовала направленные на неё вопрошающие взгляды и, непринуждённо мешая экзотические коктейли, сообщила, что Джиёну стало плохо и он вызвал такси, чтобы уехать домой. Если бы Сынхён не был пьян в говно и не был окружён навязчивым женским вниманием, то наверняка почуял бы неладное, но в силу своего отупленного состояния, он, как наивный мудак, поверил этой барменше, у которой на руке красовалась татуировка в виде гадюки.***
Джиён начал приходить в себя, когда на него вылили ведро ледяной воды. Охнув и простонав, он зажмурился и медленно перевернулся со спины на бок, прикрывая лицо согнутыми руками. Его голова неимоверно кружилась, сжимаясь от тупой боли, что пронзала и сдавливала её тугими тисками. Он даже не мог открыть глаза и лежал в незнакомом месте на полу, стараясь спрятаться от яркого света и пульсирующих спазмов, но от самого себя не убежишь. Ему бы забиться в угол, хорошенько проспаться и потом вернуться в сознание, но чужая нога, которая с размаху заехала ему прямо в живот, в разы ухудшила его положение. Джиён, чувствуя подступающую тошноту, скорчился от боли, приподнялся на руках, и его вырвало на лакированный паркет. Вдалеке он услышал тихое шипящее «сука», которое злостью въелась в его мозг. В попытке отдышаться Квон вытер тыльной стороной ладони рот и обернулся, чтобы посмотреть на того, кто позволил себе выразиться бранью в его сторону. В кресле, рядом с которым валялся мокрый Джиён, сидел немолодой мужчина. Он был высоким и хорошо сложенным для своих лет, и на первый взгляд было сложно понять, сколько же ему было на самом деле лет. Мужчина курил сигару и пристально смотрел на пресс-секретаря, будто изучая его – сканируя на манер рентгена. Джиён выдохнул и обустроился на свою пятую точку, сложив руки меж раздвинутых ног. Ему было настолько херово, что он толком не осознавал происходящего. Прищурившись, он уставился на пафосного незнакомца и нагло ухмыльнулся. — В такие моменты… — он повёл гудящей головой и закряхтел, — жертва обычно интересуется, что происходит и… блять, где я? Мужчина затянулся сигарой и отложил её в большую стеклянную пепельницу. Он сел поудобнее, словно находился не в кресле, а на троне, и пальцем указал на щурящегося Джиёна. — Ты, сукин сын, убил моего человека, — хриплым и скрипучим голосом сказал он. — Ах, вот оно что… Я понял, — Квон тихо засмеялся и убрал с лица волосы, с которых капала вода. — Наверное, ты главная гадюка в Догса Па? Признаться, я ждал вас раньше, но вы что-то припозднились – вероятно, кожу сбрасывали или новые яйца откладывали. Делаю вывод, что у криминальных авторитетов всё же принято помахать кулаками после драки? — Я ещё даже не начинал, — высокомерно выплюнул мужчина. — Не надоело прислуживать Ву, этому вонючему старикану? — А что, хочешь, чтобы я тебе прислуживал? Главарь Догса Па, которого звали Ким Донсу, поднялся с кресла, перешагнул через Джиёна, стараясь не наступать в сгустки рвоты, и подошёл к зашторенному окну. Он выглянул на улицу, на свой двор, освещённый фонарями, и громко вздохнул, делая вид, что ему крайне неприятен весь этот разговор и он совершает над собой огромные усилия, чтобы не прикончить пресс-секретаря президента прямо здесь и сейчас. А вот Джиён, в свою очередь, не скрывал крайней заинтересованности и терпеливо выжидал, когда же его поставят в известность и проинформируют, на какой хрен он тут оказался. Он не сомневался в том, что очередному зажравшемуся ублюдку от него что-то нужно, но вот что именно? — Нет, я хочу предложить тебе выгодную сделку. — Выгодную для кого? — спросил Квон, кое-как поднимаясь на дрожащие ноги. Он шатался, ибо тянущие боли в голове, которая кружилась, не позволяли ему сохранять трезвое состояние свежего огурчика. — Дай угадаю… для тебя? Донсу повернулся к Джиёну, смерил его строгим взглядом с головы до ног и медленно, пряча руки в карманах брюк, подошёл к нему. Они смотрели друг другу в глаза, испытывая сильную взаимную неприязнь, но показушничали лицемерным терпением и мнимым уважением. — Не угадал, — Ким потянулся к своей сигаре, чтобы вновь затянуться ею. Он выдохнул дым Джиёну прямо в лицо. — Для нас обоих. — Что за дерьмо ты куришь? — Квон закашлял и замахал перед собой рукой. — Пахнет так, словно рядом стадо обоссанных бомжей пробежало. Смотри, а то я снова блевану на твой паркет… Донсу мог бы ударить Джиёна и не раз. Он мог бы избить его за дерзость, вышвырнуть из дома и пристрелить, как пса, но этот пёс был ему нужен, поэтому, стерпев напыщенное хамство, председатель Догса Па по-бульдожьи фыркнул и спрятал руку с дымящейся сигарой за спину. — Ты конченый подонок, Квон Джиён, ты человек, у которого нет души, нет принципов и морали, ты идёшь по головам и хладнокровно убиваешь тех, кто встаёт у тебя на пути. Ты бессердечная мразь. — Ах, ну что Вы… — Джиён сделал вид, что услышал в свой адрес не прямые оскорбления, а целый ворох комплиментов. — Я же покраснею. — И мне это нравится, я хочу работать с тобой. Мне нужны такие люди, как ты. — Собираешь вокруг себя гнилые фрукты? — Джиён сделал пару шагов назад и сел в кресло, в котором недавно сидел Донсу. — Я Вас внимательно слушаю, господин председатель. Расскажите мне про выгодную для нас обоих сделку. Мужчина сел на диван, в последний раз затянулся сигарой и потушил её в пепельнице. Квон облегченно выдохнул, ибо он более не мог терпеть сей тошнотворный запах, от которого и вправду хотелось во второй раз выплеснуть остатки в желудке на пол. — Всё очень просто, — Донсу по-хозяйски расставил ноги, нагнулся вперёд и положил локти на колени. — Мне мало той власти, которая находится в руках нашего синдиката. Да, мы контролируем преступный мир в Сеуле и частично за его пределами, локально хватаем за горло полицию и подкармливаем политиков за сотрудничество и молчание, но я хочу большего. Джиён растянул губы в улыбке, откинулся к удобной и широкой спинке и, закинув руки за голову, в ожидании уставился на Донсу. Он уже понял, к чему вёл этот человек, он знал, чего тот хотел, но жаждал услышать лично из его уст. Услышать, что Донсу, главарь Догса Па, метит в президентское кресло, а для этого ему, конечно же, надо устранить финального босса – Ву Гон Ю, который прочно занял свои позиции и к которому было ну очень непросто подобраться. — Слышал притчу про жадную гусеницу, которая запуталась в яблоке и укусила себя за жопу? — Джиён подмигнул Донсу. — Не переживай, у меня стальная задница, и её не так-то просто прокусить. Ну так что, ты мне поможешь? Заметь, я попросил тебя, а не потребовал. — А в чём разница? — Джиён непринужденно развёл руки. — Увы, я вынужден тебе отказать. Правда, мне крайне неприятно это делать, но я имею отличную выгоду, пока Ву у руля. — Если ты поможешь мне избавиться от Ву, я сделаю так, что ты станешь моим премьер-министром. Хочешь? Джиён заметно напрягся и перестал выглядеть таким уж отстранённым. Он задержал взор своих помутневших глаз на Донсу, который теперь улыбался сам, сглотнул и сжал дрогнувшими пальцами кожаные подлокотники. Да, он был пресс-секретарём Гон Ю, его лицом, представляющим страну, но премьер-министр – это совсем иной уровень, это второе место сразу после президента, обязанности которого он мог бы исполнять с получением новой должности. Все министры были бы в его руках, у него была бы своя канцелярия, ещё большая власть и огромная, огромная заработная плата. Джиён стал бы максимально приближен к главе государства, будучи его исполнительным помощником, и эти мысли ох как взволновали его сердце и разум. — В чём подвох? — спросил Квон, прищурившись. — Я не первый день кручусь в этой грязи, чтобы понимать, что не может быть всё так просто. — А подвох в том, что если ты мне откажешь, я уничтожу сначала твою подружку, затем доберусь до… как там его?.. Сынхёна, верного товарища, а потом сотру и тебя с лица земли. От тебя и твоего наследия нихера не останется, даже не вспомнит никто. Мужчина побледнел, когда услышал про некую подружку, которую этот наглый ублюдок Донсу собирался уничтожить. Неприятный холодок пробежал по его напрягшейся спине. У него было много женщин, но манипулировать им возможно было только одной, и кажется, Джиён понимал, о ком шла речь. Ему не хотелось показывать, что он заинтересован в сохранности жизни Соры, однако его взгляд говорил сам за себя. — Срал я на эту малолетнюю шлюху, — усмехнулся Джиён, вздёрнув верхнюю губу. — Делай с ней что хочешь, мне плевать. — Да? Ну что же… Как скажешь. Донсу вытащил из своего пиджака мобильный телефон, разблокировал его и, покопавшись в папках и файлах, нашёл сделанные не так давно фотографии, которые он продемонстрировал Джиёну одну за другой. На снимках была изображена Сора. Связанная по рукам и ногам, она лежала на холодном полу какого-то сраного подвала в грязной одежде и без сознания. Свежие ссадины алеющими багровыми бутонами распускались на её коленках и локтях, а при приближении была заметна кровь над разбитой верхней губой. Девушка выглядела такой маленькой и беззащитной, что Джиёну хотелось прямо сейчас сорваться с места и найти её, где бы она ни была, чтобы спасти и вытащить из того дерьма, в которое её волею судьбы нечаянно втянуло. Его затрясло от злости, а внутри вспыхнул самый настоящий пожар, выжигающий сердце дотла. Чёрт, он и правда не хотел, чтобы ей причиняли боль – сама мысль об этом выводила его из себя и щекотала нервы. — Твоя малолетняя шлюха, как ты говоришь, сейчас находится у моих парней. Один мой звонок, и они вытрахают из неё все внутренности, а потом прикончат, как суку. Донсу действительно собирался сделать звонок, который моментально решил бы судьбу Соры, но Джиён успел вовремя вмешаться. Схватив мужчину за руку, он крепко стиснул пальцами его запястье и готов был свернуть ему шею, но сдержался. — Если хоть волосок упадёт с её головы, я выпотрошу тебя, а потом доберусь и до твоих уёбков и заставлю их сожрать то, что от тебя останется. Ты меня понял? — Джиён едва ли не зарычал, краснея и дыша, словно бык. — Значит, по рукам? — Донсу отключил телефон и убрал его обратно. — Твоё согласие, и Сору отпустят, даже довезут до дома. В противном случае её, конечно же, тоже доставят домой, но к тебе и по кусочкам. — Ладно, сука, твоя взяла. — Так бы сразу, — Ким засмеялся и хлопнул в ладоши. — На сегодня ты свободен. Я свяжусь с тобой позже, чтобы детально обсудить план нашего сотрудничества. — Я не уеду, пока ты при мне не позвонишь своим шестёркам и не прикажешь им отпустить Сору, — процедил сквозь зубы Джиён, не понимая, какие силы его сдерживают, чтобы не накинуться на Донсу и не перегрызть ему горло. Председатель преступного синдиката Догса Па выудил телефон обратно, набрал пару цифр и, дождавшись, когда закончатся гудки и ему ответят, сказал ровным и холодным голосом, чтобы девчонку отпустили. Немедленно. После этого Джиён встал с кресла, ударил ногой по журнальному столику, опрокинув его, и вышел из гостиной комнаты. Дверь хлопнула с такой силой, что Донсу, который наливал себе виски, вздрогнул, и пара золотистых капель упала ему на колено.***
Сора пришла в себя, когда закрылась входная дверь её квартиры. Она распахнула глаза, обнаружив себя на полу в прихожей, куда её грубо кинули чужие мужские руки – не как человека, а как набитый костями и мясом мешок. Последнее, что помнила Сора, как она около полудня выходила из подъезда, чтобы отправиться на работу, а потом её схватили и прижали к лицу тряпку, пропитанную хлороформом. Она догадалась, что её похищали, но совершенно ничего не помнила. Кому она могла понадобиться и зачем – оставалось мучающей, терзающей загадкой. Девушка крепко зажмурилась и всеми силами попыталась вернуть утерянные воспоминания, но вместо них к ней являлась чернеющая пустота. Её охватила паника, вызванная уверенным чувством дежавю: после ночи, проведённой в компании Сонгю, она тоже ничего не помнила. Возможно, это он похищал её с целью отомстить за угнанный автомобиль? Накачал наркотиками и изнасиловал? Под влиянием острых эмоций Сора начала себя осматривать, дрожащими руками проверяя, нет ли на ней следов побоев или насилия, но обнаружила лишь грязную одежду и сбитые колени и локти – похоже, её волокли по земле, раз кожа настолько стёрлась. И всё равно она не могла успокоиться, ведь её, чёрт возьми, похищали и держали непонятно где по неизвестным ей причинам. Девушка кое-как поднялась на ноги и, хватаясь за стены, добралась до ванной комнаты. У неё совершенно не было никаких сил, а состояние сильно напоминало наркотическое опьянение. Она скинула с себя всю одежду, включила горячий душ и села под льющиеся сверху искусственным дождём капли. Её трясло и колотило, состояние было настолько отвратительным, что Сора стала ловить себя на колких мыслях: лучше бы она не приходила в себя, лучше бы её убили там, куда забирали, чтобы больше не возвращаться к этой дерьмовой жизни, в которой нет, блять, счастья – оно попросту отсутствует, ну нет его. И пусть это звучало довольно клишировано и донельзя банально, но таковой была правда. Мин Сора, проститутка и наркоманка, никому не была нужна. Она осталась одна в том мире, где её покупали и продавали, похищали и игрались, избивали и насиловали. За неё некому было заступиться, ей негде было спрятаться, ей некуда было сбежать. Но кого она могла винить кроме самой себя? Никто насильно её не подсаживал на наркотики, никто насильно не заставлял идти в бордель и никто не принуждал её скатываться на самое дно, где обитали морские чудища, среди которых она стала уже своей. Возможно, если бы от Соры не отказались её настоящие родители и она не попала в неблагополучную семью, где отсутствовали такие понятия как любовь, понимание и уважение, то её жизнь сложилась бы иначе, но она имела то, что имела, и вместо того, чтобы, силясь, карабкаться вверх за достойным и светлым будущим, она предпочла безвольно скатиться вниз, ведь так проще, так легче. От осознания собственной убогости Сора обхватила руками мокрую голову, свернулась калачиком, поджав ближе к себе согнутые ноги, и попыталась представить, что её нет. Она исчезла, испарилась, перестала существовать, но сдавливающая грудную клетку боль возвращала к реальности. В горле застрял огромный ком, который не позволял свободно дышать, а под языком собралась гадкая горечь. Сора не плакала, нет, но её глушила молчаливая истерика, выражающаяся в бесперебойно дрожащем теле, сдавленных всхлипах и бешеном взгляде, направленном на воду, которая регулярно окрашивалась в красный цвет – у неё из носа шла кровь. И некому было взять её на руки, вытащить из ванны, закутать в полотенце и отнести в кровать, чтобы успокоить и убаюкать, а сил сделать это самой у неё не было. — Сора, открывай! В дверь громко, настойчиво забарабанили, но девушка не обращала никакого внимания. Думала, что на фоне стресса у неё начались галлюцинации, и все эти звуки ей мерещатся. Но грохот продолжался. — Сора, твою мать, если ты не откроешь дверь, я нахуй вышибу её! Мин уткнулась лицом в заполненное водой дно ванны и растянулась в ней, закрывая уши руками. Струи душа ударялись о её худощавую спину, стекали по плечам на шею и слабо заглушали шум, который эхом разносился где-то вдалеке. Звуки становились всё громче, напоминая своим масштабом десятибалльный шторм, а потом и вовсе оказались совсем рядом. Сору грубо схватили и перевернули на спину. Сквозь льющуюся воду она, открыв глаза, увидела нависшего над собой Джиёна, который крайне обеспокоенно осматривал её лицо и гладил по щекам. Пальцами он вытер собравшуюся под носом кровь и выключил уже порядком раздражающий душ. — Прости, я выбил дверь, но ты не оставила мне выбора, — сказал он и, вздохнув, погладил девушку по щеке. — Ты в порядке? Те ублюдки ничего тебе не сделали? — Они испачкали мой новый комбинезон… Джиён, качая головой, слабо улыбнулся и выдавил из себя тихий смешок. — Я куплю тебе новый. — Он был белый, как кокаин, и такой же дорогой. Мужчина потянулся за махровым полотенцем, укутал в него девушку и взял её на руки, отмечая, что она вся трясётся. Он увидел, как она поджимала пальцы на ногах, а потом посмотрел на дрожащие губы и трепещущие ресницы, с которых стекали капельки воды. Ему нравилось разглядывать её лицо, по которому он до невозможного скучал. — Три года я тебя не видел, а ты всё такая же. — Я испортилась, как прокисшее молоко, просто за упаковкой не видно. Смотри не отравись. — Я уже сегодня блевал, так что не страшно. Джиён вышел из ванной комнаты, прошёл в спальню, где не было света и сел на кровать, но Сору не отпустил. Он держал её у себя на коленях, обнимал и гладил, как маленькую девочку, которой она всё ещё для него оставалась, несмотря на то, что через пару месяцев ей должно было исполниться двадцать лет. — Тебя больше никто не посмеет тронуть, слышишь? — Джиён взял Сору за подбородок и нежно поцеловал её в щеку. — Ты уйдёшь, и снова тронут. — Я больше не уйду, — мужчина обхватил девушку за затылок и притянул к себе поближе, чтобы она уткнулась в его шею. — Не будет тех причин, что заставят меня снова уйти. Чёрт, как же я скучал по тебе, Сора. Мин отпрянула чуть назад, чтобы взглянуть на Джиёна, посмотрела ему прямо в глаза, будто бы проверяя, обманывает он или нет, и подсознательно, следуя за женской интуицией, сделала маленький шажок навстречу доверию, но ситуация всё же оставалась для неё странной: все три года он избегал с ней встреч, не напоминал о себе и совсем не интересовался её жизнью, и тут внезапно вламывается в квартиру и заявляет, что скучал. Видимо, то была загадочная и своеобразная мужская логика… А ведь она почти от него отвыкла, и ей бы хотелось остаться равнодушной, но при виде Джиёна её сердце предательски забилось чаще, выдавая свою хозяйку с потрохами. Прошлые и, казалось бы, забытые чувства нависли над Сорой словно дамоклов меч.