Накрахмаленные рубашки и свежевычищенные костюмы очень-очень неплохо прикрывают кучу грехов. © Донна Тартт – «Щегол»
***
Ву Гон Ю надел свой самый дорогой, самый красивый костюм, поправил серебряные запонки и затянул потуже узел галстука. Он посмотрел на себя в зеркало во весь рост и провёл руками по седеющим волосам, заглаживая их назад. Вокруг него элегантно вертелась помощница, которая смахивала пылинки с мужчины. Она внимательно осмотрела Гон Ю и удовлетворительно кивнула, убедившись в том, что внешний вид избранного господина президента Южной Кореи идеален. Ву хоть и не улыбался – он сдержанно сохранял серьёзный вид уважаемого человека, – но в душе ликовал, как ребёнок, которому удалось заполучить самую вкусную во всём мире конфету. — Ваши очки, господин Ву, — помощница поднесла мужчине чёрный футляр, выполненный из змеиной кожи, и аккуратно его раскрыла. Затем она взяла флакон дорогостоящих духов и брызнула ими издалека на затылок Гон Ю. По кабинету стал расползаться тяжёлый древесный аромат. — Господин Ву, всё готово. Ожидают только Вас. Мужчина согласно кивнул и в последний раз посмотрел на своё отражение. Вот он, успех в чистом виде. Ву долго шёл к давно поставленной цели и где-то в глубине души не верил в происходящее. Словно сон, в котором он был счастлив, воплотился в реальность. Как же ему хотелось удержать за хвост удачу подольше, сохранить её подле себя, а ещё лучше – запереть в клетке и никого к ней не подпускать. Спрятать от посторонних и наслаждаться в полной мере. Но Гон Ю был человеком неглупым и понимал, что когда-нибудь, рано или поздно, настанет то время, когда ему придётся лицезреть закат собственного успеха, но до того будущего ещё далеко – было важно жить настоящим днём и хорошенько пропитаться полученной дозой удовольствия. — Я готов. Двое мужчин в парадных костюмах синхронно выровняли свои осанки, когда к ним повернулся Гон Ю, взялись за позолоченные ручки и распахнули перед ним двери, ведущие в кабинет президента, где нескончаемо сохранялась тяжёлая атмосфера ответственности, груза огромной власти и величественного успеха. Помощница, следующая за господином Ву, стучала каблуками о деревянный пол и прижимала к груди папку, в которой хранились документы с речью для церемонии инаугурации. Они прошли по длинному коридору, спустились на первый этаж и остановились возле дверей, за которыми на улице перед зданием Национального собрания скопились толпы людей. Там были и простые граждане, и репортёры, и журналисты с фотографами, и другие политики, делящиеся на три категории: те, кто поддерживал Ву Гон Ю, те, кто выступал против него, и те, кому было плевать на исход политической гонки – они участвовали в ней только ради интереса. Гон Ю остановился, набрал полную грудь воздуха и взял протянутую для него папку из рук помощницы. Он нервничал и волновался, злясь на своё немолодое сердце, которое так не вовремя решило вспомнить, как же правильно выплясывать чечётку. Его ладони стали влажными, а по виску покатилась капелька пота. Девушка, одетая в тёмно-синий костюм, молниеносно достала белоснежный платок и осторожно вытерла влагу с кожи. — Спасибо, — закивал Гон Ю, махнув рукой. — Иди, дальше я сам. Девушка поклонилась и отошла в сторонку, позволяя Ву зашагать вперёд. Стоило ему открыть двери и показаться на улице, как на него обрушился шквал гудящих наперебой голосов. Повсюду щёлкали фотоаппараты со вспышками, репортёры носились с камерами и микрофонами наперегонки с жадными до информации журналистами. Завидев человека в костюме, который ровной и тяжёлой походкой направлялся к деревянной трибуне, заставленной микрофонами, все представители СМИ, навострив уши, щедро направили активное внимание на него. Политики и граждане начали оглушительно аплодировать и уважительно прекратили все свои разговоры. Джиён, который сидел рядом с Сынхо, положил ногу на ногу и криво улыбнулся, ожидая услышать заготовленную речь. — Старого дурака наверняка распирает от удовольствия, — прошептал Сынхо и хохотнул. Джиён молча на него покосился, оставляя сию реплику без ответа, и огляделся: повсюду стояла охрана в форме и, конечно же, с оружием. Рядом курировали отряды полицейских, внимательно следя за обстановкой вокруг, а в зданиях, что располагались в непосредственной близости от Национального собрания, наверняка прятались стрелки, готовые в любой момент опасности дать о себе знать, оставаясь незамеченными. Джиён ощущал внутреннее напряжение с тех пор, когда узнал о Догса Па, и чтобы в столь торжественный день не мучиться от обильного потоотделения, параноидальных атак и сидеть расслабленным перед камерами, не думая о том, что «гадюки» могут знатно поднасрать, час назад выкурил в машине самокрутку. Травка привела нервную систему в порядок, только вот есть хотелось жутко. Ву Гон Ю дождался, когда на улице всё стихнет, прокашлялся и, поправляя очки лёгким движением пальца, раскрыл папку и бегло пробежался взглядом по тщательно подготовленной речи для своего выступления. Оттягивать больше нельзя – пора начинать. — Дорогие граждане, я хотел бы начать со слов благодарности. Спасибо вам за то, что подарили мне незаменимую поддержку своим присутствием в такой важный не только для меня, но и для всей страны день. Сегодня, начиная с этой минуты, я официально вступаю в должность президента Республики Корея и обещаю сделать всё возможное для того, чтобы оправдать ваши ожидания. Пожалуйста, примите мой поклон за оказанное доверие, — Ву, сложив руки по швам, поклонился под звучащие аплодисменты и щелчки фотоаппаратов, выдержал несколько секунд и принял прежнюю позу, держась руками за края трибуны. — Я буду стараться стать для каждого гражданина нашей прекрасной страны лучшим президентом и завоевать расположение тех, кто за меня не голосовал. Для меня важно быть в ваших глазах достойным лицом Республики, а также в глазах наших друзей и партнёров из других стран. Прошу, подарите мне поддержку, на которую я всегда могу опереться, чтобы стать сильнее для того, чтобы на меня опираться мог каждый из вас. Только вместе мы покорим самые высокие вершины! Только взявшись за руки, мы сможем идти вперёд – навстречу светлому будущему, где нас ожидает только самое хорошее! Я крайне рад и крайне польщён тем фактом, большинство граждан оценили мою работу и работу моих незаменимых коллег. Мы честно трудились и кропотливо прорабатывали нашу кампанию, которая поможет всем нам стать лучше, поможет стать лучше нашей стране. Как новоизбранный президент Республики Корея я даю слово, что под моим чутким руководством «страна утренней свежести» в полной мере познает достойную и счастливую жизнь. Спасибо! Для вас я стану лучшим лидером! Ву вышел из-за трибуны, широко улыбнулся и после низкого и долгого поклона начал приветливо размахивать рукой. Он старался посмотреть на каждого пришедшего гражданина, на каждого сидящего рядом политика, в объектив каждой камеры и в глаза всем собравшимся журналистам и репортёрам. Первое впечатление самое сильное, и сейчас, в минуту своего главного триумфа, он должен сиять и блистать на манер летнего солнца, что так удачно озаряло голубое небо, на котором не было ни облачка. Когда к Гон Ю стали подходить политики – соратники и конкуренты, – чтобы пожать руку и сказать несколько поздравительных и напутствующих слов, Джиён даже не шевельнулся. Он считал выше своего достоинства толпиться в очереди «на поклон» и смиренно, спокойно ждал, когда толпа разойдётся, чтобы грациозно перед камерами подкатить к теперь уже официальному президенту Южной Кореи. Пак Сынхо же один из первых подлетел к Ву и активно любезничал с ним, распушив хвост по полной программе и со всем присущим ему бахвальством. — Спасибо тебе за всё, сынок, это наша общая победа, — сказал тихо Гон Ю Джиёну, когда тот подошёл к нему. — Вместе и будем пожинать сладкие, сочные плоды. Я в долгу не останусь, ты знаешь. — Конечно, господин президент, — Джиён улыбнулся и вместе с Ву повернулся в сторону камер.***
Сора положила салфетку бежевого цвета из плотной ткани себе на колени и осмотрелась. Она никогда не была в дорогих ресторанах и чувствовала себя крайне неуютно в помещении, где балом правила навязчивая, кричащая роскошь. Вокруг неё щеголяли статные официанты, в чьих начищенных ботинках отражались висящие на потолке люстры, и сидели гости в нарядах от кутюрье. Женщины и мужчины, от которых так и веяло деньгами, чинно наслаждались изысканными блюдами, ценник которых со всей уверенностью взлетал до самых небес. Сегодня Соре исполнилось семнадцать лет, и когда под вечер за ней заехал Джиён и сказал, что у него для неё есть сюрприз, то она совсем не подозревала, что её захотят побаловать не факт, что вкусным, но дорогим ужином. Девушка изучала меню и радовалась внутри, что владельцы догадались приписать перевод на корейский, потому что она была слишком далека от знаний французского языка. Поначалу она тупо перелистывала страницы, чтобы изучить ассортимент в целом, и уже потом стала выискивать самое вкусное блюдо из тех, что стоили дешевле остальных. Конечно, Сора понимала, что без проблем могла заказать всё, что угодно – Джиён бы оплатил, – но остатки совести предупреждающе грозили указательным пальцем. Да и не привыкла она шиковать, честно говоря, не в её это было правилах. Но говорят ведь, что человек быстро прикипает к хорошему, верно? Джиён закрыл меню, отложил его на край стола и, откинувшись на спинку стула, внимательно посмотрел на Сору. Он разглядывал её, сдержанно улыбался и уделял внимание каждой важной для него мелочи: ему нравилось, как она покусывала нижнюю губу, моргала, почёсывала кончик носа пальцем, а потом принималась этот же палец грызть – точнее, накрашенный красным лаком ноготь. Она выглядела совсем по-детски в этом ресторане среди взрослых и серьёзных людей. Джиён не удержался и потянулся к девушке рукой, чтобы взять её за тонкое запястье, на котором болтался серебряный браслет – маленькая побрякушка, подаренная им. Сора дрогнула от неожиданного касания и подняла взгляд на мужчину, отвлекаясь от меню. Своим вниманием он её смущал, вгоняя в краску, но ей нравилось это чувство – оно заставляло бабочек в её животе трепетать и щекотать нежные стенки своими тоненькими крылышками. — Тебе помочь с выбором? — спросил Квон. — Нет, я уже всё, — Сора захлопнула меню. — Я буду саварен с заварным кремом и вечерний пунш. — Так мало? — мужчина удивлённо хохотнул. — Детка, сегодня твой день рождения, и я хочу тебя… как следует… побаловать. Джиён поднял руку, щёлкнул в воздухе пальцем, и к их столику молниеносно подскочил официант: симпатичный мужчина средних лет, ухоженный и максимально элегантный, поклонился гостям и достал из кармана передника блокнот и ручку. От него приятно пахло одеколоном и, кажется, лаком для волос, которые были аккуратно уложены назад – ещё бы немного, и переборщил бы с бриолином. Официант быстро записывал заказ, кивая, и под шумок – так, чтобы никто не заметил – поглядывал на Сору. Он никак не мог понять, кем приходилась эта пара друг другу, но разница в возрасте была заметна. Опять очередной богатей захотел поразвлечься с ребёнком, подумал он про себя, извращенцы долбанные. — Позвольте спросить, а мадемуазель уже есть девятнадцать? — наилюбезнейшим голосом спросил официант. — Конечно, — Джиён улыбнулся и полез в карман, — и даже доказательства есть. Иди сюда. Когда официант наклонился, то Квон незаметно для окружающих сунул ему в карман передника несколько купюр, хлопнул его пару раз по спине и вопрошающе посмотрел на него, как бы спрашивая, улажена ли ситуация. Официант кашлянул в кулак, поджал губы, улыбаясь, и, поклонившись, удалился на кухню, чтобы озвучить заказ поварам. Похоже, его больше не волновал возраст юной посетительницы. Сора потянулась к корзинке со свежими булочками, сделанными из сдобного теста, и отломила маленький кусочек, отправляя его себе в рот. На вкус оказалось просто чудесно. И если, казалось бы, даже самая простая выпечка в этом ресторане настолько вкусна, то можно вообразить, какие шедевры высокой кухни здесь готовятся, после которых захочется тщательно вылизать все пальцы. — Я никогда не была в ресторанах, — сказала девушка, макая булочку в стоящий на столе соус из голубого сыра. — Мой предел – дешёвые забегаловки с острым рамёном и пирожками на пару… Она осмотрелась по сторонам и пальцами вытерла уголки губ, смахивая с них крошки. Этот жест показался Джиёну настолько милым и непосредственным, что он не удержался и широко улыбнулся, протягивая Мин салфетку. Ему трудно верилось в то, что эта молодая девушка, внутри которой вовсю резвилась инфантильность, грязно трахалась с мужиками в его борделе. Он думал об этом и испытывал двоякие, противоречивые чувства: ему делалось противно, но в то же время его это заводило. Хотелось взять Сору за шкирку и вышвырнуть из мира блядства и испачканных в сперме денег, но потом обязательно отыметь её, да так, чтобы от полученных оргазмов голова пошла кругом. — Нужно себя любить и обязательно баловать, иначе какой смысл жить и во всём себя ограничивать? Когда официант принёс бутылку белого сухого вина, открыл её при гостях и разлил по бокалам, прижимая к горлышку салфетку, Джиён взял свой за ножку и слегка поболтал им, наблюдая за тем, как бледно-жёлтая жидкость медленно стекает по стеклянной, округлой поверхности. — Мы в этом мире на один раз, Сора, и хоть я сторонник реинкарнации, но я не помню свои предыдущие жизни и не знаю будущие, поэтому, живя здесь и сейчас, нужно делать это достойно, — мужчина поднял свой бокал, чтобы чокнуться с девушкой, и сделал маленький глоток, смакуя дивный вкус вина во рту. — А что если у человека нет возможности жить достойно? Далеко не всем везёт. — Если ты не родился с золотой ложкой в жопе и хочешь выбиться в люди, делай всё для этого возможное, — Джиён развёл руками. — Можно ныть и жалеть себя, а можно стиснуть зубы и пробиваться к вершинам. — Но ведь есть люди, которые не стремятся к роскоши. Кого-то устраивает обычная жизнь, которая идёт своим чередом. Мне кажется, это очень индивидуальный вопрос… — Такие люди – идиоты, — фыркнул Джиён. — Тот, кто отказывается от бриллианта в пользу пластмассы, не достоин называться Homo Sophus или же Человеком Мыслящим. Сора вытерпела направленный на неё взгляд Джиёна и отпила вино из бокала. Вкус ей совершенно не понравился: слишком терпко и агрессивно, к тому же слегка вяжет рот, но в этом, наверное, заключается основная прелесть дорогих и изысканных напитков. Главное – цена, и чем дороже, тем непонятнее. Она видела, как сидящий напротив неё мужчина нарочито наслаждался, скорее, не вином, а самой ситуации – он может себе позволить элитный алкоголь, и в этом весь его лезущий изо всех щелей кайф. Увы, Сора так и не смогла оценить белое сухое по достоинству, хотя достоинств наверняка в нём было очень и очень много. — Кстати, — Мин решила резко перевести тему, так как поняла, что в разговоре о человеческих мировоззрениях они с Джиёном расходятся, — как обстоят дела на работе, господин пресс-секретарь? К столику подошёл всё тот же услужливый официант с приготовленными блюдами. Он поставил перед Джиёном порцию трески под соусом «Бешамель», от которой исходил ну очень аппетитный аромат. Перед Сорой же появился салат «Нисуаз» с тунцом. Официант, пожелав гостям приятного вечера, временно удалился – до тех пор, когда настанет черёд нести десерты. — На работе дела обстоят хорошо при условии, если в неё не вмешиваются посторонние, чтобы нарушить её привычный ход, — Джиён, орудуя ножом и вилкой, отрезал себе кусочек рыбы. — В тех кругах, в которых мне приходится вариться, часто бывает неспокойно, но мы стараемся делать всё, чтобы избавиться от помех. Квон посмотрел на девушку и подмигнул ей. В его голове, будто на быстрой перемотке криминального боевика с элементами оголённой жестокости, мимоходом пронеслось воспоминание о том, как месяц тому назад он похитил дочь одного влиятельного человека (девчонка возвращалась домой после школы и весело размахивала портфелем, когда к ней подъехало чёрное авто, в которое её быстро затолкали), который пытался влезть в работу Ву Гон Ю и помешать ему – вернее, знатно поднасрать. Джиён шантажировал ублюдка, но тот был непреклонен и упёрт, как последний баран, и тогда ему пришлось прислать по электронной почте очень неприятное видео, на котором его милую дочурку насилуют два взрослых дяди – сам Джиён и его лучший друг, Чхве Сынхён. И надо же, метод сработал! Только вот малышку жаль, но на войне, как правило, страдают невинные: в выпускном классе нужно готовиться к экзаменам, а не бегать со слезами на глазах по психологам и психотерапевтам, чтобы восстанавливать разбитую вдребезги психику по вине отца-долбоёба. — Я понимаю, — Сора кивнула, мучая салат вилкой. — Занимать высокие должности непросто, но я уверена, что ты отлично справляешься. Ты умный и грамотный человек, Джиён, многого добился и многого ещё добьёшься. Мужчина улыбнулся и взял девушку за руку. Он смотрел на неё, пока перебирал её пальчики и гладил ладонь, и думал о том, что спокойствие в незнании: если бы только Сора узнала, какими методами он прокладывал себе дорогу, то в ужасе сбежала бы. Но… кто бы ей позволил это сделать? — Мне приятно, что ты такого высокого мнения, но не думай обо мне лучше, чем я есть на самом деле. Я не хороший человек, лапа, и со мной опасно. — …зато надёжно, — с заметной дрожью в голосе сказала Сора. Она всё ещё побаивалась Джиёна, но её к нему тянуло со страшной силой, и отказаться от своих трепещущих, волнующих чувств она не могла. Быть может, в ней зарождался стокгольмский синдром? Послушно играя роль жертвы, девушка проникалась симпатией к яркому агрессору. — Знаю, что я не такая умная, как ты, и что до твоего уровня жизненных познаний мне ещё далеко – я всё понимаю, нет-нет, ты не думай, – но в каждом человеке есть что-то хорошее, и за это хорошее можно зацепиться, потянуть и вытащить наружу. Я хочу попробовать это сделать. Джиён прищурился, одарил девушку внимательным взглядом и рассмеялся. Качая головой, он допил свою порцию вина и подлил себе ещё немного. Ему нравилась наивность Соры, нравилось, что, несмотря на далеко не самую благородную профессию, она продолжала источать ауру невинной девочки, которая толком не познала эту жизнь, хотя за свои годы изъездила её вдоль и поперёк. Что же это было: глупость? добровольное желание закрыть глаза на происходящее? или же профессионально отыгрываемый образ? Джиёну так же казалось, что внутри этой девушки продолжал теплиться огонёк веры и надежды на лучшее. Тогда она должна быть очень сильным человеком и волевой личностью, раз при всех пинках, что щедро раздавала налево и направо судьба, ей удалось сохранить источаемый добро свет. — Я знаю о тебе не так много, лапа, — заметив, что в бокале Мин закончилось вино, он подлил ей из бутылки. — Расскажи мне то, что посчитаешь нужным озвучить. В такие моменты человек, как правило, теряется, ибо из головы разом вышибает всё. Жизненная история Соры заслуживала книжного издания: мемуары малолетки со сломанной судьбой. Но что она могла рассказать Джиёну? О родителях, которые измывались над ней всё детство, как два ёбаных извращенца? Или о Юнги, который их убил и теперь сидит в тюрьме? Или о том, что они вообще все оказались ей неродными людьми? Девушка задумчиво провела пальцами по ножке бокала и вздохнула. — Ты знаешь, я бы ничего не хотела тебе озвучивать, потому что моя жизнь напоминает сценарий, который написал жадный до трагедии человек, — Сора горько усмехнулась. — Тебе не должно быть передо мной стыдно. — А кто сказал, что мне стыдно? — пожав плечами, девушка съела немного салата, стараясь сохранять спокойствие, хотя внутри, конечно же, ей было немного не по себе. — Просто… будет ли тебе интересно слушать истории про мою неблагополучную семью? Про неблагополучную меня? Не уверена, что такой человек, как ты, захочет забираться в моё дерьмо обеими руками. — Если бы я не хотел, то и не спрашивал. Это же элементарно. Сора залпом осушила свой бокал и налила себе ещё вина. Она замолчала на некоторое время, обдумывая и анализируя ситуацию, и была благодарна Джиёну за то, что он не торопил её и терпеливо выжидал, пока она решится, ведь главное – не спугнуть. И девушка заговорила. Набравшись смелости, она рассказала мужчине про своего брата, который безмерно её любил и так несправедливо угодил в тюрьму только лишь потому, что хотел оградить от родительского террора; рассказала и про родителей – правда, вкратце, ибо было слишком больно ударяться головой в детальные подробности семейного насилия. Джиён внимательно слушал и ловил себя на мысли, что ранее пересекался с Юнги. Это было давно, да и воспоминания смазались под торопливым течением времени, но теперь он точно знал, что тот парень, которого он видел ещё при «Ангеле», был братом Соры. И, кажется, они познакомились как раз в ту ночь, когда он сжёг домик, в который привёз своих родителей. — Тебя как зовут? — Ю… — парень начал отвечать, но что-то его остановило, и он обернулся назад. Джиён заметил, как он внимательно смотрит вдаль, словно пытаясь что-то разглядеть, и прячет руки в карманы поношенной толстовки. — Ты любишь своих родителей? Джиён с нескрываемым удивлением вздёрнул брови вверх и улыбнулся, качнув головой. Надо же, как тесен этот мир. Он не стал говорить Соре о том, что знает Юнги, и оставил эту маленькую тайну при себе. — А что насчёт Чонгука? — неожиданно спросил Джиён. — Того придурка, с которым ты встречалась. — Он в прошлом, я не хочу о нём говорить. — Придётся, — жёстко произнёс мужчина, — потому что я хочу знать. — Чонгук был моей первой любовью, — Сора вздохнула и поджала губы. Ей явно давался этот разговор с натяжкой, но Джиён занял выжидательную позицию. — Мы строили отношения и даже были счастливы, но он изменил мне с моей подругой. Он всегда был бабником, обожал девушек, но я думала, что ради меня он поменялся в лучшую сторону. Я ошиблась. — Ты так и не смогла простить его, верно? — Верно. Он продолжал виться вокруг меня, хотел вернуть былое, но теперь мне это не нужно. Ты и сам знаешь, Джиён. Джиён, конечно же, знал, но ему было важно услышать подтверждение лично из уст Соры – чтобы она самостоятельно признала, что с Чонгуком у неё больше никогда и ничего не будет. Он бы и не допустил того, чтобы девушку, на которую он положил глаз, увёл какой-то смазливый мудак. — Детка, ты гармонично вписываешься в рамки моего чувства прекрасного, — мужчина потянулся вперёд и ласково погладил девушку по щеке. Кожа была горячей и шелковистой. — Красива, как ангел, но безнадёжна, как демон. Понимаешь, что я хочу сказать? Сора, глядя Джиёну прямо в глаза, спрятала руки под столом, поёрзала на месте и неожиданно поднялась на ноги. Она обошла мужчину, встав у него за спиной, нагнулась и засунула какой-то предмет в карман его брюк, как бы невзначай скользнув по внутренней стороне бедра. Её руки легли ему на плечи, а губы прикоснулись к мочке уха. — Я не умею выражаться так поэтично, как ты, поэтому скажу проще, — девушка горячо выдохнула. — Ты хочешь меня трахнуть, а я… буду ждать тебя в дамской комнате. Джиён обернулся, чтобы проводить Сору взглядом: она, качая бёдрами и стуча каблуками, как настоящая соблазнительница, прошла через зал и свернула в сторону туалетов. Эта девчонка умело совращала, пользуясь своими чарами, и ничуть этого не стеснялась. Квон вздохнул, откинулся на спинку стула и достал из кармана то, что туда ловко спрятала Сора – маленькие кружевные трусики классического чёрного цвета. Мужчина сжал в кулаке тонкую ткань и, сохраняя видимое спокойствие, встал из-за стола, предварительно сделав большой глоток вина. Ровной походкой, не спеша, он пересёк основное помещение, повернул направо, скользнув мимо барной стойки, за которой молодые юноши и девушки натирали бокалы до ослепительного блеска, и толкнул двери, ведущие в женскую уборную. Джиён огляделся и прислушался: тихо играла классическая музыка, в воздухе приятно пахло жасмином, а все кабинки, к счастью, оказались открытыми – кроме одной. Ухмыльнувшись, он подцепил пальцем женские трусики и, размахивая ими, как неким трофеем, сделал несколько шагов вперёд, чтобы оказаться перед последней дверью, которую он с лёгкостью толкнул. — Ты, кажется, что-то забыла? — Джиён продемонстрировал сидящей на мраморной столешнице возле раковины Соре её нижнее бельё. — Если хочешь, я могу надеть их обратно, но без трусиков мне нравится гораздо больше… — девушка раздвинула ноги, но ткань платья интригующе скрывала самое интересное. — Мне тоже так нравится. Джиён закрыл дверь на замок, подошёл к Соре и, встав меж распахнутых ног, рывком притянул её к себе за талию. Он долго смотрел в глаза напротив, изучал милое личико, поглаживая его костяшками пальцев, а потом, взявшись за подбородок девушки, нежно поцеловал её в губы. Такие мягкие, тёплые и на вкус – как спелая клубника. Конечно же, он думал о том, что эти губы ласкали множество членов других мужчин, возможно – скользили по промежностям незнакомых женщин, но это не имело никакого значения, ведь в тот вечер они принадлежали только ему. И не только губы, вся Сора томилась в его власти. Он по-хозяйски обхватил пальцами горло девушки, мягко надавив на выступающую линию челюсти, а другой рукой ещё плотнее прижал её тело к себе, чтобы между ними не осталось и миллиметра расстояния. Ему хотелось поглотить Мин, захватить её в жаркий плен, спрятать от окружающего мира и рычать, скаля зубы, на каждого, кто посмеет лишь взгляд неосторожный бросить на его собственность. Вроде всё та же скромная, серая мышка, но чувствовалось, что в ней наружу пробивается нечто вулканическое, дурманящее и сводящее с ума. Надо лишь надавить посильнее, раскрыть пошире и распороть кокон, за которым пряталась истинная сущность. — А так нравится? — Сора пропустила руку между двух льнущих друг к другу тел, прикоснулась к вставшему члену, который пошло оттягивал брюки, и стала его гладить, массировать, ласкать. — М? Так тебе нравится, Джиён? И Джиёну пиздец как нравилось. Потемневшими от вожделения глазами он смотрел на девушку, которая справилась с его ремнём, опустила ширинку и потянула вниз штаны сразу вместе с трусами. Окаменевший орган с выступающими венами мягко ударился о ногу Соры, которую она отвела в сторону, чтобы стать ещё ближе, хотя казалось, что это физически невозможно, ибо они и так будто бы слились воедино. Обхватив девушку рукой за затылок, Джиён впечатался в её губы и стал терзать их долгими, жадными и глубокими поцелуями. Он остро ощущал, как женские пальчики блуждают по его члену, до мурашек приятно надрачивая, нежно ласкают оголённую головку и касаются чувствительной уздечки. Но ему было мало, хотелось большего, и он начал активно толкаться бёдрами вперёд, скользя налитым кровью половым органом по ладони Соры. Она была девочкой неглупой и уже наученной опытом – сразу сообразила, что Джиён жаждет войти в неё. Древнейшая профессия приучила к тому, что секс без презерватива небезопасен и может привести к целому букету болезней или, что так же херово, к нежелательной беременности, но Сора доверяла Джиёну и сама хотела ощущать его плоть внутри себя в самом естественном виде. Она обхватила руками его шею, чтобы было удобно держаться, в то время как он взял её под колени и медленно проник в неё на всю длину. Стало так тесно, влажно и горячо… Джиён замер на несколько секунд, чтобы словить весь кайф, покинул тело девушки, а после вновь вставил в неё свой член, но на этот раз резко и грубо, и так – несколько раз подряд. Он вдалбливался в Мин снова и снова, размашисто двигая тазом, и наблюдал за тем, как её личико искажает то гримаса боли, то сладкого наслаждения. Она уткнулась во вспотевшую шею мужчины и тихонько скулила, пока он трахал её на столешнице. С каждым движением он выбивал из её груди порцию сбивчивого дыхания, срывал с губ, которые целовал, возбуждающие стоны. Ему до чёртиков нравилось овладевать ею в туалете престижного ресторана, и пока зажравшиеся гости впихивали в свои рты дорогостоящие блюда, Джиён впихивал колом стоящий член в тело юной прелестницы. — Больно? — шёпотом спросил Квон, замедляясь. Теперь он двигался плавно, аккуратно, прислушиваясь к хлюпающим звукам снизу. — Вот так, тише… Мужчина обхватил девушку руками, чтобы утопить её в своих объятиях, прижался губами к виску совсем рядом с влажными прядями тёмных волос и продолжил проникать в неё. Они дышали в унисон, хаотично гладили друг друга, блуждая пальцами по взмокшим и напряжённым телам, что были спрятаны под раздражающей одеждой, и ничего толком не могли видеть перед собой, ибо их глаза застилала кружевная вуаль похоти. Взаимные чувства достигли своей максимальной высоты: они вибрировали, дрожали, искрили и сгорали дотла. Ни Джиён, ни Сора слишком давно не испытывали ничего подобного, поэтому свежесть и новизна трепещущей вспышки захватили их в жаркий огненный плен. Мужчина зажмурился, понимая, что вот-вот кончит, издал тихий стон и успел выйти из девушки в самый последний момент. Он изливался на бортик раковины, пока Мин помогала ему достичь оргазма своей рукой. — Лапа… — вспотевший Джиён навалился на девушку, откровенно лапая её за грудь. Как ребёнок, он игрался с небольшими округлостями, поочерёдно сжимая их. — Это так охуенно… Ты просто прелесть. Сора, которая не испытала оргазм, зато словила нечто космическое от столь интимной связи с Джиёном, взяла в руки его лицо и заглянула в блестящие от обилия эйфории глаза. Она молча смотрела на него и не заметила, как её губы растянулись в счастливой улыбке. Это были настоящие, искренние эмоции, которые она не пыталась сымитировать, и как же стало тепло на душе, когда ей ответили такой же неподдельной радостью. Сора никогда не видела, чтобы Джиён улыбался вот так: как обычный, простой человек, которому чертовски нравится девушка, с которой они только что занялись сексом. Их потянуло друг к другу снова – тягучий и глубокий французский поцелуй оказался слаще и в разы вкуснее тех десертов, что готовили в этом ресторане. — Я проголодалась, — сказала Сора, когда Джиён отпустил её губы, и засмеялась. — Такая маленькая, но такая ненасытная. Мужчина помог девушке слезть со столешницы – подхватив за талию, он поставил её на ноги, а затем, повернувшись к зеркалу, стал приводить себя в порядок. Сора занялась тем же самым. И пока они прихорашивались, заметая внешние следы страстного соития в уборной, их взгляды то и дело цеплялись друг за друга в отражении, а с дрожащих от улыбок губ слетали детские, невинные смешки. Это казалось чем-то невозможным: Квон Джиён, пресс-секретарь президента Южной Кореи, который жестоко убивает, насилует и мучает людей, флиртует и кокетничает с Мин Сорой, малолетней проституткой, которой удалось завоевать сердце хладнокровного и беспринципного человека, чьи руки навечно измазаны по локоть в чужой крови. Комичная до абсурда ситуация походила на сказку, заведомо обречённую на плачевный финал, ибо подобные связи ничем хорошим не заканчиваются. — Такой ты мне нравишься куда больше, — Сора подала Джиёну полотенце, чтобы он вытер мокрые после мытья руки. — Какой «такой»? — Ну… — она обняла его и подняла голову вверх, чтобы видеть мужское лицо, — простой. И даже добрый и милый. — Сора, — Квон усмехнулся и покачал головой. Он выбросил использованное полотенце в корзину и погладил девушку по голове, — простые, добрые и милые люди – это отвратительно. Подобные качества не помогают в этой жизни. Запомни: чем ты белее и пушистее, тем удобнее вытирать о тебя грязные ноги. Идём. Джиён раскрыл перед Сорой дверь, а затем вышел следом и взял её за руку, ведя за собой к их столику. Он заметил, как косится на них персонал, но не увидел, как своими финальными словами стёр с лица девушки улыбку.