Правда – это короткое одеяло, одеяло, под которым всегда мерзнут ноги. Его можно натянуть, завернуть, но его всегда не хватает. Можно ворочаться, брыкаться, но укрыться им нельзя. И с рождения до самой смерти оно закрывает только наше лицо, искаженное плачем, воплем и визгом. © Из фильма «Общество мёртвых поэтов»
***
После того, как Сора привела себя в порядок в ванной, умывшись и приняв душ, она набросила на себя рубашку брата, чтобы ощущать его мифическое присутствие рядом, забралась обратно в его кровать и, поудобнее устроившись, положила на колени перед собой тот самый блокнот, который ото всех прятал Юнги. Как не любитель показывать свои истинные чувства и эмоции, предпочитая прятать ото всех свой внутренний мир, он выплескивал всего себя на страницы личного дневника. Здесь был отпечаток настоящего Мин Юнги, и Сора была готова к нему прикоснуться. Вздохнув, девушка открыла тетрадь, разгладила её и аккуратно провела рукой по исписанной странице. Строчка за строчкой Юнги освобождал себя от крутящихся в его голове мыслей, но как бы он ни старался, они, словно демоны из прошлого, всё равно возвращались к нему. Сора приложила дневник к лицу и вдохнула характерный бумажный запах, смешанный с тонким ароматом чернил и такого привычного для Юнги табака. Она вспомнила, как однажды, ведомая любопытством, залезла в эту тетрадь, как Чонгук, играясь, убегал от разозлённого Юнги, который жутко боялся, что кто-то проникнет в его личные, приватные миры. Девушка слабо улыбнулась, подняла голову вверх и быстро заморгала, чтобы не расплакаться, но две слезинки всё равно брызнули из её глаз и быстро потекли вниз по щекам. Она наспех вытерлась рубашкой, шмыгнула носом и, наконец, приготовилась читать. Когда-то она уже порывалась изучить дневник Юнги, но после поплатилась за это. Теперь же ей уже ничто не помешает. Грустные глаза внимательно заскользили по строкам...***
18 марта 1998 год
Я не девчонка, чтобы вести дневник, но мне нужно место, где я смогу разложить свою жизнь, мысли по полочкам, потому что я не хочу с кем-то делиться. Это моё, личное. С чего бы начать?.. Чувствую себя идиотом и психом, который разговаривает сам с собой. Привет, меня зовут Мин Юнги, недавно мне исполнилось 14 лет. Родители подарили мне железную дорогу и паровоз, который я назвал «Арнольд» в честь актёра, который сыграл Терминатора. Я не ребёнок, чтобы играть в игрушки, но мне нравится пускать «Арнольда» по рельсам, смотреть, как он дымится, и слушать звуки, которые издаёт этот конструктор. Сегодня приходил Чонгук и чуть не сломал мой паровоз. Я больше не хочу давать ему играть с ним, но он обижается, когда я не делюсь с ним чем-то, ведь мы как братья, у нас всё общее. Вообще, я бы хотел иметь настоящего брата, но мне подсунули эту глупую Сору, и теперь у меня маленькая сестра. Мне приходится нянчиться с ней и возиться. Её я точно не подпущу к «Арнольду»! К Чонгуку тоже не подпущу, потому что он может её обидеть. Мне пора бежать, мы договорились с пацанами потусоваться за гаражами.24 марта 1998 год
Отец учуял, что я курил, и побил меня. Теперь хожу с фингалом под глазом, а парням говорю, что подрался с местными хулиганами. Сора всё видела, когда отец наказывал меня, и расплакалась. Она пыталась меня пожалеть. Пришла ко мне в комнату, взяла за руку и всучила тряпичную куклу, но я выставил её за дверь. Мне не нужно сочувствие маленькой девочки, тем более она без спроса вошла в мою комнату. Потом, если честно, мне стало жалко Сору, но я не пошёл за ней. Я слышал, что отец кричал на неё, запретил ходить ко мне, потому что я наказан, а мама, как всегда, промолчала. Мне кажется, Соре не место в нашем доме.5 мая 1998 год
Давно я ничего не писал, потому что нечего. Дни проходят скучно и однообразно, ничего такого не происходит, о чём можно было бы написать. Разве что мы с Сорой немного сблизились. Она смотрела в гостиной мультики по телевизору, и я решил к ней присоединиться. Мне даже понравилось сидеть с этой мелкой, она милая и забавная, но всё равно пока какая-то чужая. Я попробую не отталкивать её.10 августа 1998 год
Вчера к родителям в гости приходили друзья, они много пили и дебоширили. Нам с Сорой пришлось уйти из дома, чтобы не попасть под горячую руку. Я всегда боялся, когда родители бухали, потому что они становились опасными, особенно отец. В такие дни я закрывался в комнате или уходил к Чонгуку. Он хороший друг и всё понимает, перед ним мне не стыдно, что у меня такие дерьмовые родители. А вот Сора ещё не привыкла, и я бы не хотел, чтобы у неё перед глазами стоял такой дурной пример, но ещё больше меня пугает, что до неё в неадекватном состоянии может докопаться отец. По себе знаю, как это стрёмно. Поэтому я увёл её на прогулку, пока дома творилось полное говно.3 января 1999 год
Что-то я совсем забросил свой дневник, нехорошо. Пора возвращаться к нему. Наступил новый 1999 год. Мама приготовила вкусный ужин, отец открыл бутылку шампанского, даже мне налил немного в стакан. Я боялся, что семейное торжество закончится чем-то плохим, но всё обошлось. Нам с Сорой подарили подарки, и после полуночи мы пошли спать. Сестра попросилась ко мне, и в честь праздника я разрешил ей поспать со мной. Слава богу, девчонка не слышала отвратительных стонов мамы за стенкой, из-за которых я не мог уснуть. Что-то ещё всё время грохотало и скрипело. У меня сводило желудок и трещали виски, так что я тихо спустился вниз, на кухню, где нашёл недопитую бутылку соджу. Мне хватило трёх глотков, чтобы ощутить расслабляющий эффект. Передёрнувшись, я поёжился и поднялся обратно к себе в комнату, где меня в кровати поджидал маленький ком под одеялом.7 февраля 1999 год
Зима в этом году очень холодная. У родителей не оказалось денег, чтобы заплатить за дом, и нам на неделю отключили отопление. Они все отложенные сбережения пустили на алкоголь... Я зол как никогда, но ничего не могу поделать. Связываться с ними страшно, точнее, не с ними, а с отцом, потому что он часто поднимает на всех нас руку, и ему ничего не стоит ударить меня за длинный язык. Мы с Сорой всё это холодное время спали вместе, чтобы согреться. Она жмётся ко мне и дрожит, а мне впервые за долгое время стало её по-настоящему жалко. Как можно было отказаться от такой девчонки? Оставить её одну, бросить, отвернуться... И я не уверен, что страшнее – оказаться в детском доме или попасть в нашу семью. Не знаю, что за уроды – её родители, – но мои не лучше. Мы хоть и не родные брат и сестра, но рождены от уродов. Именно это нас и породнило, в первую очередь. Помню, когда родители принесли Сору впервые в дом, она была совсем крохой. Я долго к ней привыкал, и лишь спустя 8 лет, как самый настоящий дурак, осознал, что должен заботиться о ней, беречь её, ведь только со мной она будет в безопасности. Она считает нас родными, так пусть будет так. Мне не хочется осложнять её и без того трудную жизнь.***
Сора забыла, как дышать. Её медленно, но верно накрывал приступ самой настоящей истерики. Сердце словно перестало колотиться и бултыхалось где-то в желудке. Она захлопнула тетрадь, швырнула её в сторону, будто это был раскалённый камень, и отползла подальше, глядя на дневник брата глазами, полными ужаса и расползающегося ядовитыми корнями бешенства. Она узнала то, что знать ей было не положено. Спустя 15 лет ей швырнули в лицо правду, плюнули голым фактом – Юнги ей не родной брат. От осознания реальности девушка едва не потеряла сознание. Она чувствовала, как немеют конечности, покалывает и бледнеет лицо. Ей не у кого было спросить, ей не с кем было поговорить, ибо родителей больше нет с ними, а брата забрала полиция. Поток вопросов лишь увеличивался, как и нескончаемый поток страха. Кем были её настоящие родители? Почему они от неё отказались? И как она вообще попала в новую семью, став Мин Сорой? Сора зарылась пальцами в волосы и затряслась. Её нещадно колотило, ей было жутко, и никто, никто не мог ей помочь, никто не мог спасти. Теперь она одна, брошенная и ненужная. Слово «семья» оказалось перечёркнутым, оно перестало для неё существовать. Внезапно стены комнаты, в которой находилась Сора, стали давить на неё, хотелось выбежать на свежий воздух, но она не могла пошевелиться. Словно зомби, она осталась сидеть на кровати и качаться вперёд-назад, как умалишённая, и царапать острые коленки. Она даже не заметила, что у неё из носа пошла кровь, стекая тёмной струйкой на подбородок и капая на футболку и одеяло, пачкая ткани алыми пятнами, но благо, она быстро прошла. Видимо, от напряжения лопнул сосуд. Шестерёнки с запредельной скоростью крутились у неё в голове, перед глазами мелькали картинки из прошлого. Она вспоминала детство со всеми его кошмарами, вспоминала их взаимоотношения с Юнги, когда они ходили по лезвию и достигали пределов границ... Сора запуталась, она превратилась в непонятное сплетение нитей и узлов, а ещё ей было адски больно. Она дважды потеряла родителей, дважды потеряла брата. Теперь она потеряла и себя. Плюнув на всё, Сора схватила тетрадь, раскрыла трясущимися руками и быстро стала листать её в попытке найти тот самый абзац, на который она наткнулась, когда без разрешения Юнги, который был в ванной, стала рыться в его записях. «Я долго размышлял и никак не мог понять, почему отцу так нравится издеваться над нами, особенно над Сорой. Никогда не забуду тот день, когда я вернулся домой и застал её прикованной к батарее. Перед ней стояла кружка с водой, но на таком расстоянии, что до неё невозможно было дотянуться. Это были развлечения ублюдка: посадить свою род... свою дочь на цепь и глумиться над ней, наблюдая, как она тянется за водой в попытке схватить кружку». Взгляд девушки резко опустился на последние строчки, которыми обрывалась запись от сентября 2001 года: «Снова неведомые силы удержали меня от греха, но клянусь Богом, настанет тот день, когда я прикончу эту тварь». Сора быстро прикинула в голове, когда была сделана запись Юнги и когда пропали её родители, провела параллель с полицией, и закрыла глаза. Её подозрения могли оказаться всего лишь подозрениями, ведь правду ей никто так и не сказал и вряд ли скажет, но интуиция предостерегающе шептала, что она права. Слишком много дерьма вылилось на Сору за один день, слишком... Её психика дала трещину и раскололась, в её душу нагадили, а из сердца выжали всю кровь. Она, бледная, холодная и дрожащая, согнулась пополам под свалившемся на неё бетонной плитой грузом. Всхлипывая и сжимая пальцы на ногах, девушка пролистала пару страниц, натыкаясь на рисунки и лирику, написанную Юнги, и остановилась на записи от января 2002 года. «Это был первый Новый год, который мы с Сорой встретили вдвоём. Я был счастлив так, как, наверное, никогда не был. Сора скромно украсила квартиру, развесив на стенах мигающие разными цветами огоньки, нарядила маленькую ёлку, которую мы поставили в гостиной, и приготовила вкусный салат из консервированного тунца. Она расстроилась, что родители, которые нас бросили, как она думала, не сделали нам сюрприз и не пришли на праздник. Она постоянно о них спрашивает, и мне приходится лгать. Но я не скажу ей правду, иначе она не перенесёт этого ужаса. Интересно, я больше боюсь за себя или за неё? Ведь если я скажу Соре, что лично прикончил наших родителей, о чём я абсолютно не жалею, то навсегда оттолкну её от себя. Разве она сможет доверять убийце? Общаться с ним, контактировать, жить в одном доме… Нет, конечно же нет. А потерять своё сокровище я не хочу. Моё маленькое, любимое сокровище, которое у меня, блять, нагло крадёт Чонгук. У него явное преимущество, куда больше шансов на взаимную любовь и отношения с Сорой. Со мной она не будет никогда, ведь для неё я старший брат, а инцест – то, к чему прикасаться нельзя. К сестре мне прикасаться тоже нельзя, иначе придётся вскрыть ещё один болезненный нарыв правды. Нет, пусть лучше я продолжу носить этот чёртов груз в себе, чем взвалю его на маленькую Сору. Я сильный, я, сука, выдержу, а она заслуживает счастья. Ну а я… я – бессилен, я – заложник собственной жизни». Сора больше не могла плакать, у неё попросту не было сил. Голова адски болела, горло сдавливала невидимая рука отчаяния, дышать было трудно. Она не хотела более читать дневник Юнги, которого теперь и братом сложно было назвать, поэтому она отложила тетрадь на прикроватную тумбу, выключила свет и, свернувшись калачиком, попыталась уснуть. Перед сном девчонка подумала о том, что завтра непременно пойдёт к тому человеку, на груди которого сможет пригреться.***
После того, как Китай зарегистрировалась на сайте, где извращенцы мужского пола общались с проститутками, Джиён приказал ей чуть ли не сутками там сидеть, чтобы выловить загадочного «Большого Депутата» и поймать его на крючок. Но у девушки не было дома компьютера, а на посещение специальных мест, отведённых для тех, кто любит зависнуть в интернете, не было ни денег, ни времени. Тогда Джиён предложил ей каждый вечер приходить к нему в кабинет и заходить в этот пресловутый чат. У Китай не было выбора, поэтому она согласилась, и её сменный график неожиданно трансформировался в ненормированный рабочий день 7 через 7. Днём и вечером она обслуживала посетителей, а после полуночи скрывалась в кабинете своего босса. Когда часы двенадцать бьют, принцесса превращается в Золушку, а Китай – в шлюху. «Большой Депутат» долго не появлялся в чате, но однажды, когда красноволосая дива покуривала сигаретку, закинув ноги на рабочий стол Джиёна, в окошке на мониторе маякнуло оповещение о том, что вошёл новый пользователь. Прищурившись, девушка увидела тот самый ник, который так долго ждала, и, зажав зубами сигарету, села по-человечески и стала быстро печатать. Юркие, тонкие пальчики забегали по клавиатуре, начиная приватную переписку с определённым пользователем. Red Pussy: Мяу?.. Big Deputy: Киска хочет поиграть? Red Pussy: Я совсем одна, без хозяина, и мне так одиноко. Big Deputy: Хочешь, чтобы я приласкал тебя? Red Pussy: Да, киска хочет ласки. Big Deputy: Киска голенькая? Red Pussy: Голенькая и гладенькая. Китай воротило от подобного рода переписки, но она должна притворяться и грамотно выполнять свою роль, чтобы этот ёбаный извращенец завёлся и клюнул на неё, ведь иначе она не сможет вытянуть его на личную встречу, чтобы потрахаться на камеру, чтобы Джиён получил нужный ему компромат. Затушив сигарету, девушка прокашлялась и продолжила, кривя лицо. Red Pussy: Хочешь проверить? Big Deputy: Ты правда проститутка? Red Pussy: Да, мой хозяин, я та, что дарит мужчинам любовь за деньги. Проще говоря, трахается за бабки, но кошечке нужно на что-то жить. Big Deputy: Что на тебе надето сейчас? Red Pussy: Абсолютно ничего. Я сижу на кроватке с раздвинутыми ножками прямо перед монитором. Проведи по нему языком… поцелуй его… прикоснись к нему пальцами… А я прижмусь бёдрами. Big Deputy: Чёрт, детка, ты меня заводишь. Поласкай себя, помастурбируй. Big Deputy: Пиши мне. Пиши, что ты делаешь. Red Pussy: Я провожу пальчиками между половых губ. О, там так мокро и горячо… Глажу маленький клитор, дразню его и проникаю в себя пальцем. Узко, влажно… Дешёвая малолетняя шлюшка, которая дрочит у себя в комнате. На какое-то время «Депутат» затих. Китай догадывалась, чем он занимался, и ей становилось гадко, когда она думала о том, что какой-то мерзкий мужик наяривает свой член, представляя её перед собой, на её сообщения. Но она сама расставила свои сети (как «расставила ноги»), так что деваться было некуда – только ждать и тянуть улов. Спустя пять минут раздался звоночек нового сообщения. Big Deputy: Ты, наверное, очень сладкая и вкусно пахнешь. Red Pussy: Я как конфетка – с меня нужно снять обёртку и пососать. Big Deputy: У меня тоже есть леденец, и его тоже нужно сосать. Red Pussy: Так давай же встретимся, и я пососу твой леденец. Red Pussy: А ты полижешь мою конфетку. Big Deputy: Сколько ты стоишь? Red Pussy: Поверь, в твоём кошельке найдётся сумма, которую я запрошу. Мне много не надо, ведь для меня главное – процесс… Главное, чтобы меня трахали, как суку, имели во все дыры, чтобы я кончала раз за разом. Сможешь мне устроить такую карусель? «Большой Депутат» опять замолчал, а потом и вовсе перешёл в режим «офлайн». Китай даже предположила, что он коньки отбросил от адской дрочки. Девушка решила пообщаться с ним немного позже, когда он снова будет в сети, и покинула сайт. Заблокировав компьютер, она взяла свой рюкзак, выудила оттуда пакетик с необходимым для жизни героинщицы содержимым и направилась в туалет, чтобы там как следует кайфануть в компании жгута, шприца и пары стеклянных ампул. Кто-то тащится от грязных переписок с проститутками, кто-то сидит на наркоте. У каждого свои слабости.***
Сора проснулась совершенно опустошённая. Неведомые силы высосали из неё всю душу, всю радость, превращая девчонку в ходячий труп. Она еле заставила себя встать с кровати и доползти до ванной, чтобы умыться, а затем до кухни, чтобы выпить чаю. Есть совсем не хотелось. Соре казалось, что если она проглотит что-нибудь, то её тотчас же вырвет обратно, поэтому она не стала рисковать и вливала в себя только жидкость. Дневник Юнги, как причину невыносимой душевной боли, она спрятала под подушку и решила пока к нему не возвращаться, но он ожидал её возвращения, как дьявол, пытающийся соблазнить очередную душу. Она оделась и тихонько вышла на улицу, оглядевшись по сторонам. Полицейских и машин с мигалками не было, поэтому Сора почти с реактивной скоростью сиганула вперёд по улице в сторону автобусной остановки. Она шла через дворы, обходными путями, чтобы особо не светиться на улице. Когда знаешь, что в любой момент тебя могут поймать, чтобы упечь в детский дом, развивается острая форма параноидного психоза. Сора прятала лицо под капюшоном тёплой куртки и старалась шагать быстро, минуя идущих ей навстречу людей. Если повезёт, то нужный ей автобус придёт без задержек, и не придётся мёрзнуть на этом осеннем холоде сеульских улиц. Но Соре не повезло – автобуса не было добрых двадцать минут, и заходила в тёплый салон девушка вся продрогшая и трясущаяся. До пункта назначения ехать было приблизительно десять минут. Слишком быстро, чтобы как следует отогреться, и Сора молилась, чтобы автобус ехал как можно медленнее или вообще встал в типичную для большого и современного города пробку. На сей раз девушке повезло: какие-то идиоты столкнулись на перекрёстке, не пропустив друг друга. Из-за этого поток автомобилей встал в небольшой затор, что выделило Соре ещё несколько минут блаженства в тёплом салоне полупустого автобуса. Девушка закрыла глаза, прижалась головой к начищенному стеклу и едва не задремала, но спустя полчаса, когда объявили нужную остановку, ей пришлось прервать сладкий миг расслабления и выйти на улицу, где было серо, холодно и одиноко, несмотря на снующие туда-сюда толпы людей. Сора быстро достигла нужного ей дома. Судя по тому, что внутри горел свет и раздавался какой-то шум, хозяева были на месте. Знакомый голос становился всё громче, что говорило о приближении человека, и дверь раскрылась. — Сора? Девушка подняла глаза и встретилась взглядом с той, к которой пришла. — Привет, Китай, — Сора выдавила из себя улыбку и потопталась на месте, разглядывая девчонку с выцветшими волосами, которые приобрели рыже-русый оттенок. — Я могу войти? — Да, конечно, проходи, — Китай раскрыла шире дверь и отошла в сторону, — только у нас тут… в общем, к родителям пришли в гости, но забей на них, не обращай внимания. Сора сняла обувь, влезла в тапочки, которые ей были велики размера на три, и пошла за Китай. Гостья осматривалась и оценивала чужой дом. Повсюду валялись краски, кисточки, в углу стояла пара мольбертов, рядом с ними – чистые и исписанные холсты. С кухни доносились громкие мужские и женские голоса, звон бутылок, рюмок, шуршание пакетов и чавканье. На несколько секунд Сора остановилась и посмотрела на компанию, состоящую, видимо, из родителей Китай и их друзей. Двое мужчин, две женщины, и все в стельку пьяные. Девушка покачала головой, вспоминая своё детство, и её сердце сжалось в тугой комок. — Ты чё, не хочешь колоться из моей «машины», а?! — заплетающимся языком ворковал один из мужчин. Он качался на стуле и смотрел на своего приятеля затуманенным взглядом. — Я тебе типа брат или кто? Думаешь, я спидозный, да?! Говнюк… — Я ничего не боюсь, понял?! Мне вообще на всё похуй, я художник! — крикнул второй и швырнул на стол коричневый жгут, который весело подпрыгнул. В этот момент перед Сорой появилась Китай и загородила обзор. Она взяла подругу за руку и потащила к себе в комнату, которая находилась на втором этаже этого небольшого дома. Когда девушки остались одни, Китай захлопнула дверь и закрыла её на щеколду, а после предложила Соре сесть на кровать, куда сама и приземлилась. — Ну, рассказывай, что случилось? — девушка с красными волосами накрыла ладонью запястье Соры. И Сора выложила подруге всё как есть. Снова накрыли слёзы, войдя в душевные покои под ручку с истерикой. Её до сих пор не отпустило после вчерашнего открытия и вряд ли в ближайшее время отпустит. Рана была свежей, кровоточила и ныла. Возможно, она оставит рубец, который всегда будет напоминать о пережитом потрясении. Китай была удивлена не меньше Соры. Теперь-то ей стало понятно, почему Юнги так погряз в чувствах к Соре, которые, как оказалось, вовсе не были грязными и порочными, а вполне естественными для парня, перед которым постоянно крутилась молодая и красивая девочка. Китай даже стало жалко Юнги, ибо ей было страшно представить, какие душевные и сердечные муки он испытывал и регулярно топил боль всё глубже в себе. А вот кого Китай совсем не было жалко, так это родителей Юнги и Соры. Она, конечно, ужаснулась и покрылась мурашками, когда услышала мрачную историю о том, как сынок обошёлся со своими родителями, но зная омерзительную подноготную, приказала своим внутренним присяжным на тайном суде оправдать Мин Юнги. Итогом рассказа Соры стал тот факт, что теперь за ней в любой момент может прийти полиция, чтобы отдать в детский дом. — В вашем доме опасно находиться, они могут нагрянуть когда угодно, — Китай задумчиво кусала губу и почёсывала подбородок. — Я не предлагаю тебе пожить у меня, потому что здесь тот ещё гадюшник, но если тебя это не смущает, то… — Нет, Китай, я пока не готова покинуть дом, в котором провела всю свою жизнь, — Сора опустила голову и стала неловко перебирать пальцами. — Придётся осторожничать. — Придётся уйти оттуда, Сора, — настояла Китай, взяв подругу за руку. — Если тебе у меня не нравится, что я прекрасно понимаю, поезжай к своему парню. Чонгук тебя точно не прогонит. Ты у него была вообще? Рассказала ему? Сора отрицательно мотнула головой, на что Китай кивнула. Красноволосая вздохнула и поджала губы. Ситуация была не из простых, но выкручиваться как-то надо было. — Я не готова рассказать Чонгуку… Я не знаю, что будет, когда он узнает правду, — Сора громко сглотнула. Она нервничала и периодически прикладывала тыльную сторону ладони к губам. — Понимаю, что и скрывать тоже нельзя, правду нужно сказать, он должен знать, но я боюсь. Представляешь, захожу я к нему домой и говорю: «Привет, Чонгук, я буду жить у тебя, потому что Юнги, который вовсе и не брат мне, убил наших, точнее, его родителей. Юнги забрала полиция, так что спрячь меня, чтобы я не угодила в детский дом». — Ну… как-то так, да. Примерно так и скажешь, — Китай медленно закивала, внутри понимая, как бредово на самом деле прозвучала данная формулировка, но правда почему-то всегда в отличие ото лжи звучала криво и совсем не поэтично. — Ты же рассказала мне, и я всё поняла. Уверена, Чонгук тоже поймёт. Сора неуверенно пожала плечами и отвернулась, демонстрируя Китай свой профиль. Она не скрывала свой уставший вид выпотрошенного подростка, душу которого вывернули наизнанку. Ей было не стыдно плакать перед Китай, показывать свои самые слабые, хрупкие стороны, быть до предела честной и открытой, а вот перед Чонгуком она так не смогла бы себя вести. Что-то её сдерживало, и она пока не была готова пойти к своему парню и вывалить ему под ноги голую, неприятную правду, но сделать это рано или поздно всё равно стоило. — Ты пока думай, соображай, а я схожу вниз за пивом. Может, к чему-нибудь придём. Идёт? — предложила Китай, на что Сора согласно кивнула.