Когда человек начинает убивать людей, ему почти всегда приходится убивать их всё больше и больше. А когда он убивает, он уже и сам покойник. © Уильям Фолкнер
***
Джиён сидел на кухне вместе с матерью и не мог найти в себе силы поверить в сказанное. Да, их отношения с отцом в последние годы были крепко натянуты, как струна, но, тем не менее, он был его родителем – тем, кто подарил ему достойную жизнь, дал воспитание, образование. Что бы ни происходило, инстинкт, данный нам от природы, остаётся в активном режиме по умолчанию. Пусть он сидит глубоко внутри, пусть игнорируется и прячется под слоями равнодушия, и всё же он есть. Парню было по-настоящему жаль, что его отец отправился в мир иной. Он ожидал чего угодно, но не этого. Мама сказала, что это был инсульт. Они слишком поздно спохватились и не успели сохранить господину Квону жизнь. Врачи констатировали смерть в третьем часу ночи – именно тогда, когда Джиён в маске свиньи лишал девственности Им Лан. От осознания сего ужасающего факта в груди парня сильно защемило. Стало до того тошно, что он на какое-то мгновение возненавидел себя, но слишком быстро простил, убеждая самого себя в том, что он ничего не знал. Какой смысл заниматься самобичеванием, если от тебя ничего не зависело и ты попросту не был в курсе происходящего? Именно так рассуждал Квон Джиён, стараясь оперировать холодным скальпелем логики, цинизма и нигилизма, отметая в сторону любые проявления эмоций. — Папа откладывал на чёрный день, но никто не думал, что этот день наступит так быстро, — говорила госпожа Квон, трясущимися пальцами поглаживая чашку, в которую сын налил ей крепкий и сладкий чёрный чай. — Впереди непростое время. Похороны, прощание, принятие жизни такой, какая она есть… точнее, такой, какой она стала. — Я помогу, мам, — парень взял свою мать за руку. — Самое ужасное, что вы так и не поговорили по душам, Джиён, вы не поняли и не простили друг друга, — женщина вздохнула и опустила голову. — Теперь этот груз будет вечно висеть над нашей семьёй. Джиён слабо верил в то, о чём говорила его мама, и ему не было страшно. Вообще, после определённых событий в его жизни он в принципе перестал бояться. Он уже спокойно принимал тот факт, что носит на душе клеймо проклятия, и знал, что ему заранее уготовлен билет в ад. И если нельзя спрятаться от неизбежного, какой смысл паниковать и взваливать на себя лишнее? — Сынхён сказал мой адрес? — спросил Джиён. — Да, — женщина кивнула. — Мне нужно было срочно тебя увидеть, а на телефонные звонки ты не отвечал. Парень вспомнил о своём телефоне, который валялся в беззвучном режиме в кармане его пальто, и представил, сколько там пропущенных вызовов. Хотя мобильник уже наверняка отрубился из-за севшей зарядки. — Джиён, что происходит в твоей жизни? — госпожа Квон шмыгнула носом, вытерлась платком и внимательно посмотрела на сына. — Как мать, я совсем не в курсе событий. Ты забросил учёбу, нам звонил ваш куратор, всё время где-то пропадаешь, общаешься только с Сынхёном. И этот твой дурацкий клуб… Всё дело в нём, да? — Мам, не начинай, пожалуйста, — парень закатил глаза и встал из-за стола, чтобы закрыть шторы, ибо раннее утреннее солнце било своей яркостью прямо в лицо. — Всё у меня в порядке, не переживай. Лучше думай о том, как устроить похороны и прощальную церемонию. Сейчас это важнее. — Ты для меня важнее всего, сын, — настойчиво сказала женщина. — Прекращай губить свою жизнь. Возвращайся домой, учись нормально и оставь уже эту глупую затею с ночным клубом. Он испортил тебя! Это временное баловство, которое катит тебя вниз. Джиён и не отрицал, что катится вниз. Ебаное дно, которого он достиг, стало для него прибежищем, но из этого дна открывался прекрасный вид на бесконечное небо, в которое он плевал ядовитой слюной. Когда-нибудь он окажется на этом небе со скипетром и державой в руках, как самый настоящий, мать его, Господь Бог, а возле его ног будут ползать жалкие подчинённые, пресмыкаясь перед Его Величеством.***
Это были уже не первые похороны за последние годы, на которых Джиён стоял в чёрном костюме с мрачным выражением лица. К нему приходила мысль о том, что жизнь мстит ему за совершённые грехи. Та самая закономерность, в которой он был убеждён: неизменный закон бумеранга. И любой другой человек на его месте остановился бы, тем более после смерти отца, но Квон Джиён не собирался нажимать на кнопку «Стоп», и даже такой сильный удар судьбы, как смерть отца, не заставит парня опустить рычаг, чтобы остановить движущийся поезд. На госпоже Квон не было лица. Женщина не переставала плакать, и ей вовсе не было стыдно за свои эмоции. Да, она не смогла найти в себе сил взять себя в руки, но разве есть толк от сдержанности на похоронах любимого супруга? Именно такие мероприятия являются наиболее подходящим местом для обнажения душ и сердец. Пока вокруг неизменно течёт движение жизни, в местах грусти и скорби вечность замирает и мрачным покровом слёз накрывает всех присутствующих. Джиёну по-настоящему было грустно. Он не играл, не показушничал, а действительно сожалел о потере одного из родителей. Будь парень романтиком, он сказал бы, что потерял одно крыло, но в нём не было той струны лирики, которую задевала бы боль утраты. Он не плакал, не хотел броситься к гробу, на который сыпались чёрные комья земли, не хотел кричать и звать отца, устремляя мокрые и красные глаза к небесам. Нет. Он просто молча стоял и смотрел себе под ноги, гадая, справится ли его мать с жизнью в одиночестве. У неё были родственники, были подруги, но вряд ли кто-то из них сможет заменить мужчину всей её жизни. Джиён очень не хотел, чтобы мама просила его переехать обратно домой, к ней, и боялся, что она действительно будет умолять единственного сына разделить на двоих быт и уют семейного очага под одной крышей. Какой бы сволочью Квон ни был, при сложившихся обстоятельствах ему будет крайне неудобно отказывать матери. На последних минутах прощания с покинувшим сей грешный мир супругом госпожа Квон сорвалась и упала на колени, обращаясь к Богу. Она спрашивала, за что он поступил так с их семьей, за что послал такое наказание. Джиён знал ответ, но озвучивать его не стал. Вместо этого он поднял мать, взял её под руки и повёл в сторону, стараясь найти наиболее подходящие для утешения слова, но получалось не очень… Значит, так старался. — Что думаешь делать? — тихо спросил Сынхён, когда они сели в машину, чтобы отправиться на поминальную трапезу. — Не знаю… Я не знаю, Сынхён, правда, — Джиён посмотрел в окно, устало прикрыв глаза. — Может, ты хочешь что-то мне рассказать? — Нет, ещё не время, — парень отрицательно мотнул головой, погружаясь в собственные мысли, но не успел он этого сделать, как почувствовал вибрацию своего мобильного телефона. Джиён запустил руку во внутренний карман пиджака, выудил из него сотовый и посмотрел на экран. Пришло смс-сообщение с незнакомого номера.«Здравствуй, мальчик. Помнишь о нашей договорённости? Услуга за услугу. У меня для тебя есть задание. Справишься – замолвлю о тебе словечко. Нет – мы попрощаемся. Буду ждать тебя сегодня в половине первого ночи. Адрес вышлю вторым сообщением. И молчи о нашей сделке громче… Не забывай о моих связях».
По спине Джиёна от волнения пробежал холодок. Он не был дураком и прекрасно понимал, что услуга, которую он будет вынужден оказать госпоже Ямамото, явно была не из простых. Эта женщина вправе требовать с него многое за то, чего он хочет требовать от неё в ответ. Услуга за услугу… Такова сущность современного мира, такова сущность современных взаимоотношений между людьми. Никто просто так ничего не станет ради тебя делать, только на выгодных для обеих сторон условиях. Через минуту пришла вторая смс-ка с адресом и указаниями. Нана Ямамото просила Джиёна надеть свой лучший костюм, выглядеть максимально респектабельно и ОБЯЗАТЕЛЬНО проверить, чтобы за ним не было хвоста. — Хочешь, сегодня зависнем в клубе? Тебе наверняка захочется выпить, расслабиться… — Сынхён положил руку на плечо лучшего друга и сочувственно на него посмотрел. — Нет, извини, у меня сегодня дела. Как-нибудь в другой раз. — Что это за дела такие, о которых я не знаю? А, Джиён? — парень сощурился. — Я тебе потом всё объясню, — коротко бросил Квон и больше не мог ни о чём думать, кроме как о предстоящих ночных приключениях.***
Поздно вечером Джиён вплотную занялся сборами. Обманывать самого себя не было смысла, и он поймал себя на том, что нервничал. Разве человек, спокойно убивший проститутку, мог ли волноваться? Оказывается, мог, ведь на кону стояла его дальнейшая судьба; всё зависело от того, справится он или нет. Джиён перебрал в голове кучу вариантов, в какую авантюру он ввязывается, но прекратил это бессмысленное занятие, ведь незнание, подкреплённое фантазией, границ не имеет, так что он решил сосредоточиться на своём внешнем и внутреннем видах. Важна была гармония духовного и физического. Строгий костюм не произведёт сильного впечатления, если при этом твой дух будет подорван. Джиён натачивал стальной стержень внутри себя, возводя мощную и крепкую основу для образа, который ему чертовски шёл. Молодой, дерзкий, наглый и самоуверенный. Так ещё и костюмчик сидит! Джиён проверил место, где его будет ожидать Нана Ямамото. Это был один из неблагополучных районов на окраине города. Место, где когда-то собирались строить гаражи, но местные жители взбунтовались, устроили митинг, и строительство так и осталось незавершённым. Теперь там находилась куча старых заржавевших металлических коробок, до которых никому не было дела. Продолжать обустраивать гаражи не предоставлялось возможным из-за последующего протеста граждан, а сносить развалюхи оказалось процессом слишком затратным. В общем, у наркоманов, алкашей, бомжей и прочего людского сброда появилось официальное пристанище, и именно туда Ямамото любезно пригласила Джиёна. Классика жанра… Парню даже жалко было марать свою одежду в таком говнище, но раз дама просит, он обязан её уважить. Глянув на часы, Квон закрыл книгу, которую читал, отложил её на стол, поднялся с кресла и, бросив на себя взгляд в зеркало, криво улыбнулся. Он мог сказать, что ему нравилось то, что он видел, но это был ещё сырой и мягкий образ, над которым предстояло трудиться в поте лица. Молодой мужчина брызнул на шею парфюм, пригладил уложенные назад чёрные волосы, поправил галстук, чтобы тот смотрелся ровнее, надел начищенные ботинки, пальто и, выключив свет, вышел из своей съёмной квартиры. 23:30. Через час он будет на месте. На улице Джиёна ожидало скромное такси. Не люксовый класс, но сейчас это не имело значения, ему важно было добраться до гаражей, а уж каким способом – дело десятое. Метро в том районе не было, а морозить жопу на остановке в ожидании автобуса Джиёну хотелось меньше всего в достаточно важный для его судьбы момент. Парень сел в такси, для надёжности назвал адрес водителю ещё раз и отправился навстречу пока что неизвестному испытанию, через которое ему придётся пройти, если он хочет поймать за хвост заветную мечту. Ситуация, в общем-то, была настолько аморальной, что Джиён сам себе удивлялся. Сегодня утром он схоронил отца, и вместо того, чтобы горевать вместе с мамой, оказывая друг другу незаменимую поддержку, он ехал в дерьмовый райончик выполнять прихоти влиятельной мадам в возрасте. Квон приложил руку к груди, где, по словам философов, находилась душа, и сжал пальцами ткань пальто. Он надеялся, что там не пусто, и в нём бьётся не только сердце, но ещё и пульсация чего-то бесконечно глубокого и неизведанного, но, увы, его поведение и поступки говорили об обратном. — И чего тебя, парень, несёт в такую дыру? — спросил таксист, глядя на пассажира через зеркало заднего вида. — Ты, я погляжу, при параде. — К другим таким же… при параде, — хмыкнул Джиён. Машина доехала достаточно быстро до пункта назначения, и у Квон Джиёна оставалось время в запасе. Он расплатился с таксистом, вышел на улицу, полной грудью вдыхая свежий морозный воздух, и, сложив руки в карманах пальто, направился в сторону гаражей. Парень был начеку. Он знал, в каком месте находился, и был готов к неожиданной встрече с местной фауной. При нём был раскладной нож на случай, если придётся вступить в контакт с говном в виде отморозков, и Джиён очень, очень надеялся, что ему не представятся случай им воспользоваться. Когда парень оказался на площадке, отведённой под гаражи, он сбросил Нане смс о том, что прибыл на место, и, убрав телефон обратно, закурил. Джиён осматривался по сторонам, прислушивался к посторонним звукам и вглядывался в темноту. Из освещения здесь был один фонарный столб, под которым и стоял Квон. Было не по себе, и он не решался выйти в сумрак. То ли от нервов, то ли от холода парень дрожал и надеялся, что жалкая сигарета сможет его согреть, но напрасно. Он курил вторую подряд и всё так же трясся, как школьница-девственница перед первым свиданием. Когда вдалеке что-то грохнуло, Джиён дёрнулся и посмотрел в сторону, откуда донёсся звук. Между гаражей пробежала дворняжка с дохлой крысой в зубах и скрылась в тёмных кустах. Квон перевёл дыхание и покачал головой, делая затяжку. Кому-то сегодня перепадёт вкусненький обед! Спустя минут десять вдалеке снова послышался шорох, но это уже была не уличная зверюшка, а шаги приближающегося человека. Джиён напрягся, слушая шуршание гравия под ногами человека, сжал в кармане пальто нож и был готов первым нанести удар, лишь бы обезопасить себя. Крупный чёрный силуэт постепенно оказался в зоне света, и Джиён увидел высокого мужчину в длинном кожаном пальто. Ну прямо, мать его, детектив шестидесятых! Только шляпы не хватало и пистолета Люгера. Незнакомец остановился напротив Джиёна, пристально его осмотрел с головы до ног и, сплюнув на землю, спросил: — Квон Джиён? — Он самый, — ответил парень. — Идём, госпожа Ямамото ждёт тебя. Парень расслабился, но лишь слегка, и послушно пошёл за мужиком в кожаном плаще. Глядя на него, Джиён отбросил в сторону первую ассоциацию с детективом 60-х и подумал, что этот человек больше смахивает на чекиста (не зря штудировал какое-то время учебники по мировой истории). Они шли вдоль неосвещенных гаражей, и Джиён мог ориентироваться лишь на идущего впереди мужчину. Парень резко почувствовал себя в безопасности и уже свободно расправил плечи, понимая, что даже если на них сейчас кто-нибудь кинется, этот верзила одним ударом сравняет отчаянных смельчаков с землёй. Главное, чтобы на месте смельчака случайно не оказался сам Джиён, ибо он до сих пор не ведал, куда и зачем направлялся сквозь темноту. Верзила свернул направо, скрываясь, как фантом, между гаражей, и Джиён кинулся за ним в страхе потеряться. Всё же здесь он впервые и не мог ориентироваться так же хорошо, как незнакомец в плаще. Они вышли к отшибу, где заканчивался гаражный комплекс и начиналась лесополоса, и остановились. Мужчина достал сотовый, воспользовался быстрым набором и кратко, лаконично сказал, что они на месте. Послышался громкий, пронзительный скрип открывающихся дверей гаража. Джиён повернулся назад и увидел, как к нему вышла Нана Ямамото, а рядом с ней выросли, как из-под земли, двое мужчин в строгих чёрных костюмах. Они походили на статуй-охранников, потому что были такими же крепкими и такими же молчаливыми. На женщине была надета длинная шуба поверх серебристого короткого платья – будто она собиралась на светский раут или только что прибыла с него. Джиён всё ещё не понимал, что происходит, пока Нана не отошла в сторону, стуча каблуками, и не открыла ему вид на главного героя сегодняшней ночи: парень увидел в центре гаража стул, на котором бездвижно сидел мужчина. Его голова, опущенная вниз, была скрыта чёрным мешком, а руки, сведённые назад, были туго перевязаны верёвкой. — Запомни, мой мальчик… — Нана обошла стул и встала рядом с мужчиной. — Длинный язык может навредить. Вот, что бывает с теми, кто слишком много болтает. Нужно внимательно следить за тем, что вылетает из твоего рта. — А что он натворил? — спросил Джиён, разглядывая потенциальную игрушку для битья, сотканную из крови и плоти. — Понимаешь, в кругах высшего общества есть свои тайны, за разглашение которых следует наказание, — Ямамото положила руку на спинку стула, грациозно выставляя одну ногу вперёд. — Господин Пак думал, что умнее многих, что его окружают сплошные дураки, но оказалось, что дурак здесь один… Женщина сорвала с головы мешок, и теперь Джиён мог разглядеть лицо пленника. Им оказался незнакомый ему прежде мужчина средних лет. Самый обычный, коих сотни и даже тысячи, но, тем не менее, он смог выделиться среди остальных и попасть в загребущие лапы беды, которые известны своей мёртвой хваткой. Возможно, ему повезёт и он сможет остаться в живых, но эти шансы на спасение ничтожно малы. Нане Ямамото и кругу её людей гораздо проще избавиться от болтливого языка, ибо нет человека – нет проблемы. — Мне очень нравится, как колумбийская мафия наказывала стукачей… — Нана схватила мужчину за подбородок и крепко сжала его, отчего тот застонал и начал постепенно приходить в себя. — Они делали болтунам некое подобие галстука. Тебе нравятся галстуки, Джиён? Парень кашлянул и ослабил узел своего галстука, который странным образом стал ему давить на горло. Хотелось снять дурацкую удавку и выбросить куда подальше. Тем временем мужчина окончательно проснулся. Его глаза ошарашенно округлились, он стал дёргаться и кричать, не понимая, где находится и что вообще происходит. — Какого хрена, Нана?! — мужчина посмотрел на стоящую рядом с ним женщину, которая сладко ему улыбалась. — Хер ли ты скалишься? Почему я здесь, твою мать?! — Потому что у кого-то слишком длинный язычок, Чансон. Чансон, так его звали, озлобленно сжал зубы и посмотрел перед собой. Он увидел незнакомого ему парня, которому один из охранников Ямамото вручал биту и объяснял, что по традиции нужно нанести восемь ударов. Куда – неважно, главное, чтобы смысл послания дошёл. — Это ещё что за сопляк? — Чансон сплюнул на землю и совершил очередную попытку высвободить руки и встать с пиздец какого жёсткого и неудобного стула. — О, милый Чансон, у мальчика сегодня дебют, — ответила Нана. — Тебе выпала честь стать его первой жертвой. На словах о первой жертве Джиён криво улыбнулся и даже прыснул от смеха, но этого, кажется, никто не заметил. Когда парень спросил, зачем калечить беднягу ударами битой и почему именно восемь раз, Нана ответила, что убивать сразу – не так интересно, не успеваешь насладиться. Виновный должен отмучиться, пострадать, принести публике садистское удовольствие. — Это я понял, — кивнул Джиён, — но почему восемь? — Просто люблю это число. Красивое, напоминает бесконечность… Женщина нежно провела пальцами по лицу Чансона, который ядовито изрыгал самые грязные и непристойные оскорбления, желал всем сдохнуть от долгой и мучительной болезни и обещал, что его люди придут мстить. Джиён молча смотрел на него, слушал льющийся из вонючего рта отборный мат, а потом сделал шаг вперёд и резким, сильным замахом заставил Чансона заткнуться. Крепкая деревянная бита хорошенько приложилась о лицо мужчины, разукрашивая его скулу в красно-синий цвет. Чансон заорал от боли, топая ногами, что лишь раззадоривало Джиёна. Квон решил не останавливаться и нанёс два подряд удара по голове, но рассчитывая силу, чтобы не убить мужика сразу, ибо для дальнейших пыток он нужен живым. Нана Ямамото одобрительно кивнула и отошла подальше, ведь ей не хотелось, чтобы кровь или слюна попали на её прелестную шубку из песца. Джиён ударил Чансона битой по коленным чашечкам, выбивая их из своего естественного положения, что принесло мужчине дичайшие боли. Он корчился, стонал и, кажется, плакал, умоляя прекратить избиения, но разве кто-то собирался расходиться по домам так рано? — Ведешь себя как девчонка… — Джиён поднял кончиком биты лицо Чансона и повернул к себе. — Нана, что именно разболтал этот говнюк? — Понимаешь, — женщина вставила тонкую сигарету в рот, поднесла зажигалку и закурила под стоны, хрипы и выкрики Чансона, которые казались громче и пронзительнее из-за акустики гаража, — есть некий материал, который записывается ради собственного удовольствия. Я, например, снимаю ролики для продажи, а есть те, кто балуется для индивидуальных будущих просмотров. Наш Чансон-и нашёл флэшку в кабинете одного очень влиятельного человека, где двое мужчин развлекаются с лолиткой, и посмел шантажировать этого влиятельного человека, но попался на собственный крючок. Глупая, глупая рыбка… — Пошла ты нахуй, Нана, — прошипел Чансон, громко и судорожно дыша. — Рано или поздно эти ублюдки и до тебя доберутся, когда ты перестанешь быть выгодной для них. — Секс всегда будет нужен мужчинам, а это именно то, что я могу дать. — Правильно… Трах – единственное, на что ты способна, старая шлюха. — Джиён, закрой пасть этому жалкому куску дерьма, а то смердит… Пока Нана с наслаждением затягивалась, Джиён битой развел ноги Чансона шире, причиняя ему дополнительную боль, и вмазал ему по яйцам, отчего из глаз мужчины искры полетели. Он заорал, как сумасшедший, сгибаясь пополам, а Квон в этот момент думал о детской порнографии. Собственно, ему никакого дела не было до того, кто и кого трахает, но не самые приятные картинки, что замелькали в его голове, вызвали нечто жуткое в его, казалось бы, очерствевшей душе. Ещё пара ударов по рёбрам, и любимое число Наны Ямамото исчерпало себя, как и исчерпал себя Чансон. Мужчина задыхался от боли. Избитый, он повис на стуле, и лишь связанные руки удерживали его от падения на грязный пол. Из его рта стекала кровавая слюна, тело тряслось от судорог, голова превратилась в месиво – Квон Джиён любовался своей искусной работой, но не был до конца удовлетворён. Ему ещё учиться и учиться, чтобы овладеть в совершенстве сим занятным делом. Самокритика – весьма полезная вещь! — Не убил его? — саркастически спросила Нана. Женщина подошла к столешнице, сбросила с неё посеревшую тряпку, и её взору предстали несколько ножей разного вида. Были короткие и длинные, толстые и тонкие, с гладким лезвием и с зазубринами. Ямамото остановила свой выбор на длинном толстом ноже с гладким лезвием. Уж больно он ей нравился и был удобен в использовании. — Да вроде живой… — Джиён пихнул ногой Чансона, который сдавленно застонал. Нана взяла нож, подошла к Чансону, пальцами схватила его за мокрые, липкие волосы и резким жестом запрокинула его голову назад. — Колумбийская мафия делала глубокий надрез на шее жертвы и через отверстие вытаскивала наружу язык. Создавалось некое подобие галстука. Именно так они наказывали болтунов. Изящно и символично, не правда ли? — улыбнулась женщина и протянула Джиёну нож. — Постарайся сделать красиво, как я люблю, по природе своей я перфекционист. Помнишь о нашей договорённости? — Да, — лаконично ответил парень и уверенно взял нож в свою руку. — Молодец, мальчик, действуй, а я тебе помогу. Ямамото держала голову Чансона в удобном для Квон Джиёна положении. Мужчина пытался шевелиться, что-то говорить, но получалось слабо. Силы покинули его избитое тело, но остатки жизни всё ещё теплились внутри него, и эту жизнь можно было бы сохранить, сделав подарок невиданной щедрости, но сегодня не Рождество и перед ним не Санта, а парень, готовый пойти ради достижения собственных целях на всё. Он уже убивал и убить снова для него не составит труда. Как оказалось, это не так страшно. Джиён приставил лезвие к шее Чансона, держась для удобства за его ослабевшее плечо, и полоснул по мягкой коже, которая раскрылась, как бездонный рот. Брызги крови фонтаном окатили лицо и костюм Квона, но он оставался невозмутимым и сосредоточенным. Чансон захрипел и с застывшим ужасом в распахнутых глазах уставился на Нану Ямамото, которая торжественно улыбалась. — Хорошо… А теперь доставай язык.***
Джиёну снились кошмары, воспроизводившие приключения минувшей ночи. Он видел во сне, как смеётся Нана, возвышаясь над Чансоном. Женщину ласкали языки пламени, пока мужчина захлёбывался в собственной крови, а его язык, просунутый через дыру в шее, извивался и становился всё длиннее. Все вокруг гортанно хохотали и хлопали в ладоши. Квон решил осмотреть себя и увидел, что вместо рук у него кривые лезвия ножей, а костюм сшит из человеческой кожи. Он хотел убежать, но поскользнулся в лужи крови, которая превращалась в целое озеро, и парень тонул в этом озере, ощущая солёный металлический вкус во рту. Ему не хватало воздуха, он звал на помощь, но люди вокруг продолжали смеяться и аплодировать. Парень резко проснулся, оторвавшись от влажной подушки. Он обхватил себя руками, чувствуя, каким холодным потом покрылся от ночных кошмаров. Его сердце колотилось в режиме отбойного молотка. Хотелось принять успокоительное или снотворное, чтобы отвязаться от прилипчивых воспоминаний и впечатлений, но в его квартире не было аптечки. Только алкоголь, который приводил в чувства не хуже любых таблеток. Потрясываясь, Джиён вылез из постели, зашёл на кухню, где в шкафчике нашёл начатую бутылку коньяка, который ему когда-то дарил Сынхён, сделал три больших глотка и, отшатнувшись в сторону и вытирая тыльной стороной ладони губы, побрёл обратно в спальню, стараясь не обращать внимания на головную боль и резкие, контрастные вспышки событий, через которые он прошёл несколько часов назад, ибо следы ночного убийства к утру исчезают…