Послесловие

Кайт

Моя мать задергивает шторы, после чего подходит к столу, поправляет скатерть, разглаживая складки и, стараясь ступать неслышно, приближается к плетеной колыбельке, стоящей неподалеку. Мама отдергивает полог, смотрит на мирно спящего младенца и улыбается. Я заглядываю в комнату и зову маму, мне нужно срочно с ней поговорить; она оборачивается и прикладывает палец к губам. «Тише, она только что заснула!» — говорит мама. Усмехнувшись, я оставляю ее одну и иду вниз, в гостиную, где отец, сидя у камина, читает газету. Я говорю ему, что мама укладывает Рейвен спать, и потому я не успел еще сообщить ей важную новость. Во взгляде отца ясно читается грусть, он качает головой, откладывает газету в сторону. — Пойду, посмотрю, не нужна ли моя помощь, — говорит он. — Иногда твоя дочь, знаешь ли, — улыбается он, — становится такой привередой! — Вы же поможете ей? — спрашиваю вдруг я. — Если твоей дочери нужна помощь, Кайт, — отвечает отец, — то помочь ей сможешь только ты. — Господин Кайт! — вдруг говорит он совершенно чужим голосом, отчего я вздрагиваю и просыпаюсь. Я открываю глаза и несколько раз встряхиваю головой, чтобы окончательно проснуться. Я оглядываюсь вокруг и вспоминаю, что я — в больнице. С моей дочерью произошло ужасное несчастье, и мы с Абихорро примчались сюда, дабы узнать, что же произошел с моей дочерью. Этот идиот Харнесс не смог сказать ничего вразумительного. Дескать, Рейвен пошла к поставщику, он остался ее ждать, она не вернулась вовремя, и он пошел за ней. Впрочем, сейчас меня не интересует ничего, кроме одного: как себя чувствует Рейвен. Главное, узнать, что с ней все хорошо, и она в безопасности. А уж тогда, когда мы убедимся, что она в безопасности, то сможем с чистой совестью заняться поиском негодяя, который напал на нее. Когда мы приехали в больницу, нам сказали, что моей дочерью как раз занимается доктор, и велели ждать. Поначалу я ходил из угла в угол, чем, видимо, изрядно надоел своему зятю, он подошел ко мне, положил руку на плечо и тихо сказал: — Господин Кайт, вам нужно успокоиться. Я просто уверен, что с моей женой все хорошо. Я попытался улыбнуться ему, но у меня, видимо, не получилось; по глазам зятя я ясно читал, что и он сам умирает от беспокойства. Я похлопал Абихорро по плечу, пытаясь хоть немного подбодрить его. Но мне самому было невообразимо плохо. Время шло, минуты медленно, но верно складывались в часы, а мы по-прежнему не имели никаких известий. Устав ходить из угла в угол, я уселся на скамейку, сиротливо стоявшую в коридоре, прикрыл глаза, и сам не заметил, как уснул. Сон окончательно слетает с меня, когда я вспоминаю, что случилось. — Врач не приходил? — взволнованно спрашиваю я. — Нет, — вздыхает мой зять, и в этот момент в коридоре раздаются чьи-то торопливые шаги. Мы с Абихорро оборачиваемся, в надежде увидеть, наконец, врача, который принес бы нам радостные вести, однако же это Хоук. Он подбегает к нам, поочередно смотрит нам в глаза и спрашивает: — Ну, как? — с надеждой спрашивает он. Я лишь неопределенно пожимаю плечами в ответ, а Абихорро в который раз горестно вздыхает. — Как там Акбулог? — вместо ответа интересуюсь я у сына. Она хотела ехать с нами, но я настоял на том, что ей лучше остаться дома, она ведь беременна, ей вредны волнения и долгие поездки. Кроме того, кто-то должен был присмотреть за детьми. — Все хорошо, — отзывается мой сын. — Она просила передать, что мысленно с вами. И безостановочно молится за Рейвен. Я могу лишь тяжело вздохнуть в ответ. — Там, — Хоук кивает в сторону двери, — полиция. Они хотят поговорить с вами. Харнесса они только что отпустили, — добавляет он. — Я пойду поговорю с ними, — кивает Абихорро и уходит. — Как это могло случиться? — растерянно смотрит на меня Хоук. — Они сказали, что это были какие-то бандиты. Судя по всему, они следили за Рейвен, хотели обокрасть ее… Но я не верю в это! — Это просто ужас! — отзываюсь я. — Нельзя было отпускать ее одну! Хоук сочувственно смотрит на меня, и дотрагивается до моей руки. — Вы же не могли знать… — тихо говорит он. — Знаете, — продолжает Хоук после непродолжительной паузы, — ведь один раз мы уже сидели здесь… и точно так же ждали прихода врача… Я киваю, поскольку, кажется, догадываюсь, о чем он хочет рассказать, и моя догадка верна. — Мы с Рейвен сидели здесь, держась за руки, а дед стоял вон там и смотрел в окно. Он был так встревожен… а ведь ему уже не раз становилось плохо. Но оставаться дома он тогда не мог. А потом пришел врач и сказал нам, что с вами все будет в порядке. Этому ублюдку Мэйплу не удалось причинить вам вред. Хотя… — он опускает глаза, — я тоже был не на шутку напуган! Я не хотел потерять вас! Я улыбаюсь и чуть приобнимаю сына за плечи; к моему облегчению, он не отстраняется от меня, а наоборот — придвигается ближе. — Господин Кайт! — я оборачиваюсь на голос, и мое сердце начинает биться, словно сумасшедшее, поскольку по лицу подошедшего доктора я не могу понять, что он хочет нам сообщить. — Доктор, — приходит мне на помощь Хоук, поскольку мой голос отказывается мне повиноваться — как там моя сестра? — К сожалению, — тяжело вздыхает врач, — я пока не могу вас ничем порадовать. — Как…? — только и могу выговорить я. — Госпожа Рейвен получила три раны острым кинжалом. Одна — очень глубокая и очень серьезная. Госпожа Рейвен, ко всему прочему, потеряла много крови. Я… то есть, мы сделали все, что могли, но должно пройти время. Посмотрим. — Могу я видеть дочь? — у меня все поплыло перед глазами от выступивших слез, но я делаю над собой усилие. Нельзя, ни в коем случае нельзя сейчас впадать в отчаяние! Мы обязаны это вытерпеть, в конце концов, нам уже не раз приходилось переживать серьезные неприятности. — Можете, — неуверенно отвечает доктор, — но она пока без сознания. Хоук с силой сжимает мою ладонь, так что мне становится больно; я прошу его подождать меня и, не говоря больше ни слова, иду в палату. Лицо Рейвен такое бледное, что на миг мне становится страшно. Я подхожу ближе, сажусь у изголовья и осторожно дотрагиваюсь до лба Рейвен. У меня перехватывает дыхание: как можно было поднять руку на женщину! На мою дочь, такую… хрупкую, такую беззащитную! Нет, тут же одергиваю себя я, она — сильная, совсем как моя мать. Рейвен похожа на нее не только внешне, моей дочери тоже, как и ее бабке, пришлось многое пережить, и она с честью вынесла все испытания. — Маленькая ты моя! — шепчу я, вспоминая слова отца, он всегда называл так мою дочь. Красавица ты моя. Маленькая, родная моя девочка. Принцесса. Мои отец и мать словно соревновались между собой, придумывая любимой внучке ласковые прозвища. Почему же я сам никогда не говорил дочери таких слов? Почему я не могу припомнить ни единого раза, когда говорил ей, что люблю ее? Вместо этого я говорил совсем другое… — Она не нужна мне, — вспомнил я вдруг слова, которые сказал через несколько дней после ее рождения. — Я не могу не думать о том, что она — убийца моей любимой Доу. — Думай, что говоришь! — возмутилась тогда моя мать. — Разве твоя дочь виновата в том, что осталась сиротой? — Отдайте ее на воспитание в какую-нибудь семью, — не думая, ляпнул я. Мать с отцом совершенно справедливо обиделись на меня за то, что я так легко отмахнулся от своей родной дочери. А в ответ я вскоре оставил их одних, уехал из дома, и на долгие годы вычеркнул из своей жизни маленькую девочку, которой сам же подарил жизнь. Позже, после возвращения из бывшего Королевства Кривых Зеркал, я понял, что был не прав, и попытался наладить отношения с дочкой, но все равно, стоило ей сделать хоть какую-нибудь, самую незначительную ошибку, я выходил из себя и злился на нее. Она обижалась, дерзила мне, говорила, что терпеть меня не может, а я окончательно выходил из себя. Несколько раз я даже поднимал на на нее руку, а уж сколько обидных и оскорбительных слов я ей наговорил, даже вспоминать совестно. Взять хотя бы тот ужасный скандал, который я устроил, узнав о том, что она ждет ребенка. Если бы не мои родители, наверное, мы с дочерью однажды попросту рассорились бы раз и навсегда, и я никогда не ощутил бы, не понял, как она мне дорога. Мой отец не просто имел огромное влияние на Рейвен, он изо всех сил старался помочь нам сблизиться. Он часто повторял, что именно я должен первым сделать шаг навстречу, мне не следует вести себя, как будто это я — неразумный и глупый ребенок, нужно быть терпимым. Как жаль, что я понял это так поздно, когда отца уже не было на свете, а дочь давно стала взрослой женщиной. Вместе с тем, Рейвен, без сомнения, любит меня, она поддерживала меня, когда Акбулог ушла от нас, уехала из дома, а Хоук не желал даже видеть меня. Моя дочь, не раздумывая, поехала со мной за тридевять земель, чтобы помочь Акбулог. И если бы не она, мы с женой, наверное, уже никогда не смогли бы быть вместе. Как странно, почему я только сейчас понял это? Зачем потратил столько времени попусту, отмахивался от своей же собственной родной дочери? И мама, и отец часто повторяли, что любую ошибку, даже самую страшную можно исправить, главное — понять, что ты действительно хочешь изменить свою жизнь к лучшему. Я понимаю это сегодня, как никогда. И я больше никогда не стану вести себя, словно обиженный ребенок. Никогда больше мои дети не будут расстраиваться и огорчаться из-за меня. Пусть только Рейвен поправится, пускай с ней не случится ничего плохого! Я еще раз осторожно провожу ладонью по лбу и волосам дочери, наклоняюсь к ней, целую в лоб и тихо говорю, как если бы она могла сейчас слышать меня: — Ты обязательно поправишься, Рейвен, ведь ты так нужна всем нам. Своим дочкам, маленькому Абажу, — как же они будут без матери, подумай сама! И Абихорро… он, ты знаешь, сам не свой из-за этого несчастья, так некстати свалившегося на нас. И мне. Ты очень мне нужна, дочка! Мы с тобой… много лет у нас не ладились с тобой отношения, но… теперь я понял, что ты — моя дочь. Я люблю тебя. Ты только открой глаза, девочка моя, и я тебе обещаю, что отныне буду тебе самым лучшим отцом! Да, я потерял много времени, но ведь лучше поздно, чем никогда, верно? Я беру Рейвен за руку, некоторое время молча смотрю на ее спокойное, такое бледное лицо. Вдруг я ощущаю, как ее пальцы чуть сжимают мою ладонь, вслед за этим дочь чуть поворачивает голову, еле слышно вздыхает и так тихо, что с трудом могу расслышать ее голос, произносит: — Дед… мне так… больно! Не уходи, не надо! — Милая моя, — я вновь склоняюсь над ней и нежно целую в лоб, — потерпи, все пройдет… красавица моя! — добавляю я. Бедная моя дочь. Она сейчас, как и всегда, с детских лет, когда ей было больно или страшно, зовет моего отца. — Теперь я позабочусь о тебе, дорогая, — говорю я. — Ты только потерпи немного, скоро все пройдет! Отец! — продолжаю я, устремив взгляд вверх. — Помогите ей, прошу вас, ради всех нас. Рейвен должна жить, и вы… и мама, я верю, вы поможете ей! Вы же… она так любила… любит вас, и вы ее обожали. Спасите же ее! Рейвен снова еле слышно вздыхает, и я быстро встаю и иду к выходу, чтобы позвать врача. Уже на пороге я сталкиваюсь с взволнованными до крайности сыном и зятем. — Что случилось? — хором спрашиваем мы друг у друга. — Кажется, — отзываюсь я, — она приходит в себя. Нужно срочно позвать врача. — Я мигом! — быстро отзывается Хоук, разворачивается и убегает. Абихорро же, не тратя больше времени на разговоры, проходит в палату, садится подле жены, целует ей руку. — Родная моя! — тихо говорит он. — Рейвен… ну почему, почему я отпустил тебя, надо было запретить тебе ехать! — Не переживай, — я кладу руку ему плечо, — скоро все пройдет, и мы забудем об этом кошмаре. Вот увидишь! — Да услышит вас бог, господин Кайт, — не поднимая головы, отвечает Абихорро. — Потому что я не смогу без нее! Рейвен снова тихо стонет, и в эту минуту в палату быстрым шагом входит доктор в сопровождении двух медицинских сестер. Не терпящим возражения тоном, он велит нам выйти за дверь. Мой зять нехотя отпускает руку жены, мы обмениваемся с ним встревоженными взглядами и выходим в коридор. — Что там? — спрашивает нас Хоук, но мы лишь пожимаем плечами в ответ. — Ей обязательно станет лучше! — горестно вздыхая, в который раз повторяет Абихорро. — Конечно! — изо всех сил убеждаю я и себя, и их. — Ты сказал ему? — спрашивает вдруг у Абихорро Хоук, но мой зять лишь качает головой в ответ. — Не успел… Она же пришла в себя, и я… Но теперь, разумеется, мы должны рассказать. — О чем? — у меня появляется нехорошее предчувствие. — Я спустился вниз, поговорить с полицейскими, — вздохнув, начинает рассказывать Абихорро. — Они, впрочем, ничего нового не сообщили, сказали, мол, Рейвен хотели ограбить. — Да, — хмыкнув, перебивает его Хоук, — и при этом, эти грабители оказались настолько идиотами, что не заметили ни золотой цепочки у нее на шее, ни обручального кольца! Даже сумочку с деньгами оставили. — Об этом я им и сказал. И вот еще, — он достает из кармана сложенную втрое газету и протягивает мне. — Это я им также показал. — Что это? — не понимаю я. — Я нашел это здесь, вон на той скамейке, в самом дальнем углу, — отвечает Хоук. — Вы ушли, а я остался здесь, прошелся в очередной раз взад-вперед по коридору, потом присел отдохнуть. И нашел эту газету, — сообщает он вдруг, но я по-прежнему ничего не могу понять. — А какое отношение… — Посмотрите, господин Кайт, — перебивает меня Абихорро. — Прямо на первой полосе! — подхватывает Хоук. Я разворачиваю газету, и мне сразу же бросается в глаза напечатанный крупным шрифтом заголовок: «Трое опасных преступников на свободе! Куда смотрит наше правосудие?» Я пробегаю глазами статью, и мне становится нечем дышать: потому что среди тех самых опасных преступников, которые сбежали с каторги, и предположительно скрываются теперь где-то в окрестностях столицы, я замечаю имя Мэйпла. — Боже правый! — восклицаю я. — Вы понимаете, что все это значит? — грустно смотрит на меня зять. — Этот негодяй снова решил испортить нам жизнь! — горячится Хоук. — Мы должны, нет, просто обязаны принять меры! Я утвердительно киваю: мой сын совершенно прав. Прежде всего нужно позаботиться о том, чтобы никто посторонний даже и на пару шагов не приближался к больнице, и — самое главное — к нашему дому. Ну, а потом… этот мерзавец непременно пожалеет о том, что не сдох на каторге за эти годы. Потому что я из кожи вон вылезу, но эту гадину из-под земли достану!