Послесловие

Хоук

Я, наверное, уже в четвертый раз перехожу из одного угла гостиной в другой, после чего останавливаюсь у окна, оглядываюсь и осматриваю комнату. Удивительно, но мне кажется, что я не был здесь по меньшей мере лет пятьдесят. Хотя на самом деле, после того, как я уехал, прошло не так уж много времени. Неожиданно я вспоминаю детство: когда я был совсем еще малышом, мы с Рейвен обожали играть здесь в прятки. Я залезал под диван или же прятался на подоконнике, за портьерой, а Рейвен (как я понял уже много позже) делала вид, что ей никак не удается отыскать меня. Сестра старше меня на восемь лет, но она в ту пору никогда не отталкивала меня, не прогоняла; она всегда находила время присмотреть за мной, поиграть, если родители и дед с бабушкой были слишком заняты. Я обожал ее, потому что она никогда не сердилась на меня, а если я шалил или плохо вел себя, она, как взрослая, серьезно объясняла мне, почему я поступил плохо. И я слушался ее, мне не хотелось огорчать сестру. Когда же я стал старше, меня стала почему-то раздражать эта ее манера «корчить из себя строгую воспитательницу». Впрочем, к чему лукавить, я могу точно сказать, когда во мне стала копиться эта необоснованная, никому не нужная злость на домашних. Она родилась в моей душе в тот самый день, когда моя младшая сестра увидела свет. Именно тогда я почувствовал себя почти что преданным, мне не хотелось, чтобы моя мать, отец, сестра и бабка с дедом любили и заботились еще о ком-нибудь, кроме меня. Что же касается моего отца… зачем отрицать очевидное — я же обожал его, буквально боготворил. Когда он ушел из дома, я помню, изнывал от тоски по нему, мне так не хватало его. Я любил, когда он брал меня с собой на прогулку в город. Мы сидели с ним в коляске, я, положив голову ему на плечо, смотрел в окно и слушал, как он рассказывал мне какую-нибудь историю. Например, о том, как он, тайком пробравшись в старинный замок по подземному ходу, спас мать от похитителей. Стоит признаться, что я в тайне не верил ему, мне казалось, отец просто переделал старую сказку, так сказать, на новый лад, пока сама мать не подтвердила, что все это случилось на самом деле… Интересно, опять-таки став старше, думал я, неужели Рейвен не испытывала ничего подобного, когда появился я? Хотя, если разобраться, ей в этом отношении легче, поскольку родительскую любовь и привязанность я не был вынужден с ней делить, поскольку Рейвен — не родная дочь матери, а кроме того, в ту пору она мачеху не слишком-то жаловала. Даже странно сейчас видеть их теплые дружеские отношения. Моя сестра вообще разительно переменилась с годами, она стала гораздо рассудительнее, перестала, чуть что, рубить с плеча и моментально вспыхивать, точно загоревшаяся лучина, взрываться и кричать, что к ней относятся несправедливо. Помнится, некогда только дед и бабушка могли приструнить ее. Отец сердился, отчитывал ее, а я, признаться, был рад. Уж я-то, думалось мне тогда, никогда не буду его огорчать. Странно, я уже забыл обо всем, а вот сегодня вспомнилось все так подробно, и мне ужасно тоскливо оттого, что те счастливые времена уже никогда не вернутся. Я прислушиваюсь к голосам за дверью, может быть, вернулся муж сестры или она сама? Но нет, это, кажется, горничные, они прошли дальше по коридору и направились наверх — на половину постояльцев. Интересно, думаю я, как там мои маленькие племянники? Абаж наверное уже бегает вовсю, и девочки тоже подросли, скоро станут совсем взрослыми! Я безумно соскучился по ним, они такие забавные. Тут же я вспоминаю, как во время последней ссоры с родителями я рассказал матери правду о происхождении Серпент. Я случайно подслушал разговор сестры с мужем накануне их свадьбы; тем вечером я как раз шел по коридору в комнату бабушки, чтобы тайком забрать ее драгоценности. Дверь в спальню сестры была приоткрыта, и я услышал, как Абихорро рассказывал о том, что Серпент на самом деле его родная сестра, а не дочь. Я тогда лишь усмехнулся: удивляться не приходилось, подобные отцовские «подвиги» давно уже никому не в диковинку. Я, естественно, промолчал, решил, что это не моя тайна, и потому она меня не касается, а потом вот решил изменить себе. Я снова вздыхаю: все же сестра была права, когда называла меня последним дураком, и говорила, что я горько пожалею обо всем, что натворил. Судя по всему, это время пришло. Когда я окончательно разругался с отцом, то, разумеется, поехал сразу же к Тайгер. Если здраво рассудить, то я действительно вел себя как последний идиот. Впрочем, я был слишком зол на отца, и, как там ни крути, он поступил гадко. Но я тоже не остался в долгу и отплатил ему той же монетой. Я испытывал радостное злорадство, когда грубил ему, издевался над ним, видел, как ему стыдно передо мной, понимал, что он страдает, но все равно делал ему еще больнее. Матери от меня тоже доставалось, мне хотелось, чтобы она во всем и всегда была на моей стороне, а она поддерживала отца. Конечно, она безумно любит его, даже сейчас, спустя столько лет — я прекрасно вижу и понимаю это — мать влюблена в отца, словно шестнадцатилетняя девица на выданье. Она всю жизнь смотрит на него влюбленными глазами, поэтому, наверное, и прощала его постоянно. Она же жить не может без него, удивительно, как она все-таки решилась уехать, бросить его. Впрочем, если посмотреть, чем все это закончилось, можно смело сказать, что мое утверждение верно. Мать осталась одна и оказалась совершенно беспомощной, почему, собственно, и попала в переплет. Я хмурюсь, вспоминая это, прямо скажем, весьма неприглядное происшествие. Мать поступила в высшей степени легкомысленно, и была за это справедливо наказана, и все же… в глубине души мне жаль ее. Вслед за этим я вспоминаю о том, как мать постоянно сидела у моей постели, когда я лежал в больнице после того, как… нет! Не хочу больше об этом думать. Я хочу попросту вычеркнуть из памяти последние несколько лет. Господи, вздыхаю я, как же в этом доме не хватает бабушки и деда! Если бы они были живы, скорее всего, не случилось бы ничего плохого. Во всяком случае, мать вряд ли уехала бы за тридевять земель и не завела бы себе за границей любовника. Да и я сам… кто знает, возможно, я прозрел бы много раньше. Хотя, конечно, какой смысл теперь махать кулаками после драки. Когда я встретил Тайгер, я моментально потерял голову. Я никого и ничего не видел и не хотел видеть, эта женщина была для меня целым миром. Я думал, что и она чувствует то же самое, и мы будем любить друг друга всю жизнь. Так, как мать любит моего отца, как дед с бабушкой всю жизнь любили друг друга. Ведь дед после смерти бабушки так не смог утешиться, а если разобраться, при желании он мог бы найти себе пару, дабы на склоне лет не оставаться одному. Но он даже и подумать не мог о том, что рядом с ним будет кто-то, кроме моей бабушки. Да и она сама в течение долгих лет не выходила замуж, поскольку считала деда погибшим; а ведь она была тогда молода и красива, и стоило ей только захотеть, любой посчитал бы за честь стать ее мужем. Я тоже хотел полюбить кого-нибудь точно так же: сразу и на всю жизнь, чтобы не видеть больше никого, кроме любимого человека рядом. И мне казалось, будто Тайгер — это моя судьба. Увы, я жестоко ошибся. Выходит, отец был прав тогда, когда мы помирились с Тайгер, и в очередной раз разругались с ним. Отец крикнул мне, чтобы я, дескать, не жаловался, когда застану Тайгер с очередным любовником, и вот… Все началось в тот день, когда я завалил очередной экзамен в университете. Честно признаться, последние полгода я там практически не появлялся, мне гораздо интереснее было проводить время с возлюбленной. Мы ездили с ней на побережье, где она снимала небольшой домик. Я хотел было отвезти ее к нам, но выяснилось, что наш загородный дом целиком и полностью принадлежит теперь моей сестре. Согласно завещанию деда, она, ее муж и их дети получили этот дом в полное свое распоряжение. Поначалу, очень давно, еще во времена юности моего отца, бабушка снимала этот дом, и только после возвращения деда, после их свадьбы, они с дедом выкупили дом. Когда бабушка умерла, то по ее завещанию, все поделили между собой отец, дед и Рейвен. Наш дом и гостиницу, а равно и бабушкины сбережения Рейвен и дед передали отцу, чтобы он мог распоряжаться всем на правах хозяина (разумеется, с их ведома и согласия), а вот дом на побережье остался за дедом целиком и полностью. Никто, естественно, не удивился такому решению. Всем нам было известно, что Рейвен была любимицей деда, он обожал ее, хотя меня в первую минуту, помнится, кольнула обида. Я ведь такой же внук деда, как и Рейвен, следовательно, имею равные с ней права. Правда, Рейвен заявила, что ничего не изменится, и дом по-прежнему наш, общий. Но понятное дело, после ссоры с семьей я уже не мог там появляться. Тайгер ежедневно устраивала приемы, а если гостей не было, мы ездили с ней кататься или шли купаться, словом, наслаждались жизнью. В один прекрасный день, когда мы сидели с ней на берегу, я в очередной раз сделал ей предложение. Я решил, что мы давно уже должны создать настоящую семью, собственно, мы с ней давно уже одно целое, нужно просто оформить все по закону. Я хотел быть ее законным мужем, чтобы она принадлежала только мне. Однако, Тайгер лишь рассмеялась мне в лицо: — Родной мой! — воскликнула она. — Котик, ты же понимаешь, что у нас с тобой… словом, это «всегда» для тебя и для меня несколько разнятся. Да и потом, к чему нам эти условности? Нам хорошо вместе, а больше и не надо! Сколь бы я не убеждал ее, она всегда отвечала одно и то же. Вскоре же после этого разговора меня вновь вызвали в университет, к самому директору, и тот без обиняков сообщил мне, что я отныне не являюсь больше их студентом. Честно признаться, я вздохнул с облегчением, поскольку мне уже порядком опостылела юриспруденция, я попросту не понимаю, к чему мне изучать то, что никоим образом не пригодится в жизни. Я не горю желанием целыми днями пропадать в городском суде, читая протоколы допросов и изыскивая способы избавить от наказания отпетых преступников. Мне подумалось вдруг, что быть врачом куда более почетно, а кроме того, как врач, я стал бы зарабатывать гораздо больше. Дело оставалось за малым — оплатить учебу. Тайгер, узнав об этом, пришла в ужас. — Милый, — улыбнулась она мне, правда, улыбка вышла несколько натянутой, — но ведь для этого потребуется уйма денег! Не лучше ли будет тебе попытаться убедить директора, что ты раскаялся, осознал свои ошибки и вернуться к занятиям. К тому же, тебе ведь осталось совсем немного! — Просто я понял, что занимаюсь совсем не тем, чем хочу. — Возможно, но ведь ты же не миллионер, дорогой, — пожала плечами Тайгер. — Может быть, мы могли бы… — замялся я, — заложить, например, твой дом. Или какие-нибудь драгоценности (у тебя ведь осталось что-то от отца). Я бы потом, со временем, все тебе вернул. — Ты спятил?! — на щеках Тайгер выступили красные пятна — верный признак того, что она рассержена. — Я и так вот-вот по миру пойду, между прочим, во многом и твоими стараниями! У меня на твою учебу денег нет, — отрезала, наконец, она. — Может быть, — робко предложил я, — попробовать поиграть немного? — А если последнее потеряем? — ехидно осведомилась Тайгер. — Ты уже забыл, как один раз мы чуть было в трубу не вылетели? Если уж тебе так хочется, то попроси денег у своей семьи. — Они мне ничего не дадут, — горько вздохнул я. — Найди способы, — прищурилась Тайгер, — мужчина ты или нет? Я попробовал поговорить с Рейвен, дошел даже до того, что стал ее шантажировать, но вышло только хуже. Отец выгнал меня на улицу и заявил, что отныне у меня нет родственников. — Как все сложно! — вздохнула Тайгер, когда я рассказал ей обо всем. — Что ж, придется, видно, распрощаться с мечтой. — Но главное, — потянулся я к ней, — мы с тобой вместе, любовь моя! Я протянул руку, чтобы обнять ее, но Тайгер отстранилась, сделав вид, что не заметила. Она еще раз неопределенно передернула плечами и вышла из комнаты. Через неделю после этого происшествия, я отправился искать работу. Деньги, что удалось скопить, неудержимо таяли, а больше я не получал из дома ни гроша, поэтому нужно было что-то придумать, дабы и впрямь не встать в один прекрасный день на паперти. Мне, как обычно, не повезло, ничего приемлемого я не нашел. Хотел было устроиться в городской госпиталь санитаром, но мне отказали, сказали, что мест нет. Больше я никуда не пошел, решил вернуться домой, сделать моей милой кошечке сюрприз. Я заглянул в кондитерскую, купил ее любимые пирожные с лимонным кремом и отправился домой. Дома я обнаружил шумную компанию; гости громко разговаривали, смеялись, вино лилось рекой. Первое, что я увидел, как вошел в гостиную, была Тайгер, сидящая на коленях у какого-то хлыща. У меня в глазах потемнело, я, не помня себя, схватил этого негодяя за шиворот и вытолкал за дверь. После чего велел убираться всем остальным. Как только за последним приглашенным закрылась дверь, я напустился на Тайгер. — Вот значит, как ты развлекаешься, пока меня нет?! — выкрикнул я ей в лицо. — Пока я из кожи вон лезу, чтобы мы могли сводить концы с концами, ты готова… с первым встречным! — Вот что, миленький, — повысила голос Тайгер, — не смей на меня кричать! И прекрати строить из себя ревнивого мужа! Мне уже до смерти надоели твои истерики. Я привыкла жить так, как хочу, и не буду менять свои привычки ради тебя. Если бы у тебя были деньги, ты мог бы обеспечить мне приличное содержание, я, может быть, согласилась бы терпеть твои выходки! Но теперь, как я вижу, мне уж точно не на что надеяться, ты даже тех жалких крох, что тебе присылали из дома лишился. И зачем ты мне теперь нужен?! Меня будто парализовало на месте. Неужели это моя милая и нежная Тайгер только что произнесла такие безжалостные слова? — Так ты, — с трудом обретая дар речи, проговорил я, — ты была со мной ради денег? — Нет! — хмыкнула Тайгер и закончила с издевкой. — Ради великой любви. Давай уж начистоту, дорогой, — склонив голову на бок, тихо проговорила она, — все это время мне было с тобой очень хорошо. Рядом с тобой я чувствовала себя молодой, влюбленной, мы веселились с тобой напропалую, все верно, все это так! Но, видишь ли, время идет, Хоук, и я хочу, наконец, обеспечить свою старость. Дабы вести ту жизнь, к которой привыкла с самого детства. Я думала, ты мне сможешь дать это будущее. Но, увы, твое семейство слишком велико, и даже при более благоприятных обстоятельствах тебе мало что перепало бы. А уж теперь — и подавно! — Дрянь! — выплюнул я, замахнувшись на нее. В тот же миг, я опомнился, опустил руку, брезгливо вытер ее о штаны, будто она и впрямь была испачкана. — Я думал ты — настоящая! А ты… — у меня все поплыло перед глазами; не хватало только расплакаться перед ней. — Хватит! — устало прикрыла глаза Тайгер. — Думаю, мы все выяснили, и теперь… как ни прискорбно, но между нами все закончилось, котеночек. — Шлюха! — процедил я сквозь зубы. — Надеюсь, что ты останешься в итоге одна и сдохнешь где-нибудь в богадельне. — Как бы ты там не оказался. И даже раньше, чем ты думаешь, — расхохоталась она. — Папочка-то вряд ли примет тебя с распростертыми объятиями. Кстати сказать, твоя молодость, я теперь поняла, не такое уж и преимущество, и как мужчина, к примеру, твой отец гораздо лучше, чем ты! — Жаль, что я тебя тогда не застрелил, — презрительно бросил ей я. — Поди прочь! — почти ласково проговорила Тайгер. Я хотел было отлупить ее на прощание, но решил все же не пачкать руки. Господи, как я мог так обмануться! Эта мысль не давала мне покоя все время, пока я ехал домой. Вслед за этой мыслью пришло раскаяние: я же обидел свою мать, свою сестру, — всю свою родню. Со всеми поссорился в угоду какой-то низкой потаскушке, которой нужно было от меня только одно. И как теперь я посмотрю им всем в глаза? Отца дома не оказалось, встретил меня Абихорро. Когда я вошел, он сидел за стойкой и что-то писал. — Ты? — удивленно взглянул он на меня. — Что привело тебя сюда, Хоук? Думаю, что после всего, что ты устроил в прошлый раз... — Я должен извиниться, — перебиваю я его, — за то, что наговорил в тот раз. Да и за все остальное тоже. А где… все? — старательно избегая его взгляда, спросил я. — Господин Кайт с Доу уехали на побережье, а Рейвен и госпожа Акбулог где-то в саду. — Ты не мог бы… прости, Абихорро, — тихо проговорил я, — прошу тебя, позови их. — Что-нибудь случилось? — он встал и подошел ближе. — У тебя такой утомленный вид... — Да, — вздохнул я, — случилось… слишком много всего. Прошу, — повторил я, — позови мать. Абихорро пожал плечами, кивнул и, не говоря больше ни слова, вышел. Я вновь слышу в коридоре торопливые шаги, оборачиваюсь и в следующий же миг вижу перед собой сердитое лицо сестры. Я не успеваю ничего сказать, она замирает на пороге и по-прежнему глядя на меня с неприязнью негромко произносит: — Явился! Позволь спросить, зачем ты пришел на этот раз? Какую еще подлость ты вознамерился сделать? — Рейвен, — старательно изучая носки своих башмаков, тихо говорю я, — прости. Именно за этим я пришел, — повторяю я, поднимая глаза и встречаясь с взглядом с сестрой. — Попросить прощения. — Хоук, дорогой мой! — мать, запыхавшись, вбегает в комнату и бросается мне на шею. — Ты вернулся, сокровище мое! — она целует меня и ласково гладит по волосам. — Мама, — шепчу я, как в детстве прижимаясь к ней, и чувствуя, как часто забилось сердце, — матушка, вы тоже… вы должны простить меня. — Сыночек мой, — всхлипывает мать, — птенчик ты мой. Я знала… я всегда в это верила, ты образумишься. — Что, — прерывает мать ледяной голос Рейвен, — поиздержался? Или твоя «кошечка» дала тебе отставку? — Рейвен! — умоляюще смотрит на сестру мать, но та не обращает на нее внимание. Я лишь вздыхаю в ответ, поскольку ответить мне ровным счетом нечего: моя сестра абсолютно права!