Послесловие

Акбулог

Разговор, не скрою, дался мне тяжело, поэтому когда брат встает из-за стола и, проворчав себе под нос, что у него куча дел, а я его только отвлекаю, выходит, я вздыхаю и крепко сжимаю ладонями виски. Я безумно устала, но нужно пойти и собрать вещи. Не хочу больше оставаться здесь, прямо сейчас съеду в гостиницу. Алис прав, им здесь и без нас тесно, тем более сейчас, после рождения маленькой Орбод. А мой сын, ко всему прочему, любопытен, капризен и очень любит шумные игры. Собственно, эта ссора началась именно из-за маленького Кайта. Я приехала от господина Гурда уставшей и несколько раздраженной; не могу смириться с решением брата, у меня сердце кровью обливается, когда я вижу господина Гурда в этом приюте. Поэтому, когда Арев с порога, вместо приветствия, напустилась на меня, чтобы я немедленно приструнила «этого несносного мальчишку», я вышла из себя. — Что произошло, Арев? — не поняла я. — А то, дорогая госпожа Акбулог, — передернула плечами жена брата, — что ваш сын просто невыносим! Я три раза повторила, чтобы он не бегал по лестнице и не топал тут, точно стадо слонов! Моя дочь спит! — Он же еще маленький, — попыталась я успокоить свою невестку. — И что? — подбоченилась Арев. — Разве это повод не заниматься его воспитанием? А вы, как я погляжу, разбаловали мальчишку, он же абсолютно неуправляемый! — Что здесь за шум? — заглянул в комнату Алис. — Твоя сестра совсем распустила своего сына, и он не дает мне покоя целое утро! — Это правда? — строго взглянул на меня Алис. — Боже мой, — всплеснула я руками, — он же маленький ребенок, что такого, если он шалит? Ты бы вспомнил себя в его возрасте. В это время со второго этажа раздался громкий детский плач, и Арев опрометью бросилась туда, сказав напоследок, что из-за меня теперь девочку еще два часа не уложишь. — Где мой сын? — вдогонку спросила я у нее. — Я заперла его в вашей комнате, — бросила через плечо Арев и умчалась. — Мы вам мешаем, — вздохнула я, повернувшись к брату, — не так ли? — Видишь ли, Акбулог, — протянул Алис, — как тебе сказать… Ты и вправду несколько поторопилась, когда… — Понятно, — перебила его я. — Не волнуйся, мы с Кайтом съедем из вашего дома сегодня же. Не хочу обременять вас. Просто невероятно, — не сдержалась я, — что с тобой происходит? Почему ты стал таким бездушным, дорогой мой брат? — Ты называешь меня бездушным? — прищурился Алис. — А как еще можно объяснить то, что вы сделали с господином Гурдом? Господи, Алис, ведь это же твой отец! — Ну и что! — недовольно поморщился Алис. — Он болен, слаб, а у нас с женой и без того хватает забот, я же тебе объяснял! И, кстати сказать, подобные приюты для того и созданы. Отец находится под присмотром, за ним хороший уход, там врачи, сиделки, да и мы тоже навещаем его, что еще нужно! — Ему нужна твоя забота, твое тепло, Алис, — тихо проговорила я. Честно признаться, я просто обомлела, когда по приезде услышала от брата, что он отправил своего отца в дом престарелых. Мне показалось, я ослышалась, у меня не укладывалось в голове, что можно так поступить с родным отцом. С человеком, ближе которого у тебя никого нет! Тем более, господин Гурд не сказать, чтобы слишком серьезно болен. У него, как мне сказала медсестра, слабое сердце, он быстро устает, ему нужны лекарства, но он же в своем уме, он не немощен, не беспомощен, и не требует постоянного присутствия сиделки. Я вспомнила вдруг, как последний год госпожа Серпент тоже практически не выходила из дома, быстро утомлялась и почти все время проводила в постели. И мне дико было даже на секунду представить, чтобы Кайт вдруг решил отвезти ее в какой-то приют и бросить там совсем одну. Да даже если бы вдруг разум его и помутился настолько, что в голову пришла эта безумная мысль, ему никто не позволил бы совершить подобное безумие. Я попыталась объяснить это Алису, но он лишь усмехнулся в ответ. — Оставь ради бога, — снова поморщился он, — свои нравоучения, Акбулог! Тебе легко говорить, когда у тебя там огромный дом, куча прислуги и родни. Если бы вы с мужем, всеми вашими детьми и его мамашей в придачу вынуждены были ютиться в крохотном домике, посмотрел я на тебя. Наверняка ты заговорила бы по-другому, потому что у тебя не было бы ни места, где разместить твою свекровь, ни времени, чтобы с ней возиться. — Мой муж, — вскинулась я, — ни за что не поступил бы так со своей матерью! Он очень любил и уважал ее всю жизнь. — А ты думаешь, я не уважаю своего отца? — возмутился Алис. — Признаю, я очень обижен на него, полагаю, ты догадываешься, за что, но тем не менее, это тут совершенно ни ни чем. Я все еще люблю и уважаю его. И потому я поступаю так, как будет лучше для него. Что же до твоего муженька, то не мне тебе говорить, как он уважает вас всех. Ты бы не приехала сюда, если бы у вас с ним был мир, верно? Я почувствовала себя так, словно он плеснул мне в лицо помои. Я с трудом смогла сдержать слезы, а Алис торопливо вышел из комнаты. Я тру ладонями виски, торопливо вытираю слезы, которые, несмотря на все мои усилия, все же выступили на глазах, а затем поднимаюсь и иду к себе. Кайт сидит на кровати, обхватив руками колени, и обиженно всхлипывает. Я бросаюсь к нему, обнимаю, и мальчик, продолжая всхлипывать, прижимается ко мне. — Кто тебя обидел, мое сокровище? — спрашиваю я и целую его в лоб. — Никто, — отвечает мой сын, — мне скучно! Мама, — он поднимает на меня глаза, — я хочу домой, мне тут совсем не нравится. Я хочу к папе. К Доу и Рейвен. Ко всем! — Милый мой, — вздыхаю я и еще крепче прижимаю его к себе, — возможно, скоро, очень скоро мы отправимся к папе, и к Доу и ко всем остальным. Но пока мы поживем с тобой здесь, хорошо? Завтра мы поедем с тобой гулять в парк. там очень красиво, вот увидишь, тебе понравится. А пока, давай соберем с тобой наши вещи. Мы поедем с тобой в другой дом, там нам будет уютнее. На удивление, Кайт не капризничает, а начинает усердно помогать мне. Я прекрасно понимаю, в чем дело, сынишка мне уже несколько раз жаловался, что ему здесь не нравится. Арев постоянно придирается к нему, делает замечания, очень часто безо всякого повода, открыто, не стесняясь, называет невыносимым мальчишкой. Я несколько раз пыталась ее окоротить, но она, высокомерно взглянув на меня, заявила, что это ее дом, она здесь хозяйка и требует соблюдать ее порядки. Я не стала спорить, в конце концов, мы и вправду стеснили их. Брат, судя по всему, был с ней полностью согласен, поскольку даже не поддержал меня. Впрочем, я этого и не ждала. Я вздыхаю, вспоминая слова сына: «Зачем мы сюда приехали?» Может быть, я действительно слишком поторопилась? Что мне теперь делать — я не знаю. Мы переезжаем в гостиницу, получаем неплохой, довольно просторный номер, я раскладываю вещи, а потом укладываю Кайта спать. Мой бедный мальчик слишком утомился за сегодняшний день. Некоторое время я стою у окна, смотрю на улицу и вспоминаю дом. Я с каждым днем понимаю это яснее и яснее: мой дом там, за морем, в «Белой розе». Там родились мои дети. Там я была счастлива… Я переодеваюсь и ложусь в постель, несмотря на то, что еще рано, но я абсолютно измотана, и мне хочется просто побыть в тишине. Я прекрасно знаю, что вряд ли засну этой ночью. Я думаю о тех, кто остался в Стране Теплых Морей и представляю, что они сейчас делают. Наверное, там еще в разгаре солнечный, теплый день, время обеда. Рейвен проверяет, все ли готово, накрыли ли на стол, после чего зовет отца, мужа, дочек и сестру. Младшего сынишку она наверняка уже покормила и перепоручила заботам няни, пока сама будет занята делами. Не так давно я получила от падчерицы письмо, она сообщила, что родила мальчика, его назвали в честь господина Абажа, и он — копия Абихорро. Я безумно рада за нее, надеюсь, что хотя бы она будет счастлива… Доу торопливо вбегает в столовую, — продолжаю я свои размышления. Она держит под мышкой книгу (дочь безумно любит читать за едой, что, надо сказать, не нравится ее отцу). Дети весело смеются, пытаются играться с хлебом или печеньем, но Рейвен и ее муж делают им строгий выговор. А Кайт заходит в столовую последним, улыбается дочери, садится на свое место и спрашивает, что сегодня на обед. Он никогда не интересовался составлением меню, раньше всем занималась его мать, потом — мы с Рейвен. Кайт… У меня перехватывает дыхание, и я изо всех сил стараюсь не заплакать. Мне так не хватает его, того, прежнего, моего самого любимого, нежного и внимательного мужа, который смотрел на меня с теплотой и любовью. Того, кто рассказывал мне смешные истории из своего детства, стараясь развеселить; того, с кем мы мечтали о том, как создадим свою большую и дружную семью. Я вспоминаю, как он подхватывал меня на руки, и смеялась, что он может меня уронить. А он целовал меня и шептал, что такую драгоценность он ни за что не уронит… Почему все это ушло? Когда мы успели так измениться? Я не замечала, что ему стало скучно и неинтересно со мной, и именно поэтому он стал искать у других то, чего уже не могла дать ему я. Ведь я же знаю, что изменилась, постарела. Я и раньше-то была не слишком красива, чего уж говорить о себе нынешней, а Кайт… я понимаю, он хотел, чтобы рядом с ним была женщина яркая, красивая, умная. Рейвен, я помню, меня отругала за эти мысли, но это оттого, что она слишком хорошо ко мне относится. Наверняка я сделала что-то не так, раз Кайт стал искать утешение у других женщин. Вот, скажем, Абихорро, он же смотрит только на Рейвен, для него нет и не может быть больше никого другого. Это видно сразу, по тому, как он говорит со своей женой, как заботится о ней, беспокоится, если ей нездоровится, помогает ей во всем. Или господин Абаж, светлая ему память. Стоило ему только бросить взгляд на госпожу Серпент, его лицо преображалось, а глаза начинали ярко блестеть. Этот блеск угас, когда госпожи Серпент не стало, в господине Абаже словно что-то надломилось, он до конца жизни так и не смог оправиться от этого горя. А Кайт, увы, как бы горько мне от этого не было, если и смотрел на меня так, то только в самом начале нашего знакомства. Может быть, всему виной тот случай с Тоудом, ведь именно после него у нас с мужем начало все рушится. В таком случае, выходит, что, как там ни крути, виновата я одна — целиком и полностью. Это была моя самая большая, самая серьезная ошибка в жизни, за которую приходится горько расплачиваться. Да, Кайт убеждал меня, что я не виновата, но я все равно не могу не вспоминать об этом и не думать, что поведи я тогда себя как-то иначе, возможно, ничего и не произошло бы. Потом произошла эта ужасная, грязная и гнусная история с Тайгер. Если бы не пострадал мой сын, возможно, я вновь закрыла бы глаза на «шалости» мужа, но… получается, что и в этой страшной трагедии тоже не виноват никто, кроме меня! Мне давно следовало объясниться с мужем, выяснить отношения и, может быть, если все действительно закончилось, расстаться с ним мирно и спокойно. Но я терпела, потому что боялась его потерять. Я не хотела этого! Я… глупо отпираться, любила и все еще люблю его. Но тем не менее, скорее всего, в том случае, если бы он решил, что все кончено, этого жуткого случая не произошло бы. И Кайт не поругался с Хоуком. Мой сын по-прежнему не желает знать своего отца, и мне горько от этого. Ехать со мной он тоже отказался, как и Доу, — выходит, им я тоже не нужна. Я думала, что мой брат сможет поддержать меня, и здесь, рядом с близким человеком, я смогу спокойно все обдумать. Но брат совсем не рад мне. Кроме того, я безумно рассержена на него за то, как он поступил с господином Гурдом. Когда Алис сказал мне, что поместил отца в дом престарелых, я ушам своим не поверила. Если бы не господин Гурд, я, пожалуй, в ближайшее время уехала бы назад домой. Но теперь я попросту не могу его оставить. Он же был мужем моей матери, он любил и относился ко мне, как к дочери. Он спас мне жизнь, наконец! Я обязана отплатить ему за его доброту. Прежде всего, мне нужно поговорить с врачами, может быть, найти какие-то лекарства, чтобы ему стало хоть немного легче. А потом я увезу его с собой, в нашем доме ему хватит места. Я не стала рассказывать ему обо всем, что у нас произошло, и почему я приехала сюда, уйдя от мужа. Сообщила лишь последние новости: о том, что скончался господин Абаж, что Рейвен недавно во второй раз стала матерью, и что Хоук уехал от нас и живет теперь в столице. Пожалуй, и не стану, зачем лишний раз волновать его. Просто заберу господина Гурда оттуда, и напишу домой, что хочу вернуться вместе с ним. А там… Кайт ведь сказал, что будет ждать меня, и я обязана постараться спасти нашу с ним семью. Довольно с нас горя и страданий! Я вытираю слезы, переворачиваюсь на другой бок и вскоре засыпаю. Утром я веду сына гулять в парк, вспоминаю, как когда-то давно мы гуляли здесь с его отцом, мы тогда только-только познакомились, и на душе у меня удивительно тепло и спокойно. Кайт смеется, бросая уткам булку, которую заботливо припас с завтрака. К обеду мы возвращаемся, я поручаю сына заботам горничной из гостиницы, предварительно отдав ей вознаграждение, и иду навестить господина Гурда. — Я думал, ты придешь позже, — улыбаясь, приветствует он меня. — Но ведь я и так задержалась сегодня, господин Гурд, — отзываюсь я. — Я имел в виду, что ты заглянешь ко мне завтра или на днях. Я улыбаюсь и сажусь рядом с ним, беру его за руку: — Как вы? — спрашиваю я. — Сегодня чуть легче, — пожимает он плечами, — а в остальном — все как всегда. Проснулся утром — и слава богу! — Я приняла решение, — я думаю, лучше сразу брать быка за рога. — Я хочу забрать вас отсюда. — Ты же знаешь, Акбулог, — грустно улыбается он, — что это невозможно. Я не желаю быть обузой своему сыну, его жене и моей маленькой внучке. — А я не хочу, чтобы вы возвращались к Алису, — пожимаю плечами я, — вы поедете со мной. — Куда? — недоуменно смотрит на меня господин Гурд. — Домой, — отзываюсь я, — в Страну Теплых Морей. Нам всем хватит там места, смею вас заверить. — Вряд ли, — грустно усмехается он, — твоя семья придет в восторг. У Рейвен уже трое детей, твои младшие дети растут, — у вас и без меня достаточно хлопот. — Ничего, — не уступаю я, — если вы считаете, что все это — проблемы и заботы, то какая разница, что станет одной «заботой» больше. Нам ведь не привыкать, и вам об этом прекрасно известно, — улыбаюсь я. — И это более чем правильное решение! — раздается вдруг незнакомый голос. Я вздрагиваю, оборачиваюсь и замечаю на пороге светловолосого мужчину со строгим, волевым взглядом пронзительных ярко-голубых глаз. — Толом, — улыбается ему господин Гурд, — рад тебя видеть! Это, — кивает он на меня, — моя старшая дочь Акбулог. А это, — обращается он ко мне, — мой лучший друг. — Очень приятно, сударь! Я протягиваю господину Толому руку; он кивает в знак приветствия, сжимает мои пальцы, и я, сама не знаю, почему, не отрываясь, смотрю ему в глаза.