Ветка сакуры (Моя маленькая глупая девочка)

-Фестиваль? — Учиха медленно оторвал взгляд от свитка. Одного из многих, надо подметить. Был уже вечер, и к этому времени Итачи перечитал их уже с десяток. Но не осилил и половины, что находилась в оцинкованном ящике. Самые значимые на его взгляд, он откладывал в сторону от остальных. Так меньше шанса спутать. В голове уже была плохо перемолотая каша из древних легенд, обрывков истории, клановых техник и даже советов по уходу за обычным и «живым» оружием. Глаза начинали болеть от долгого напряжения, и свиток, все же, пришлось отложить. А то был высокий риск получить нагоняй. Наметанный глаз обмануть было слишком сложно. Да и лень, если честно. -Да. В следующий понедельник будет Танабата. Хокаге-сама устраивает больш-о-о-оой праздник. Будет ярмарка, фейерверки, и много всяких вкусностей! А ещё поговаривают, что пригласили танцовщиц из другой страны. Вроде, Туман. Может, слышал про «Диких Кошек»? Они не только великолепно танцуют и поют, но ещё использую чакру для создания красочных представлений! Ты просто обязан пойти! — Сакура восторженно улыбалась и едва не плясала на месте. Она только вернулась из больницы, и даже не успела переодеться в домашнюю одежду. С собой она принесла кисло-горький запах медикаментов и весть о предстоящем празднестве.       Итачи призадумался. Смачно потянулся и растекся в кресле. С одной стороны, праздник это хорошо, очень даже хорошо. Можно побродить по улицам в окружении счастливых людей, приятных запахов и незабываемой атмосферы, коя бывает только на крупных праздниках; поучаствовать в соревновании и торжественно вручить Сакуре традиционную золотую рыбку и наесться сладостями до такой степени, что даже веки продрать будет почти невозможно. Подурачится с братом (вероятность чего 0.0000001%), и вообще, провести день как нормальный человек. А затем вернуться домой счастливым-счастливым. И возможно, Сакура позволит себя поцеловать. В противовес же минус был всего один: мужчина до клокочущей ярости ненавидел людское стадо. Сбившись вместе, люди утрачивали свое собственное сознание и мышление, полностью поддаваясь влиянию большинства. Они разделяли одну идеологию, планы, других людей и даже страхи, — такая, казалась бы, индивидуальная вещь, — у них становились штамповыми. Каждого человека по отдельности Итачи переносил свободно, но ни на что не способную толпу, это уж извольте… -Так что, идешь? — Харуно нетерпеливо переступала с ноги на ногу, и пытливо впилась своими невероятными зелеными глазищами в Итачи. И Учиха мог бы с уверенностью сказать, что по зову этого великолепного взгляда, он хоть в Рай, хоть в Ад, хоть к алтарю. -Конечно. -Ур-р-ра! — девушка от переизбытка чувств подпрыгнула. Быстро подбежав к месту дислокации Учихи — креслу — и обняла его за шею. Мягкие губы, липкие от блеска, ощутимо мазнули по его щеке. Ласковое прикосновение всколыхнуло нежность, и Итачи осторожно сжал ладони Сакуры в своих. -М-м-м, как же хорошо! — блаженно промурлыкала Сакура и мужчина был полностью с ней солидарен. — Ой, а что это?! Какой странный свиток. Можно посмотреть? — тонкий пальчик указал на «опоясанный» металлическим кольцом с гравюрами кругов рисовый пергамент. Мужчина молча протянул ей желаемое.       Широкий и объемистый сверток бумаги оказался трижды тяжелее ожидаемого. Сняв узкое кольцо, Сакура проверила его внутреннюю сторону на наличие знаков или иероглифов, а не обнаружив их, мгновенно потеряла интерес к железяке. Развернув свиток, девушка горько вздохнула: тот был пуст как мозги большинства ее одногруппников в Академии, и гладкий как ни разу не побывавший в битве кунай. Сакура посопела; пару раз злобно глянула на свиток, в надежде, что испугавшись скорой расправы, он вытолкает все свое содержимое на поверхность; и даже потопала. Но свиток остался равнодушен. Да и в отместку за недружелюбие порезал девушке палец. Она пообещала пустить упрямый кусок бумаги на разведение костра в очередном походе, ещё раз гневно топнула ножкой, и унеслась на кухню.       Итачи заинтересованно повертел его в руках. Разве могла такая бесполезная вещь оказаться в сокровищнице, что оставили ему родители? Проверил его шаринганом на наличие отпечатков чакры. Пусто. Осмотрел каждый сантиметр бумажной ленты и даже деревянную руку едва не облобызал. Опять ничего. От души пожелал всей этой макулатуре «приятного» полета, и размашистым движением сгреб все добро в ларчик. Все остальное потом. А сейчас надо поспешить на кухню и помочь с ужином. *-*-*-*-*-*       Наруто идиотом не был. Глупым, смешливым, неуклюжим, иногда даже тупым — да, но только не идиотом. Он понимал намного больше, что показывал. А ещё он умел видеть и слышать. И понимал, как никто другой. Потому что жил не мозгом, а сердцем и душой. Ощущал других на периферии сознания почти всегда. Меланхолию и отчаяние Какаши-сенсея, высокомерие и ненависть Саске-тэмэ, неуверенность и влюбленность Хинаты, обреченность и беспомощность Итачи, надежду и настороженность Сакуры-чан. Все эти чувства кружили голову, выбивали землю из-под ног, и заставляли мальчишку биться в эйфории. С детства знающий только презрение, ненависть и страх, обращенные к себе, Наруто научился подпитываться чужими эмоциями, упиваться ими взахлеб и наслаждаться каждой, даже отрицательной. А вспыхнувшее неподалеку взрывной ураган заставил его броситься в сторону «прорыва». И конечно, источником всей этой черноты был Саске-тэмэ. Перехватить его оказалось трудно, и удалось только на краю деревни. Учиха напал первым. И наконец Наруто представился шанс отплатить за свои потраченные нервы, слезы Сакуры-чан, и разочарование Какаши-сенсэя. Они вколачивают кулаки в друг друга с остервенением, почти садистским удовольствием. Никакой чакры. До расквашенных в кровь костяшек; пока тело не станет одним большим и очень больнючим синяком. До дрожи в руках и голосе, до загнанности во взгляде.       Первым упал Саске. Не оправившейся от прошлых ранений и сильных успокаивающих препаратов организм дал сбой. Он тяжко повалился на землю, на мелкие камешки, выбитые мощными атаками. Юноша лежал на спине и вглядывался в тяжелые, полные влагой тучи. И неожиданно осознал — его жизнь такая же. Тяжелая, медленная, серая, отягощенная лишним бременем. Только вместо воды — прошлое. И только отпусти все то, что гложет, он сможет стать облаком, свободно плыть по небу, поддерживаемый ветром и освящаемый солнцем. -Остыл? — блондин улегся рядом звездочкой. Непривычно серьезный, а «лисьи усы» придают его лицу несвойственную жесткость. -Наруто… — голос хрипел, отдышка не позволяла говорить внятно; часто вылетали свистящие звуки. -С возвращением, тэмэ. Мы тебя ждали.       Всем известно, что слова — самая мощная ударная сила. И сейчас Наруто, этот светлоголовый идиот, одной фразой разбил тот непреодолимый форт отчуждения, что Учиха выстраивал почти с десятилетие. Плотина была прорвана. Душа разрывается, сердце клокочет. Саске не плачет — ревет. Громко, надрывно, отчаянно. Самозабвенно. Вываливая все камни, отчищая копоть, туша огонь ненависти, омывая спокойствием зудящую душу, обтесывая острые края ран. Затянутся они ещё не скоро, но боль уже не будет душу с корнем выкорчевывать, уйдет и оставит после себя раскаянье. Искреннее, суть которого Учиха вот-вот начал понимать. Закапала вода. Как же вовремя. А то шок прохожим обеспечен — заливающийся слезами Учиха зрелище само по себе невозможное. -Пошли домой. — Узумаки, уже стоя, протягивая ему руку. Точно так же, как и после той битвы. Так же, как и сотни раз до этого. И сейчас, осматривая худую ладонь, которая, казалось, со времен Академии и не выросла, Саске остро захотелось принять помощь, почувствовать, что у него есть более надежная опора, чем он сам. Сдерживать себя нет сил. Вцепляется он в Наруто со всей возможной силой. И тут на головы обоим словно огромный ушат воды вылили. Отрезвляюще так.       Сакуре джинчуррики отзвонился на следующее утро. Вечером, обсохнув и перекусив, друзья решили выпить. Надрались оба до поросячьего визга, и уснули там, где прикорнули. И вспомнить стыдно, как он лопотал что-то невнятное и несуразное, пытаясь донести до медика, что несколько дней Саске поживет у него. Та лишь фыркнула беззлобно, да пожелала терпения. А Наруто был счастлив. Все наконец-то хорошо! Хрупкое с виду — на деле прочнее стали — равновесие установилось, и он, Узумаки Наруто, костьми ляжет, что бы его сохранить. Не будь он следующим Хокаге! *-**-*-*-*-*-*-*       День праздника настал, по мнению Учихи, едва ли не мгновенно. Вот только вчера за ужином все обитатели дома Харуно обсуждали предстоящее мероприятие, а сегодня уже наряды подбирают. И эти несколько дней Учиха Итачи мог с уверенностью назвать Адом. Столько магазинов, швейных мастерских и просто лавочек с одеждой он не видел за всю свою жизнь. А Сакура, словно издевалась и затаскивала его в ещё более странные места, пытаясь найти то самое «кимоно, которое тебе обязательно подойдет, Итачи!», и чем ее не устроили три десятка предыдущих — он не понимал. Но мужественно терпел эту пытку. И наконец, в захудалом переулке, в домике с обшарпанным крыльцом и облупившейся краской, они нашли то, что искали. Юката была темно-синяя, плавно перетекающая в черный. На хлопковой ткани, вдоль бедра и от левого плеча до правого бока, пестрели голубые и зеленые молнии, а низ был словно объят пламенем цвета азурита*. Обе женщины — и Сакура, и торговка — ахнули от восхищения. Здесь же медик присмотрела и себе одежку: тоже юката, черная, с алыми бутонами паучьей лили и нежно-малахитовыми листочками. И столь мрачная одежда, скорее пригодная к похоронам, отметил Учиха, ни чуть не портит красоту девушки. На том и порешили. И в окончании похода Итачи клятвенно заверил, что вернет все, до последнего потраченного на него йена.       Этим же вечером дома их ждал сюрприз в лице второго Учихи и Узумаки. Саске сразу же утащил брата наверх, не дав никому и слова вставить. Солнечный блондин только подмигнул да улыбнулся, и поспешил оккупировать холодильник. Тот, к великому огорчению джинчуррики, не содержал ничего приготовленного. Этим и решили заняться старые друзья. Наруто, впрочем, умял половину запасов за просто так.        Наверху было тихо, и она не знали, хорошо это или плохо. Сакура волновалась до такой степени, что взмокла уже через десять минут. Все таки два важных ей человека сейчас там, на далеком втором этаже, возможно, доламывают остатки своих семейных связей. Наруто же был спокоен, как Какаши-сенсей. Действительно спокоен. Его движения были типичными, голубые глаза радостно сверкали, а нож в руке не выдавал и малейшего признака дрожи. Сакура даже позавидовала ему. Ей бы такую уверенность в своем товарище. Но… Предавший однажды, может предать и снова. В Конохе о таком молчат, надо признать, слишком громко, к тому же, она ведь ученица Сенджу Цунаде, Принцессы Слизней, и успела услышать от нее много полезного, как о боевом искусстве, так и знания, применяемые в жизни и быту. И девушка не была уверена, что в ближайшее время сможет доверить свой тыл младшему Учихе. Им снова… Нет, не снова, с нуля надо было притереться друг к другу, научиться доверять. Почему так? Да потому что тогда никакого доверия и в помине не было. Лишь слепая жажда мощи одного и бесконечные слезы другой. И Наруто, яркий клубок улыбок, надежды, веры и доверия, легкости, поддержки, что связывал всю их команду, подобно той самой красной нити судьбы. Поэтому сейчас они должны стать командой, почти семьей, со своими победами и неудачами, улыбками и слезами, надеждами и разочарованиями, с нерушимыми узами общности душ и дела. И Сакура сделает все, чтобы переступить себя. Хотя бы ради Узумаки Наруто. *-*-*-*-**-*-*-**-*-*-*-*       Разговор дался Итачи просто фантастическими усилиями. Ему, взрослому мужчине и опытному шиноби, хотелось просто сбежать. Именно так: исчезнуть, провалиться сквозь землю, растаять, подобно дыму. Но понимая, что это возможно единственный шанс вновь обрести брата, Итачи терпел. Он выглядел отчаянным, потерянным, брошенным. И только сейчас на Итачи в полной мере навалилось осознание своего поступка. Да, оставить Саске в деревне было самым оптимальным решением. И братец цел, и сам Итачи спокоен за него. Но… они могли бы остаться семьей без этих десяти лет отчуждения. Да, было бы тяжело, очень тяжело, но наверно оно того стоило бы.       Слова, вперемешку с чувствами, настоящими, обжигающими, послушно лились из его уст. Итачи высказывал все, что было на душе, ведь лучший способ вернуть доверие — самому быть откровенным. Он говорил долго, запинался часто, сбивался с одной мысли, тут же перескакивая на другую, что-то шептал срывающимся голосом, и смотрел, смотрел полными надеждой глазами. И увидел то, что хотел, на что надеялся вот уже много лет. Дрожащие руки, бегающий взгляд и частое дыхание. И та болезненная тоска, по нему, по семье, по обычному человеческому теплу. Нет, Итачи не мог это просто так оставить. Не теперь, когда душа вывернута наизнанку и сердце трепещет, как выпущенная на волю птица. Смысла бояться больше нет. Либо все, либо ничего. Но страх развеялся, когда брат буквально налетел на него и зажал в крепких объятьях. Итачи чувствовал некое смятение, тяжесть, тревогу. А потом наступило затишье. Такое долгожданное и желанное. И когда брат все-таки отпустил его, мужчина ляпнул что-то несуразное. Наступила тишина, прерываемая странными похрюкиваниями Саске. Учиха округлил глаза — брат пытался сдержать смех. Именно тогда камень, все время отягощающий его жизнь, сломался в щебенку.       Спускались они уже вместе, бок обок, оба довольные, как Цунаде с бутылкой саке. Наруто, радостно заулюлюкал и подскочил к братьям на второй космической. Сакура решила от него не отставать, но что говорить в таких случаях, она не знала, поэтому улыбнулась обоим немного кособоко, но искренне. Оба Учихи улыбались радостно, но так… по-учиховски: с серьезными лицами, и только морщинки вокруг глаз да приподнятые уголки губ говорили сами за себя. -Ну наконец-то! — громко крикнул Наруто, когда звоночек на кухонных часах громко брякнул, отсчитав нужное до приготовления время. — Идем есть! Я просто умираю с голоду! — и ускакал в сторону кухни. Младший Учиха и Харуно синхронно закатили глаза и вздохнули. Наруто всегда такой… Наруто! *-*-*-*-**-*-**-*--*-*       Фестиваль звезд** был великолепный. Красочно украшенные улицы, яркие пестрые фонари, ярмарка со всякой нужной всячиной. Итачи почувствовал себя снова как в детстве. Рядом были брат, Сакура, вечно не унывающий джинчуррики, а некоторое время спустя нарисовались их товарищи по Академии. Те шутили, смеялись, баловались и создавали вокруг себя форменный беспорядок. Веселье продолжалось долго, почти до самого утра.       Они уже успели обойти всю главную улицу (она была огромна); наесться традиционной для праздника еды; поучаствовать в конкурсах (Учихи вместе с Узумаки выиграли почти все); развесили тандзаку*** с самыми сокровенными желаниями, а «Дикие Кошки» были непревзойденными, и оправдывали свое название с лихвой. И конечно же, фейерверки. Вот уж чего-чего, а именно их Итачи ждал больше всего. Блондинка из клана Яманако, заговорчески подмигнув Сакуре, утащила Наруто и Саске с собой. Учиха сделал вид, что не понял намека, и продолжил отыскивать место с наилучшим обзором. Харуно лишь прошипела себе под нос, но он отчетливо услышал «Зажарю, свинина!». Особого значения этому он, конечно же, не предал. Сакура рядом казалась духом, прекрасным мстительным призраком с ангельской внешностью и потемками внутри. В зеленых глазах отражались огни снарядов, предавая им зловещий переливчатый окрас. Фейерверки были красивы, чудны и пестры. И очень занимательны: не потому что яркие, а потому что они — плод мысли и труда человека. Не чакры — рук и мозгов. Итачи ими восхищался: этой непосредственностью и магией цвета. Жаль только, что такую красоту выпускали лишь по большим праздникам. Вот на темном небе распустился огромный бутон алого огня, и он, резко навалившись на Сакуру, поцеловал ее почти агрессивно. Пальцы вцепились в девичьи плечи с ополовиненной силой, но и этого хватит, что бы завтра там прорисовались синяки. Девушка отвечает мягче, приоткрывает рот и сплетает языки. Это была бы борьба за лидерство, но плавные движения губ и языка Сакуры, тихие полу вздохи смягчают бурный напор эмоций, и поцелуй становиться приятней, комфортней и не таким обжигающим.       Целуются они долго, вдумчиво и с огромным наслаждением. Влюбленность ещё не прошла, но чувства уже не затуманивают разум. Поцелуем они ублажают не только жажду тел, но и потребность души к другой душе. Где-то далеко взрываются снаряды, а радужное зарево обливает все вокруг светом; где-то среди толпы бродят ее друзья и его младший брат; где-то за границей Страны Огня Акацуки строят план по уничтожению Конохи. Но это все там, за чертой их общего сознания. Сейчас им нет дела не до чего. Возбуждение накрывает их резко, и Итачи кажется что небосвод рухнул ему на макушку. Сакура тоже выглядит немного пришибленной и чертовски соблазнительной. Мужчина не мнется ни секунды, хватает девушку за руку и тащит в сторону закоулков. Конечно, заниматься сексом у облезлой стенки и трястись, что их могут спалить, — не самый лучший вариант, но сдерживаться уже нет сил. Возбуждение кнутом хлещет его по спине, бокам, конечностям. Посмотрел на Сакуру — та выглядит не лучше, чем он. Такая же возбужденная и готовая наброситься на него. Она постоянно облизывает губы и дышит тяжело, зрачок почти полностью залил радужку, оставив лишь тоненький ярко-зеленый ободок. Толкает ее в ближайший пустой закуток и накидывает простенькую иллюзию. Можно было бы и посильнее, но зачем привлекать лишнее внимание сильным всплеском чакры. Сакура набрасывается на него в нетерпении, льнет телом к телу, целует жарко, и ласкает шею и бока страстно, умело. Он уже сжимает подтянутую задницу под тонкой тканью юкаты. И слов больше не надо. Он входит в нее рывком, придавив к стенке и сдвинув хлопок трусиков в сторону. Сакура стонет и кусает его в предплечье — иллюзия иллюзией, но звукоизоляцией она не обладает. Член пошло хлюпает из-за обилия смазки и это просто охеренно. Лучшего он ещё не испытывал. И тут Учиха запоздало вспомнил, что никаких контрацептивов они не использовали. Пришлось остановиться и поставить печать. Детей он любит, но самому отцом становиться ещё рано. Харуно не выдерживает и насаживается уже сама. Елозит бедрами, крепко сцепив лодыжки на его пояснице, и Итачи шипит сквозь зубы. До чего же охуенно! Первая кончает Сакура: содрогается всем телом и стонет: громко, надрывно. Ее буквально выламывает и мужчине приходиться приложить усилия, чтобы удержать строптивицу. И сам спускает в ту же минуту. Дышат оба надрывно, кислорода отчаянно не хватает. Итачи упирается лбом в плечо девушки, Сакура — затылком в стену. Посторгазменная нега выливается бронзой в мышцы, и стоять почти невозможно. -Вау! — свистяще вздыхает розововолосая и тихо смеется. — Лучший секс в моей жизни! — признается она откровенно. -В моей тоже, — вторит Итачи, тоже искренне. *-*-*-*-*-*--*-**-*-*-*       Расходятся они порознь. Вернее, Саске утащил брата с обидой во взгляде. Обиженная мордашка так и говорила: «удели мне время, нии-сан!». Возразить Итачи не смог. Ино-сваха-свинина даже умудрилась сплавить скромняшку Хинату на повторное выступление «туманных» танцовщиц вместе с Наруто. Беднягу Хьюго едва не пришлось откачивать на месте.       Идет она темными проулками, где народу поменьше. А счастье так и просачивается сквозь поры. Но вот тут Сакура оказалась очень меркантильной. Это чувство — только её, и увидеть сие она не позволит никому. Даже маленькую капельку. Ей не страшно. Совсем-совсем. Воображаемые монстры из темноты давно сменились настоящими. Внутри себя или же в лице врагов — какая, в сущности, разница. Одни рвут душу, другие — тело. И все одинаково паршиво. Что ни говори, а личных демонов у Сакуры было полно. Пусть маленькие, неокрепшие, не причиняющие особого вреда, но они были. Они царапали стенки их прочной тюрьмы в надежде добыть хоть каплю пропитания — ненависть, злость, агрессия, разочарование, безрассудство, зависть, досада — которого в последнее время было хоть бездонным ведром черпай. И девушка с замиранием сердца думала о том времени, когда они наконец получат свободу. Станет ли она преступником? Оборвет ли все связи в поисках большей силы? Заплатит ли жизнями своей семьи за могущество? Ответов Харуно не знала, но видела, как жажда застилает взор и перекрывает голос разума. Саске — живой тому пример. И не факт, что с ней будут так же хлопотать, как с Учихой, последним представителем вымершего ныне клана. Цунаде-сама пришлось пойти на многие жертвы, чтобы братья просто остались на свободе. Огромное количество совещаний, советов, споров, выпитого алкоголя и поломанной мебели. И это лучший результат, который вообще можно было получить в данной ситуации. А если учитывать, что она едва не попортила кучу политических отношений, то… Вывод, в общем, очевиден. И почему все не может быть, как в ее снах? Ах, ну да, это всего лишь воображение.       Дух из нее вышивают вместе с воздухом и, как ей кажется, кусками легких и желудка. Перед глазами взрываются недавние фейерверки, и боль накатывает ледяной волной. «Харэ валяться, с-с-сука!» — орет Ренни, захлебываясь собственным голосом.       Но сделать Сакура ничего не может. Она не чувствует ни чужого присутствия, ни враждебной чакры. Только боль, как будто ей в грудине рассенганом ворочают.       Облегчение приходит неожиданно, но мало чем отличимо от боли, оно хлещет по натянутым нервам, как тяжелый поток кипятка. Обжигает, едва не вываривая кожу до самых костей. Ещё некоторое время она лежит на спине и пытается прийти в себя. Получается плохо. Она словно под хреновым наркозом — голову дурманит не слабо, а вот обезболивания вообще никакого.       Отходит Сакура долго, словно выныривает из воды — медленно, тягуче-больно и омерзительно-противно. А ещё так сладко, что голова больше не напоминает коробку с вакуумом внутри и мысли уже не кажутся зубьями на огромном циркулярном диске мозгов. Валяется она в куче какого-то мокрого мусора и пялится в звездное небо. Банально? Да. Грязно? Ещё бы. Хочется свалить побыстрее? Это точно. Но все желания утекли сквозь аморфную дырень в грудине. «Вставай, ничтожество!» — рычит Альтер-Эго совсем грубым басом, и Сакуре приходиться подчиниться. Она поднимается неуклюже, ноги не держат совсем, почти как после секса с Итачи. Давеча черная юката теперь коричневая, пыльная и кое-где мокрая. «Живее батоны дави.» «Сама попробуй!» «Господам не положено!»       Путь домой казался Харуно пыткой. Сил едва осталось на отмывание уличной мерзости и скорую отправку юкаты в стиралку. Учиха ещё не вернулся, и это к лучшему. Меньше собственного позора и ущемленной гордости.       «Но что это, мать его, было?! Ничем с подобными симптомами я не болею. Хм. Может сердечная недостаточность? Нет, не может быть! Медосмотр был 2 недели назад. Болезнь не могла развиться в такие короткие сроки! Дьявол! Надо будет сделать анализы крови и мочи. Да. Как только — так сразу. Блин, ещё и сонливости привалило.» *-*-*-*-*-*-*-*-*-*-* -Вставай, ленивая розовая жопа! Ауууу! Мешок с мясом и костями! — противный голос пел Сакуре серенады над ухом. «Кто-то обязательно получит по щам» — твердо решила девушка, и, даже не открыв глаза, резко выбросила сжатый кулак в направлении звука. Костяшки столкнулись с чем-то упругим, и голос сорвался на ультразвук. -Ты че творишь, ебана?! Жить расхотелось?! С-с-су-ука! Он сломан! Мой прекрасный, аристократический нос сломан! Мой божественный нос теперь как картошка!       Сакура подорвалась с места, приняв боевую стойку. А секундой позже едва справилась с мгновенно онемевшими конечностями.       Напротив Сакуры корчилась и баюкала расквашенный нос… Сакура. С белыми длинными волосами, кипельно белой кожей, в темной одежде, с желтыми радужками и черными белками глаз. Тварь криво щерит тупые, погнутые зубы, и облизывает черные губы темно-синим языком. И смотрит, смотрит так, что поджилки ходуном ходят. -Ну че, бля, доигралась? Хе-хе, — тварь стирает рукавом бледно-розовую кровь. -Ренни? — осторожно «прощупывает почву» Харуно. Голос показался ей знакомым ещё с самого начала, а теперь она будто в зеркало смотрит. В чудовищно кривое и заляпанное жизнью зеркало. -Дошло! Аплодисменты в студию! — язвительный гогот сотрясает хрупкий мир. А кстати, где она?       Сакура оглядывается: вокруг обычная, ничем не примечательная тренировочная полянка. Деревья, кустики да травка (П. а.: нормальная трава, а не та, о которой вы подумали!). И только Альтер-Эго не вписывалось в эту идеалистическую картину. -Побазарим? — Иннер-Сакура размашисто и грациозно уселась на землю. Похлопала пару раз ладонью рядом с собой. Мол, садись, не обижу. Ага, не обидит, как же! Трижды «ха». От твари веяло не живым холодом даже на расстоянии, приближаться рискованно. -Нет-с, спасибо, я лучше тут постою. -Ну, как хочешь. Разговор долгим будет. — Ренни зафырчала, и опрокинулась на спину. — Так вот. Началось все… Ааа… Стопэ! Надо тебя сначала с ним познакомить. Эмма-о! Эмма-о, вылезай, змей подколодный! — разоралась Ренни в сторону леса. Сакура скептически выгнула бровь. Да кто ещё может обитать в ее захудалом мирке? -Выползай, ебана! -Девушка не должна сквернословить, — мягкий голос протек по поляне неожиданно. Неужели это кто-то из деревни? Нет. Жители ее в упор не видят. Хоть выплясывай перед ними — им плевать. А это? -За базар ответишь? — тварь — ну точно Сакура — смотрит на высокого, худосочного, длинноногого и длиннорукого мужчину. Вот пусто, а как только Сакура моргнула, появился, словно из ниоткуда. -Отвечу. Да отвечу так, что потом рта раскрыть не сможешь, — он — тоже нечеловеческого происхождения, судя по глазам и зубам — шелестит не громко и не тихо, но сила в его словах заставляет Ренни зло поджать губы и подчиниться. А Сакура пребывает в состоянии полнейшей фрустрации. От мужчины — Эмма-о, кажется, — исходит непонятная и невиданная ранее сила. Она темная, подавляющая, тягостная. Сакура ощущает, как с ее появлением дышать стало тяжелее, а обзор незначительно ухудшается. Там где стоит незнакомец — растительность вымирает на глазах. Темным кругом диаметром в метр — клеймо могущества, проклятия и одиночества. -Позволь мне все объяснить тебе, Харуно Сакура, — взгляд мужчины, подобный его силе, впился в медика, как в кусок мяса. — Я — Эмма-о, и раньше я являлся повелителем мертвых и их судьей. Последним судьей. Все потом, дай сначала закончить. Так вот. До некоторого времени — я и сам уже не помню — длилось мое бытие вполне мирно. Судил мужчин, выносил им приговоры. Карал и щадил. Однако обыденность разбилась о случайно появившегося человека. Искренне говоря, ее появление являлось грубейшей ошибкой. Но… она словно заворожила меня. Легкая, как перо; порывистая, как ветер; ласковая, как лучи заходящего солнца. Шло время, а избавиться от нее я не мог. Рядом с ней хотелось быть все время, целовать натруженные руки, и внимать голосу, как молитве. Я не понимал, что со мной происходит, пока сестра не открыла мне глаза. Как оказалось, я полюбил. Полюбил всем тем, чем мог. Разумом, душой и сердцем. И она ответила мне взаимностью. Тогда я впервые почувствовал, что значит быть живым, что значит быть человеком. Нам было прекрасно вместе. Мы были счастливы. Но я преступил божеское табу. И был жестоко наказан за это. Аматерасу убила ее. Беспощадно разрушила столп, что держал меня. Я никогда не забуду их взглядов — моя возлюбленная смотрела с болью и отчаяньем, Аматерасу же — со снисхождением. И голос ее был подобен грому. В отместку за нарушение божественного кодекса я был заточен в свиток, обречен выполнять желания людей до тех пор, пока чистая душа не будет с собой откровенна, и не пожелает того, к чему действительно стремится. Тогда я станусь освобожденным от оков проклятья. И ты мне в этом поможешь. Вопросы? — черная бровь вопросительно вскинулась.       Сакура стояла ни живая ни мертвая. Бог?! Серьезно?! Полнейшее издевательство! -З-з-зд-расьт-те! — излишне громко выкрикивает девушка, и тут же зажимает себе рот. -Здравствуй. Я жду, — напоминает Повелитель мертвых. -А к-как я в-вам могу пом-мочь? -Не стоит пугаться, человек. Это твой мир, и вреда я тебе причинить не смогу. Только тебе, но если твоя темная половина снова взмылиться, пусть пеняет на себя. — Иннер зло сверкнула глазами и гортанно рыкнула. — Не щерься, дааку. Ты мне не соперник. А на счет твоего вопроса, то пожелай чего-то искренне, всей душой, и если Аматерасу сочтет твое желание достойным, то я смогу освободиться. -Почем-му именно я? — Сакура шумно сглатывает. О том чтобы не поверить не ведется и речи. Эмма-о-сама действительно божество. Легенд о нем девушка не слышала, но чакра не похожа ни на какую. У людей такой мощи быть не может. Тело не выдержит нагрузок и разрушиться. Ах да, ещё ощущение. Такое она чувствовала только в присутствии техники Учих «Суссанно». -Ты пробудила меня от более чем двухсотлетнего сна своей кровью.       Сакуре пришлось напрячь все извилины, чтобы сопоставить слова Судьи и реальную действительность. А потом вспоминается и пустой свиток, и порезанный палец и обида на клочок бумаги. «Так вот в чем западла была! Я знала, что все не так просто!» -И что же я должна пожелать, чтобы вы стали свободны? -Все что душе угодно. Лишь бы твои намеренья были чище утренней росы. — Эмма-о чуть склоняет голову, словно уставший за день человек. -А что, если мое желание не будет таким? Я умру? — Мужчина поднимает голову и издает пару сухих смешков. -Нет, что ты. Я все равно его выполню. Но умрешь ты не от моей руки, а от последствий своих эгоистичных дум. Почти все люди желают быть сильными и богатыми. Но они не понимают, что это влечет за собой определенные результаты. Сильных боятся, богатых — ненавидят. И в конечном итоге они все равно лягут в землю. Подумай. Но делай это тщательно. И запомни, за последствия я не отвечаю. А теперь ступай. — Бог делает величавый взмах рукой и Сакура проваливается куда-то под землю. Несколько мгновений возросших аэродинамических нагрузок и девушка уже лежит в собственной кровати и пытается прийти в себя. И лишь фантомная боль в груди напоминает о произошедшем. «Не сон! Это не сон! Какого лысого хрена?!» «Харэ, бля, истерить. Заебала.» «И что мне делать?! Во мне Эмма-о-сама, божество и…» «Врубай лампочки в мозгах! Или они все у тебя погорели? Ой, посмотрите, кто-то слишком много думал! Тебе такая халява в руки приплыла, а ты сидишь и тупишь! Че, былые времена по вспоминать решила?! Так вот: нихуя не вовремя!»       Сакура закусила губу. Если все, было сказано ранее правда, то она может изменить все. А что менять-то? Сейчас все наладилось же. Наруто герой, Учихи снова семья, а она сама больше не ничтожество. Желать и нечего, в принципе. Но Ренни права. Такой шанс выпадает один на миллион, и Сакура будет просто дурой, если упустит его.       Бзззззз! Бзззззззз! Бряк! «Дьявол! Работа! Опаздываю!» «Лохудра!» «Варежку захлопни!» **-*-*-*-*-**       На работе все шло своим чередом. Никаких происшествий, форс мажорных ситуаций или нелепиц. Так думала, в приподнятом настроение вышагивая по коридорам больницы. А вот Наруто был другого мнения. Он вывалился из 205 кабинета с громким испуганным воплем, и, не разбирая дороги, кинулся в сторону Сакуры. Увидев девушку, на его небесные глаза набежали слезы радости, скорость бега возрастала в геометрической прогрессии. -Сакура-чан! — Узумаки налетел на нее, и Сакуре пришлось сделать добрых два шага назад, чтобы остаться на ногах. Друг вдруг ойкнул и скрючился буквой зю. -Узумаки Наруто! А ну вернись!  -Ик! — блондин выпрямился как деревянная балка и нырнул Сакуре за спину, крепко ухватив за плечи. -Ох, Харуно-сан! Хоть Вы скажите этому оболдую…! -Сакура!!! Эта тетка… -Мне 23! -… хочет мне клизму поставить! Мне! Герою Конохи!       Уже позже выяснилось, что у Наруто все предыдущую неделю были проблемы с животом. Редкие режущие боли блондин списал на испорченный рамен и тяжелые нагрузки после плотного обеда. Забил тревогу он только тогда, когда на закрытии праздника, во время выступления Диких Кошек, его согнуло и разогнуться без посторонней помощи он уже не смог. Хината была рядом с ним, поэтому в больницу он попал вовремя. Дежурные врачи забили тревогу. Оказалось все намного прозаичней, чем все успели себе нафантазировать. Обычный гастрит в результате нерегулярного питания. А сегодня к этому добавился запор. Наруто отнекивался как мог, пока медсестре это не надоело. Когда терпение у Юи кончилось, она попросила двух рослых медбратов подсобить ей. Те согласились, и в 4 руки схватили Узумаки. Освободиться ему все-таки удалось, а продолжение уже известно.       Сакура на это только повздыхала, отблагодарила Кохая**** и пообещала разобраться сама. Под просящий взгляд голубоглазого она скрепя врачебным сердцем прописала ему касторовое масло внутрь, при ней же заставила выпить его. Наруто кривил лицо, его лисьи «усы» забавно шевелились. Выпил залпом, и потом долго возмущался, не давая Сакуре работать. Но Сакура тоже не промах и с годами выработала навык полного игнорирования одного блондинистого урагана. Когда Узумаки надоело наводить форменный бедлам в ее кабинете, он по обиженному усеменил в свою палату.       А дальше дни потекли скучной обыденностью с работой, тренировками. Впрочем, Итачи умел развеять скуку. Мужчина был воплощением ее желаний: красивый, умный, ласковый, в меру жестокий, романтичный, и просто великолепный в постели. За этот месяц «постелью» Сакура могла назвать любую поверхность в доме; рабочий стол и диван в кабинете; несколько кладовок в больнице, и почти все парки. Итачи был ненасытен ровно настолько, насколько был полон страсти. Иногда он только брал, иногда — только отдавал, но чаще — почти всегда — делил любовь на двоих, с жаркими поцелуями, обжигающими прикосновениями и полным чакры взглядом Иногда, очень редко, у него против воли активировался Шаринган. Когда это происходило, Сакура шутила, что переспала с самим Дьяволом. Учиха не отвечал, только щурился как-то не хорошо и устраивал ещё один заход. Сакура была не против. И это время она могла назвать лучшим в своей жизни. У нее появился любимый человек; Саске рядом, пусть не как вторая половина, а лишь друг и товарищ. Она была счастлива настолько, насколько это вообще возможно.       Проблемы начались с приездом остальных Харуно. Кизаши и Мебуки сначала пребывали в шоковом состоянии, потом — едва ли не плевались ядом. Столько ругани от отца она никогда не слышала. Обидные, не правдивые слова хлестали розгами, и Сакуре пришлось самой повысить голос. Кизаши не стеснялся в выражениях, гневно тыкал пальцами в обмерших Учих. Сакура орала на него. Так они бы и продолжали, но подошедший Итачи довольно спокойно попросил разговор тет-а-тет. Кизаши скривился, но повел Учиху в маленькую гостиную на втором этаже. Сакура грызла ногти, мерила шагами гостиную. Думала о худшем. Но рассказывать о братьях пришлось бы в любом случае. Волнение накатывало крупными волнами, она не знала куда себя деть. Пытаясь найти в матери поддержку, Сакура натыкалась только на колючую злость с какой-то нотой обиды.       Волновалась Сакура, как оказалось, зря. Мужчины спустились через полчаса едва ли не закадычными друзьями. Ни Сакура, ни Мебуки ничего не поняли, но Саске метнул на младшую Харуно «как ты смела сомневаться в моем брате» взгляд. Кизаши торжественно объявил, что эти двое теперь полноправные члены их семьи. Все остальные едва не хлопнулись в обморок. А Сакура вообще готова была забиться в припадке, видя, как ее отец благосклонен к Учихам. Что же Итачи там ему наплел?!       А дальше было застолье. Стол буквально ломился от всякого рода яств. Кизаши шутил, смеялся, рассказывал забавные истории и просто делился личным опытом. Итачи охотно поддерживал господина Харуно: не смеялся, но откровенно улыбался на смешливые рассказы, умело поддерживал беседу, обходя щекотливые темы — и не выглядел новичком в «этом» деле, словно он минимум раз в неделю проводит время с семьей Харуно.       Уже позже Сакура выловила брюнета в коридоре и пригрозила жестокой расправой, если на ее отце был использован Шаринган. Тот клятвенно заверил, что теплый прием им оказали только благодаря его — Итачи — красноречию. Сакура скептическим взглядом окинула серьезное лицо, уделив особое внимание агатовым глазам. Целовались они прям там. За стенкой копошились родители, но Учиха заставил забыть ее об этом.       И все наладилось, плыло в своем размеренном течении настолько хорошо, что Сакура с уверенностью могла — в этот раз ничего не случиться.       А потом начался кошмар.       Вечер был просто чудесный, а ночь обещала быть ещё лучше. Сакура в течение была в приподнятом настроении. Пару раз к ней забежал Наруто, пронесся ураганом по кабинету и ускакал доводить медсестер до белого каления. Заглянул Сай, принес букет ромашек и попросил совета, как добиться расположения Ино. Чуть позже показался Саске. Сказал, что пришел к Узумаки, а ее кабинет просто попался по дороге. Но Сакура знала, что палата джинчуррики находится на первом этаже, ее рабочее место — на третьем. Вывод напросился сам собой. Да и задержался он дольше. Объяснять Сакуре ничего не надо было.       Вернуться домой вовремя не вышло. К концу рабочего дня привезли тяжелораненного ребенка. И ведь из-за пустяка: игрался возле деревьев, сильно закружился и напоролся на торчащий острый сук. Пришлось оперировать. Почти 3 часа Сакура и двое Кохаев боролись за жизнь мальчика. Все обошлось. Только на этот раз, поумерила свою радость Харуно.       Дорога к отчиму дому показалась ей самой длинной из всех пройденных — ноги деревенели и отказывали в самых простых движениях, руки веревками свисали по бокам. Сандалии противно шоркали по пропеченному дневным солнцем асфальту. Все, чего хотелось Сакуре на этот момент — плотно набить живот, принять скорый холодный душ и оказаться в надежных объятьях Итачи. Паршивое настроение перекрывают жаркие слова благодарности от родителей Юкитеры и теплые взгляды, которыми они щедро одаривали раненного мальчика. Поэтому чувствовала Сакура себя вполне сносно.       Уже умяв половину тарелки, до Сакуры дошло, что дома слишком тихо. Родители слишком долго были на чужбине, чтобы просто так свалить куда-то; Саске, скорее всего, стало скучно и он свалил к Наруто; а вот Итачи всегда предупреждал, если собирался дальше порога. Хотя был шанс, что он заснул, поэтому и не встретил ее. Но нет, Итачи был «совой», дай ему волю — собьет весь внутренний режим.       Пару раз громко спросила «живые есть?» и, что бы наверняка, проорала имя любовника. В ответ тишина. Но Сакуре на миг показалось, что тьма коридора ощерилась. Тогда-то профессиональная чуйка забила нешуточную тревогу. Никакого привычного оружия с собой не было, пришлось обходиться подручными материалами. Обычно этим ножом Мебуки разделывает мясо. Но какая, в сущности, разница: кого или что кромсать.       Первым делом она облазила первый этаж, перекрыла все возможные пути отхода, кроме главного входа, не преминув поставить хитроумную ловушку из чакры.       Ее — их с Итачи — комната осталась «на десерт». Дверь, что странно, была плотно прикрыта, хотя обычно закрывалась только на ночь. В остальных случаях Сакура списала бы это паранойю, но сейчас все казалось слишком серьезным и напрягающим.       Смело шагнув в комнату, Харуно не смогла сдержать крика. Тесак выпал из ослабевших пальцев, врезавшись острием в паркет, оставляя на нем глубокую зарубку.       Только вот ей было на это наплевать. Мирок сжался до одного единственного человека. Мертвого человека.       Итачи полу-свисал с мягкого кресла в такой позе, что нормальный человек не смог бы долго в ней оставаться: он лежал на спине, перекинувшись через подлокотник, макушкой почти доставая пола; правая рука плетью висела поперек тела; волосы коротко обрезаны; рот открыт, а розовато-синий язык запал в глотку. На рану Сакура смотреть боялась, но мельком успела заметить глубокую рваную прореху в грудине. Кто-то убивал настолько неаккуратно, что осколки ребер шпилями торчали из раны.       Сакура смотрела на мертвого возлюбленного и видела его же, только живого. Живого, дышащего, улыбающегося, одинокого, ласково треплющим агатовые волосы брата, страстным до кровавого Шарингана в глазах. И таким, каким ещё успела его застать: злым, деловитым, смеющимся, ревнивым, потерянным. А потом поняла, что ничего больше не будет. Ни тайных ужимок в кабинете, ни теплых, семейных ужинов. -Верни. Верни его, Эмма-о! Ты ведь можешь! — темная сила Судьи заворочалась легко. -Жизнь за жизнь, — голос его был тих, но речь текла плавными переливами, словно он только и ждал обращения к себе. -Плевать. Верни мне моего Итачи! -Я не хочу сдыхать! — взревела Ренни. -*-*-*-*-*-*-*-*-*-*- Азурит - гуглите, очень красивый камушек Фестиваль звезд - другое название Танабаты. Что такое Танабата - тоже гуглите. Описывать долго. Тандзаку - традиционные записки с желаниями, которые вешаются на бамбук. Дааку - яп. Тьма. Ну, как мне выдал переводчик. Если ошибка - напишите. Кохай - обратно "семпай", т.е. младший по званию, менее опытный и т. д.