Дом без окон

В звуках шагов по золотисто-голубым плиткам пола слышалось что-то неправильное, а потому зловещее. Льюс Тэрин остановился, тряхнул головой, отгоняя вспыхнувший было в голове мерзкий шепоток. Нет, Илиена здесь! Должна, иначе быть не может. Она прячется от него, совсем как в детстве, когда ей приходило в голову…Да-да, именно так! И он найдет ее, обязательно найдет! И тогда… Да, все будет хорошо. Обязательно будет! Нашел же он выход отсюда. Куда, правда, понималось с трудом, но главное не в этом. Он обязательно вырвется на свободу и заберет Илиену с собой. Или нет? Насколько это безопасно для нее? Пока жив хоть один Отрекшийся, покоя им не будет, ясно же, как день. Но как тогда убедить ее остаться? Хочет быть с ним до самого конца. Без женщин ему не справиться? Справиться, еще как справиться! Доверять нельзя! Никому нельзя доверять! С них станется… Никому, особенно Латре! Илиена? Да! Ей можно! Ей и только ей, но брать ее с собой — безумие. Ею он рисковать не будет, даже если от этого будет зависеть судьба этого треклятого мира! Равин. Чужая мысль пришла, когда он проходил через Большой Зал, направляясь… а куда, кстати, он шел? Облокотившись спиной о колонну из краснокамня, Льюс Тэрин попытался вспомнить. Не получилось. Неважно. Потом! Все потом! Сейчас главное — Равин. Сначала он, потом Саммаэль и остальные. Он убьет его! Убьет их всех! Так же как… Нет, не так! Он же не хотел убивать Илиену! Не хотел! А не хотел ли? Мысли кружились, спутывались, просачивались одна в другую так, что не разобрать, где какая и чем порождена. Хоть кричи, хоть плачь — не исправить. Ничего и никогда не исправить. Даже смерть. Особенно смерть. Выкинувшая куда-то волна боли ему не принадлежала, но была знакома. Женщина, стоявшая на грубо обработанном камне чего-то, смутно напоминавшего причал, не была Илиеной. Майрин! Этот взгляд Льюсу Тэрину был знаком не меньше боли, оставшейся за гранью Пустоты. С почти такой же ледяной яростью во взгляде она смотрела на него в день их окончательного разрыва. Только вот тогда Майрин Эронейл еще не убивала. Сам ли он схватился за саидин или кто-то другой, разбираться времени не было. Сила вновь была с ним. Готовая выморозить самой лютой стужей и сжечь дотла, прекрасная и опасная одновременно. С ней же накатила и выворачивавшая наизнанку волна мерзости. Купол, отделивший их с Майрин от остального мира, ставил не он, но Льюса Тэрина это вполне устраивало — обычным людям стоит держаться подальше от таких как они. Сметенную Ланфир невысокую черноволосую женщину он уже видел, но в Ничто воспоминания почти ничего не значили. Потом, все потом. Девушки. Их Льюс, как и ту маленькую Айз Седай, почти помнил по снам наяву. Майрин требовала сказать, какая из них Авиенда. Мальчишка, державшийся вместо него за саидин, не знал, как разрезать плетения, пришлось показывать. Дух, Огонь и Земля! Не такое уж сложное сочетание, чему их сейчас учат?! Ах да, ничему. Сработало, что не удивительно. — Ты мой, Льюс Тэрин! — Майрин обернулась к нему.- Мой! — Нет, — спокойно и твердо. — Я никогда не был твоим, Майрин. Всегда принадлежал Илиене. Только она всегда была и будет в его сердце. Ее некому заменить. Клокочущая, рвущая на части мощь саидин. Порча, в которой тонешь и не можешь утонуть. И что-то еще, с чем приходится бороться. Кто-то, так и норовящий перехватить контроль. Так уже было. И в то же время не так. Жестче, яростней. Илиена! Он всегда будет ее помнить! Всегда! Свет его жизни! Солнечный лучик много это или мало? Для него — вся жизнь. Майрин опасна. Всегда была, но сейчас — особенно. Он должен убить ее. Иного выбора нет. Никогда не было. И он знает как, нужно лишь отбросить цепляющуюся за саидин помеху. — Тебя зовут Ланфир, и я скорее умру, чем полюблю Отрекшуюся! — не принадлежавший ему голос вторил вспыхивавшим в голове мыслям. Он никогда ее не любил! Никогда! Илиена! Только ее! А затем его начало рвать на куски. То, что он иногда испытывал после видений, не шло ни в какое сравнение с этим. Его резало и перекручивало, вбивало в голову раскаленные добела гвозди, даже в коконе Ничто хотелось выть от этой нечеловеческой боли. Резать! Нужно резать, иначе… И опять это был не он. Мальчишка размахивал плетением вслепую, в надежде найти и перерезать мучительно убивавшую его сеть. Плетения Майрин Льюс Тэрин не видел, но догадывался, что это может быть — у «Сети Мираны» был мужской и столь же мерзкий вариант. Получилось, хоть и с трудом. Но вместо того, чтобы сплести что-нибудь из подсказываемого Льюсом Тэрином, этот глупец начал лупить по Майрин Воздухом! Та с легкостью его плетения разрезала. Что творит эта деревенщина?! Последний раз настолько сильное желание на кого-нибудь наорать он испытывал, когда… Воспоминание ускользнуло, ему на смену пришли мысли и чувства державшегося за саидин юнца. Отмахнуться от них удалось далеко не сразу. Долго это продолжаться не могло. Майрин предсказуемо попыталась отсечь его от Источника. Нет! Он не может, не должен попасть к ней в руки! — Боль, Льюс Тэрин! Майрин была в бешенстве, полном, не видящем ничего. Резать ее плетения удавалось, но на это уходило время и силы, она не давала ничего предпринять. Но сделать что-то необходимо, иначе она убьет. Убьет их всех. Воспоминание об ангриале было первой дельной мыслью, выданной мальчишкой с начала боя — чем больше удерживаемый им поток, тем сложнее отрезать от Источника. Истина простейшая и именно такие забываются в первую очередь. Он мог покончить со всем. Убить Ланфир. Это было только справедливо. Мог и в то же время… Воспоминание о безымянной Приспешнице Темного, потухший взгляд друга и тихое: «Я ее убил» — не его. Опять не его! Золотоволосая женщина, лежавшая в обрушившемся коридоре — вот это его! — Илиена, прости меня! Вопль полный муки должен был разнестись над миром, но слышал ли его хоть кто-нибудь? Кто его вообще слышит? Тьма вновь затянула в себя, но боли, когда сознание, наконец, вернулось, не было. Ее на сегодня достаточно. Слишком много. Больше, чем может выдержать один человек. А больше ли? Он опять не справился. Не смог защитить. Илиена, маленькая Айз Седай, погибшая из-за него. Он не смог убить женщину и погибла другая. Он не смог защитить Илиену, а ведь обещал! Льюс Тэрин шел, нет, бежал. Куда-то. От самого себя. От сотворенного этими руками. Кровь! Сколько же на них крови! Голоса. То были голоса убитых им людей, ведь так? Кем же еще? Его обвинители. Сотни, а может и тысячи. Он заслуживал окончательной смерти и просил о ней. Просил днями напролет. Только она не приходила. Почему она не приходила? — Илиена, милая, я не ведал, что творил! Я же… Я был не в себе, понимаешь? Прости меня! Илиена! Коридоры, залы, комнаты, снова коридоры — бессмысленный бег по слившемуся в серое пятно кругу. Куда бы ни бежал все равно вернешься к началу. Так и с мыслями: за какую ни возьмись все и всегда сведется к одному — Илиене, его жизни. И смерти. И снова этот голос. Один единственный, подобный грому тысяч гроз и в то же время тихий, будто комариный писк. Он, вечно он! Мальчишка! Это он во всем виноват! Шаги позади в полутемном коридоре. Льюс Тэрин обернулся. А точно он? Так ли он в этом уверен? Две дюжины солдат в диковинной одежде, к которой так до конца и не удалось привыкнуть, и ведущий их мурдраал с мертвенно-бледным безглазым лицом. Опасности они не представляли. Мелочь. Избавиться от них труда не составило. Не ему. Опять не ему! Саидин была рядом, стоит только руку протянуть. Вот только сделать это оказалось сложнее, чем добраться до звезд пешком. Холод внутри, холод снаружи. Сплетается с его собственным. Сжимает горло невидимой удавкой, сдавливает сердце острыми, как бритва когтями, выгрызает изнутри, оставляя лишь смерть и возмездие. Ощущение внезапно сплетенных потоков, падение на пол, чтобы не попасть под Разящий Огонь. Равин! Больше некому. Волна Погибельного Огня в ответ. Гостиная с рядом стульев, расставленных возле огромного мраморного камина. Постепенно гаснущий след плетения саидин. Не Перемещение и не Скольжение, но нечто очень близкое. Льюс Тэрин помнил, что это такое. Дворик с фонтаном, галерея с колоннами чуть дальше. Обычные и все же другие. Он расхохотался. Равин скользнул в Мир Снов. Охота становилась опасней. Понимал ли это мальчишка? Вряд ли. Здесь не было жизни в привычном ее понимании. Какая-то, несомненно, была, но даже лучшие умы его Эпохи так и не пришли к единому мнению по этому вопросу. Вынырнувшая из глубин памяти пара взаимоисключающих теорий ничем не могла помочь, и была безжалостно отброшена обратно. На свалку истории. Не о том сейчас нужно думать. Не о том! Кусты роз и каких-то белых цветочков, названия которых Льюс Тэрин не знал, обозначали границу дворцового садика. За состояние, в котором цветы находились, местному садовнику стоило устроить жесточайший разнос. Илиене бы это не понравилось. И все же что-то здесь не так. Он ощутил нарастающую нереальность. Собственную нереальность. Подняв руку, убедился, что через нее виднеется мощеная камнем дорожка. — Нет! Контроль! Он должен как можно скорее обрести контроль! Утвердить себя в опаснейшей переменчивости этого места. Иначе конец. Всему конец! Сложно, невероятно сложно, но с его опытом возможно и не такое. Облик начал уплотняться, складываясь в высокого темноглазого мужчину с морщинами тревог на лице, осунувшемся как после тяжелой болезни, и обильной сединой — волосы казались скорее седыми, чем русыми. Да! Так и должно быть! Так и только так! — Я Льюс Тэр… Что-то встряхнуло его, отшвыривая в сторону. Тело стало обретать совсем иные черты. Мальчишка! Опять он! Нет! Он должен бороться! Бороться за себя, иначе… Должен взять контроль! Равин! Нужно убить Равина! Образы расплывались, двоились, не в состоянии определиться какой же из них верный. Какой же из них и есть ОН! Не удалось. Мальчишка одолел его. Вновь. И кое-что понял о месте, в котором угораздило оказаться. Может хоть это научит его осторожности? Да раньше Шайол Гул зазеленеет! Реальность, ограниченная стенами теперь уже ненавистного дома. Он снова здесь. В ловушке. В тишине, нарушаемой собственным тяжелым дыханием. Даже голосов нет. Ни одного. Только он и Вечность. Смех. Хриплый, каркающий, усталый. Отражающийся от белого мрамора стен и местами сохранившегося зеркального потолка бальной залы. Кажется, он сходит с ума. Наконец-то, действительно сходит.