***
Позже вечером Дирк скрывается в своей квартире, Тодд вручает ему банку обнаруженных в шкафу сардин, дабы тот не накормил котёнка пиццей. Аманда с Фарой направляются в другую - пустующую - квартиру в «Риджли». Фара не хочет покидать здание на случай, если те типы, пытавшиеся их убить, снова объявятся, и, что особенно очевидно, не желая оставлять Аманду. Тодд побеспокоился бы, не грозит ли подобное неприятностями, но, как он абсолютно уверен, домовладельца у них сейчас нет, а значит и взлом - не то, о чём нужно волноваться. Прежде чем уходить, Аманда, сверкая улыбкой, поворачивается к Тодду: - Ха, - говорит она победоносно, - Говорила же, он отличный парень. Прими это. Он тебе нравится. - Ты мне не нравишься, - отвечает он, - Вон из моей квартиры. Она одаривает его широкой, открытой улыбкой, которая никогда не перестает делать Тодда одновременно счастливым из-за того, что она весела и радостна, и бесконечно виноватым за всё то, что он причинил ей, и вместе с Фарой выходит в коридор.***
«Впервые за очень долгое время приятно провел вечер», - с легким покалыванием сообщает Тодду его рука, когда он забирается в постель. Он улыбается. Думает черкнуть «я тоже», но чувствует себя настолько уставшим, что глаза закрываются сами собой.***
- Что-то твоя лесная одежда выглядит точь-в-точь как твоя городская одежда, - мягко замечает Тодд, когда Дирк появляется в куртке и при галстуке, прямо как обычно, насколько к тому вообще применимо данное понятие. Дирк одаривает его взглядом: - Раз так, то я принимаю во внимание сказанное твоей сестрой о музыке. Губы Тодда дергаются. Опять это чувство, что, если он и не наслаждается происходящим, то очень к этому близок. - Просто не угробь меня в этой машине, очень прошу.***
Они копают целую вечность. Дирк загадывает загадки, которые Тодду никогда не постичь. Тодд же рассказывает ему истории, связанные со знаменитыми песнями, некоторые Дирку известны, некоторые – нет. Они трудятся целый день и даже немалую часть ночи, и Тодд уже готов бросить всё и сворачиваться, черт, да он как раз и пытается это сделать, когда происходит совершенно невероятное – они, и в самом деле, что-то находят. - Как думаешь, что делает это устройство? – спрашивает Тодд, когда они на ночь обосновываются в джипе. - Какие-то штуки, - глубокомысленно заключает Дирк. - Ну, конечно. Какие-то штуки. Какое-то время они молчат. - Ты толкнул мне всю эту речь, а потом заявил, что нам следует двинуть в Канзас и стать фермерами, просто для того, чтобы заставить меня копать дальше? - Что? – Тодду не видно лица Дирка, но этот его тон сейчас звучит совершенно неубедительно, так что и выражение лица ему представляется соответствующим. – Нет, само собой, нет. - Дерьмо собачье. - Мне неизвестно, какое значение ты вкладываешь в это выражение. - Дерьмо. Собачье. Которого ты полон. - Да, благодарю за буквальное и невероятно выразительное объяснение сего термина, чрезвычайно признателен. Отсюда Тодду видны созвездия. Он подумывает сообщить об этом факте Дирку. - Пожалуйста. - И ещё, ничем я не полон, за исключением, возможно, крови и органов. - Возможно, - фыркает он. - Ну, я никогда не видел себя изнутри, так что не знаю, что там на самом деле, - Тодд сразу не находится, что ответить, - Поставил тебя в тупик, не так ли? На это никак не сумничать. - Заткнись, - ухмыляется, глядя в небо, Тодд. И снова уютная тишина. - Аманда была права, - выпаливает он вдруг. Возможно, утром он и будет раскаиваться, что сказал это, но ведь жалеть ему придется в любом случае. - Конечно же, она была права. Твоя сестра невероятная умница. - Ты не знаешь, о чём я. - Но у меня могут быть кое-какие догадки. - В таком случае, просвети меня. - Предпочел бы услышать это от тебя, - фыркает Дирк. - Говорил же, ты просто полон этого самого. - Ближе к теме, Тодд, никто не любит умников. Он прослеживает глазами контур Большой Медведицы: - Это самое классное, что только со мной случалось. На какое-то мгновение Дирк затихает. - Ну, да, очевидно, - отвечает он, и есть что-то немного искусственное в беспечности его тона, - Я очень классный. - Я никогда такого не говорил. - Что ж, назначаю твою сестру ассистентом вместо тебя. - Тогда желаю повеселиться завтра, выкапывая эти штуки самостоятельно. - …черт. Тодд улыбается и закрывает глаза, ощущая себя более спокойным и расслабленным, чем обычно. - Спокойной ночи, Дирк. - Спокойной ночи, Тодд.***
Шум и тревога, само собой, возвращаются, когда появляются те преследующие их двое уродов и пытаются убить их из-за того, что они нашли в результате устроенной им Патриком Спрингом «Охоты на мусор».** Хороший был отпуск, пока не кончился.***
Изначально Тодд не уверен, почему вообще рассказывает Дирку правду о своём парарибулите. Он никогда не произносил этого вслух, но сделать это ощущается правильным. Он бесцельно блуждает по лесу, пытаясь отойти от мысли, что котёнок, которого они таскали повсюду, является одновременно акулой и энергетическим орудием убийства, и тут понимает почему. Пониманию этому, вероятно, следовало бы прийти, ещё когда он говорил Дирку, что они друзья, но он ведь никогда не был из тех, у кого по жизни всё идет как надо. Он доверяет Дирку. Может, не обязательно в вопросах, связанных с пушками и им подобным, но вот в таких вещах?.. Рассказать ему ощущается вполне приемлемым. Или даже правильным. И как только это произошло? Он качает головой, направляясь к машине. Дирк, скрестив ноги, сидит на земле, прислонившись к джипу, с котёнком на коленях. Успокаивающе гладя её, он негромко что-то напевает, и Тодду требуется какое-то мгновение, чтобы распознать «Let It Be» Битлз. - Всё в порядке, - говорит Дирк, не поднимая глаз, - Она уже немного успокоилась. Просто чуть испугалась, - он продолжает напевать себе под нос, котёнок мурлычет и тычется головой ему в ладонь, поощряя ласку. - Она ведь не собирается кинуться и сожрать нас, так? – осторожно уточняет Тодд. - Не думаю, - Дирк поднимается на ноги, - Ей просто нужно было дать какое-то время, чтобы прийти в себя. Так или иначе, эта песня всегда срабатывает, - он сажает котёнка на заднее сидение, ещё раз ласково проводит по её спинке, а затем забирается на водительское место. Тодд садится с другой стороны: - И… часто у тебя такие необычные слушатели? - Что? – он заводит машину, - О, нет. Я имею в виду, как-то раз я пел коричневому пауку-отшельнику, чтобы уговорить его залезть в картонный пакет, но это были «Spanish Bombs» Clash да и сама ситуация была существенно напряжённее. - Как это могло быть напряжённее пения котенку-акуле? - Ты когда-нибудь видел коричневого паука-отшельника? - Ээ… нет? - Ну, в этом всё и дело***. Поверь, намного, намного напряжённее. – Дирк бросает взгляд на котёнка на заднем сидении, и, по-видимому удовлетворённый, возвращается к дороге, - Я часто напевал её себе, когда был в ЦРУ, ну знаешь, когда был моложе. Та комната была очень гулкой. - В смысле, такой большой? - Господи, нет. Пустой. Я да кровать – ничего больше. То есть, время от времени мне приходилось меня иметь дело с учеными - логические головоломки и всё такое, но это всегда происходило в других помещениях: отдельных комнатах для тестирования и всяких экспериментов. Тодд всматривается в Дирка внимательнее. Тон того неестественно бодр. - Там… в…- медленно произносит Тодд, - в ЦРУ было нормально? – не особо изящно, но лучшая формулировка ему на ум не приходит. - Мм… - руки того нервно подёргиваются на руле, - Нет. Я думал, что будет, знаешь, когда соглашался. Но, как оказалось, не вышло. - И тот мужчина, которого ты видел тем вечером… твой бывший босс? - Ага. - Как долго ты пробыл там? Дирк задумывается. - Около четырех лет, полагаю. У «Черного крыла» сложные отношения с нашей осведомленностью о ходе времени. Тодд даже и не пытается понять, что это должно значить. - «Черного крыла»? - Так они себя называют. Отдел, ну знаешь, специально для таких, как я. Они хотели знать, почему мы родились такими и тому подобное. - Так там были и другие? Дирк пожимает плечами: - Полагаю, что так. Я никогда не видел никого из них, до тех пор, пока мы… не покинули программу. - Когда ты ушел? - Несколько лет назад. Буйная тройка… - он качает головой, - Они проложили путь. Я последовал за ними. - Как я понимаю, это было не так давно. Тот снова пожимает плечами: - Достаточно давно. - Но если ты помогал им уйти, то почему тогда они все ещё… - Тодд не знает, какое слово употребить, да он вообще без понятия, что именно они делают, так что прибегает к пространному жесту, - творят эту фигню? - Я следовал за ними, - повторяет Дирк, - Не помогал. Это… сложно. Всё очень сложно. Дирк выглядит немного дёрганым, так что Тодд оставляет тему: - Песня была что надо. Звучало неплохо. Срабатывает - Дирк чуть светлеет лицом. - Мама напевала её мне, когда я грустил, - объясняет он, - Мне подумалось, что это как раз подходит ситуации. - Ага, - Тодд бросает взгляд на котёнка, - мне она тоже показалась самим воплощением печали.***
Рассказывать Аманде правду словно падать в чёрную дыру: всё глубже, и глубже, и глубже. Каждый раз, стоит ему подумать, что Аманда вне себя от боли и гнева, и пришел предел тому, что он сам может чувствовать, наступает момент, когда всё становится ещё хуже. В каком-то смысле он практически ощущает облегчение, когда тот человек запихивает его в фургон. Во всяком случае, он этого заслуживает.***
Тодд не понимает, куда делся весь энтузиазм Дирка. Лично он очень воодушевлен, и всё потому, что он, наконец, может видеть вещи такими, какими их видит Дирк. Всё и в самом деле взаимосвязано. Вот в чем грёбаная суть. И они спасут Патрика Спринга. Возможно, именно поэтому Дирк обычно куда жизнерадостнее него. А может всё дело просто в том, что тот Дирк. Он не уверен. Все просто замечательно.***
Ничто хорошее не вечно. И это «ничто хорошее», очевидно, включает людей. Дирк лгал ему. Жизнь Тодда развалилась на части: сестра пропала, ни работы, ни домовладельца, он - подозреваемый в убийстве, ему пришлось сталкиваться со смертью так часто, что не сосчитать, и всё это потому, что Дирку хотелось друга - человека, которого он сможет втянуть во всё это, даже не задумываясь, чем это может для того обернуться. Всё его существование будто через мясорубку пропустили из-за того, что кого-то не устраивало собственное. Кого-то, кому он, в конце концов, начал симпатизировать, кого-то, всё это время молчавшего. И вот он этот кто-то, прямо здесь. Он доверял Дирку, начал по-настоящему получать удовольствие от его компании, и тот ни сказал ни единого слова о том, что происходит на самом деле. Не стоило Тодду говорить ему о своём парарибулите. Не стоило соглашаться помогать ему там, в коридоре «Риджли». Блядь, не стоило соглашаться, чтобы Дирк подвозил его тогда к Аманде. Нужно было рискнуть и попробовать запрыгнуть в автобус, прежде чем Дориан свернул бы ему шею. Не стоило верить. Никому. Что же, теперь он умудрен опытом. Не доверишься – не вляпаешься. Как только выберется из этого дерьма, как только всё кончится, он найдет работу и будет тише воды ниже травы. Уж лучше это, чем чувствовать себя вот так (чем бы это самое чувство ни было). Всё, что ощущает Тодд, глядя Дирку в лицо, когда называет того чудовищем, ту же переполняющую его с отеля смесь обиды и гнева. Вот и всё. И ничего больше.***
Хотелось бы ему сказать, что он ничего не испытывает при виде Дирка, раненного стрелой, но он и подумать не успевает, прежде чем выдергивает из той провод, и ни секунды не жалеет, получая электрический разряд на себя. И что это говорит об его истинных чувствах?***
Спасти Лидию Спринг – приятное чувство, видеть Дирка, пронзённого двумя стрелами – скверное, и это неподвластная Тодду математика: он не в силах ни рационализировать это, ни объяснить, ни даже просто понять. И несмотря на то, что его рука всё еще будто опаленная после удара током, несмотря на людей с пушками и арбалетами и весь этот жуткий отстой кругом, он думает, что ему хочется больше первого и поменьше второго.***
Когда дверь закрывается за покидающей его сестрой, Тодд, упершись локтями в колени, сидит на краю дивана и невидяще пялится перед собой. Потому что ощущение всё ещё такое, будто Дирк испоганил всю его жизнь. У него была работа, какие-никакие пожитки, и, черт побери, гораздо меньшее количество людей угрожало ему оружием. Но в словах Аманды… есть смысл. Она в чем-то права, к тому же он и сам понимает: он доверял Дирку, ему нравилось работать над делом, нравился сам Дирк. Да, в этом есть смысл, но думать об этом до боли неприятно. По руке проходит покалывание, он не собирается смотреть (у него нет на это никаких моральных сил), но всё равно, даже не поворачивая головы, видит слова, образующиеся на коже: «Я реально облажался». Тодд даже моргать перестаёт. Почерк тот же, что он видит всегда, когда его Пара чем-то расстроена. Дирк всю эту неделю твердил, что всё взаимосвязано. Он не верит, что происходящее у его Пары (чем бы там оно ни было) напрямую связано с творящимся сейчас в его собственной жизни - ничто не может быть настолько взаимосвязано. Но, вполне возможно, вещи идут в какой-то степени… параллельно. Он не замечает нигде поблизости маркера, так что опускается на четвереньки и обследует пол, пока не засекает один под диваном. Он хватает его и, устраиваясь на прежнее место, аккуратно пишет в ответ: «Ага. Я тоже». Тодд ждёт. «И что ты сделал?» Он размышляет над этим. «Попытался всё исправить. – И вдруг продолжает выводить, - Если ты признаёшь, что накосячил, и стараешься исправить сделанное, значит ты больше не лажаешь». В течение трёх минут он не получает ответа, и, периодически проверяя руку, вдруг осознает, что он был прав. Или скорее, что Аманда была права. И те мысли, что он упорно задвигал подальше, тоже были верными, но ему потребовалось слишком много времени, чтобы признать это. Сказанное им Паре – правда. Но он бы никогда не пришел к этому без Дирка. Ещё пару минут спустя Тодд принимает душ и натягивает чистую одежду. Поколебавшись, он рывком выдергивает из комода одну из футболок «Мексиканских похорон» и запихивает ту в рюкзак. Вообще-то он даже точно не уверен, собирается ли вламываться в квартиру Дирка или нет, пока не выясняется, что тот не верит не только в улики, но и в запирание дверей. Он опускается на колени и протягивает руку к котёнку. Какое-то мгновение животное с подозрением косится на Тодда, но затем соизволяет позволить себя погладить. Что он и делает, прежде чем направиться к небрежно брошенным на диване курткам Дирка. Кошка недовольно фыркает, но, по-видимому, она всё же оскорблена не до такой степени, чтобы выпрыгнуть из собственного тела и попытаться сожрать его - бесспорно, положительный момент. - Я сам обычно не ношу такие яркие вещи, - доверительно сообщает он котёнку, - Даже ребенком не любил. Котенок просто таращится на него в ответ. - Думаю, следует остановиться на желтой. Потому что она была на Дирке, когда он встретил меня, так ведь, и, полагаю, он знал, что это произойдёт, так что, вероятно, выбрал любимую куртку, чтобы произвести хорошее первое впечатление, - он берёт желтую куртку, - Пусть и вламываясь при этом в мою квартиру. И да, я, кстати, в курсе, что вести беседы с тем, кто не может ответить - мой первый шаг на пути превращения в Дирка. – Он кладёт куртку в рюкзак, - Чего я делать не намерен, потому что хотя бы один из нас должен быть в своем уме. Он кормит кошку и прикрывает за собой дверь. Но не запирает, потому что сомневается, что у Дирка есть ключ, да и так, наверное, только проще.***
Выражение лица Дирка, когда Тодд говорит, что он его друг - всё, что ему нужно для того, чтобы знать, что он принял верное решение. Хотя тот факт, что Фара намерена вложить деньги в их (или Дирка, как ему думается, учитывая всю эту тему с охранниками и ассистентами) агентство, определенно помогает убедиться в этом. О чём рассказала Аманда и что ей известно о нём сейчас, он не уточняет, пока что не готовый задавать такого рода вопросы. Вставая с места, чтобы отойти в уборную, он ни с того ни с сего нутром ощущает дурное предчувствие. Он замирает, бросая взгляд назад на оставшихся сидеть Дирка с Фарой: Дирк чему-то улыбается во весь рот, да и Фара, похоже, вполне приятно проводит время. Она смотрится менее усталой, чем он когда-либо её видел, да и Дирк выглядит довольным. Все эти предчувствия, должно быть, просто дурацкие проделки его собственного мозга, чего ещё ожидать от такого мудака. Звонит телефон – сестра, и его руки вдруг жжет и разъедает в жуткой агонии, доказывающей, что ему, вероятно, следует больше доверять собственному нутру.***
Это длится совсем недолго. Тодд всё ещё кричит, когда осознает, что боли больше нет, и, открывая глаза, обнаруживает собственные руки такими же, как всегда. Оглядываясь, он видит собравшуюся вокруг толпу, Фара проталкивается к нему и опускается на колени: - Тодд, ты… - Порядок, - хрипит он, нашаривая телефон, и настойчиво вкладывает тот в руку Фары, - У Аманды что-то случилось. Позвони ей. Нужно захватить Дирка. Себе он не доверяет, опасаясь, что его голос выдаст только что произошедшее. Пошатываясь, он поднимается на ноги и выходит из уборной - туда, где… Дирка нет. - Где… - он оборачивается, но Фара уже на телефоне: - Встретимся в «Риджли», Дирк тоже пропал. Это явно не совпадение. Его накрывает волна леденящего страха. Дирк тоже пропал. - Что ты имеешь в виду под «пропал»? – спрашивает он, когда Фара отключается. - Я имею в виду, что он вдруг стал каким-то обеспокоенным, затем отлучился куда-то, а когда я вышла следом, он просто… пропал. Тодд бросает взгляд на столик, за которым они только что сидели все вместе - на том ни единого следа того, что Дирк здесь вообще когда-либо был.