О ложные друзья и родичи, что в бедах слепы, Скажите, вас ли мне позвать, аль мысли си нелепы?
Может, если бы у них набралось злата достаточно, чтобы пригласить хорошего врачевателя или хотя бы знахаря, который отвёл бы мать в особое место для родов, ничего этого не случилось бы. Но никто не способен предугадать, как тогда сложилась бы судьба и родился бы Ярослав или окончательно развеялся по ветру. И снег около их порога стал таять, и прорастала под ним свежая трава, а капли, что срывались с кровли, звенели голосами бессмертных:И сонные ветры сплетали узоры, И сладкая нега касалась людей. И замерли будние все разговоры, И лекарь обычный стал чародей.
Они, мать и её муж, были батраками, наёмными рабочими. В поисках работы они пришли с далёкого села в маленький городишко, поселившись на самой окраине, снимая хату за сущие гроши.И звоном серебра, рассудок мой, не сломан будь. Пусть мне иные ветры скажут Путь.
И никто не говорил тех слов, но сломанным цветком они ложились на струны, сплетались у незримого начала и вели дороженьку к сердцам:А если заплутаю в пустоте, то из груди цветками льна, Дыханьем чуда, откровением придёт новая весна.
И, будто испугавшись собственных слов, мир выжидающе притих. Он потерял рифму и искал себя в иных выражениях, готовый слушать и созерцать. Эти двое смертных работали на хозяев, собирая урожай в их частном саду. Жена была служанкой, и всё бы хорошо, но скоро она стала носить в своём чреве дитя. У мужа было подозрение, что сын от владельца поместья. Но он не стал возмущаться, так как боялся разозлить хозяев, чтобы их, не дай ветер, не уволили с так долго искомой работы. Однако сейчас его ярость, наконец, нашла пути выхода наружу: ревность, что копилась годами, страх за своё будущее, подозрения и, как он думал, праведный гнев. — Потаскуха, с кем ты сношалась? Ветер снаружи дома обеспокоенно заворчал, поднимая в воздух залежалые ещё с осени листья, а муж всё не унимался: — Небось, не с человеком, а с демоном каким. То-то я думал, чего роды так тяжело идут. А вот оно в чём дело, оказывается! С нечистью водишься, дрянь эдакая?! — Нет, милый, иконой клянусь, не было такого! Роженица дрожала и ликом напоминала скорее призрака, чем человека. У её мужа ходили желваки: — Враки-то всё! Неблагодарная сволочь, я на тебя столько лет потратил! А вон оно как вышло! Кому ты молилась, нечестивая, идолам? Бесов призывала али заклинания читала, ведьма окаянная? Она раскрыла уста в попытке возразить, но он продолжал свои обличительные речи: — Не зря моя мать тебя потаскухой называла, ой не зря. Деревья за окном тяжело скрипнули и накренились к самой земле, придавленные чудовищной силой. Птицы сорвались с насестов, а соседские собаки громко залаяли. — И кумушки соседские всегда шептались, что есть в тебе что-то бесовское. Скорбно крикнула птица, складывая крылья и штопором уходя к земле. Олень кинулся со скалы, а берега бурной реки покрылись инеем — мороз крепчал. Бедная женщина стала похожа на восковую фигуру, беззвучно разевая рот в немом крике: широко раскрытые глаза с суженными зрачками, синюшная, как у трупа, кожа, правая рука плотно прижата к болезненно сжавшемуся сердцу: — Дорогой, — шёпотом сорвалось с уст. — Отныне я больше не твой муж. Он снял с пальца медное обручальное кольцо и не глядя кинул. Развернулся рывком к ней спиной и размашистыми шагами ушёл прочь. Повитуха, хоть и боялась дитяти этого, но на действия мужа неодобрительно поджала губы.