Ruptura (Разрыв)

Зелье холодным комом прокатилось по горлу – Грейвз словно глотнул жидкой ртути. Внутри все онемело, но сознание оставалось по-прежнему ясным, зрение не туманилось, ноги не слабели – никаких признаков обещанного «упадешь замертво» не ощущалось. Грейвз ждал, изо всех сил прислушиваясь к себе. Ждала старуха, все еще целившая в него верхушкой посоха, ждал Ньют, не сводивший с него напряженного взгляда, ждала Тиша, мерцая глазами. Старуха сдалась первая. Она устало уронила руку с посохом, стукнув деревом по полу, и сгорбилась еще больше. Опасная сила, исходившая от нее, потухла, в одночасье превратив из властной могущественной ведьмы в морщинистую хрупкую старуху, у которой не хватало сил даже на то, чтобы стоять на ногах без опоры. - Что случилось? – резко спросил Грейвз. В груди по-прежнему было холодно, но он сомневался, что зелье имело к этому какое-то отношение. – Или… почему не случилось? Зелье не подействовало? Старуха угрюмо зыркнула на него. - Я не знаю, чародей. Говорилось ясно – прочитаешь заклинание, выпьешь зелье и упадешь замертво, чтобы дух твой смог перенестись на месяцы и годы назад. Я все сделала верно. - Нет, - Грейвз сделал вдох так осторожно, словно холодная тяжесть в груди в любой миг могла взорваться крошевом ледяных осколков. – Значит, вы что-то упустили. Где-то ошиблись. Вспоминайте!.. - Чародей, - неожиданно глухо прервала его старуха. – Я помню рецепт зелья и заклинание слово в слово. Ошибки не было. Грейвз отказывался в это верить. Он смотрел на нее с ужасом, который рос с каждым вздохом, заполняя собой все пространство маленькой пристройки, глуша цвета и звуки. Как будто он вновь оказался внутри обскура, только черные острые ленты теперь царапали его не снаружи, а изнутри. Разум бестолково метался в попытке осознать произошедшее – но любые попытки найти выход из этого тупика рассыпались перед сокрушительной очевидностью очередного - и последнего - провала. Сначала пожар в ратуше. Теперь… теперь это. Вот и все, - подумал Грейвз. Вот и все. Заклинание Разрыва, как болотный огонек, поманил его надеждой и затянул в трясину вместе с Криденсом, который доверился ему. Визгливый смех Экриздиса ввинтился в уши, словно безумный маг вдруг оказался совсем рядом – огонь! Огонь и Разрыв! Грейвз поморщился как от боли, не в силах удержаться, и почувствовал, как на его плечо опустилась рука. Он даже не стал поворачиваться – это был Ньют, больше некому, но сейчас его молчаливая поддержка делала только хуже. Он подвел всех – и Ньюта, и Криденса. Особенно Криденса. Пообещал, что не умрет никто, зная, как мал шанс на успех. И позволил случиться самому худшему. При этой мысли ужас, который нарастал в нем, наконец выплеснулся. Оцепенение спало, щекам стало горячо, а ледяной ком в груди превратился в расплавленный яростный шар. Грейвз задохнулся и вдруг опять ощутил прикосновение – на этот раз его мягко взяли за руку. Он перевел взгляд вниз – и встретился глазами с Тишей. Она смотрела на него снизу вверх, ее зрачки по-прежнему отражали свет и мерцали болотной зеленью. На плече у нее сидел нахохлившийся Черныш и пялился на Грейвза блестящими бусинами глаз. - Что? – через силу спросил Грейвз, чувствуя, как гаснет безнадежная ярость и с каждым вздохом становится легче дышать. Удушающая тьма попряталась по углам пристройки, в голове прояснилось, зрение опять обрело фокус, а предметы – цвет. Маленькие пальцы Тиши доверчиво сжали его ладонь, и Грейвз, чуть помедлив, сжал их в ответ. - Персиваль? – Ньют смотрел на него с беспокойством и, как показалось Грейвзу, с опаской. Грейвз шумно выдохнул и едва заметно кивнул головой. Времени предаваться отчаянию не было, он не мог потерять себя в сожалениях о несбывшемся, когда прямо сейчас Агне и Криденсу нужна помощь. На это он совершенно точно не имел права. Черныш недовольно каркнул и ткнул Тишу клювом. Она раздраженно дернула плечом, покосилась на ворона и осторожно выпустила руку Грейвза из своей. Черныш вспрыгнул ей на сложенные ладони, и Тиша, к изумлению Грейвза, протянула ворона ему. - Зачем? – в замешательстве спросил он. Черныш опять нетерпеливо каркнул, встряхнул правой лапой и встопорщил перья. - Я не… - начал было Грейвз, но Тиша настойчиво ткнула Черныша прямо ему в грудь. – Ну, хорошо, ладно. Он взял ворона, не очень понимая, что с ним делать. Черныш деловито склонил голову, вновь дернул лапой, глядя на Грейвза с нескрываемым раздражением. Он словно чего-то ждал – так обычно вели себя почтовые птицы, когда адресат не торопился получить принесенное ими послание, но у Черныша не могло быть письма для Грейвза. У него вообще не могло быть писем, кроме тех, что уже получила Агне. Черныш, словно злясь на человеческую недогадливость, каркнул и настойчиво забил крыльями. Острые когти царапнули кожу, и Грейвз, зашипев от неожиданности, ухватил его за лапы, чтобы утихомирить – и вдруг почувствовал под пальцами нечто шершавое и плотное. Он бесцеремонно повернул Черныша на бок, чтобы взглянуть ближе, вызвав очередную порцию недовольного карканья, – и действительно увидел плотно примотанный к лапе клочок серого пергамента. Грейвз мог поклясться, что еще несколько секунд назад его там не было. Или же он был скрыт какими-то хитрыми чарами. Грейвз осторожно отцепил его от птичьей лапы, и Черныш тут же замахал крыльями, взмывая под низкий потолок пристройки, словно не хотел лишней минуты оставаться рядом. - Что это? – спросил Ньют, заглядывая Грейвзу через плечо. Вместо ответа Грейвз развернул пергамент. Он был девственно чист, но стоило провести по нему кончиками пальцев, как стали проступать буквы, написанные мелким убористым почерком. Грейвз торопливо скользил глазами вслед за пляшущей неровной линией, которая складывалась в слова и фразы и стремительно исчезала, стоило хоть на мгновение отвести от нее взгляд. Строчки, послушные причудам хитрого заклятья, прыгали у Грейвза перед глазами, превращаясь в издевательское послание, авторство которого не оставляло сомнений. «Надеюсь, добрый день, мистер Грейвз! Прошу прощения за столь экстравагантный способ доставки корреспонденции. Я взял на себя смелость перехватить почтового ворона мисс Даукантайте, потому что являться без приглашения считаю невежливым, а в последнее время мисс Даукантайте ведет оживленную переписку. Вы можете думать, что после нашей последней встречи нам больше нечего сказать друг другу, но я так не считаю – ведь вы с мистером Скамандером остались живы и, по моим сведениям, относительно невредимы. Как вы уже поняли, читая это письмо, с моими магическими способностями тоже все в полном порядке. И меня информировали, что обскур… хотя прошу прощения, наверное, вы предпочитаете называть его Криденсом, по-прежнему с вами и по-прежнему жаждет чужой магии. Спешу вас заверить, что я здесь не один. Мистер Барвелл обеспечивает мне надежное прикрытие – хвала его таланту и расторопности. Я мог бы атаковать вас без предупреждения и уничтожить обскура окончательно – но, несмотря на все, что вы слышали обо мне, я не сторонник насилия. Я вполне отдаю себе отчет, что в случае потери фактора внезапности поставлю под угрозу жизни и магию многих волшебников – и себя самого. Я не хочу лишних жертв. По-прежнему считаю, что мы можем договориться с выгодой для всех – и для Криденса тоже. Ему не обязательно умирать, хотя, видит Мерлин, так было бы безопаснее и лучше для мира магии. Приходите сегодня в десять вечера на правый берег озера – того, что виднеется из окон дома мисс Даукантайте. Там есть приметное дерево, разбитое молнией – я буду ждать вас ровно полчаса. Не опаздывайте, если вам дорога жизнь и жизнь ваших спутников. Г.Г.» Последней с пергамента исчезла подпись. Грейвз некоторое время молча смотрел на него, словно ждал, что буквы появятся снова. Черныш, опустившийся на плечо старухи, пронзительно каркал, то и дело угрожающе расправляя крылья. - Он врет, - выдохнул Ньют. Он тоже остановившимся взглядом гипнотизировал чистый пергамент. - Конечно, - ответил Грейвз. – Но только не насчет Барвелла. Не думаю, что он привел с собой авроров… это было бы чересчур, даже с учетом лояльности к Гриндевальду на континенте. Грейвз подумал про себя, что будь с Гриндевальдом хотя бы десяток обученных магов, он не стал бы размениваться на письма и переговоры. Напал бы первым и убил всех на хуторе, застав врасплох. Даже с учетом молниеносности превращения Криденса в обскура у него был неплохой шанс. - Значит, пришел волшебник, которого ждала Агнешка, и которого боялись вы, - задумчиво протянула старуха. Она смотрела на Грейвза пронзительно, но без былой ненависти. Грейвз кивнул. - Да. И вам нужно уходить отсюда как можно скорее. Этот маг опасен, силен и не остановится ни перед чем. Спрячьтесь в лесу, пока… пока все не закончится. - Что закончится, чародей? – старуха поудобнее перехватила посох. – Это мой дом. Один раз я уже сбежала, больше бегать не собираюсь. Твой юный спутник забрал мою Агнешку – куда мне идти без нее? - она поманила Тишу к себе, и девочка с готовностью встала рядом. В ее глазах плескалась болотная стоячая муть. – Пусть приходит. Нам есть, чем его встретить. Грейвз опять кивнул, не тратя больше времени на бесполезные уговоры. Он понимал, что старуха не уйдет – и прекрасно понимал почему. Тиша вдруг улыбнулась безмятежной улыбкой, по-прежнему глядя на него мерцающими зеленью глазами, и Грейвза вдруг пробрало ознобом. Возможно, им и впрямь есть чем встретить Гриндевальда. Хотя открытого противостояния лучше избегать всеми возможными способами – а их у Грейвза осталось не так много. Бросив последний взгляд на старуху и Тишу, он вышел из пристройки. Ньют за его спиной ахнул и ринулся за ним. - Персиваль! Ты что… ты собираешься идти к нему? Ты с ума сошел? Грейвз повернулся. В лунном свете Ньют казался очень юным и очень растерянным. - У меня нет другого выхода. Гриндевальд опасается обскура и поэтому осторожничает – как только он поймет, что Криденса здесь нет, он убьет нас всех. Ты слышал старуху – она не уйдет. И я тоже не собираюсь бегать по лесам, пока Криденс… - тут он запнулся, изо всех сил отгоняя от себя видение обскура, мечущегося по двору, взбивающего в пыль остатки забора, снег и мерзлую землю. – Пока Криденс и Агне где-то там. - Гриндевальд убьет тебя на месте, - прошептал Ньют. - Сейчас или чуть позже – разве есть разница? – усмехнулся Грейвз. Собственная смерть не волновала его совершенно – ощущение, пришедшее к нему в пристройке, горькая мысль «Ну вот и все» странным образом успокаивала. Больше ничего не осталось, кроме звенящей пустоты. Все потеряно, и смерть – неизбежный финал, который и так оттягивался слишком долго. – Гриндевальд хочет предложить сделку – возможно, у меня получится потянуть время. - Тебе не обязательно идти, - упрямо возразил Ньют. – Вряд ли с Гриндевальдом много магов… ты сам так говорил. Мы можем остаться здесь, можем сражаться – думаю, бабушка Агне и Тиша вовсе не беспомощные, когда речь заходит об их доме… Можем дождаться Криденса… и Агне, - добавил он уже тише. Грейвз вздрогнул. - А можем и не дождаться. Если Гриндевальд нападет открыто, это не останется незамеченным. Сюда явятся авроры… кто знает, где сейчас Криденс и что с ним происходит. Кто знает, как поведет себя обскур, почуяв рядом столько чужой магии. И что авроры, если вдруг случится так, что они смогут одолеть Гриндевальда, сделают с ним… нет, Ньют, я не пойду на это, - Грейвз в упор посмотрел на Ньюта, надеясь, что тот поймет. – Не пойду, пока есть другой шанс. - Но этого шанса нет! – Ньют в отчаянии взмахнул руками, но Грейвз только покачал головой, отказываясь его слушать. Он не сомневался в принятом решении и не собирался его обсуждать. Если смерть неизбежна, все, что он мог сделать – придать ей хоть немного смысла. - Ты прав, - сказал он вдруг, и Ньют удивленно приоткрыл рот, но не ответил ничего, продолжая гипнотизировать его пристальным выразительным взглядом. Грейвз положил руки ему на плечи и слегка их сжал. – Но шансов у нас никогда не было особенно много. Мы проиграли, Ньют. Мне жаль, что так получилось. Ньют возмущенно замотал головой, явно собираясь протестовать, но Грейвз только грустно усмехнулся. - Я рад, что ты не сдаешься. Судя по всему, ты никогда не сдаешься, какой бы безнадежной ни была ситуация. Поэтому у меня есть просьба – если переживешь эту ночь, пожалуйста, попытайся найти Криденса. Я понимаю, что не вправе просить об этом – но все же прошу, Ньют. Если обстоятельства сложатся так, что… ваши пути еще пересекутся, позаботься о нем. Хотя бы сделай для него то, на что у меня не хватило силы духа. Ньют, больше не пытаясь прервать речь Грейвза, смотрел на него широко распахнутыми глазами, в которых Грейвз видел свое перевернутое отражение. На его лице застыло выражение непримиримого отчаяния. Грейвз замолчал. Его руки по-прежнему лежали на плечах Ньюта, который, наконец, отвел подозрительно заблестевшие глаза. Грейвз уловил его утвердительный кивок и благодарно сказал: - Спасибо. Напоследок еще раз ободряюще сжав плечи Ньюта, он осторожно убрал руки, повернулся и зашагал к провалу в заборе, выломанному обскуром. Спиной он чувствовал устремленные на него взгляды – видимо, старуха и Тиша тоже вышли во двор. Грейвз не стал оглядываться. Он шел прямо по сугробам, иногда доходившим ему до колен, в сторону заметенных снегом озер. Лес остался по правую руку, впереди все было белым – лунный свет отражался от снега, и только редкие заросли камыша да черневшие вдалеке полыньи указывали на близость воды. Если внутреннее чувство времени Грейвза не подводило, было как раз около десяти вечера. Стояла тишина, даже не скрипели ветки деревьев под ветром, и только где-то позади глухо каркал ворон. Грейвз вытащил из кармана чужую палочку, некоторое время смотрел на нее и без сожалений выкинул в сугроб. Он не собирался драться с Гриндевальдом – по крайней мере, пока его на это не вынудят. И собственная беспалочковая магия против магии волшебника, превосходящего его по силе и искусству колдовства, была надежнее без искажения чужой палочкой. Разбитое молнией дерево он увидел издалека – оно стояло чуть поодаль от сплошной стены леса, и его четкий черный силуэт выделялся даже на фоне ночного неба. Грейвз чарами проверил, нет ли поблизости засады или скрытой магией ловушек, и не обнаружил ничего. За исключением одной-единственной фигуры, чья магия горела ровным и ярким холодным огнем. Гриндевальд. Грейвз прищурился, но без помощи чар он пока не видел ничего, кроме снега, камыша и деревьев. Выдохнув облако теплого воздуха, тут же рассеявшееся в темноте, он расправил плечи и пошел вперед. В голове царила звенящая пустота, не было ни страха, ни нервозности, ни сомнений. Он уже проиграл. Он уже мертв. Грейвз подходил к дереву медленно, и все равно он не сразу увидел Гриндевальда – темную фигуру у черного ствола, белые волосы на фоне белизны снега. Гриндевальд ждал, отвернувшись и сложив за спиной руки в элегантных, но непрактично тонких кожаных перчатках. В пальцах он рассеянно крутил волшебную палочку и, конечно, прекрасно слышал, как хрустит снег под ногами Грейвза, но не повернулся, пока тот не подошел совсем близко и не остановился. Минуту они стояли друг напротив друга – неподвижно и безмолвно. Палочка в руках Гриндевальда дрогнула, и он, наконец, повернул голову вполоборота, скосив на Грейвза свой светлый глаз. - Что ж, я рад, что вы пришли, - сказал он с усмешкой. – И пришли один. Добрый вечер, мистер Грейвз. *** - Я пришел, - согласился Грейвз. – И я вас слушаю. Гриндевальд повернулся к нему всем телом. Грейвз невольно содрогнулся – в окружающей их темноте, разбавленной лунным светом, темный глаз Гриндевальда казался черным провалом, придавая левой стороне его лица сходство с посмертными масками, которые часто использовали для темно-магических ритуалов коренные жители Америки. Улыбка, словно примерзшая к губам Гриндевальда, только усиливала это сходство. - И это все, что вы можете сказать мне при встрече? – Гриндевальд в притворном удивлении вскинул брови. – Никаких вопросов – например, в полной ли мере ко мне вернулась магия, которую юный Криденс - или лучше сказать, обскур? - бесцеремонно присвоил себе? Или сколько со мной людей? И где они в данный момент? Он откровенно забавлялся. Грейвз стиснул зубы и отрицательно покачал головой. Поддаваться на провокации он не собирался. - Жаль, - со вздохом сказал Гриндевальд. – Я бы ответил вам предельно честно. Но раз так… Он шагнул ближе, и Грейвзу пришлось приложить усилие, чтобы не отшатнуться в ответ. Впрочем, не из страха, которого он по-прежнему не испытывал, - а от какого-то запредельного отчуждения. Словно перед ним стоял не волшебник, пусть даже давно и прочно связавшийся с темной магией, а некто, настолько иной, что хотелось зажмуриться. - А вот у меня есть к вам вопрос, мистер Грейвз, - медленно сказал Гриндевальд. Теперь он смотрел на Грейвза, вскинув подбородок и опустив белесые ресницы, чтобы разница в цвете радужек казалась не такой очевидной. – Вам не страшно? - Я вас не боюсь, если вы об этом. - Я рад, - Гриндевальд довольно усмехнулся, словно ждал от Грейвза этих слов. – Но я имел в виду страх совсем иного рода. Который вы ощутили, когда впервые попробовали сотворить заклинание, а у вас ничего не вышло. Который прочувствовали, когда осознали, что волшебная палочка стала бесполезным куском деревяшки – та самая палочка, на которую вы, аврор, привыкли полагаться как на самое верное оружие. Каково было вам, мистер Грейвз, ощутить себя отрезанным от магии, струящейся у вас в крови? Он вдруг распахнул глаза, и Грейвз с удивлением увидел в них тень страха. - Кажется, вы говорите не обо мне, а о себе, мистер Гриндевальд, - ответил он. Черты Гриндевальда на миг исказила ярость – но он быстро справился с собой и даже согласно склонил голову. - Не буду скрывать, временное превращение в беспомощного, бесполезного маггла – одно из самых пугающих событий, случившихся со мной. Не притворяйтесь, что не понимаете, о чем я говорю – вы тоже прошли через это. - Я понимаю, о чем вы говорите. Я не понимаю – зачем вы мне это говорите, - пожал плечами Грейвз. Гриндевальд теперь сверлил его взглядом обоих глаз, и его холодную тяжесть Грейвз ощущал почти физически. - Вы знаете, за что я борюсь. За свободный открытый мир для магов и ведьм. За мир без страха, лжи и необходимости скрываться. Магглов становится все больше, они приходят туда, где волшебники жили веками – выжигают леса, осушают болота, вгоняют в землю железные сваи и строят свои огромные города, уничтожая все, что им в этом мешает. Там, куда пришли магглы, не остается места нам. Наши чары не могут защитить всех, кто в этом нуждается, – и вы прекрасно знаете, как трудно стало на них полагаться и как легко упустить что-то… или кого-то, - Гриндевальд опять усмехнулся, а Грейвз машинально стиснул правую руку в кулак. - Если вы думаете, что ваши лозунги стали мне хоть немного… - А теперь представьте себе мир, в котором не осталось магии, - перебил его Гриндевальд. – Совсем. Мир, в котором вы, я, все ваши родственники и знакомые превратились в магглов, где формулы заклинаний потеряли смысл, а волшебство осталось только в детских сказках. Вы захотите жить… так, мистер Грейвз? Сквибом… нет, даже хуже. Помнить о магии, которая с легкостью подчинялась вам, и знать, что до конца своих дней вы не сможете сотворить даже крохотный Люмос? Грейвз моргнул – оказывается, все это время он смотрел прямо в глаза Гриндевальда, завороженный вкрадчивыми интонациями и искренней болью, смешанной со страхом, которая прорывалась в каждом произнесенном им слове. Гриндевальд сделал еще один шаг навстречу – теперь на его лице была написана неприкрытая скорбь и печаль. - Я знаю, вы видите сны. Их многие видят, даже те, кто никогда не владел пророческим даром. Уничтоженный мир, мир магглов. Когда рухнет последний сдерживающий их барьер, они воцарятся в нем, раздуваясь от гордости. Они называют себя венцом творения, не подозревая о том, насколько ущербны. А ведь когда исчезнем мы… когда станем одними из них… так и будет. Грейвз вспомнил свой повторяющийся кошмар, дементоров, глаза Криденса, затянутые молочно-белой пустотой, бритвенно-острые ленты обскура. В словах Гриндевальда была страшная правда. Возможность, пока еще не ставшая реальностью, о которой Грейвз, тем не менее, помнил всегда, с тех самых пор, когда обскур впервые лишил его силы. Мир без магии. Мир без волшебства. Мир, созданный при его, Грейвза, трусливом попустительстве… Это страшнее, чем террор, устроенный Гриндевальдом. Страшнее, чем убийства невинных – полное уничтожение, хотя формально никто, может, и не умрет. Это… Гриндевальд оказался вдруг совсем близко, и вот тут Грейвз испугался по-настоящему. Гриндевальд смотрел сочувственно и понимающе – совсем как в тот далекий день в подвалах МАКУСА, когда они случайно встретились в коридоре. - Вы видите то же, что и я, - тихо проговорил он, доверительно понижая голос. – И знаете, что скоро произойдет. Не скрою, я хотел использовать силу обскура, чтобы приблизить момент, когда маги не смогут больше прятаться. Но то, что он делает с нами… я был неправ, мистер Грейвз, когда утверждал, что обскура можно контролировать. - Нет, - вырвалось у Грейвза. Он пытался стряхнуть с себя липкий ужас, который Гриндевальд искусно вытягивал из самых глубин его души. Он проиграл, все рухнуло, Криденс пропал навсегда, а мир магии никогда не был так близок к полному уничтожению. И все же… – Криденс может сдерживать его… - Пока не испугается. Или не разозлится, - снисходительно подсказал Гриндевальд. – Как долго вам удастся отвлекать его от мрачных мыслей? Обскур – как акула, попробовавшая крови. Он захочет еще. И еще - а потом уже не сможет остановиться. Грейвз вспомнил, что рассказывал Криденс о том, каково это – пить чужую магию. О том, какое счастье охватывало его при этом, каким легким и правильным казалось впитывать ее в себя – теплую, яростную… или холодную, острую как бритва. Таким же холодным огнем горел сейчас светлый глаз Гриндевальда. - Вы и не собирались предлагать Криденсу жизнь, - сказал Грейвз, чувствуя, как перехватывает горло. - Обскур – угроза всему магическому миру. Представьте всех магов, населяющих Землю, – и одного-единственного мальчишку, - убежденно ответил Гриндевальд. – Неужели жизнь одного человека стоит жизней их всех? Прежний Персиваль Грейвз – директор департамента охраны магического правопорядка, аврор в нескольких поколениях, непоколебимо веривший в разумность законов, - сказал бы «Нет», почти не колеблясь. Интересы большинства приоритетнее нужд индивидуумов – это разумно и правильно, он всегда действовал, исходя из этого принципа. Теперь же… Грейвз все-таки прикрыл глаза. Он все так же верил в разумность законов – пусть и не всегда достаточных для некоторых целей – и все так же искренне хотел процветания и защиты для магического сообщества. И все же иррационально, глубинным чувством, которому не мог найти названия, Грейвз знал, что Гриндевальд неправ. Его слова верны по сути и все же ошибочны. Чудовищно ошибочны. Даже если бы не было разделенного на двоих дождя в чемодане Ньюта, оранжевых магических узоров, прочерченных Грейвзом на коже Криденса, неловких разговоров, робких улыбок, объятий, поцелуев и отчаянной жажды, соединившей их в промерзшем чулане на ворохе соломы. Грейвз отрицательно покачал головой. - Вы не правы. Выражение скорби мгновенно сошло с лица Гриндевальда, словно с него сдернули маску. Он смерил Грейвза взглядом, в котором не было ничего, кроме холодного любопытства и досады. - Я не разделяю ни ваших идей, ни ваших методов, - сказал Грейвз, чувствуя странное освобождение. Он, наверное, впервые говорил, не пытаясь угадать, какое влияние окажут его слова, и не думая о последствиях. Он говорил, прекрасно зная, чем все закончится, но молчать больше не считал нужным. Легкость наполняла все его существо, играя в крови, как пузырьки газа в бокале с шампанским. Голова закружилась, и вдруг захотелось вдохнуть как можно глубже, чтобы напоследок вволю надышаться морозным свежим воздухом. – Не трудитесь тратить на меня свое красноречие, я никогда не соглашусь с вами ни в чем. Тем более, в попытках убедить меня, что убийство невинного человека сделает наш мир лучше и безопаснее. Безопаснее его сделает ваша полная и окончательная изоляция. Гриндевальд откинулся назад, снова глядя на Грейвза сквозь полуопущенные ресницы, как на редкостный экспонат в музее. Теперь на его лице играла издевательская улыбка. - Вот как… Что ж, очень жаль. Я надеялся на ваше благоразумие и смелость, но вы, как и многие, неспособны увидеть дальше собственного носа и понять, что иногда ради благой цели необходимо жертвовать несущественным. - У нас с вами разные представления о несущественном. - Вы просто трус. И как всякий трус прикрываетесь жалкой моралью, оправдывая свое бессилие, - сквозь зубы бросил Гриндевальд. – Поэтому лучшее, что вы можете сделать – это умереть. Он произнес это буднично, почти скучающе, вновь принимаясь рассеянно крутить палочку в руках. Грейвз конвульсивно сжал правый кулак – он изначально рассчитывал на вспышку ярости и злобы, а не на такую снисходительную разочарованность. Но Гриндевальд, судя по всему, не злился. Он задумчиво обвел взглядом чернеющий перед ним лес, отдельно задержавшись на серебристой луне, низко висевшей над деревьями. - Не нападаете первым, - заметил он, не глядя на Грейвза. – Аврорская выучка – дождаться хода противника, перенять его тактику, чтобы потом контратаковать. Предсказуемо и скучно, мистер Грейвз. На всех континентах у всех авроров одно и то же. Грейвз даже не заметил движения палочки, когда Гриндевальд направил на него заклинание. Если бы это была Авада Кедавра, он не успел бы сделать ничего – а так его щит, поставленный на долю секунды раньше, чем в него ударила вспышка заклятья, выдержал. Сквозь переливающуюся сферу мир казался размытым и струящимся, а фигура Гриндевальда шла волнами. О контратаке можно было забыть сразу - Грейвз едва держал щит. Пальцы прошивало болью от напряжения, щит давила чужая магия, настолько мощная, что Грейвзу казалось – на него всем своим весом опрокинулись Гималаи. Гриндевальд стоял спокойно, сохраняя на лице скучающее выражение. Казалось, заклинание не стоило ему ничего, в то время как рука Грейвза, выброшенная вперед в защитном жесте, ощутимо дрожала и слабела с каждой секундой. Щит уменьшался в объеме, сжимаясь дюйм за дюймом. Заклятье Гриндевальда растекалось по нему серебристым сиянием, как расплавленное железо. И все же не Авада Кедавра – если бы все силы Грейвза не уходили на то, чтобы держать щит, он бы удивился. Можно ведь сдаться, - мельком подумал он. Убрать щит, прекратить эту бесполезную борьбу, ведь все равно он умрет, несколько лишних секунд жизни не стоят того, чтобы за них цепляться. И все-таки продолжал держаться – из последних сил, чувствуя, как лицо заливает жаром, а капли пота ползут по спине. Пальцы, сквозь которые текло заклинание, дрожали все сильнее с каждой новой волной магии, обрушиваемой на него Гриндевальдом. - А вы упорный, мистер Грейвз, - расслышал он сквозь гул в ушах, и Гриндевальд вдруг сдвинулся с места, вскидывая палочку все выше, словно сокращение расстояния могло увеличить и без того немалую силу заклятья. Наконец-то стало заметно, что ему тоже приходится нелегко – в безжалостном волшебном свете, заливавшем все вокруг, Грейвз видел, как вздулась вена у него на лбу, а губы искривились в сосредоточенной гримасе. Щит стоял. Теперь их лица разделяло не больше нескольких футов. Черный зрачок Гриндевальда больше не был провалом во тьму, он сжался до крошечной пульсирующей точки, а светлый глаз по цвету почти сливался с мертвенно-бледной кожей и казался слепым. Грейвз из последних сил попытался расширить щит, уйти из-под направленного заклятья, но не смог – Гриндевальд держал его с легкостью, как вчерашнего выпускника аврорской школы. И все же щит стоял. Видимо, в какой-то момент Гриндевальд окончательно потерял терпение. Грейвз понял это по неуловимому выражению, промелькнувшему у него на лице, но не только – ощущение было намного глубже, на уровне пресловутой аврорской интуиции, которая никогда его не подводила. А еще он понял, что на этот раз не устоит. Гриндевальд слегка ослабил натиск, словно собираясь с силами, а потом всем телом с усилием наклонился вперед, вцепившись в палочку с какой-то свирепой яростью, и почти уперся ее острым концом в наколдованный Грейвзом щит. Это был удар, сравнимый с волной цунами, сносящей все на своем пути. Грейвз еще успел отстраненно отметить, как разлетается поставленная им сфера, и ощутить, как все его существо затапливает чужая обжигающе-холодная враждебная магия. Бурный ледяной поток – вот как описывал ее Криденс… Он ждал боли, а затем смерти и небытия – и боль действительно пришла, но почему-то оказалась короткой и нестрашной. Он продолжал видеть окружающее – не глазами, он был уверен, что глаза у него закрыты, а тело медленно оседает на землю. И все же он мог поклясться, что это не смерть, потому что мрачное удовлетворение на лице Гриндевальда, которого он видел болезненно четко, сменилось странной растерянностью, а потом был резкий рывок - друг к другу, друг в друга, - и все смешалось. Небытия не было - или же это было самое странное небытие из всех, о которых Грейвзу доводилось слышать. Он падал вверх, словно его с огромной силой затягивало в бесконечный водоворот, кружило и швыряло в разные стороны в сплошном разноцветном потоке, который несся сразу во всех направлениях. И совершенно неожиданно в этом хаосе красок и звуков ему вспомнились слова старухи: оглянешься-оступишься, оступишься-заблудишься. Со странным чувством Грейвз осознал, что слова древнего ритуала «упадешь замертво», видимо, следовало понимать буквально, как руководство к действию. Чтобы зелье, сваренное старухой, начало действовать, ему понадобилось умереть.