Ruptura (Разрыв)

Агне оказалась любознательной и разговорчивой особой, всегда готовой спрашивать и внимательно выслушивать подробный ответ, попутно закидывая собеседника сотней вопросов, относящихся и не относящихся к изначальной теме. Для аврора, наверное, это было весьма неплохое качество, но для опального преследуемого волшебника, к тому же выдававшего себя за темного мага, - определенно мешавшее. Грейвз с самого начала был против того, чтобы Ньют привечал ее в чемодане, но Ньют, внимательно выслушав его доводы, как обычно поступил по-своему. Казалось, ему нравилась компания общительной яркой девушки. Один раз Грейвз подслушал, как Агне с изумленным восхищением интересовалась у него, сколько времени потребуется, чтобы добраться до конца магически расширенного вольера, если идти небыстрым шагом, и даже повеселился, наблюдая, как растерянно вытянулось лицо Ньюта, когда он вынужден был признаться, что никогда не интересовался этим вопросом. Сам Грейвз старался избегать Агне – так же, как и Криденс, который на все ее попытки вовлечь себя в разговор отделывался односложными ответами, отводил взгляд и старался побыстрее найти себе какое-нибудь занятие, желательно в противоположном конце чемодана. К самому Грейвзу Агне обращалась редко – очевидно, робела, потому что в памяти еще свежи были впечатления их встречи, да и придуманная репутация «спасителя Гриндевальда» располагала, скорее, к опасливому восхищению издали, чем к задушевным разговорам. К сожалению, Грейвз знал, что это не продлится долго. Но пока она не слишком донимала его, удовлетворяясь компанией Ньюта, и даже, к удивлению Грейвза, не расспрашивала ни о причинах настойчивого стремления в Растенбург, ни о тайной миссии, порученной Грейвзу самим Гриндевальдом. Возможно, выжидала подходящего случая или просто не знала, как ненавязчиво затронуть эту тему. Возможно, банально боялась Грейвза, его возможностей и предполагаемых связей среди темных магов, успев сто раз пожалеть о своем опрометчивом решении помочь, - но в это как раз верилось меньше всего. Грейвз подозревал, что страх у Агне в принципе был редким гостем, и что она из тех бесшабашных авантюристов, которые быстро принимают решения и не сворачивают с выбранного пути до самого конца, каким бы плачевным он ни оказался. Среди авроров МАКУСА такие были не редкостью, вот только боевые операции с их участием приходилось планировать особенно тщательно – в пылу сражения они обычно не щадили ни себя, ни окружающих. Держа своеобразную вежливую дистанцию с Грейвзом, Агне, тем не менее, обрушила бурю восторгов на диковинки скамандеровского чемодана. Наверное, будь ее воля, она с удовольствием посвятила бы все время их недолгого путешествия изучению магических зверей и наложенных на вольеры чар расширения, - но она все же была аврором, и, насколько Грейвз мог судить, неплохим аврором. Поэтому она не забывала о конспирации и проводила наверху ровно столько времени, сколько необходимо одинокой путешествующей девушке-ведьме, чтобы не вызвать подозрений у экипажа и попутчиков. - Волшебники редко пользуются изобретениями нечаров, - поделилась как-то Агне во время чаепития, которое Ньют зачем-то устраивал всякий раз, когда она спускалась в чемодан. Грейвз уже знал, что нечарами она называла не-магов. Из-за ее свистящего акцента это непривычное слово звучало еще более странно. – Вот, например, этот пароход – явно же нечаровских рук дело, волшебники только немного подправили его магией. Иногда без этого не обойтись – через пролив на метле не перелетишь, далеко. На материке большинство старых домов с каминной сетью разрушено войной, а новых либо нет, либо все они действуют только на коротких расстояниях. Аппарировать слишком опасно, а порт-ключи все наперечет. Да и все равно не дали бы мне в Министерстве порт-ключ… - В Пруссии есть свое Министерство магии? – спросил Ньют, бросив взгляд на Грейвза, который делал вид, что читает потрепанный фолиант, на который он недавно наткнулся в хижине среди хлама. Фолиант почему-то оказался не-маговским романом. Агне в ответ вгрызлась в черствое печенье, запас которых у Ньюта, видимо, был поистине неисчерпаем. - Есть. После войны и хаоса, который устроили нечары, прежний министр сбежал. В Швейцарию, кажется. Новое не создавали очень долго, не было ни аврората, ни законов как таковых. Даже на Статут всем было плевать, хотя во многих городах почти не осталось волшебников, которые могли бы его нарушить… Она помолчала, сосредоточенно пережевывая печенье. Грейвз, скользя глазами по странице, в очередной раз машинально отметил, что мистер Уэллс, значившийся как автор этого безумного текста, определенно был нетипичным представителем не-магов. - Нас и сейчас очень мало. Даже на этом пароходе… многие едут в Англию, где поспокойнее и порядка больше. Обратно возвращаются единицы. - То есть затеряться в толпе у нас не получится, - криво усмехнулся Ньют. - У моей бабушки вам ничего не угрожает, - с жаром ответила Агне. – Уж поверьте, если наш хутор в войну не нашли нечары, пожегшие все окрестности, то нынешних авроров бояться тем более нечего. В романе не-мага Уэллса нервный молодой человек как раз запустил диковинную машину, которая, в отличие от хроноворота, могла перемещаться в бесконечно далекое прошлое и будущее. Грейвз, ощутив странное беспокойство, захлопнул книгу – вечером он прочтет некоторые особо впечатлившие его отрывки Криденсу, которого неожиданно увлекли идеи мистера Уэллса. Впрочем, неудивительно, если до недавнего времени ему позволяли читать только Библию и салемские агитки, хотя Грейвз подозревал, что Криденсу просто нравилось слушать его голос – и эффект был бы тот же, даже если бы Грейвз зачитывал ему телефонный справочник Нью-Йорка. - В Растенбург можно быстро попасть из Кенигсберга? – спросил он, все еще глядя на книгу у себя в руках. Агне помолчала немного, потом осторожно ответила: - Да. Министерство обустроилось в замке, который нечары называют Кенигсбергским. В Европе сеть каминов есть почти во всех старинных замках, Растенбург не исключение. - И ты сможешь воспользоваться министерским камином? – спросил Грейвз, наконец-то поднимая глаза на девушку. Агне вновь поколебалась, но потом все же уверенно кивнула. - Если я скажу, что мне нужно срочно попасть домой, думаю, мне не откажут. Мистер Шульц меня хорошо знает. - Шульц? Министр? - Нет, - Агне рассмеялась, тряхнув коротко стриженной головой. – Смотритель замка. Министра почти никогда нет в стране, он на выездных совещаниях то в Германии, то в Польше, то в Англии. Мистер Шульц нас встретит… вернее, меня. Когда обогнем Данию, я позову Черныша и отправлю с ним сообщение. - Черныш? – моментально заинтересовался Ньют. - Мой ворон, - с гордостью пояснила Агне. – Очень умная птица, он со мной с самого детства. Я сама не помню, но бабушка рассказывала, что он выклевал глаза двум нечарам, когда их отряд явился в нашу деревню. Грейвзу категорически не понравилось направление разговора, но Ньют, конечно, не мог сменить тему, пока не удовлетворит свое любопытство. - Это было… во время войны? – осторожно поинтересовался он. - Нет. После, - резко ответила Агне, решительно отодвигая от себя чашку и хмурясь. Ее глаза, и без того почти черные, еще больше потемнели, а черты лица словно заострились. Даже речь изменилась, стала отрывистой, четкой, словно каждое произнесенное слово было маленьким смертоносным снарядом, которым она целила в собеседников. – Нечары постоянно воюют. Им вечно чего-то недостает, они хитроумны, злы, завистливы и постоянно заняты дележкой всего, что хотят заполучить. А еще они жестоки – даже к таким же нечарам, как они сами, что уж говорить о нас, магах. Бабушка говорила, что раньше было по-другому, мы жили бок о бок в согласии и мире, дети нечаров играли с маленькими ведьмами и колдунами, и никто никого не боялся. Мы были слишком беспечны, почти не скрывались, потому что не видели в этом смысла, и Статут о неразглашении многим казался глупостью. Бабушка, например, в юности и не слышала о нем, а в России, говорят, многие маги открыто жили среди нечаров, не прячась. Впрочем, ни к чему хорошему их это не привело. Мы все поплатились. Тут она вдруг оборвала свою неожиданно пламенную речь, плотно сжала губы в тонкую линию и глубоко вздохнула. - Извините. Я, пожалуй, пойду, а то опоздаю на ужин. Леди Батлер как раз обещала рассказать мне что-то занимательное про своих венгерских кузенов, - и сморщила нос, моментально преображаясь обратно в смешливую бойкую девушку, в которой никто не заподозрил бы и толики злой горечи, до краев наполнявшей каждое ее слово всего несколько минут назад. Ньют поднялся, чтобы ее проводить, коротко взглянув на Грейвза перед тем, как скрыться в хижине. Грейвз увидел в его глазах отражение своей тревоги – как он и предполагал, мотивы Агне симпатизировать Гриндевальду были куда глубже, чем у ее романтичного английского поклонника. С одной стороны это было им на руку, но вот с другой… Грейвз был рад, что Криденс не присутствовал при этом разговоре и не слышал ее слов. Ньют вернулся, приглушил свет над хижиной и сделал было шаг в направлении Грейвза, но потом вдруг передумал. С несвойственной ему нерешительностью сокрушенно покачал головой и ушел, не сказав ни слова. Позже, лежа в темноте, разбавленной неярким светом люмоса, Грейвз вполголоса читал о приключениях главного героя, которого диковинная Машина закинула в мир будущего. Криденс лежал рядом, подперев голову рукой, и внимательно слушал. Ему все еще требовалось время, чтобы разрешить себе подвинуться ближе, разделить на двоих тепло импровизированной кровати. Каждый раз, когда вечером он появлялся на пороге, Грейвз читал в его глазах немой вопрос – можно ли войти? И каждый раз, когда Криденс все-таки решался на первое – самое трудное – прикосновение, он замирал, оценивая, словно прислушивался к себе и Грейвзу – можно ли? И только, если отвечал себе «да», не колеблясь, устраивался ближе, брал за руку или давал понять, что можно прикоснуться к нему. Несмотря на настойчивые просьбы, он по-прежнему путался, называя Грейвза то «мистером», то «Персивалем», что создавало дополнительные сложности и отнюдь не помогало чувствовать себя непринужденнее и раскованнее. Агне и незримое присутствие Гриндевальда, ставшее с ее появлением еще ощутимее, давило на них обоих. Становилось легче только по вечерам, когда Криденс устраивался рядом, позволяя себе ненадолго уйти в вымышленный мир странной не-маговской книги, а потом засыпал, доверчиво прижавшись к Грейвзу. Что бы ни случалось днем, Криденс приходил всегда. Вот и теперь Грейвз читал, терпеливо ожидая, пока черноволосая голова не опустится на его плечо, щекоча щеку прядями отросших волос, пока Криденс, неловко ворочаясь, не придвинется ближе, пока не заглянет, любопытствуя, в книгу, стараясь найти строчку, которую читал Грейвз. Но сегодня Криденс был особенно напряжен. Грейвз чувствовал на себе его пристальный взгляд и понимал, что спокойным вечер не будет. - Со мной сегодня Агне говорила, - сказал вдруг Криденс. Грейвз замолчал и покосился на него. С тех самых пор, как пароход взял курс на Кенигсберг, и Агне стала частым гостем в чемодане, Криденс избегал ее, как мог. Тема Агне и всего, что связано с ней и Гриндевальдом, стала такой же запретной, как и разговоры об обскуре. Поэтому заявление Криденса, как и желание поделиться этим, Грейвза удивило. - О чем? - осторожно спросил он. Криденс невесело усмехнулся, крутя в руках край пледа, служившего им одеялом. - О том, кто я такой и почему в бегах вместе с вами. Кем я вам прихожусь. И я вдруг понял… что не знаю ответа ни на один ее вопрос. Грейвз сглотнул вдруг пересохшим горлом. - И что ты ей сказал? - Ничего. Просто повернулся и ушел. Она даже не окликнула – наверное, посчитала меня полным идиотом, который не понимает, чего от него хотят. - Она понимает, что есть вещи, о которых ей лучше не спрашивать, - резко ответил Грейвз. И добавил чуть тише. – И не знать. - Она совсем не похожа на тех… на тех, кто желает кому-нибудь зла, - сказал Криденс с недоумением, словно жалуясь Грейвзу на очередное обнаруженное им несовершенство мира. - Возможно, она и не желает, - согласился Грейвз. Хотя он очень в этом сомневался - девушка явно была себе на уме, пусть даже это само по себе еще ни о чем не говорило. Этим вечером Агне ни разу не упомянула о попытке разговорить Криденса и за все время, прошедшее с начала путешествия, ни разу не пыталась выведать что-нибудь о нем у Ньюта или самого Грейвза. Ньют бы предупредил… - Я все время боюсь, что она узнает про обскура… и Гриндевальда, - пробормотал Криденс, опустив голову. Грейвз прекрасно знал этот жест и этот тон – таким голосом Криденс корил себя за недостатки – истинные и мнимые, - и каждый раз захлебывался отчаянием от собственного бессилия. - Криденс. Посмотри на меня, - проговорил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Дождался быстрого взгляда из-под отросшей челки, не удержался и положил ладонь на бледную щеку, поворачивая лицо Криденса к свету. Криденс вздрогнул – не один раз, а несколько, как в самом начале, когда дичился всех вокруг и никому не позволял к себе прикасаться. Чужая боль пронзила Грейвза навылет. - Она не узнает. Неоткуда ей узнать. Это все временно, помнишь? И, нарушая самим же установленное правило, первым обхватил Криденса за плечи и потянул на себя. Почему-то стало жутко – как будто он опять стоял лицом к лицу с обскуром и совершенно ничего не мог поделать. Как будто весь его план – Растенбург, Разрыв, уничтожение обскура и возвращение Криденсу его изначальной магии – был не более, чем детской наивной верой в чудо, которого никогда не случится. Грейвза бросило в жар. Тело Криденса под его руками вдруг тоже показалось эфемерным, ненастоящим, и он заговорил, быстро и бессвязно, чтобы заглушить сомнения и страхи, свои и Криденса: - Потерпи, осталось совсем немного. Мы найдем формулу Разрыва и избавимся от обскура. Обещаю, вряд ли это займет много времени. И тогда ты будешь свободен – по-настоящему свободен, слышишь? Обскур – проклятье, просто необычное проклятье, и его можно снять, я уверен. Ты волшебник, Криденс, и судя по всему, сильный волшебник. Мы уедем из Европы, если захочешь. Туда, где Гриндевальд нас никогда не найдет. Мы будем… Тут он осекся, потому что совершенно не представлял, что будет с ними после того, как Разрыв сработает как надо. Если сработает. Если они доберутся до Растенбурга живыми. Если… Грейвз в отчаянии прикрыл глаза, останавливая поток панических мыслей. То, что они продвинулись так далеко, уже само по себе было чудом. Криденс, живущий с голодным обскуром, пожиравшим его изнутри, был чудом. То, что происходило между ними – что уже было и что, может быть, еще будет, - было чудом, на которое Грейвз вообще никогда не рассчитывал. Криденс молчал, крепко обнимая его в ответ, дышал в шею, но не поднимал головы. Он раньше постоянно повторял, что верит Грейвзу, но поверил ли на этот раз в неубедительный жалкий лепет - было неясно. Слишком много «если»… Произнесенные слова, которые язык не поворачивался назвать искренними, жгли Грейвзу язык, но ничего, кроме них, просто не было. - Кто я для вас? – с губ Криденса наконец сорвался вопрос, мучивший его весь этот долгий день. Как финальный аккорд, как последняя черта, за которой может быть пропасть или спасение, - и страшно сделать шаг, но дольше оставаться в неизвестности невыносимо и невозможно. Эти тихие слова на выдохе обожгли кожу Грейвза, как кислота. - Тот, кто рядом. Цель. Смысл. Кто угодно, - ответил он, практически не задумываясь. – Придумай любое определение тому, без кого невозможно, - и оно будет верным. Криденс медленно поднял голову – так, чтобы заглянуть лежавшему Грейвзу в лицо. С такого ракурса было видно лишь растрепанную челку, из-под которой блестели глаза, переносицу и правую скулу, подсвеченную люмосом. Грейвз не мог отвести от него взгляда. Наконец Криденс неловко двинулся, недоверчиво качнул головой: - Так… не бывает. В его голосе слышалось искреннее недоумение. Грейвз тяжело вздохнул: - Я тоже думал, что так не бывает. Не со мной. Не в моей жизни. Они смотрели друг на друга с одинаковым недоверчивым изумлением, одинаково оглушенные его словами. Что ж, возможно, Грейвзу все-таки было, что предложить Криденсу, кроме фальшивых утешений, и, возможно, он сделал хоть что-то правильно, потому что взгляд Криденса внезапно изменился. Грейвз чувствовал его тяжесть, от которой было трудно дышать, - ни перед мертвенной белизной зрачков Криденса, знаменующих превращение, ни перед гротескной мордой самого обскура у него не возникало этого странного ощущения неизбежности происходящего и того сорта страха, который пригвождает к месту, не давая сделать ни вздоха, ни движения. Он словно вновь оступился на канате, висевшем над пропастью, и летел, - но почему-то не вниз, а вверх. Криденс двинулся вперед едва заметно. Он словно плыл сквозь вязкий воздух хижины, и черты его лица в свете люмоса постепенно проявлялись, как черно-белый снимок на фотобумаге. А может, так только казалось Грейвзу, который смотрел на него, не отводя взгляда, - так пристально, что заломило в висках. Намерение Криденса не стало для него сюрпризом, и даже особого удивления не вызвало – но Грейвз все-таки закрыл глаза, когда ощутил на щеке слабое дуновение, а потом его губ осторожно коснулись обветренные губы. Криденс замер, не пытаясь целовать – он просто прижимался к губам Грейвза своими, сначала совсем легко, потом увереннее, а Грейвз боялся сделать хоть одно лишнее движение, - видит Мерлин, он уже и так достаточно ошибался, и потому тоже оставался неподвижным, позволяя Криденсу длить поцелуй столько, сколько ему захочется. В голове почему-то настойчиво крутились слова, которые он слышал лишь однажды от бывшего аврора, отошедшего от дел и занявшегося фермерством, - если коснуться крыльев бабочки, она уже никогда не сможет взлететь. Грейвз не собирался проверять это на практике. Криденс наконец отстранился. Его щеки наливались румянцем, словно на кожу щедро плеснули краски. У Грейвза в очередной раз кольнуло в груди. Криденс выглядел невозможно юным, растрепанным и абсолютно потерянным, будто не понимал толком, что произошло и как к этому относиться. Грейвз поймал этот миг искреннего откровенного смятения, в любой момент грозивший смениться неуверенностью, самообвинением и, быть может, разочарованием, - и улыбнулся. Криденс несколько ударов сердца просто смотрел на него, потом неуверенно и смущенно улыбнулся в ответ. Напряжение между ними схлынуло, как волна, оставив опустошенность и давящую усталость. - Иди сюда, - тихо сказал Грейвз, и Криденс послушался, устроившись рядом. Щеки у него по-прежнем полыхали. - Спасибо, - пробормотал он нечетко куда-то в пространство между матрасом и плечом Грейвза. - За что? – Грейвз искренне удивился. Ему казалось, он не сделал ничего – вообще ничего – чтобы заслужить слова благодарности от Криденса, ни в конкретной ситуации, ни в принципе. - Просто… просто спасибо, - повторил Криденс, не поднимая головы. - Спи, - сказал на это Грейвз, обнимая его одной рукой и закидывая другую за голову. До Кенигсберга оставалось два дня пути, если, конечно, не случится ничего непредвиденного. *** Ему опять снился повторяющийся кошмар – дементоры, танцующие в небе, багрово-черный гриб, вспухавший на горизонте, и Гриндевальд. На этот раз он опять был с лицом Грейвза и в аврорской форме МАКУСА – стоял посреди Малого зала заседаний Вулворт-билдинг, презрительно щуря свой светлый глаз на собравшихся в амфитеатре магов, которые аплодировали ему стоя. Грейвз видел смутно знакомые лица, и на всех было написано одно и то же выражение искренней радости и одобрения. В руках Гриндевальда сверкала серебряная цепь, и Грейвз все не мог рассмотреть ее получше, как ни пытался. Дементоры бесшумными тенями скользили совсем рядом, но почему-то не причиняли вреда собравшимся магам. Грейвзу казалось, они беззвучно кричали то ли ему, то ли Гриндевальду, но маги все аплодировали, выкрикивая что-то одобрительное, цепь звенела, и танец дементоров оставался невидимым для всех, кроме Грейвза. А потом небо над ними окрасилось багровым, повеяло удушливым жаром, и Гриндевальд обернулся к нему, горделиво вытягивая вперед руку с намотанной на нее цепью. Над его правым плечом черной тучей завис обскур. Гриндевальд издевательски усмехнулся и дернул рукой, не отрывая взгляда разноцветных глаз от Грейвза. Обскур послушно припал к земле, расстелившись живым покрывалом. Грейвз с ужасом смотрел на него, чувствуя, что задыхается от жара и пепла, когда вдруг проплывавший мимо дементор повернул к нему голову с провалом вместо лица. - Берегись. Оглянешься – оступишься. Оступишься – заблудишься, - монотонно прозвучало у Грейвза в голове. Голос не был ни мужским, ни женским, а, может, был тем и другим одновременно. Вокруг слышались аплодисменты и радостные выкрики. Черные щупальца пепла растянулись на полнеба. Огонь лизал сапоги Гриндевальда, который не обращал на это никакого внимания. - Персиваль! Мистер Грейвз! Проснитесь! Проснитесь же! Грейвз широко распахнул глаза, уставившись в темноту. Дышать было тяжело, веки жгло, словно под них насыпали песка. - Люмос, - хрипло скомандовал он. Огонек получился маленьким и слабым. - Слава богу, - послышался слева облегченный выдох. Грейвз почувствовал осторожное прикосновение к груди, где под рубашкой загнанно билось сердце. – Мист… Персиваль. Пожалуйста, скажите что-нибудь. Грейвз медленно повернул голову, сфокусировав взгляд на Криденсе. Он сидел рядом и казался насмерть перепуганным. - Все нормально. Просто кошмар приснился, - попытался успокоить его Грейвз, гадая, что могло так переполошить Криденса. Он кричал? Пытался колдовать? Говорил что-нибудь странное? – Извини, если напугал. - Нет, - Криденс замотал головой. – Нет, не все нормально. Я же вижу. Эти сны… они вам часто снятся. Почему вы никогда не говорите… Голос сорвался, и Криденс сердито сжал губы, чтобы успокоить невольную дрожь. Грейвз потянулся к нему и взял за руку, погладил большим пальцем теплую кожу. - Не о чем говорить, - мягко сказал он. – Это просто кошмар. Бывает. Давай спать, хорошо? Криденс чуть заметно качнул головой, пристально вглядываясь в лицо Грейвза. В его глазах плескалась усталая горечь. Он знал, что Грейвз врет, и, может, был обижен его недоверием и нежеланием рассказать об увиденном кошмаре. Но спорить все же не стал – отрывисто кивнул и улегся рядом. Немного повозился, кинув вопросительный взгляд на Грейвза, и устроил левую руку у него на груди – так, чтобы ощущать сердцебиение. Грейвз благодарно улыбнулся и закрыл глаза, стараясь дышать ровно. Криденс невесомо погладил его сквозь рубашку и затих. Через несколько минут Грейвз услышал его размеренное глубокое дыхание – Криденс спал. Грейвз опустил глаза, наблюдая, как при каждом вдохе и выдохе движется ладонь Криденса, расслабленно лежавшая у него на груди. Он понимал, что шансов снова заснуть у него нет. В ушах все еще раздавалось далекое эхо аплодисментов, треск огня, и чудился запах гари, преследовавший его во сне. Грейвз прикрыл глаза, не сопротивляясь навязчивым воспоминаниям, и постарался ни о чем не думать.