Ruptura (Разрыв)

Грейвз запер дверь и едва удержался, чтобы тут же не наложить на нее запирающие и заглушающие чары. Комната оказалась совсем маленькой – то ли Дженсон нарочно сдал им такую, то ли просто он раньше не обращал внимание на габариты, - но теперь, когда они ввалились сюда втроем, свободного пространства не осталось совсем. - Это все незаконно, - высказалась Голдштейн. Кажется, Дженсон и прочие не-маги в гостиной произвели на нее не самое приятное впечатление. - Как точно подмечено, - усмехнулся Грейвз. – Проходи, Криденс, - он сделал приглашающий жест рукой. – Я бы сказал «чувствуй себя как дома», но, боюсь, в твоем случае это не имеет смысла. Криденс осторожно протиснулся вглубь комнаты и опустился на колченогий стул, приставленный к такому же видавшему виды столу. Потрескавшуюся полированную поверхность украшала кокетливая кружевная салфетка, на которой стоял графин с водой. Грейвз мимолетно пожалел, что Дженсон соблюдал сухой закон – по крайней мере, на словах. Голдштейн тоже прошествовала к столу и опустилась на второй стул. Ни она, ни Криденс пальто так и не сняли. Грейвз, ощущая на себе тяжелый взгляд двух пар глаз, несколько демонстративно стащил с плеч чужую одежду и уселся на застеленную стеганным одеялом кровать – больше все равно было некуда. Пружины под его весом жалобно скрипнули. Установилась напряженная тишина – Грейвз понимал, что Голдштейн ждала объяснений, а Криденс… он не знал, чего ждал от него Криденс. И ждал ли вообще. Чего ждал сам Грейвз, тоже сказать было сложно. В идеале, конечно, понять, что происходит - имеет ли к произошедшему отношение Пиквери, МАКУСА в целом или Гриндевальд, или же это дикое, выбивающееся из всех рамок и планов совпадение. Появление обскура никто не мог спрогнозировать, зато мог узнать, что обскур выжил. Узнала же Голдштейн… - Итак… - Грейвз вопросительно понял бровь, выразительно переводя взгляд с Голдштейн на Криденса и обратно. – Как вы оказались на минус четвертом ярусе вместе с мистером Бэрбоуном, который предположительно погиб в ходе поимки Гриндевальда? Официальный тон подействовал на Голдштейн, но не так, как Грейвз предполагал. Она поерзала на стуле, отчего тот издал душераздирающий скрип, потом еле заметно пожала плечами. - А почему вы не дали нам уйти своей дорогой, мистер Грейвз, если говорите, что не желаете Криденсу зла? В помощи мы не нуждались, - с вызовом ответила она. Не нуждались в вашей помощи – осталось непроизнесенным, но вполне уловимым. Криденс при этих словах поднял голову. В тусклом свете, просачивавшемся из немытого окна, его лицо казалось серым листом пергамента, на котором кто-то черными кляксами нарисовал глаза. Во взгляде застыл вопрос пополам с обреченной покорностью – словно он заранее знал ответ и, более того, давно с ним смирился. - Потому что я оказался на минус четвертом ярусе не случайно, - медленно пояснил Грейвз, рассуждая, скорее, для себя, чем для Криденса и Голдштейн. – А вместо человека, с которым я должен был встретиться, внезапно появились вы. Может, конечно, это просто совпадение, но после того, как меня три дня допрашивали мои же бывшие подчиненные, я не очень-то верю в такие совпадения. Он вдруг вспомнил ночной разговор с Пиквери, ее искреннее сожаление – «Мне очень жаль, Персиваль». Скупые строчки отчетов авроров, участвовавших в инциденте на станции, список примененных заклинаний «на поражение». Черный провал на месте собственных воспоминаний. Голдштейновский решительный «Обливиэйт»… - Как ты выжил? – тихо спросил он Криденса, на этот раз отбросив все навыки ведения допроса. В комнате не топили, без пальто он начинал мерзнуть и изо всех сил сопротивлялся желанию обхватить себя за локти. Криденс помолчал, привычно опустив голову так, что видна осталась только макушка и кончик носа, и то ли всхлипнул, то ли выдохнул: - Я не знаю. - Это Ньют… мистер Скамандер заметил, что Криденс остался жив, - вмешалась Голдштейн, вдруг разом растерявшая весь свой боевой пыл, и с материнским беспокойством попыталась приобнять Криденса за плечи, но он дернулся от нее прочь. Она тут же виновато опустила руки, тоже склонила голову и продолжила говорить тихим, запинающимся голосом. – Искал его, сколько мог. Хотел помочь, но… У него времени не хватило, мистер Грейвз. Мадам Президент была очень настойчива, и Ньюту… то есть мистеру Скамандеру пришлось спешно уехать. Этот чемодан, волшебные звери… в нем вся его жизнь, понимаете? Он бы не вынес, если бы их отняли у него. Но он оставил мне письмо, где рассказал, что Криденс жив и нуждается в помощи, что обскура не так-то легко убить, а значит – и его хозяина тоже. Голдштейн замолчала, украдкой стирая со щеки невидимую слезу. Грейвз мельком подумал, что этот Скамандер не так прост – и тоже, как сама Голдштейн, имеет прискорбную привычку оказываться в неподходящее время в неподходящем месте. Неудивительно, что они поладили. - А потом я вспомнила про подземную часть МАКУСА. Не знаю, наитие какое-то, наверное. Мистер Скамандер ничего про подземелья не знал, только говорил в письме, что раненый обскур скорее всего попытается укрыться где-нибудь пониже: в подвалах, подземках, городском коллекторе… Я и была-то там только один раз - когда накрыли контрабандную партию веритасерума, помните? – Грейвз кивнул. Тогда Голдштейн еще считалась перспективным аврором, и этот допуск для нее он, кажется, подписывал у Пиквери лично. – А потом… после скандала с салемцами… я не проверяла, каких именно привилегий меня лишили. Не надеялась ни на что, когда спускалась на минус первый уровень – и вдруг, представляете, прошла. Голдштейн подняла на Грейвза подозрительно блестевшие глаза и вдруг улыбнулась – смущенно, но гордо, сразу став удивительно похожей на свою сестру Куинни, которую вся мужская часть МАКУСА признавала весьма красивой ведьмой. Грейвз устало потер лицо ладонями. Впору было признавать, что либо без него соответствующие департаменты стали работать из рук вон плохо, либо… что? Опять совпадение? Неразбериха и суматоха, естественная сразу после поимки Гриндевальда и ареста первого аврора? - Дайте угадаю – вы нашли Криденса на минус четвертом уровне? В… хм… человеческом виде? - Да, - Голдштейн беспокойно взглянула на сидевшего рядом Криденса, который безучастно смотрел куда-то в пол и, казалось, вообще не интересовался разговором. – Он был не в себе, но не нападал, не подпускал меня… Он очень боялся, мистер Грейвз. Меня, магии, Люмоса… - тут она беспомощно нахмурилась, подыскивая верные слова. – Я не представляю, как он выжил, как попал в магически защищенный коридор, но оставить его там, одного, в темноте я не могла. Носила ему еду, воду, рассказала про Гриндевальда, про обскура, про то, что Гриндевальд в вашем облике хотел от него… Грейвз порадовался, что Криденс так и не поднял головы. Смотреть ему в глаза сейчас было бы невыносимо. - Потом, когда он немного окреп, я пообещала отвести его в другое место. Куинни… моя сестра знает одного чудаковатого мага, он живет в Джорджии почти отшельником, у него там ферма. Мы подумали, что Криденсу с ним будет безопаснее, чем в Нью-Йорке. Роберт - тот маг – недавно прислал письмо с совой, где согласился приютить Криденса и позаботиться о нем. Куинни ему написала, что Криденс – наш дальний родственник по материнской линии, сирота и сквиб… Криденс вдруг вздрогнул всем телом, Грейвз неосознанно сжал правую руку в кулак, а Голдштейн виновато потупила взгляд. На щеках у нее вновь расцветали малиновые пятна. - Куинни должна была раздобыть ему не-маговскую одежду, а я - купить билет на не-маговский поезд. На всякий случай выкупила все купе в первом классе. Вот, - Голдштейн вытащила из кармана пальто две измятые бумажки. – Только мы уже опоздали… кажется. Грейвз подавил тяжелый вздох. Час от часу не легче, еще и младшая Голдштейн. Незарегистрированный легилимент, насколько он знал. Вот только у записки, присланной с совой, мыслей и намерений отправителя не прочтешь. - Вы с Криденсом вряд ли добрались бы до станции, - честно сказал он. Если Пиквери узнала про выжившего обскура, то Криденс так или иначе все равно оказался бы в МАКУСА - с помощью Грейвза или без нее. А вот если это не Пиквери… Голдштейн вскинула на него покрасневшие отчаянные глаза. - Но почему? - и осеклась, наткнувшись на спокойный усталый взгляд бывшего начальника. – Это нечестно! Криденс не виноват в том, что обскуриал! Не виноват, что Гриндевальд его обманул! Не виноват, что авроры хотели его уничтожить! - Криденс – магическая взрывчатка без запала с потенциально огромной разрушительной мощью, которую нельзя ни утихомирить, ни приручить! - не сдержался Грейвз и тут же пожалел об этом. Глаза Голдштейн стали огромными и налились слезами, а Криденс все-таки поднял голову. Грейвз ожидал всего и готов был поставить щит при первых признаках проявившегося обскура. Пальцы покалывало от магии, но взгляд Криденса был странно спокоен, даже отрешен. - Прости, я не то хотел… - начал Грейвз, но Криденс покачал головой. - Нет, вы правы. Ведь правы? – настойчиво переспросил он. Грейвз не нашел в себе сил кивнуть, просто смотрел, как исчезает из взгляда Криденса мелькнувшая было надежда. - Никто из магов не знает, что с тобой делать. Обскуры не появлялись уже сотни лет. А если появлялись – умирали в детстве. Ты – уникальный, Криденс. Уникально опасный. Уникально непредсказуемый. Уникально смертоносный. У Криденса задрожали губы. - Я не хочу… Не могу, не знаю, как это остановить… - прошептал он. Перевел взгляд на Голдштейн, но она сама смотрела на Грейвза, беспомощно закусив губу. – Вы можете?.. Можете помочь? Можете… убрать это? Если этого… если обскура не будет, меня ведь оставят в покое, да? Грейвз подавил желание зажмуриться. Почему Криденс спрашивал его, разве Голдштейн не должна была объяснить ему, что это невозможно? Смертельно, опасно, безнадежно… Мерлин, он не мог сказать этому несчастному мальчишке, что единственное, что освободит его от обскура – смерть. А единственное, что готовит ему ближайшее будущее – скитания, страх и та же смерть в итоге. - Среди не-магов здесь ты в относительной безопасности, - вместо этого проговорил он, стараясь, чтобы голос звучал убедительно. – Магический мир Нью-Йорка… да, пожалуй, и всей Америки для тебя закрыт. Голдштейн… то есть, мисс Тина была права, когда хотела отослать тебя подальше, но я бы все-таки предложил Европу. Только нужно выждать время – вполне возможно, что в МАКУСА знают о том, что ты жив. Они будут тебя искать. - Чтобы убить? - Вероятно, - Грейвз опять подумал о Пиквери. Если ей придется отдать Гриндевальда под европейскую юрисдикцию, при таком раскладе у нее останется обскур. Он вспомнил свои собственные слова - «Если бы Бэрбоун остался жив, у тебя был бы козырь в переговорах…». – А, может, захотят использовать мощь обскура в своих целях. Могут хотя бы попытаться. Голдштейн от изумления открыла рот. - Как тот… как Гриндевальд? – тихо спросил Криденс. - Да. Ради общего блага, - Грейвз криво усмехнулся. - Не сравнивайте американский Конгресс и Гриндевальда! – возмущенно воскликнула Голдштейн. – Это… это же совсем разное! Гриндевальд хотел заполучить себе смертоносное оружие, а авроры – уберечь магов от опасности. А опасность – это Криденс, которого приговорили за неконтролируемые, а до недавнего времени даже не осознаваемые вспышки дикой разрушительной магии. Милосерднее было бы окончательно добить его на станции подземки – проще и лучше для всех, в первую очередь для самого Криденса - А вы, мистер Грейвз? – вдруг перебил ее Криденс. - Что – я? – искренне удивился он. - Чего хотите вы? Почему помогли мне и мисс Тине? Голдштейн тоже смотрела вопросительно. Грейвз помолчал, тщательно подбирая слова. Солгать сейчас он просто не имел права. - Я хочу, чтобы никто не пострадал. До недавнего времени я по долгу службы отвечал за безопасность всего магического Нью-Йорка и считал себя неплохим аврором. Потом появился Гриндевальд, я потерял память о неделе своей жизни и оказался под подозрением, возможно, под судом. Я хочу понять, что происходит. Пусть я больше не аврор, но я по-прежнему в ответе за безопасность каждого мага в Нью-Йорке. Понимаешь - каждого, Криденс. И если я могу предотвратить чью-то смерть, я сделаю это. Криденс долго молчал. Вид у него был такой, словно Грейвз на его глазах вновь превратился в Гриндевальда и обратно. Голдштейн, слава Мерлину, тоже помалкивала. В комнату заползали декабрьские сумерки, стало слышно, как внизу, в общей гостиной играет джаз и звенит посуда. - Нам с мисс Тиной пора, - сказал Грейвз, окончательно ставя точку в вымотавшем его разговоре. Голдштейн явно медлила, сомневаясь. Криденс опять уткнул нос в воротник пальто и словно бы съежился на глазах. Грейвз тяжело поднялся на ноги, не глядя, вытащил из кармана пачку долларов и положил на стол рядом с графином. Хотелось ободряюще потрепать Криденса по плечу, но вспомнилось вдруг, как тот дернулся, уходя от прикосновений Голдштейн. - Дженсон не будет навязываться. Этих денег тебе должно хватить с лихвой. Если что-нибудь понадобится – спроси Нэнси, это милая девушка, работает на кухне. Горячая вода, лампа, полотенца – в общем, все, что нужно. Еду лучше тоже попроси приносить сюда и поменьше выходи из комнаты. Если почувствуешь опасность – беги, не раздумывая. - Но вы ведь… придете еще? – вопрос прозвучал глухо, потому что Криденс так и не поднял головы. - Приду. Не скажу только, когда – сам не знаю. Если будет безопасно, то приду скоро. Если что-то пойдет не так… Грейвз встретился взглядом с Голдштейн и еле заметно покачал головой. - Будь осторожен, Криденс, - искренне пожелал он и двинулся к двери. - Все будет хорошо, - фальшиво улыбнулась Голдштейн и, конечно, опять обняла Криденса за плечи. На этот раз он не дернулся в сторону, но еще сильнее втянул голову в плечи. Грейвз открыл дверь и пропустил Голдштейн вперед. Помедлил на пороге и все-таки оглянулся – полоса света из коридора освещала сгорбленную фигуру Криденса, его черную макушку, опущенные плечи, стоптанные ботинки, к которым был прикован его взгляд. Вся остальная комната тонула в мягких сиреневых сумерках. Грейвз отрешенно подумал, что так, должно быть, выглядит тихая усталая безысходность, и решительно притворил за собой дверь. Кивнув на прощание Дженсону, который по-прежнему восседал за стойкой, Грейвз вывел Голдштейн на улицу. Велев ждать за углом, он быстро прошел через черный ход на кухню, где, как и предполагал, нашел Нэнси – веселую смешливую девушку, которая обожала «мистера Ллойда» и всерьез надеялась, что когда-нибудь он оценит ее прелести и заберет из скучного мира полотенец и кастрюль в Филадельфию или Флориду. Других подходящих для роскошной жизни мест она просто не знала. Поцеловав девушку в щеку, выслушав восторги и вытерпев страстные объятия, Грейвз сунул ей в карман передника горсть монет и попросил присмотреть за милым застенчивым парнем из комнаты номер 13, который впервые приехал в Нью-Йорк и потому несколько робеет. Нэнси с энтузиазмом обещала все выполнить в точности. Решительно отказавшись от ужина и очередной порции объятий, Грейвз вернулся к Голдштейн, которая подозрительно оглядывала темневшие улицы и проходивших мимо не-магов. Запрет колдовать все-таки заставлял ее нервничать. В сумерках Бруклин выглядел совсем непохожим на Манхэттен. Со стороны реки слышались редкие гудки пароходов, лязг лебедки и грохот укладываемых шпал – неподалеку проводили очередную железнодорожную ветку. Не-маги тоже отличались от манхэттеновской публики – от некоторых явно веяло угрозой, и Голдштейн невольно старалась держаться поближе к Грейвзу. Они без разговоров и происшествий дошли до старого кладбища, и только там, в тишине, Грейвз позволил себе разжать судорожно стиснутый кулак правой руки. Пока он в сторожке искал свои вещи и переодевался, Голдштейн стояла в проеме двери, задумчиво глядя в темнеющее небо. - Что? – не выдержал Грейвз, скручивая галстук и засовывая в карман пальто. Надевать его не было смысла. Голдштейн пожала плечами. - Волнуюсь за Криденса. Грейвз не ответил. В этом тоже не было смысла. - Аппарируйте домой. Ведите себя, как обычно, и поменьше разговоров с сестрой про выжившего обскура и бывшего начальника. Даже дома - особенно дома. Я бы посоветовал вам воспользоваться Омутом памяти и слить все воспоминания, связанные с Криденсом, но, боюсь, это уже не поможет. - У меня нет Омута памяти, - растерянно сказала Голдштейн. Грейвз кивнул. - И это тоже. Предупредите сестру, чтобы была осторожнее. Никаких писем этому вашему… фермеру в Джорджии. Если будет присылать сов – напишите про изменившиеся планы, чем меньше подробностей, тем лучше. И пусть она внимательно смотрит и слушает, когда будет подавать кофе и печенье на совещаниях. Да, вот еще что, Голдштейн, - больше никакой самодеятельности. Никаких контактов с Криденсом без моего ведома, никакого внезапного интереса к Бруклину, вообще забудьте этот адрес и то, что были здесь. Голдштейн неуверенно кивнула. - Но если… - Никаких «если». Я дам знать, когда наступит подходящий момент. Это важно, Голдштейн, - Грейвз заглянул ей в глаза. – Не пытайтесь связаться ни с Криденсом, ни со мной. Только в исключительных, - я повторяю – в исключительных случаях можете вновь провернуть тот фокус с посыльным. Голдштейн сморщила нос и смущенно кашлянула. Значит, он не ошибся. - Могу я узнать, почему вы решили нарушить прямой запрет МАКУСА и прислать мне эти отчеты? Она склонила голову к плечу, посмотрела с вызовом. - Потому что подумала, что вам следует знать. Потому что понимала, вы – не тот человек, который отправил меня в Комнату исполнения приговоров. Даже спустя столько лет знакомства Голдштейн еще могла его удивить. Грейвз кивнул в знак признательности. - Спасибо. - И вам, мистер Грейвз,- серьезно ответила Голдштейн и аппарировала. Грейвз последовал ее примеру. Впереди у него был долгий вечер.