Stephen «Crossfire»
Мальчишка с убранными в маленький хвостик на затылке волосами заглянул в большую комнату и снова вздохнул: он уснул всего на полчаса, а родители уже куда-то подевались. Второй этаж дома пустовал, даже детская, где частенько можно было повозиться с сестренкой в колыбельке. Спустившись по широким ступеням лестницы на первый этаж, мальчик побежал на кухню, но и там никого не оказалось. В доме было тихо, поэтому ребенок решил, что семья, скорее всего, где-то на территории небольшого сада, что располагался под окнами гостиной. Ни минуты не медля, парнишка натянул свои зеленые, уже потрепанные кеды и, не завязывая шнурков, вышел из дома. Обогнув строение, мальчик, как и ожидал, увидел отца, который на расстеленном на траве покрывале играл с маленькой девочкой. — Папа! — А, Чонин, ты уже проснулся, — отец лучезарно улыбнулся, взглянув на сына, — мы с мамой решили не будить тебя и пока погулять с Донсу. Девочка, что лежала на спинке и обхватывала маленькими ручками свои маленькие ножки, хлопала глазками, глядя на брата. Ее царапки розового цвета лежали на краю покрывала, поэтому сейчас пальчики с чуть отросшими ноготками свободно хватали предложенные игрушки. В отличие от других детей, сестра Чонина все еще продолжала расцарапывать себе лицо ночами, если ей не надевали царапки. Никто не замечал, что в доме бабушки, куда детей отправляли пару раз в месяц на несколько дней, малышка всегда спала спокойно и с открытыми руками. Только в их с родителями доме сон нарушался редкими всхлипами и обработкой маленьких порезов на нежной кожице. «У вас всегда неспокойно, — говорила бабушка, когда приезжала погостить и присмотреть за детьми, — мне не нравится этот дом». Но, естественно, старушку слушать никто не собирался, потому что все всем были вполне довольны: и положением дома в районе, и находящейся рядом школой, и быстрыми путями до центра города. — Проснулся? — Из-за спины послышался голос матери, которая несла в руках еще одно покрывало. — Что-то сегодня тихо, похоже, все разъехались отдыхать. — Да, слышал, многие поехали на выставку на Гундоне, — отец пощекотал девочку, отчего та заулыбалась, — о ней говорили вчера. — Помню, — женщина подняла Донсу на руки, кивком указывая, чтобы мужчина расстелил поверх лежавшего на газоне покрывала принесенное. — А можно мне погулять? — Спросил Чонин, на самом деле не надеясь на согласие родителей. — Скоро темнеть начнет, не поздновато ли? — Мать вскинула брови. — Но ребята сказали, что сегодня будут запускать салюты, наверно, как раз после выставки, — мальчик сложил руки в молитвенном жесте, — пожалуйста? — Хотите гулять дотемна? — Хотя бы разочек, пока не начало холодать. Мамочка, ну, пожалуйста. Родители переглянулись, мысленно перекидываясь решениями на этот счет. Ребенок чувствовал, как сердечко трепещет в ожидании, даже маленькая Донсу замерла на секунду. — Так уж и быть, — выдохнул отец, — только не убегайте далеко. — Спасибо! — Чонин улыбнулся во все тридцать два и полез к родителям с объятиями. — Салют точно будет виден со второго этажа! Мальчик, выслушав несколько указов о том, что нужно взять куртку, завязать шнурки и держаться большой компанией рядом с чьим-нибудь домом, убежал, перед выходом за пределы участка помахав родителям. Воздух в это время года прогревался днем до двадцати с лишним градусов, но к вечеру начинало холодать из-за раннего захода Солнца. В семь часов город уже освещали фонари, а детей загоняли в дома, чтобы те не потерялись и не подхватили простуду, бегая без курток и в легкой обуви. Так и сегодня, компания ребят, к которой собирался Чонин, выбралась на улицу только в пять часов. Чтобы увидеть салют, детям нужно было добраться по переулкам до небольшого холмика, с которого не было видно саму реку, но кусочек берега, на котором сегодня собирались толпы людей, открывался для обозрения. Собрав всех участников полюбоваться зрелищем, коих было семеро, компания не спеша направилась к холму, всю дорогу дурачась и выбегая на середину пустых улиц, которые обычно были забиты машинами, изображая из себя бесстрашных героев и пугая своим поведением двух девочек, что навязались посмотреть на салют. Вместо планируемых тридцати минут ребята добирались до места назначения все шестьдесят, но это никого не расстроило, наоборот, такой путь хотелось растянуть. Дети знали, что после окончания салюта им немедленно нужно будет вернуться домой, чтобы не волновать родителей и не получить выговор. — Если б можно было на крышу залезть, вообще б весь город увидели, — воодушевленно сказал один из ребят, когда вся компания пробралась на импровизированную площадку для просмотра. — И так неплохо, — возразил второй, что был старше всех, усаживаясь на перила, ограждавшие площадку, — во сколько начало? — На баннере было написано, что в семь, — поглядывая на часы, оповестил тот самый паренек, что предложил отыскать свободную крышу: он как раз побывал на выставке и остался доволен, — через двадцать минут начнут. — Эй, Чонин, смотри, — одна из девочек указала в сторону небольших участков с частными домами, — там твой дом видно. — Ого, точно, — удивился мальчик, глядя на красную крышу и маленький огонек в окне второго этажа, — я сказал родителям, чтобы они тоже посмотрели салют. Ребята разговорились, весело смеясь и то и дело тыкая пальцами в разные стороны, отыскивая наиболее яркую крышу или считая окна, в которых горел свет. Минуты бежали незаметно, напоминая о том, что зрелище, которого дети ждали так долго, скоро даст о себе знать. Чонин не прекращал улыбаться, смотря в сторону своего дома. Он чувствовал себя настолько счастливым, что хотел закричать прямо отсюда, чтобы родители выглянули в окно и помахали ему. Но он знал, что до окон далеко, никто его не услышит. — Через пять минут начнется, — оповестил единственный владелец часов. — Это будет так кра… — Чонин замолчал, не отрывая взгляда от родного дома. От дома, который за секунду окрасился в ярко-рыжий цвет, словно фейерверк запустили прямо в помещении. Все дети с ужасом посмотрели в одну сторону. Словно в замедленной съемке, стекла, что виделись издалека мелкими блестками, вылетели из окон, выпуская на улицу пламя и густой черный дым. — Мама! — Завопил Чонин, спрыгивая с площадки и приземляясь на колени, сдирая их в кровь об асфальт. Мальчик никогда не думал, что умеет так быстро бегать. Но сейчас маленькие ножки несли его с невероятной скоростью в сторону поднимающегося к небу столба дыма. Даже отсюда Чонин видел, как начала крениться любимая красная крыша, опуская под своей тяжестью часть второго этажа на первый: как раз ту комнату, в окнах которой горел свет. — Мамочка! — Продолжал кричать мальчик, чувствуя, как задыхается. В небе вспыхнул первый салют, разбиваясь на тысячи огоньков, быстро угасая и сменяясь следующей партией. Но Чонин не думал, насколько красивым было небо сейчас, насколько потрясающим было долгожданное зрелище. Он не знал, как долго бежал, но совсем близко к дому ему подойти не удалось из-за удушливого запаха и языков пламени, окутавших почти весь дом. Соседи напротив, что только вернулись домой, сразу же схватили мальчишку, норовившего прыгнуть в самое пекло, и сказали, что вызвали пожарных. Но Чонин их не слышал. Он обливался слезами и кричал, глядя на полыхающий дом, что был в нескольких десятках метров перед ним. Пожарные приехали через пару минут, сразу же выскакивая из машины в противогазах и вытягивая какие-то шланги. Ничего не было видно. Совсем ничего. Только клубы тяжелого черного дыма, которые смешивались с чем-то белым, становясь, как ни странно, еще чернее, поднимаясь все выше. Но яркое пламя так же резко стало угасать, скоро и вовсе исчезнув, открывая вид на обугленные части строения. Чонин не знал, сколько времени провел в руках соседей, что держали его вдвоем, но он успел окончательно сорвать голос и устал вырываться, оседая на землю и продолжая плакать. Территорию вокруг дома оцепили желтой лентой, запрещавшей заходить за ее пределы. Пожарные, что носились туда-сюда с какими-то коробками, инструментами и огнетушителями, не переставали что-то выкрикивать, по-видимому, предупреждая приближавшихся людей быть предельно осторожными. За несколько минут набежало порядочное количество народа, охающего и ахающего, закрывающего рты и качающего головами. Кто-то даже снимал на камеру и спрашивал о произошедшем. — Чонин, нам нужно спросить тебя кое о чем, — словно вырывая мальчика из какой-то мутной субстанции, спросил высокий мужчина, присев совсем рядом, — кроме твоих родителей… кто-то еще был в доме? Чонин не мог разглядеть лица мужчины из-за расплывчатости картинки перед собой. Он видел за его спиной двух людей в белых халатах, наверное, докторов, которые приехали оказать первую медицинскую помощь. Отец часто рассказывал о них, потому что и сам носил такой же халат. Мальчик осторожно поднялся на ноги, поддерживаемый взрослыми, и прошептал: — Донсу, моя Донсу. Мужчина хотел было спросить, кто это, но соседи опередили его, уточняя, что речь идет о маленькой сестре. Белые халаты, встав по обе стороны от мальчика, начали что-то говорить ему о том, что нужно пройти к машине, чтобы можно было его осмотреть. Но он снова ничего не слышал, смотря в одну точку. На несколько секунд замерев и собравшись с силами, Чонин вдруг, резко дернувшись, насколько позволяли ему худые ручки, оттолкнул преграждавших путь взрослых и ринулся к дому, перескакивая через обломки и игнорируя желтую ленту. Развалины, что еще не до конца остыли, жгли подошвы кед, заставляя пробираться куда-то в самую глубину. Позади слышались крики пожарных, соседей, друзей, которые подоспели как раз к моменту, когда подъехала «скорая». За ним следом ринулись взрослые, пытаясь ухватить. Но мальчик лез все дальше, пытаясь увидеть своих родителей. Он так надеялся, что какое-нибудь чудо спасло их, что они только незначительно поранились. Но никакого чуда не произошло. Совсем. Были только обломки, угли и разрушенные стены, в обвалках которых проглядывалось что-то светлое. Добравшись туда, Чонин кинулся разгребать завал, все больше пачкаясь в пыли и саже, откидывая в стороны камни и угли. И то, что он увидел, заставило его осесть на горячий пол и зажать рот руками: светлым пятном оказался обугленный со всех сторон ползунок, съехавший с одной ножки маленького тельца, теперь даже не похожего на детское. Кожа, в некоторых местах сгоревшая до кости, источала ужасную вонь, а на личике, прежде розовом, не было видно ничего, кроме глазных впадин. Чонин чувствовал, как его ноги обжигают угли, как начинает подташнивать от удушливого запаха, но он видел обугленную руку под телом Донсу, он видел кольцо на одном из сгоревших пальцев. И он понял, что никаких чудес нет. И все сказки, которые ему рассказывали на ночь, — ложь. Волшебства не бывает. Потому что если бы оно было, Чонин сейчас смеялся бы с друзьями, наблюдая за салютом. Чуть приподнявшись на истекающих кровью ногах, мальчик принялся тормошить заваленную руку, хватаясь за обожженную плоть и ощущая ее чуть заметное тепло. Боясь оторвать руку, он перестал сотрясаться и потянулся к огромному куску бетонной плиты, что мешала вытащить тело. Отодвигая громадину, мальчик слышал чужие шаги позади, думал, что надорвется, но один из камней под плитой соскользнул, что облегчило работу. Ладони саднило, он продолжал скрести ногтями по углям, открывая глазам вид на плечо матери, кость которого торчала под неестественным углом. Вдруг глаза Чонина накрыла чья-то рука, а возле уха послышалось тихое: — Не смотри, не смотри. Это была Хендже, девочка, которая указала на крышу дома Чонина со смотровой площадки. Она крепко прижалась к спине мальчика, продолжая шептать тому не смотреть, и сама закрыла глаза, не в силах наблюдать это. «Похоже, неисправность газопровода» «Дом новый, но он перестроен, видимо, проводку не меняли» Чонина вместе с Хендже подхватили на руки, чтобы вынести из завала. Мальчик сжал совсем черные руки в кулаки, впиваясь окровавленными ногтями в ладони. «А что насчет находившихся в доме?» «Сгорели. Пол комнаты, где находилась семья, обвалился, их прижало, не выбрались бы» Чонин чувствовал бешено бьющееся сердце, но ничего более. «Дом под снос?» «Другого варианта не рассматриваем» Хендже, которая слышала отрывки фраз, мечтала заткнуть Чонину еще и уши, но знала, что тогда он ее оттолкнет. Девочка, изрядно напуганная, чуть сама не отпрыгнула, почувствовав, как тело друга начало сотрясаться. Но не от слез. Он смеялся.***
— Нет! — Чонин резко сел на кровати, устремляя взгляд в темноту комнаты. Кенсу, что держал парня за плечо, испуганно наблюдал и решился спросить: — Снова пожар? — Снова, — по шее Кима крупными каплями стекал пот, впитываясь в ткань серой майки. Чонин согнул ноги в коленях и опустил на них голову, зарываясь руками в волосы. Этот сон преследовал его, появляясь по несколько раз за месяц, не давая спать и оставляя после себя неприятную горечь. Он не знал, что с этим делать, просто смирился. Гораздо больше его волновало то, что Кенсу рядом с ним не мог спать спокойно. — Прости, — пролепетал Чонин, красными глазами глядя на До, — ты снова не спишь из-за меня. — Прекрати, — Кенсу продвинулся ближе, легко поглаживая парня по спине и ощущая под ладонью влажную от пота ткань, — ты не должен извиняться. Просто переоденься и ложись. Чонин, послушавшись, поднялся и поплелся к открытым полкам импровизированного шкафа, по пути скидывая противно прилипшую майку и отшвыривая ее к двери. — Почему это снова происходит? — Устало спросил парень, стоя напротив полок и глядя на свои колени, сохранившие рваные шрамы от ожогов. — Я не знаю, — ответил Кенсу. Он знал. Все знал. И то, что случилось с семьей Чонина, и то, что его отправили жить к бабушке. И то, что проверка психического состояния мальчика показала отрицательный результат, но тема была закрыта благодаря языкатости и умению разговаривать с нужными людьми такой тихой на вид старушки. Бабушка не хотела сдавать внука в психушку, поэтому обещалась заняться лечением сама, хоть и не имела на это полного права и возможностей. Хендже часто приходила на помощь, росла вместе с мальчиком и всячески его оберегала, когда как остальные друзья предпочитали отмахиваться и уходить в сторону. Девочка была рядом с Чонином вплоть до его отъезда из Кванджу в Сеул. А потом Кенсу, будучи уже на первом курсе университета, увидел смуглого парнишку, что пустым взглядом смотрел на стенд для абитуриентов. В его глазах не было даже намека на искру, словно он не просто не хотел поступать сюда, а уже устал от жизни. И это пробудило в До некий интерес, что не было ему свойственно. Кажется, в тот день он даже нахмурил брови, чем привлек внимание одногруппников. Кенсу все знал. Знал двух людей в одной оболочке: ребенка, который много болтал и мог заплакать, вспоминая прошлое, и ледяного парня с пустым взглядом, что шустро заметал следы и резал выбранных жребием жертв. Оба ютились в молодом теле, постоянно борясь друг с другом и вырывая главенство на некоторое время. — Завтра снова рано вставать, — промычал Чонин, укладываясь обратно на кровать. — Снова рано, — ответил До, уже успев прикрыть глаза в дреме. Ким, повернувшись на бок, чуть отодвинулся, чтобы не тормошить лишний раз и так беспокойно спящего Кенсу. Но через несколько секунд к его холодной спине уже прижималось горячее тело. До как можно более незаметно выдохнул в затылок парню, чего никогда раньше не думал делать. Он боялся быть замеченным в своих неловких действиях. А Чонин чувствовал чужое дыхание. Но молчал. Потому что таковы их правила.