Wolf Colony «Holy»
Как выглядит красноухая черепаха? Как выглядит простая черепаха? Как выглядит ухо? А красный цвет? С чем их можно сравнить? Как понять, что ты держишь в руках именно красноухую черепаху, а не тарелку с остывшим супом? Только с помощью глаз. С помощью здорового зрения. Но что делать, если кто-то лишил тебя зрения, и нет никакой возможности увидеть мир? Что тогда? — Эй, Крот, да на тебе сегодня стремный свитер! — Пробегавший мимо двора мальчишка бросил на площадку смятую жестяную банку, попав прямо по металлическому спуску горки, из-за чего противный звук раздался слишком громко. Мальчик вздрогнул, но не сдвинулся с места, продолжая покачивать ногами и дожидаться возвращения матери. Та не заставила себя долго ждать, через пять минут присев рядышком и обхватив плечи сына. — Мам, этот свитер и правда стремный? — Ифань оттянул горловину шерстяного свитера. — Вовсе нет, — женщина оглядела одежду мальчика, — почему ты так решил? — Фэнь опять назвал меня кротом и сказал, что свитер стремный. — Милый, это обычный бежевый свитер с синими полосками на рукавах, на нем даже рисунка нет. Бежевый цвет и синие полоски? Самое понятное — полоски: длинные, прямые. Но, раз мама говорит, что свитер обычный, значит, он обычный. — А как выглядят кроты? — Они черненькие, с короткой шерсткой, а лапки и носик у них кожистые и гладенькие. На ощупь, как Мэймэй. — Серьезно? — Ифань склонил голову, закусывая край горловины и вспоминая голую кожу их кошки. — Я похож на крота? — Ни капли не похож, — женщина расхохоталась, обнимая сына. — Тогда почему они меня так называют? — Потому что… потому что кроты… — Слепые?***
— Вот так выглядит голубой, — свет изменился и стал более бледным, — видишь различия? — Ага, — Ифань не совсем понимал, правильно ли воспринимает спектр, но ему нравилось. По словам доктора, аппарат, под которым лежал юноша, был чуть больше него самого. Он опускал над лицом гигантский круг и медленно поворачивал его, пока луч света, направленный к глазам, освещал определенный сектор, посылая импульсы в мозг и частично отображая информацию. Благодаря таким сеансам Ифань узнал, как выглядит зеленый и желтый цвет, а сегодня — красный и голубой. Они все были разными, хоть и отличались только длиной световой волны, проявлялись не слишком ярко и сразу же исчезали, как только круг поднимался. Но Ифань запоминал их, чтобы потом, услышав от кого-то о чем-то желтом, понять, что это действительно желтый, а не просто слово. — Желток яйца желтый, — мать поставила тарелку перед сыном, — и некоторые цветы в саду желтые. А у отца есть желтый галстук. В отличие от остальных, Ифаню требовалось время, чтобы вспомнить, как «выглядели» вещи, когда он впервые их ощупывал. Цветы были разными на ощупь и пахли тоже по-разному, но различить на первый раз их было очень сложно: некоторые хрупкие бутоны осыпались нежными лепестками прямо в руках. Галстук был длинным, гладким и заканчивался обычно острым углом. Угол составляли две стены и пластиковая линейка, стоило провести по ней пальцами. Пластик был прочным и гнулся, в отличие от дерева, например. Хотя деревянные карандаши легко можно было разломить на несколько кусочков. Желток растекался во рту и был приятно-соленым. А вот конфеты, завернутые в шуршащие бумажки, были маленькими и сладкими. Шоколад был похож на кофе, а сладкая вата — на жженый сахар. У куриного мяса были более мягкие волокна, а свинина иногда слегка пережаривалась, чтобы избавиться от лишнего жира. Жир на вкус был противным. Вот и вся история. Мир, который нельзя увидеть, совсем другой и воспринимается иначе. — Папа заберет тебя? — Доктор попросил юношу открыть рот и положил тому на язык капсулу. — Сам дойду, — Ифань проглотил лекарство без воды и широко раскрыл глаза, ожидая очередной порции капель. — Как там твои успехи в стрельбе? — Капли и правда были закапаны в определенной последовательности. — Все классно, мне нравится. Тир, открытый для отца Ифаня в любое время дня и ночи, впервые поприветствовал юношу, когда ему было шестнадцать: друг отца с работы просто предложил пострелять по жестянкам вечерком. Ву не знал, чем думал, но охотно согласился, получая в руки тяжелое ружье, которое тут же принялся облапывать, изучая. После одного вечера был второй, а после и третий, пока Ифань не начал сметать все мишени без разбору с почти стопроцентным попаданием. «Слепой снайпер» оказался не такой уж выдумкой. — Ладно, топай, только осторожнее, — мужчина хлопнул юношу по спине, намекая, что на сегодня хватит. Отец работал в соседнем корпусе больницы, до которой было полторы минуты в среднем темпе, поэтому Ифань даже не разобрал трость, прогулочным шагом топая по выученной наизусть дорожке. С ним здоровались некоторые доктора, на что он улыбался и приветливо кивал, стараясь не уворачиваться за источником звука, чтобы не сбиться с дорожки и не въехать носом в стену. Сегодня у господина Ву на половину второго был назначен пациент. Ифань не знал, как следить за временем, поэтому умные часы сообщали ему о каждом новом часе. О том, что уже на час больше двенадцати, юноша узнал, лежа под цветным кругом, поэтому сейчас самостоятельно направлялся на второй этаж, в самый конец просторного коридора с поручнем на стене, у кабинета обнаруживая, что не один здесь. Прислушавшись к дыханию, Ву понял, что на местах для ожидающих сидел кто-то юный, скорее всего, парень. Осторожно умостившись рядом, Ифань негромко кашлянул, собираясь с мыслями. — Ждешь кого-то? — Сестру, — это был почти мальчик, вероятно, хрупкого телосложения и весьма взволнованный. Оба молчали оставшиеся сорок минут, после которых мальчик встал с насиженного места и, встретив вышедшую с кем-то сестру, ушел. Этот паренек должен был вернуться сюда не раз.***
— Хоть раз послушаешь меня? — Нет, — Крис хлопнул дверью и почти бегом миновал лестницу. Выбежавший следом молодой человек нагнал его у самого выхода и схватил за руку. — Ифань, остынь, не надо, — парень, вечно носивший костюм и служивший ему верой и правдой, пытался всеми силами остановить хозяина дома. — Ты слышал, что сказал отец? — Ифань выдернул руку. — Слышал. — Я должен вернуться домой сию же секунду, не смей мне мешать. Тот парнишка по имени Тао после не приходил в больницу, но Крис зачем-то выведал информацию чуть ли не обо всей его семье, включая даже отца-таксиста. Этот молодой человек был довольно впечатлительным по рассказам друзей, но отзывчивым и ответственным. Крис понятия не имел, почему вдруг заинтересовался им, но просто сделал это и каждый раз надеялся, что тот придет вместе с сестрой, чтобы поддержать ее. Позже оказалось, что он и не знал о ее прогрессирующей болезни, потому что родители пытались огородить ребенка всеми способами, неосознанно делая из него жертву. В двадцать мать предложила Ифаню переехать с ней на время в Сеул, пока она будет заниматься с тамошними студентами-практикантами. Юноша сразу же согласился. И по воли ли случая, или по велению судьбы, Крис просто остался в другой стране, заимевшись помощниками в виде личного охранника и милой бабули-домохозяйки, которая сначала приглядывала за неприметной квартиркой, а после — за домом на окраине города, купленном на деньги, вырученные с продажи дома в Сычуане, от которого родители с радостью отказались за неимением сил вести хозяйство и бизнес одновременно. Никакой несчастливой истории. Более чем просто прекрасное взросление. Не считая того факта, что все это происходило в кромешной тьме, изредка нарушаемой световыми пятнами. — И чем ты хочешь помочь ему? — Я… не знаю, — Ифань и правда не знал, чем со своей слепотой сможет помочь Тао, страдающему совершенно незнакомой болезнью. — Давай-ка лучше слетаем в Севилью, что скажешь? — Правильно-правильно, послушай его, — домработница подала голос с кухни, — в Севилье сейчас так солнечно, езжайте! — Почему именно Испания? — Тебе ведь нравятся места с эхо? — Ничего мне… — Там есть подходящее, — парень решил умолчать о том, как несколько раз наблюдал болтающего с собой в бездну колодца на заднем дворе хозяина дома, который еще и лыбился при этом словно дурачок.***
— Я не обязан подчиняться твоим приказам! — Швырнув упаковку влажных салфеток на пол, завопил Тао. Он был похож на невоспитанного ребенка: с самой первой встречи и до нынешнего момента. После поездки в Севилью Крис все-таки направился домой в Китай, чтобы проследить за тем, что Тао, погрязший в собственном отвращении, желавший уйти хоть куда-нибудь, благополучно добрался до аэропорта, а затем и до Сеула, встретившего его не лучшим образом, билет до которого был по такой «удачно низкой» цене. Ифань не хотел показывать свою взволнованную сторону, поэтому довольно грубовато обошелся с Тао, запихнув в машину и к себе домой, уже наполовину обустроенный для гостя. Это было похоже на фантастику: ребенок, привлекший его внимание, оказался целью Чунмена. Тао словно не хотел замечать ничего вокруг себя в первое время: отнекивался от лекарств, от учебы и от общения. Он смотрел на Криса абсолютно спокойно, не понимая, откуда бы мог знать этого мужчину с такой легкой походкой. Вопрос о слепоте прозвучал только тогда, при первой встрече, когда Крис неудачно выскочил из машины, сбив парня с ног. Он просто слегка переволновался. — Я все в толк не возьму: ты реально слепой? — Продолжал визжать Тао. — Ты видел, что происходит на аренах? Они ломают друг другу шеи и конечности! Я не буду этим заниматься. Убрав с пути внезапно возникший пластиковый стул, Крис придвинулся к юноше и, стараясь не слишком давить на личное пространство, произнес: — Неужели только заметил? — Что? О чем ты? — Я ни разу не видел тебя, но почти уверен, что твои глаза закатываются по двадцать раз в день. — В каком смысле не видел? — Тао позволил себе заглянуть в темные глаза, смотрящие мимо него. — Так ты действительно не видишь? Без шуток? — Без шуток, — Крис хмыкнул, — так что иди и извинись перед тренером. Иначе я рассержусь. — Мне не пять. — Я помню, ты как-то упоминал об этом. Ифань втайне от Чунмена продолжал связываться с отцом и выспрашивать о сестре Тао, которой со временем становилось лучше. Возможно, не физически, но эмоционально точно. Мужчина любезно согласился беседовать с девушкой и ее матерью, чтобы потом изложить все в письме с адресом, изъятым из карты, и отправить то Крису, который неловко закидывал упакованные в конверты листы бумаги Тао в комнату и убегал, словно мальчишка. Ифаню не было известно, что творилось в душе у юноши, но он мог скучать по оставленному дому, хоть никогда и не признавался в том. Максимально долго удерживая свое имя в тайне, Крис просто пытался оттянуть момент, хотя и сам не понимал, для чего. Тао так и не вспомнил, где они виделись, поэтому вполне можно было обращаться друг к другу по имени. Приструнив ребенка, мужчина молча слушал из соседних комнат, как тот пытался выговорить сложные для произношения предложения и конструкции нового языка, как в отчаянье сталкивал тяжелые ножи с деревянной мишенью, установленной прямо на стене, из-за чего каждый удар слышался очень отчетливо. Ифань не мог дать ему совета или чем-то помочь, потому что не был уверен, правильно ли растолкует то, что сам воспринимает совсем иначе. Такое поведение хозяина дома расстраивало Тао: словно тому было все равно, каких успехов достигнет приведенный сюда незнакомец. Но все, что мог дать Ифань, — защита от необдуманных поступков и помощь в борьбе с отторжением мира. — Дай сюда, глупый ребенок, — Ву пытался поймать чужую руку, чтобы выхватить бинт. — Я сам могу, отстань, не трогай меня, — Тао выворачивался и елозил, не даваясь. — Я только что принял душ, намазался с ног до головы антисептиком, мои волосы убраны, а одежда была отпарена. Ни одного микроба, поэтому просто отдай чертов бинт. — Как ты увидишь, что заматывать? — Мои пальцы на многое способны, — бинт наконец-то был отнят. — Не говори… такие смущающие вещи, — лицо Тао запылало, благо, видно этого не было. — Ты ж говорил, что тебе не пять, а смущаешься таких глупых вещей. Положи ногу мне на колени. Юноша послушался, укладывая многострадальную конечность на чужие бедра. Из-за неудачного приземления во время тренировки Тао прилетел икроножной мышцей прямо на острый угол массивной тумбы, вспоров кожу и набив не хилый синяк. Сразу же сбежав в комнату, Хуан был пойман хозяином дома, так некстати появившемся на горизонте. Осторожно ощупывая ногу, Ифань ухватился за край бинта и приложил его чуть выше возможной раны. Пальцы, гуляющие по коже, старались не подходить слишком близко к краям царапины, останавливаясь уже на припухших местах, что сразу же отличались тактильно. Обработав края вложенной в ладонь ватой, смоченной обеззараживающим средством, Крис принялся забинтовывать ногу, напоминая себе, в какую сторону лучше не подаваться, чтобы избежать появление дискомфорта. — Вау, — протянул Хуан, ни разу не пикнувший от боли, — это и правда впечатляет. Даже аккуратнее, чем… видящие. — Не стесняйся, меня совершенно не задевают все эти вещи, — Крис протянул бинт парню, аккуратно снимая ногу того и опуская на пол. — И каково это? Ну, ничего не видеть. — Не знаю, мне не с чем сравнить, — мужчина пожал плечами, — я просто ориентируюсь на другие органы, забывая о зрении. Для меня все люди слепые, так что ничего необычного. — А есть ли что-то такое, что ты хотел бы ощутить даже без способности видеть? — Тао рассматривал чужие глаза, устремленные в стену. — Возможно. Для меня скрыто понятие красоты. Я не знаю, что значит быть красивым и чувствовать красоту вокруг, в каких-то вещах и явлениях. Красиво — все то, что вкусно и приятно на ощупь. — Значит, юккеджан для тебя красивый? — Тао улыбнулся, вспоминая, с каким удовольствием уминал Крис острый говяжий суп. — Очень даже. А разве нет? — Ну, на вид он не особо красив, если честно, — смех готов был вырваться из груди. — А ты? — Ифань повернул голову в сторону юноши. — Ты красивый? — Я? — Вопрос буквально застал врасплох. — Ой, нет-нет, вовсе нет, я не считаю себя красивым. Но зато тебе можно не волноваться, потому что у тебя очень красивая внешность. — Я и не волновался никогда, но спасибо. Даже если ты не считаешь себя красивым, твой голос, он приятный, это много значит. Неловкая тишина длилась недолго, потому что Крис поднялся с мягкого матраса и решил вернуться к своим делам. Или хотя бы спровадить бедного тренера, который наверняка все еще ожидал возвращения ученика. — Ты ведь не выпустишь меня, да? — Спросил Хуан. — Так почему бы не рассказать о том, к чему я иду? — Пока ты не готов, — Крис выдавливал из себя фразу с невероятным усилием уже в сотый раз, — но я обо всем расскажу тебе, обещаю. Сегодня вечером я хочу, чтобы ты поехал со мной в тир.***
— Как долго будешь прятать от нас цветочек, хен? — Голос Чонина раздался в нескольких метрах справа, он не хотел получить тумака от Кенсу, который точно находился по левую руку от Криса. Этот мальчишка был самым болтливым и самым сложным, потому что Ифань часто путался в его образах, которые могли измениться за секунду: тембр голоса и манера поведения в корне отличались друг от друга. Но сейчас, пребывая в обычном состоянии, он не слезал с мужчины, допрашивая о сокрытии кусочка пазла, коим был Тао. Он и не скрывал его, просто хотел лучше подготовить. Ладно, да, он скрывал его. Потому что вечно чистые руки Хуана готовы были испачкать девять человек разом. Все они были разными, но принимали свое положение как должное, даже соглашаясь со многим. Крис, ориентируясь на анкетах Чунмена, по рукопожатию определял примерный рост каждого, а по манере речи и громкости голоса — возможные черты характера. У них были свои причуды, что, впрочем, не отличало их от Тао. Но какой-то братский инстинкт не позволял мужчине выпустить того из своего дома и показать другим. — На самом деле, — Минсок паковал разноцветные таблетки, рассыпанные на столе, по коробочкам, — думаю, он готов. Вы проделали такую работу. Чонин разинул рот, понимая, что хен только что с ним согласился, а не попросил заткнуться и не кинул в лицо мокрой тряпкой. Впервые, пожалуй? Это был знаменательный день, дающий всем присутствующим знак. — Я поговорю с ним, — Ифань отодвинул стул, чтобы не задеть стол, когда будет вставать, — вот прямо сейчас и поговорю. — Чунмен вернется к вечеру. — Вдвойне прекрасно. И после своего очередного «ты ведь знаешь, что не готов», Крис наконец-то словил смачный удар по голове от обладателя натренированных кулаков. Захваты Тао превосходили его собственные, и Ифань чувствовал себя несколько не так, уступая по силе и ловкости. Юноша был разозлен и обижен, но не боялся прикосновений и не истерил. Он бросил истерики, заменив их изматыванием себя. Сменил монотонное нытье систематическими приступами, выходящими из-под контроля, но быстротекущими. Сменил жалость к себе и самопоедание совершенствованием и попытками превзойти учителя. Крис чувствовал, как буквально растет этот капризный ранее юнец и становится сильным. Таким же сильным, как и все остальные, чьи имена были в списке Сухо. Крис по-братски заботился почти обо всех, кого привел в злополучный бар на растерзание Чунмену. Но он не отдавал себе отчета в том, что шедшая до этого момента игра была вовсе не игрой, а простой разминкой перед масштабным забегом на длинную дистанцию. Ифань чувствовал, что игра вот-вот начнется, и никто не сможет изменить ее правил до самого конца.