***
Рука Кенсу потянулась ко второму куску черного капрона, когда дверь ванной противно скрипнула. — Выйди, — не оборачиваясь, отрапортовал юноша, натягивая чулок на ногу. — Не выйду, — взгляд через зеркало почти вызывал мурашки, но До не позволил бы себе такую роскошь, как содрогания от одного только взгляда. — Чонин, нет. — Чонин, нет? — Расстояние, определяемое шагами, неумолимо сокращалось, не давая времени на обдумывание действий. — Я же сказал… хей! — Фраза была прервана жестким перехватом поперек живота. — Без рук хочешь остаться?! Чонин только гаденько улыбнулся, опуская хена в старенькую холодную ванну. Кожа До почти сливалась с цветом чугунного корыта, а резинки сетчатых чулок, впившихся в бедра, эффектно контрастировали. Ким предупреждающе надавил на грудь Кенсу, встречаясь с самым грозным взглядом, что буравил в нем дыру. На старшем не было линз, отчего ему приходилось смаргивать пелену и щуриться. Чонину нравился такой хен, а вот второй явно не пищал от восторга, столкнувшись со зверем. Бывали случаи, когда Ким входил в роль Кая за несколько дней до начала миссии, переставал спать по ночам, нарезал круги длинной в десятки километров и буквально не слезал с Кенсу, лишая и того нормального сна. А иногда пребывал в состоянии ребенка чуть ли не до последнего момента, наступая всем на пятки и болтая без умолку, пока ладошка хена не встречалась с его лицом или то же лицо не оказывалось припечатанным к ближайшей твердой поверхности. И сейчас был как раз первый случай. До не имел особых возражений, но ему нужно было поразмыслить над словами Чунмена об их совместном с Чонином деле. Зная ненормальную реакцию этих двоих друг на друга, зная вспышки Кая, Кенсу должен был придумать что-то вроде плана или настроиться на разговор. Для такого требовалось одиночество, а младший добрых два дня не сползал с него, размалевав все тело синяками и ссадинами. Он открывал все запертые двери, словно преследуя. Стянув штаны, и так державшиеся на добром слове на узких бедрах, Ким ловко запрыгнул в ванну, устроившись напротив хена, согнув смуглые обожженные ноги в коленях. Кенсу не мог прикрыться, показав свою слабость к доминирующему донсену, но если он не прикроется, то все самое интересное окажется прямо в поле зрения этого наглого паршивца. Попытки хотя бы свести ноги были перекрыты ловкими стопами, что развели бледные колени, столкнув их с ледяными бортиками ванны. Карамельные глаза сверкнули, превращаясь в щелочки. Горячая ладонь поползла вниз, мимолетно коснувшись твердого живота. До пытался отвести взгляд, лишь бы не наблюдать все те непотребства, что вытворял Чонин прямо перед ним, но, чувствуя предательскую горячую волну, возвращался глазами к созерцанию мягких движений. Никто и не собирался отрицать, что Кай был прекрасен, отдаваясь грехам, забирая жизни, упиваясь ложью и пускаясь в сладкий танец на пару с похотью. Он словно был создан для того, чтобы нарушать все правила, завораживая при этом и утягивая за собой. Кенсу застал себя за тем, что пялился на лицо младшего, пока тот, откинув голову на бортик ванны, с какой-то жадностью касался собственного тела, поскуливая охрипшим голосом. Его движения были рваными, но в то же время тягучими, чередуясь. Рот До не закрывался добрые несколько минут, пока хищный взгляд не обратился к его залитому краской лицу. Ким поднялся на колени, умостившись меж облаченных в капрон мягких ног, движения руки продолжились. — Чонин, нет, — кажется, Кенсу уже говорил это сегодня. — Чонин, нет? — Да. То есть, нет. Донсен почти рассмеялся, опускаясь и касаясь сухими губами бледного лба. Он тяжело дышал, не прекращая маневров, пока не услышал гулкий стон и не почувствовал холодные ладони, вцепившиеся в его плечи. Ким оглядел почти задыхающегося хена, который вообще не соображал, что произошло, только бегал глазами по расслабленному телу напротив. Усевшись обратно на дно ванны, Кай готов был подавиться воздухом, созерцая раскрытого покрасневшего До, чьи ноги разъехались и коснулись стопами бедер донсена, а живот и грудь вздымались и поблескивали от смешавшихся белесых подтеков. — Что это было, черт возьми? — Чуть отойдя от шока, спросил Кенсу, наблюдая за разомлевшим парнем, так и не попытавшемся прикрыться. — Не знаю, но тебе, кажется, понравилось, — обхватив небольшую ступню, Ким оттянул пальцами черный капрон. — Чонин, нам бы не помешало поговорить кое о чем. — Конечно, хен, как скажешь, — парень потянулся к крану, дергая ручку вверх и чуть поворачивая, чтобы в ванну побежала струя теплой воды. — Чунмен сказал мне… В общем, он хочет, чтобы ты в этот раз поехал вместе с ним. Поэтому тебе нельзя расслабляться, пока мы не закончим. Я знаю, что это тяжело, но все прогорит, если ты снова окажешься в аквариуме, понимаешь ведь? — Понимаю, — запустив пальцы в волосы, угукнул Чонин, — поэтому и цепляюсь за тебя сейчас. Ты бесишься каждый раз, когда пристаю, но мне так легче, — Кенсу явно не понимал. — Сам знаешь, я все время в тумане, за мутным стеклом что ли, бьюсь об него, а толку нет. А потом приходишь ты, так ловко сдуваешь весь туман, разбиваешь все стекла и садишься рядом. Не боишься моего купола, не боишься меня. Вот и прячусь за тобой от себя, лишь бы все снова не повторилось. Я вообще-то плохо сплю без тебя. До знал, что это против его природы, но так хотел успокоить этого человека. Он приподнялся, но, услышав под собой странное хрипение, плюхнулся обратно. — Твоя задница на сливе, не поднимайся, а то водичка уйдет, — рассмеялся Чонин, переползая и усаживаясь так, что теперь спина касалась скользкой груди хена, а голова была откинута ему на плечо, — я не подведу, клянусь. А если подведу, просто уходите. — Прекрати молоть чушь, — щипнув донсена за бок, шикнул Кенсу, — ты знаешь правила. Просто пережди это чертову поездку, забудь все, что мешает. — Хен, — Ким схватил чужую ладонь, скрестив пальцы под водой, — ты жертвуешь ради меня своим сердцем. Если потребуется, я пожертвую ради тебя своей жизнью, чтобы она не продолжала бесцельно протекать мимо. Обещаю быть не просто зрителем в этот раз. — Когда говоришь о таких вещах… выглядишь так взросло, — До не сопротивлялся ничему, исходившему от этого человека. «Жертвовал своим сердцем». И не хотел бы жалеть об этом.***
Дверь палаты бесшумно открылась, впуская посетителя и оставляя в коридоре доктора. Мужчина поправил халат, съехавший с плеча, подходя к постели с металлическими бортиками, словно к детской кроватке, в которой должен лежать младенец. Но на белой простыне лежал юноша, чьи полуоткрытые глаза следили за движущимся в его направлении гостем. — Привет, — Чунмен пододвинул стул поближе, усаживаясь рядом с постелью. — Не думал, что ты придешь. Исин уложил руку на бортик, сверху примостившись подбородком, чтобы было удобнее. Его теперь короткие черные волосы были немного примяты из-за постоянного контакта с подушкой, а на трещинках губ кое-где уже подсохла кровь. — Скажешь, что ужасно выгляжу, да? — Юноша вымученно улыбнулся. — Не скажу, — халат снова сполз, но Сухо не обратил внимания, пристально наблюдая за парнем, — ты выглядел ужасно в том кошмарном сером костюме, с которым сливался, еле держась на ногах. — Когда вы выдвигаетесь? — Завтра вечером, — спустя два дня после их встречи в ресторане Исина госпитализировали, и только еще через два дня Чунмен смог зайти в палату, а не маячить по коридору, — за тобой присмотрят несколько моих людей. — Кроме нас у тебя есть еще «твои люди»? — Парочка здоровенных мужиков для большей безопасности. Чжан улыбнулся, но не ответил. Изучая серьезное лицо, украшенное остатками живой татуировки, что теперь выглядела как обычная, он размеренно дышал, желая прикоснуться. После продолжительного зрительного контакта юноша все же решил задать вопрос, на который каждый раз получал один и тот же ответ: — Я умираю? — Что за глупости, — отмахнулся Чунмен, — тебе просто нужно было раньше появиться здесь. Много времени утекло. — Я пытался найти донора как можно скорее, правда. — Ты мог попросить… меня. Рассказать мне, — Сухо почти опустил взгляд. — Я и так всегда был обузой. Может, мне просто хотелось перестать мешать вам, — ледяная ладонь все-таки коснулась цветочного рисунка, — тебе очень идет. — Исин, ты никогда не был нам обузой. Мои слова не всегда совпадают с тем, что я чувствую на самом деле. Каждый из нас знает о твоей любви к боли и страданиям, но каждый хочет помочь тебе так, как может. Не отталкивай нашу помощь, никогда. — Вау… — Устало протянул Чжан. — Неужели это сказало твое сердце, а не голова? — Ноги снова ледяные, — руки накрыли холодные ступни, потирая. Чунмен принялся растирать чуть ли не синеющую кожу, поражаясь любви этого дурака к самоуничтожению. Это второй раз, когда парни выйдут без Исина, и Киму придется выкинуть мысли о нем, пока все не закончится. Но для этого будут нужны такие усилия, каких раньше прилагать не требовалось. Он чувствовал себя размякшим, словно упавший в чашку молока кусок сдобы, что тут же тяжелела и пыталась опуститься на дно. Глупый парнишка, превративший его в кашу, не желал бороться за собственную жизнь с самого начала. — Принести тебе фотку Чонина из логова Луханя после вылазки? — Мужчина потянулся и потрепал короткие волосы, что приятно щекотали ладонь. — Просто принеси мне себя. Живого, — потеревшись носом о чужой рукав, прошептал Исин, — и остальных не забудь. Больше ничего не надо. Бросив взгляд к открывшемуся из окна виду, Чунмен понял по блеснувшему в последний раз Солнцу, что ночь желает побороться за право властвовать. Ему не хотелось покидать это место, хотя противный больничный запах щекотал ноздри. Бортик не позволял сесть рядом, поэтому, перегнувшись, Ким оставил на сухих губах один маленький поцелуй, разрешив себе прикрыть глаза на секунду, после чего молча вышел из палаты, так же тихо закрыв дверь. Исин наконец-то выдохнул, вывернувшись на постели и схватившись за металлическую опору, чтобы не сломать пальцы от судороги. Сжав зубы, он понял, что окончательно прокусил губу, сохранившую отголосок поцелуя, почувствовав привкус крови. Кнопка вызова персонала была слишком далеко сейчас, а ноги, обожженные ледяной волной, съезжали куда-то вниз. Юноша ворочался, изо всех сил пытаясь дотянуться до чертовой кнопки. Потому что он хотел, действительно хотел увидеть вернувшихся парней. Свою семью.