Безокий храм Мельпомены

      Выключив свет в коридоре, Лухань осторожно повернул ручку двери и вошел в комнату, жестом указав остальным следовать за ним. Когда все четверо оказались в помещении, он плотно закрыл дверь, на всякий случай подтолкнув полотенце в щель над порогом.       Небольшая комната не представляла из себя ничего необычного, особенно для тех, кто слышал или имел дело с проявкой фотографий: единственным источником света здесь была небольшая красная лампочка под низким потолком, которая бросала свет на стоящий под ней стол.       — Извините за беспорядок, — Хань, скинув пиджак, направился к стеллажу, что хранил в себе множество маленьких коробочек.       Парни огляделись, пытаясь привыкнуть к ужасному освещению. От одного угла к другому по диагонали тянулись веревочки, на которых висели прикрепленные прищепками фотографии, явно проявленные здесь в разное время.       — Фу, я как будто попал в клуб фанючек Чонина, — Чондэ сморщился, разглядывая снимки по очереди.       На каждом кадре, сделанном в разных частях города, и правда был Чонин, в черной водолазке, широких штанах и грубой обуви. И на каждом он был разного размера, смотрел точно в камеру, показывая знак «V» пальцами рук, спрятанных в перчатки. Его губы, если расстояние позволяло разглядеть, растягивались в ухмылке, а голова была чуть опущена, так, что взгляд исподлобья пугал своей «хищностью», крича о том, что малыш-Нини дал разгуляться льдышке-Каю. И от каждого снимка веяло холодностью, что была какой-то правильной.       — Зачем тебе их столько? — Кенсу отцепил одну фотографию, внимательно изучая задний план.       — Повесь-ка обратно, — Хань цокнул, пытаясь выдернуть снимок из чужих рук, — они висят в правильной последовательности, не сбивай ее.       — Убери их отсюда, смотреть и правда тошно, — подал голос Чунмен, что копошился в куче коробок с фотобумагой, сваленной в углу комнаты. — Возьмешь вот эту, — вытащив одну из коробочек с пометкой «А7», мужчина кинул ее в сторону стола, попадая почти в центр столешницы.       Прикусывая губы от возмущения, Лухань горделиво прошлепал к брошенной упаковке, зачесывая пальцами волосы назад. Никто ни разу не сказал ему снимать сделанные кадры, никто не выбирал за него бумагу для проявки, ничего этого не было до нынешнего момента. Но Чунмен имел право делать все, что взбредет ему в голову, а Хань не мог ослушаться. И это так бесило парня, что истеричка внутри него закипала и низвергала проклятия во всевозможных вариациях. Конечно, он знал, что босс сюда больше не заявится, и снимки можно не снимать, но возразить хотелось ужасно.       Стоявшие позади Чондэ и Кенсу рассматривали увеличители, бутыльки с проявителями и лотки с небрежно валявшимися в них щипцами. Размеренно покачиваясь из стороны в сторону, Ким вынул из кармана брюк металлический кастет, перевязанный в некоторых местах черной веревочкой, и покрутил его на пальце.       — Стащил с последнего дела, — шепнул он Кенсу, показывая игрушку, — на лапку похож, да?       — На кой-черт ты скомуниздил кастет, хен? — До только выдохнул, разглядывая предмет.       — Да ладно тебе, там даже никто не заметил. Ты только представь: муж так достал жену, что она припекла его этой штуковиной аж до смерти, череп проломила.       — Прекращай таскать с работы всякое барахло, — Чунмен отряхнул и так чистые рукава.       — А вдруг пригодится? — Чондэ убрал кастет от греха подальше, лишь бы тот не мозолил глаза боссу.       — Кенсу, поговори с Чонином, он нужен будет мне для мелкой заварушки, — мужчина бросил взгляд на одно из фото, — если не справится, мы прогорим. Не знаю, что там ты предпримешь, но мне нужен его ясный ум, а не пограничное состояние.       — Я понял, — прохрипел До, чувствуя, как образовавшийся комок горечи сдавил горло, исказив звук голоса.       — А ты прихватишь пару-тройку шашек, — глаза устремились к Чондэ, — желательно, и цветных тоже. К завтрашнему вечеру.       Четверка направилась к выходу из комнаты, когда Чунмен обратился к Ханю:       — Мне нужен анамнез этого мистера Х, с которым трется Джезуина. И досье на ее брата, пусть она расскажет о мальчике побольше. Справишься?       — Ха, — прыснул Лухань, вздергивая подбородок, — как два пальца.

***

      — Кто?       — Хен, это я, Чанель, — парень переминался с ноги на ногу, отвечая в динамик домофона.       После секундного молчания дверь пиликнула, впуская гостя. Дом, в который позвонил Чан, находился на окраине Сеула, и добираться сюда был более чем проблематично, но приказы положено выполнять.       Внутренняя обстановка явно не разбрасывала флюиды гостеприимства, встречая маленькой серой прихожей и тянувшимся от нее длинным широким коридором, стены которого были увешаны какими-то сюрреалистическими картинами.       Не встретив на пороге хозяина, Чанель, сняв обувь на крошечной площадочке с черным жестким ковриком, прошел по туннелю вглубь дома, стараясь не дышать слишком громко и не шуршать рукавами надоевшего пиджака. Просторная комната, совмещавшая кухню и столовую, с высоченным потолком и широкой лестницей, ведущей на второй этаж, делилась на две части: буквально черную и белую. Парень был здесь не раз, но с каждым новым приходом заглядывался все сильнее. Черная часть вмещала в себя кухонный гарнитур из черного мрамора, барную стойку и кофеварку. Белая часть — гарнитур из белого мрамора, небольшой столик со стулом, тонны химических средств для ухода за поверхностями всех видов, упаковки одноразовой посуды, антисептики и салфетки.       — Я же просил не приходить в ближайшее время, — спустившийся с лестницы Ифань заставил Чана вздрогнуть и обернуться. Видимо, тот ответил на звонок домофона со второго этажа.       — Прости, просто Чунмен-хен вернулся, — Чанель зачем-то сделал поклон и внимательно осмотрел хозяина дома.       Крис был неизменно в серой футболке и черных хлопковых штанах; босые ступни одеты в простенькие тапочки, темные волосы забраны ободком назад. Самый домашний вид, как и полагается в домах. Разве что рука его была перебинтована от запястья до локтя.       — Не смотри так, он просто разозлился на меня и покусал, — Ифань легко улыбнулся. — Так, значит, мафия вернулась. Ну и времечко он выбрал, конечно.       Чан потупил взгляд, поняв, что действительно пялился слишком сильно. Крис махнул другу, приглашая наверх. Встрепенувшись, тот быстро снял пиджак и, повесив на перила, последовал за мужчиной. Весь второй этаж был таким же серым, как и половина первого, но здесь не было даже картин, что украшали коридор, отчего становилось как-то жутковато. Двери из матового стекла не имели ручек и открывались легким нажатием. За одной из трех таких дверей располагалась небольшая комната, напоминавшая больничную палату из-за белых стен. У широкого окна с узеньким подоконником стояла кровать, устланная таким же белым одеялом.       — Уходите, — тихое шипение, донесшееся из-под одеяла, привлекло внимание вошедших.       — Что… с его волосами? — Заикнулся Чан, разглядев пряди чужих волос, торчащих из укрытия.       — Ужас, да? Такие жесткие, — Крис подошел ближе к постели и попытался сорвать покрывало, которое крепко удерживали, — он посчитал их слишком грязными. И выжег перекисью.       — Я сказал убираться! — Голос под одеялом стал громче.       — Хуан, быстро вылезай, — это выглядело так нелепо, словно старший брат пытался разбудить младшего, который не хотел идти в школу. — Сухо в городе, пора заканчивать с приступом.       — Не трогай меня! — Тао закричал, дергая одеяло на себя.       — Вот так я и оказался покусан, — Ифань тяжело выдохнул, присаживаясь на край кровати, — Хуан, пожалуйста, тебе нужно принять лекарства и поспать.       — Слезь отсюда, ты грязный, — впервые открыв лицо, парень ногой спихнул хена с кровати. — Чего вам надо?       — Чунмен-хен попросил меня вытащить вас к нему, — честно ответил Чанель, не двигаясь с места.       — Он злился? — Тао поджал губы, понизив громкость голоса.       — Нет, вроде. По его лицу хрен поймешь, — Чан тут же зажал ладонями рот, поняв, что сморозил.       — Ладно, — парень сел, все еще держа одеяло у подбородка, — я приму лекарства.       Ифань снова улыбнулся и направился к двери, видимо, за нужными таблетками, что находились где-то вне помещения.       — Он так просто согласился? — Чанель действительно был удивлен, выходя из комнаты и спотыкаясь об порожек, ударяясь коленом об дверь.       — Его мутузит уже больше недели, сейчас просто остаточные капризы и отголоски депрессии. Он просто придуряется, а мне не хочется его заставлять. Если б нужно было, я бы просто силком запихнул в него эти пилюли.       — Но ты позволил ему укусить тебя…       — Это было неожиданностью даже для меня, — Ифань спустился к черной половине комнаты на первом этаже и открыл один из верхних шкафчиков. — В любом случае, я рад, что ты все-таки пришел. Можем вместе выпить чаю, пока ребенок будет приходить в себя после лекарств. В знак извинения за свою резкость я угощу тебя чудеснейшим пирогом.       Чанелю нравилось то, каким мягким мог быть Крис в домашней обстановке. Поэтому, с улыбкой на лице, Пак согласился, усевшись на черный стул.       — А заодно ты расскажешь мне про прошедшее собрание, идет?       — Идет.

***

      — Нет! — Снова вцепившись в шрамы на ногах, вскрикнул Чонин и принял сидячее положение.       Незнакомая обстановка усугубляла ситуацию: маленькая комната давила стенами, а жесткий матрас был мокрым от пота, как и одежда на парне.       — Что случилось? — Вдруг из-за угла появился Минсок в одних только домашних шортах и с гнездом на голове. — Опять кошмар?       — Прости, я, видимо, снова закричал, — Ким-младший вытер лоб тыльной стороной ладони. — Это… да, кошмар. Я больше не буду беспокоить, правда. Извини.       — Эй, — бармен осторожно приблизился к другу и поправил разметавшиеся волосы, — прекращай извиняться, я все равно не спал. Если беспокоишься, у меня есть диазепам.       — Мне просто… просто непривычно спать… без Кенсу, — выдавил из себя юноша, — всегда непривычно.       — Все в порядке, просто подожди минутку.       Минсок ушел на какое-то время в соседнюю комнату, чтобы откопать ампулу и налить в стакан воды. Он думал о состоянии донсена и от этого становилось еще хуже: Ким просто не знал, как помочь человеку, одолеваемому еженочными кошмарами. В его арсенале были только наркотики, седативные и травка. Ничего более.       Бармен чувствовал себя таким беспомощным, словно ребенок, ждущий поддержки родителей, их подсказки или совета. Он выглядел уверенно, будто держал ситуацию под контролем, но руки норовили затрястись, а сердце иногда подпрыгивало к глотке, заставляя сглотнуть или прокашляться, чтобы голос не дрожал. Сухо научил его только тому, как справляться с собственными проблемами. О помощи другим он не сказал ни слова.       Сняв с ампулы крышечку, Минсок вылил прозрачную жидкость в стакан с водой и, слегка взболтнув, направился обратно в комнату. Чонин не поменял положения: его спина была сгорблена, а колени упирались в подбородок; мокрая челка закрывала глаза почти полностью. Юноша шевелил пальцами ног и поглаживал рубцы ожогов.       — Подействует быстро, — Ким-старший дышал через раз, наблюдая за движениями парня.       Тот осушил предложенный стакан, едва поморщившись от непонятного привкуса, и снова упал на подушку.       — Спасибо, хен, — поблагодарил Чонин, глядя снизу вверх.       — Больше кошмаров не будет, — Минсок присел на корточки рядом с кроватью, чтобы убедиться, что друг действительно заснет.       Он смотрел на тяжело опускающиеся веки напротив и сжимал зубы, чувствуя, как выстроенная пирамида его отношений с парнями рушится на глазах. Однажды пообещавший быть просто напарником и не впускать чувства, он не мог теперь смотреть им в глаза, пропуская иголочки их боли через себя, каждый раз прикрываясь равнодушием. Чтобы не навредить.       Не сделать еще хуже.