Дожить до зимы

— Юнги, ты плохо ешь! Совсем уже кожа, да кости, — Сокджин злится. Это всегда бывает, когда я заметно теряю в весе. С моим итак тощим телосложением, Джин думает, что я уже болен анорексией, но у меня пока булимия на нервном фоне. Как я умею ставить диагнозы, просто фантастически, надо было идти в медицинский, может там и не встретился бы с Чонгуком. Никогда. — Я ем. Просто это нервы, — друг отступать не собирается, ещё чуть-чуть и он меня свяжет и будет кормить сам. — Смотри у меня, ты же знаешь, на что я способен, — ещё как знаю… — Я понял, — натянуто улыбаюсь и отпиваю чай из своей чашки. Сокджин, пожалуй, единственный человек, который не отвернулся от меня, единственный, кому доверяю практически на сто процентов. — Мне совсем не нравится, как ты выглядишь в последнее время, — по новой заводится Джин. Я лишь глазами пытаюсь сказать, что всё хорошо, потому что сил говорить совсем нет. — Ладно, ты упёртый как баран. Буду тебе звонить и писать каждый день. И только попробуй не отвечать, я тут же приеду и пеняй на себя! — после такой речи понимаешь, почему Джин пошёл в медицинский. — Мне пора, завтра я с утра до вечера на практике в больнице, надо пораньше сегодня лечь, — я проводил друга и моя жизнь снова опустела. Пусть мы очень редко видимся, но мне и этого достаточно, о большем и думать не смею. Уже вечер и надо бы сходить в магазин и купить хоть какой-нибудь еды, ибо уже как три дня в холодильнике мышь повесилась. На улице, на удивление, хорошо. Лёгкий морозец и снег падает, только вот завтра будет грязь и слякоть. Тётка кассирша давно запомнила меня и на автомате предлагает сигареты и пачку чая. Лишь тихо смеюсь и благодарю её. Сложив все продукты в пакет, направляюсь в сторону выхода, не успев и двух шагов сделать, как врезаюсь в кого-то, в кого-то очень знакомого, слишком знакомого. Страх быстро расползается по телу, я словно разучился ходить. — Не знал, что ты ещё и слепой, пидр. Чё встал на дороге?  — меня резко толкают в сторону, от чего еле удерживаю равновесие и не падаю, вот только некоторые продукты из пакета выпали. За всей нашей короткой перепалкой наблюдал весь магазин, многие уже смотрели на меня с презрением. Словно один обмакнул меня в грязь, а все остальные продолжают втаптывать. Уже наворачиваются слезы обиды. Главное — позорно не зареветь. Наконец, собрав все продукты в пакет, выбегаю из магазина и продолжаю бежать в сторону дома, лишь бы не разреветься и не встретиться с Чонгуком. Абсолютно не подозревая, что последний всё это время шёл за мной, вплоть до моей квартиры. Едва забежав в квартиру, я уже провернул все существующие и несуществующие замки, словно, если сейчас не закрою дверь, то до меня доберётся чудовище и сожрет. Возможно, это даже не моя больная фантазия. Или я уже свихнулся, потому что слышу звонок в мою дверь. До последнего верю и надеюсь, что это не ко мне. Просто, кто-то ошибся дверью, вдруг это шалава Чонгука, пришла к нему бухая и дверь перепутала. Очень настойчивая шалава, потому что в дверь не перестают звонить. — Если ты сейчас не откроешь дверь, то я её выломаю, — меня ток прошибает, истерика подступает. Я уже не замечаю, что по моему лицу во всю текут слезы. — Считаю до трёх… — если сейчас не открою дверь, то он точно её выломает и тогда мне точно негде будет прятаться, не будет этой выдуманной крепости, которая может защитить от чудовища. Главное, не сдохнуть или лучше уже сдохнуть. Чонгук наконец наигрался? Еле-еле проворачиваю замок и всеми силами пытаюсь удержать себя в этой реальности. Только повернув последний оборот и нажав на ручку, как дверь резко открывают с другой стороны, а меня отшвыривают к стене. Впервые, мне так дико страшно, на меня смотрят два звериных глаза. Они не человеческие, не бывает у людей таких глаз, они дикие, свирепые, а в них ты видишь свою смерть, своё тело, распятое на кресте. — Не сдох, пока полз открывать эту ебучую дверь?  — Чонгук рычит мне в лицо и держит обеими руками за куртку, потому что я не могу стоять, он периодически подкидывает меня наверх, как бездыханную куклу, когда я опять сползаю. — Что это за хуйня с тобой творится?  — водит своей горячей ладонью по моей щеке и стирает мокрые дорожки от слез. Мне так, по правде говоря, совсем херово. Ещё секунда и я не знаю, что произойдёт, все мешается во мне, словно в мясорубке. Не знаю, что делать, что говорить, ничего не знаю. И мне действительно страшно. Я до сих пор не знаю, что это за человек, чего от него ожидать. Пусть это закончится. И хуево то, что никогда себе не признаю, что всё это время с самой первой встречи, полюбил это чудовище. И весь пиздец в моей жизни начался ровно в тот момент, как посмотрел в эти глаза, которые прямо перед мной, слишком нереальные глаза, таких не бывает, я уже говорил это. Все это какой-то сон, так не бы-ва-ет. Мы так и стоим в коридоре моей квартиры с открытой дверью. — Зачем ты это делаешь? Хватит мучить меня, — совсем тихо говорю, наверное Чонгук не услышал, скорее всего нет. Он отреагировал бы. — Зачем?  — все же услышал, какая жалость. — Это ты у меня спрашиваешь?  — он реально не понимает всю ту хуйню, которая тихим писком выходит из моего рта, как и я в принципе. — Знаешь, с того момента, как мы познакомились, в моей жизни начался полный пиздец, — какое совпадение Чон Чонгук, неужели в твоей жизни не всё так сладко, как мне видится. — Почему ты влюбился в Хосока? Почему появился в жизни нашей семьи? Чего ты хотел добиться?  — что он несёт? Господи, пусть все это закончится. — Отвечай!  — Чонгук резко меня встряхивает, я от неожиданности ударяюсь об стену головой, в глазах мутнеет. Хосок… Почему именно он? Я сам не знаю. Почему после Хосока Чонгук? На этот вопрос, точно не отвечу. — Не беси меня, — голос его ломается, словно внутри, что-то оборвалось.

***

Эти глаза… Зачем они смотрят прямо в душу? Зачем? У меня внутри все переворачивается и рвёт, рвёт на части. Он мне всю душу рвёт. Зачем пошёл за ним? Не знаю. Зачем долбился в его квартиру? Не знаю. Зачем до сих пор держу его, словно он может испарится? Потому что боюсь, что это произойдёт. Зачем ты такой, Мин Юнги? Почему ты тогда появился в моей жизни и не уходишь? Ты мне не нужен! Слышишь? Не-ну-жен! Это лицо стало совсем маленьким, как у куклы. Как будто, если я сейчас отпущу его, он упадёт и разобьётся на тысячи осколков. Бледный, почти прозрачный, с торчащими костями. В этом весь Мин Юнги. Почему он столько плачет? Одно я понял, видеть слёзы своего соседа, я не могу, ни физически, ни морально. Кажется, я все же доломал свою куклу и начал ломать себя.