Глава 3
21 ноября 2017 г. в 18:05
Рука нестерпимо болела, и голод постепенно отступал на второй план. Оживленные улицы неизвестного города душили Мэтта бурлящим людским потоком. Юркнув в разивший помоями проулок, он оторвал лоскут от своей накидки и наспех сделал тугую повязку на палец. Зная себя, Мердок был уверен, что вывих очень скоро перестанет его беспокоить, но сперва растревоженный, пульсирующий болью сустав наверняка доставит немало неудобств.
Наручники так и болтались на одном запястье — вторую руку Мэтт калечить не стал, — послеполуденное солнце нещадно жарило, и это путешествие, пожалуй, было худшим из всех, что Мердок мог припомнить на своем веку. Адская машина Дума забросила его в неведомый, провонявший помоями средневековый городок, о котором он абсолютно ничего не знал, да еще к тому же оказался в нем без единого цента в кармане. Не о таком отпуске мечтал Мэтт, когда ночами напролет носился по крышам Адской Кухни, выслеживая негодяев, или просиживал за работой в офисе их с Фогги адвокатской конторки. Да уж, не о таком, совсем не о таком.
Внутренний радар Мэттью зашкаливал. Он был растерян, дезориентирован и абсолютно не знал, куда ему двигаться. В голову назойливым зудом пробились совершенно непрошеные, нагоняющие панику мысли. Не прознал ли Виктор фон Дум тайну настоящей личности Сорвиголовы и не начал ли сводить счеты с теми, кто был дорог виновнику его неудавшегося эксперимента? Все ли в порядке с Карен? С Фогги? Изнывая от жары и удушливого смрада, Мэтт совсем некстати снова вспомнил о своих подозрениях на болезнь лучшего друга. От мысли о том, что из этого проклятого места ему в ближайшее время не выбраться, а значит, никак не удастся ни на что повлиять, хотелось кричать. Ничего мучительней чувства собственной бесполезности и беспомощности Мэтт еще никогда не испытывал. Отвратительное чувство. Тревожное, изматывающее, путающее разум и заполняющее собой все внутри. Оно будто связывает тяжелыми путами по рукам и ногам; от него не вырваться — остается лишь скрипеть зубами до боли в скулах да сжимать кулаки, пока костяшки не побелеют.
Ситуация складывалась совсем уж беспросветная, и шансы на возвращение домой были явно не в пользу Мэтта. Слепой парень в костюме Дьявола очутился в неведомой стране в невесть какое время, да еще и умудрился при этом совершить мелкое преступление, утащив у кого-то из законопослушных граждан кусок ткани. От местной стражи Мэтт при необходимости оторваться сможет, но что, во имя Всевышнего, ему делать дальше? Вряд ли в этой стране имелось американское посольство, а о каком-нибудь центре помощи путешественникам во времени даже и мечтать не приходилось.
Мэтт нервно усмехнулся. Бездействие и неопределенность его угнетали. Он не мог просто стоять, опустив руки по швам, и ждать, пока какой-нибудь добрый самаритянин придет ему на помощь. Мэттью, как истинный католик, верил в Божий промысел, однако прекрасно понимал, что слепо уповать на чудо и при этом ничего не предпринимать никак нельзя. Поэтому он решил сделать то, что у него выходило лучше всего, — положиться на собственные инстинкты. Мэтт глубоко вдохнул, задержал дыхание, успокоил ритм сердца и прислушался.
Гомон людских голосов гудящей какофонией преобладал над всеми остальными звуками. К югу скрипела телега, на западе морские волны бились о прибрежные камни. Северо-восточный ветер принес свист рукоплещущей толпы, ржание лошади и запах апельсинов. Незнакомый город гудел хаосом самых разнообразных звуков, но даже сквозь весь этот ревущий, нарастающий шум Мэтт вдруг отчетливо услышал стук капель о мостовую. Мердок насторожился. Повел головой на звук, направил внутренний радар в нужную сторону. Принюхавшись, он уловил тот самый, хорошо знакомый запах панического ужаса — кровь и холодный пот. Это сочетание не спутаешь ни с чем: острые, дрожащие волны страха и густой металлический запах, отдающий чем-то кисловато-горьким на самом кончике языка. Мэтт искал помощи у собственных инстинктов, и теперь все они в один голос трубили о том, что нужно спешить.
Мердок сорвался с места и одним прыжком преодолел отделявшую его от шумной улицы каменную лестницу. Теперь все звуки отошли на второй план — чужие голоса, крики базарных торгашей, возня животных, даже ветер будто бы утих. Мэтт двигался вперед и с каждым шагом все четче улавливал ускоренное всплеском адреналина сердцебиение и шлепанье маленьких босых ног. Кто-то бежал, истекая кровью. Бежал, спасая свою жизнь, и почему-то не звал на помощь.
Все, что умел Мэтт, — это помогать. Драться, конечно, он тоже умел, причем очень даже неплохо, однако свои незаурядные способности применял только для того, чтобы помогать другим. Он был защитником. Он вершил справедливость — как в зале суда, так и на улицах, и неважно, силой закона или собственными сбитыми в кровь кулаками. Он боролся за правое дело и защищал тех, кто не мог постоять за себя сам. Хоть Мердок и оказался вдали от родной Адской Кухни, он все равно не мог бездействовать, когда кто-то отчаянно в нем нуждался. Какая разница, Нью-Йорк или безымянный город из прошлого? Везде есть несправедливость, везде найдутся сильные мира сего, что угнетают и наживаются на слабых. Клэр Темпл, заботливый ангел-хранитель Мэтта, как-то сказала ему, что спасти всех невозможно. Что ж, пускай так, но будь он, Мэттью Майкл Мердок, трижды проклят, если не сделает все, что в его силах, чтобы уберечь от беды еще хотя бы одного человека.
Грубо расталкивая торговцев с корзинами, Дьявол спешил на жалобный стук испуганного сердца. Трепещущий и слишком частый, он наверняка принадлежал подростку. По мере приближения к цели Мердок уловил еще одно сердцебиение. Размеренное, в такт уверенным шагам его обладателя, неотступно следовавшего за истекающей кровью — теперь Мэтт был в этом уверен — девчонкой.
Преследовательница — как оказалось, тоже девчонка, — ничуть не торопилась, но и от своей жертвы не отставала. Она загоняла слабую и раненую добычу, словно хищник. Она знала, что та никуда не денется, и поэтому могла позволить себе насладиться собственным превосходством. Мэтту даже показалось, что губы девчонки в какой-то момент изогнулись в жестокой триумфальной улыбке.
Мысль о том, чтобы оставлять этих двоих разобраться самим, Мердок даже не смел допускать. Плевал он на то, что они не поделили и какая лютая вражда стала причиной этой погони. Мэтт точно знал одно — все это, чем бы оно ни было, нужно остановить, причем как можно скорее.
Первая девчонка была напугана и выбивалась из сил. Судя по неуклюже приложенной к животу руке, нетвердым, шаркающим шагам и резкому запаху крови, рана оказалась глубокой и очень серьезной. От второй девчонки веяло опасностью — холодной, страшной и неумолимой — такой же, как от зажатого в ее руке ножа с коротким клинком. Она вовсе не была вестником правосудия, разве что какого-то темного и кровавого, принять которое не мог даже Дьявол в душе Мэтта. Она была судьей, присяжным и палачом в одном лице, и все ее существо жаждало лишь одного — казнить.
Мэттью рванул вперед, с трудом пробираясь сквозь копошащуюся у палаток людскую массу. Чтобы поспеть за охотницей и её жертвой, ему приходилось буквально расталкивать людей. На их странную троицу никто не обращал внимания — горожане равнодушно смотрели на истекающую кровью девчонку и испуганно шарахались от ее преследовательницы лишь потому, что в ее руке грозно блестело оружие. Мэтта прохожие как будто не замечали. Его толкали, ему наступали на ноги, цеплялись грязными пальцами за растрепавшуюся накидку. Он уж было подумал, что его и вовсе никто не видит, что в этой реальности он незрим, совсем как та женщина из Фантастической Четверки, способная становиться невидимкой, однако догадка эта оказалась ложной. Мэтт понял это в тот момент, когда людским потоком его неожиданно принесло к кособокой палатке с фруктами. Какой-то беззубый торговец с грибком на ногтях протянул ему пару побитых апельсинов, умоляя купить их на смеси родного наречия и ломаного, совершенно безобразного английского.
Люди обступили Мэтта со всех сторон, торгаш очень настойчиво совал свой скудный товар ему прямо в нос. Не переставая слушать звуки шагов, Мердок с трудом объяснил, что не может сделать эту покупку, что ему не нужны апельсины и нечем платить. Торговец разозлился и гневно выругался на своем языке, брызжа слюной и обдавая несостоявшегося покупателя своим гнилостным дыханием.
Какая-то шепелявая старуха нахально отпихнула Мэтта в сторону, проталкивая свое сухое сморщенное тело к палатке. На секунду Мердок потерял равновесие и не успел среагировать, когда в него врезалась скрипящая телега, доверху набитая курами. Что-то треснуло, послышалось звонкое кудахтанье, людские крики, брань и испуганные хлопки крыльев. Когтистые куриные лапы полоснули по лицу, царапнув по левому веку и щеке. Мэтт упал прямо на покалеченную руку и стиснул зубы, сдерживая болезненный стон. Какой-то мальчонка помог ему встать и отряхнуться, подозрительно долго шаря руками под его рваной накидкой. Крохотное сердечко колотилось в груди испуганным птенцом, и Мэтт понял — его собирались обчистить.
Во всей этой сутолоке Мердок отчаянно пытался не потерять свои цели из видимости радара. Он боялся опоздать и надеялся только на то, что на пути охотницы, как и на его собственном, тоже встретятся неожиданные преграды. Отпихнув от себя карманника, который так ничего и не нашел, Мэтт прислушался и сквозь куриное квохтанье и жалобные сетования хозяина разгромленной тележки снова уловил движение.
Нет, охотница надвигалась на свою жертву с той же непреклонной решимостью, все так же неспешно и будто бы даже лениво. Вторая девчонка шаталась, хрипло и прерывисто дыша. Слабеющие ноги не слушались, но поразительной силы воля к жизни продолжала гнать ее вперед. Она была упряма, и это поистине восхищало. В ее груди билось горячее сердце настоящего воина, и по его трепетным, но с каждой секундой все более смелым ударам Мэтт точно понял, что сдаваться без боя девочка совсем не собиралась.
Пробравшись через попрошаек, зевак, кур и гоняющих их собак, Мердок побежал. Неважно, увидит ли кто стальные браслеты наручников или его костюм под развевающимися полами накидки.
Только бы успеть, Боже, только бы успеть.
Он бежал, ловко уворачиваясь от прохожих, бежал, перепрыгивая через корзины и ящики, которые торговцы ставили чуть ли не посреди дороги. Он бежал, задыхаясь от вони и давящего, тягостного предчувствия, пока вдруг не оказался в тупике. Слева стена, где-то впереди залив, справа крутая лестница, ведущая вглубь массивной каменной постройки.
На секунду радар потерял обе цели, но кровавые пятна не дали ошибиться. Мэтт шагнул на ступеньки, принюхиваясь и ведя головой, словно напавшая на след ищейка. Пахло сыростью, плесенью, влажным камнем, мочой и совсем чуть-чуть — медью. Проход сужался. Мэтт протянул руку и провел пальцами по шершавым каменным стенами. Кольцо болтавшихся на запястье наручников коротко брякнуло, и Мердок поморщился. Он спускался все ниже, преодолевал поворот за поворотом, пока, наконец, вновь не услышал стук двух сердец.
Оба они колотились как бешеные, воздух со свистом прорезали лезвия. Одно — короткое, от того самого ножа, что держала в руке девчонка-охотница, второе — тонкое, длинное и невероятно изящное, порхающее, словно игла в руках искусной рукодельницы.
Мэтт перепрыгнул через оставшиеся ступеньки и очутился перед железными воротами, ведущими в подвал. Там, в затхлой душной темноте, кипела битва. Сбивчивое дыхание, запах гнева и страха — жертва и охотница схватились не на жизнь, а на смерть. Два сердца все также бились почти в унисон, и вдруг одно пропустило удар. Мердок вздрогнул и замер у приоткрытых ворот, прислушиваясь. Второе сердце так и не забилось снова, и Мэтт не сразу понял, кому из бойцов оно принадлежало. В нос ударил тошнотворный запах крови, такой сильный и резкий, что от него повело голову.
Клинок пронзительно звякнул, босые ноги зашлепали о каменный пол.
Мэттью шагнул вперед. Он твердо вознамерился встретить лицом к лицу победителя этого жестокого поединка, кем бы тот ни был, хоть и сам не до конца понимал, зачем. Уберечь от смерти неизвестную девчонку ему все равно не удалось, так к чему же теперь...
Продолжить самобичевания и закончить мысль Мердок так и не смог, потому что в тот же миг чье-то обессиленное тело свалилось ему прямо на руки.