Настоящее

Нью-Йорк, 2010 год, март — К тебе будут ходить такие же идиоты, как ко мне, — пророчествовал Фогги, ёрзая на диване, и скрипучая кожаная обивка жалобно присвистывала. — Школьники, которые не ушли дальше австралопитеков — ни в познаниях в истории, ни в собственном развитии. Клерки, которым надо быть чуточку умнее начальников. Скучные стареющие тётушки, которые хотят то ли узнать о чём-то кроме рецептов и сериалов, то ли совратить юного учителя, начитавшись романов… — Что, уже было? — Мэтт, смеясь, прибирался на кухонной стойке, раскладывая всё по привычным местам и на всякий случай проверяя чистоту чайных ложечек: вдруг пригодятся? В квартире тянуло хлоркой и лимонной кислотой. — Нет, но я наслышан от наших бывших однокурсников. — Про тётушек? — Ну, вообще это рассказывала Марси. Там был дядечка. — Так это же совсем другая история. На самом деле Мэтт волновался. Он даже не просил Фогги вежливо уйти до прихода клиентки, но и подробностей заранее другу не рассказывал: слишком подозрительно всё это было. Объявления в газету они подали одновременно — точнее, деятельный Фогги их подал. В «Лэндман и Зак» начинающим юристам платили не слишком много, а для открытия своей конторы нужны были деньги. Фогги быстро посчитал, что при нынешней зарплате где-нибудь годам к сорока пяти они смогут позволить себе офис в Гарлеме, и Мэтт сдался. К мистеру Нельсону ученики не то чтобы валили валом, но они появились почти сразу. К мистеру Мёрдоку, узнав о его слепоте, почему-то никто не торопился. Но буквально на днях случилось странное. Мэтту позвонил мужчина с выдержанным вежливым голосом, пообещал большие деньги и попросил подтянуть в правовых вопросах «одну молодую особу», но не распространяться об этом. Он так и сказал — и Мэтт мгновенно представил, как солидный папик пытается вбить в голову своей любовнице хоть что-нибудь. Или чтобы она понимала, чем занимается он сам, или чтобы пристроить её на работу в свою фирму не только на правах секретутки. Догадка подкрепилась названной суммой: по ней можно было уверенно предположить, что мужчина, назвавшийся Филлипом, женат. Интуиция у Мэтта не обострилась, как остальные чувства. Но всё-таки в этой банальной истории ему мерещилось что-то загадочное, и теперь он ждал клиентку с нетерпением. Фогги, который помог с уборкой, тоже её ждал. Мисс Рашман явилась вовремя, минута в минуту, мерно цокая каблуками по ступенькам. Слишком пунктуально для глупенькой куколки, отметил для себя Мэтт, распахивая дверь своей квартиры после звонка под особенно громкий и любопытный скрип обивки. Она принесла с собой запах холодной весны: бензина и сырого ветра, мятной жвачки, сирени и ландыша, отравленных метиловым спиртом, табака… и ещё почему-то за ней по квартире выстелился шлейф пороха. Мэтт вздрогнул, закрывая дверь, понимая, как уверенно и свободно она вошла в квартиру. — Добрый день, мистер Мёрдок, — сказала она, обернувшись. — Я Натали Рашман. — А я мистер Нельсон и уже ухожу, — торопливо засобирался Фогги. — Немножко засиделся. Мэтт снова щёлкнул замком, ещё вдыхая недоговаривающий аромат. Фогги проворно выскочил на лестницу, с шорохом сцапав ветровку. — Я ненавижу тебя, Мэтт, — с любовью и завистью произнёс он с лестницы. — Впрочем, ты всё равно не оценишь. *** Мисс Рашман приходит к мистеру Мёрдоку каждый день, кроме воскресенья, в шесть часов вечера, и три часа добросовестно шелестит страницами учебника. Она, вопреки опасениям, схватывает всё на лету и ужасно корректна в общении. Держит границы, но ненавязчиво и ловко помогает своему слепому преподавателю. Мэтту это кажется чертовски милым; а ещё каждое случайное или спровоцированное им сближение даёт больше информации об ученице. Мэтт почти уверен, что мисс Рашман чуть младше него, хорошо образована и воспитана, не нуждается в деньгах. Она занималась танцами или гимнастикой, а может, и тем и другим — каждое её движение звонкое, но плавное, не суетливое и отчётливое. У неё длинные тяжёлые волосы, и она завивает их с какой-то сладко пахнущей ерундой, она любит лёгкие цветочные ароматы и натуральный шёлк. Мисс Рашман ходит на каблуках так, будто делает это лет с пяти, остро затачивает недлинные ногти и часто улыбается, хотя у неё неизменно ровный пульс и серьёзный голос. В хорошем американском английском, правда, слышится едва заметный акцент. Курит она мало и редко. Не каждый день. Но в эти дни к запаху крепких горьких сигарет почти всегда мешается тот же едва уловимый пороховой оттенок. Мэтту Мёрдоку семь лет, он опять не может разгадать головоломку с коробки хлопьев — именно так он чувствует себя, когда мисс Рашман, сидя в противоположном углу дивана, что-то переспрашивает с интересом и перекладывает одну ногу на другую. Любопытство взяло верх через две недели. Мэтт начал пробовать почву, сказав, что очень устал на работе, встретив её чашкой чая и конфетами. Чай — прекрасный повод для разговора. Но то, что Мэтт услышал, только больше его смутило. Натали Рашман, непосредственно таская конфеты из его вазочки и шурша фантиками, призналась, что работала моделью в Токио, снималась для каталогов белья, но, когда ей стукнуло двадцать пять, решила позаботиться о будущем. Сказала, что ищет себя — и только в этом моменте дыхание чуть-чуть участилось впервые, но сердце билось всё так же ровно. В ответ на вопрос о Филлипе она рассмеялась и покачала головой. Мэтт слышал, как длинные кудри погладили шёлк платья. — У меня никого нет, — сказала мисс Рашман, потянувшись за очередной конфеткой. И это была правда. Гораздо более всеобъемлющая, чем ей бы хотелось. Она стукнула в виски Мэтта звенящей пустотой и тишиной его собственной квартиры. — У меня тоже, — шутливо отозвался он, разрядив обстановку. — Кроме, конечно, мистера Нельсона. Его пальцы «случайно» столкнулись с тонкой холёной рукой над вазочкой, и он не стал спрашивать на том занятии, почему от модели иногда пахнет порохом. *** В конце марта с улицы весь вечер тянуло грядущим дождём, и мисс Рашман перелистывала страницы как будто сонно и лениво. Мэтт вслушивался в притихшую улицу, в мягкий шелест, в задумчивое чириканье карандаша на полях и постукивание ноготков по глянцевой обложке толстого справочника. — Может быть, закончим пораньше, мисс Рашман? — предложил он, закрывая папку с планом занятий. — Вы делаете успехи, а по радио обещали, что всю ночь будут ливни. Не хотелось бы, чтобы вы промокли, заболели и перестали приходить. — Может быть, у меня есть зонтик. — Я перекладывал вашу сумочку в прихожей, она слишком лёгкая. Большая пустая гостиная наполнилась мягким смехом, и Мэтт тоже улыбнулся. — Будете скучать, если я заболею, мистер Мёрдок? — Не то слово. — Только ради вас. Мисс Рашман поднялась, оправив тонкое трикотажное платье, и Мэтт отчётливо услышал, как кашемир скользнул по чулкам. Спрятал улыбку, наклонив голову и поправив узел галстука. Она прошла по его квартире, обулась в свои гулкие туфли. Накинула плащ. И сделала всё это очень, очень медленно, будто нехотя — или Мэтту хотелось так думать. — Может быть, стоило заварить вам чай? — Я справлюсь, мисс Рашман. Бегите скорее, а то попадёте под дождь. Она помедлила на пороге — а потом, не прощаясь, по-девчачьи быстро зацокала по ступенькам. Мэтт постоял у закрытой двери. Вернулся на диван и рухнул на него, тяжело привалившись к спинке, запрокинув голову и зачем-то закрыв слепые глаза. Дождь грянул мгновенно и барабанно, застучал по стенам дома так, будто они картонные, вот-вот размокнут и рухнут. Разнёсся эхом, заполнил мир Мэтта оглушительным стерео. — Хватит с тебя Электры, — сказал Мэтт вслух и рванул с шеи галстук. У этой Рашман точно была какая-то неприятная тайна, и он готов был поставить на это любое из оставшихся чувств. Хорошие девочки не пахнут порохом и умеют волноваться. И привязаться к ещё одной пленительной малознакомой девушке с чёрным сердцем было бы непозволительной тупостью. — Хватит, — повторил Мэтт. И резко выдохнул, когда мелодию дождя разрезал громовым раскатом дверной звонок. *** — До нитки. За секунду. Как будто небо рухнуло… Дождь вошёл вместе с мисс Рашман, шёпотом закапал на паркет под её растерянные слова. Она подалась к нему случайно, стягивая тонкий отяжелевший плащ, — и вот тут небо рухнуло и на Мэтта. Её помада отдавала фальшивой сладостью, бесстыдно пачкала его собственные губы в бездумном поцелуе. Мэтт касался её плеч — правого под мягким шелковистым кашемиром, обнажённого горячего левого, вёл ладонями по спине, путаясь пальцами в длинных намокших прядях. Частая-частая дробь весеннего дождя. Частая-частая дробь сердца мисс Рашман — и пульс Мэтта, который старался нагнать её пульс. Будто бы тоже дождь. Она рассмеялась прямо в его губы. Обвила тёплыми руками шею. — Так боитесь, что я заболею, что решили согреть? — Даже сейчас — на «вы»? — Я очень вежливая ученица. — А я очень непрофессиональный педагог. — Ну и чёрт с ним. Помада липко отпечаталась на шее Мэтта — и он, не выдержав, подхватил мисс Рашман на руки. Она коротко вскрикнула от неожиданности, обняла его крепче, но очень легко доверилась слепому. Сброшенные туфли стукнули об пол одна за другой ещё до того, как дверь спальни неожиданно громко скользнула по пазам, открытая рукой Натали. Минута — и короткое кашемировое платье упало на пол, и мисс Рашман переступила через него, прижалась к Мэтту бёдрами так, что перехватило дыхание. Взялась расстёгивать его рубашку, томительно медленно, пока он изучал её тело. Кружево казалось слишком жёстким для гладкой нежной кожи — и Мэтт нетерпеливо избавлялся от её белья, небрежно раскидывая его по комнате. Ничто не должно было мешать, ничто не должно было разделять их сейчас, раз уж Мэтт провалил попытку подумать головой. Хотелось изучить её всю — и он уложил Натали на кровать, абсолютно нагую, навис над ней, неспешно касаясь пальцами везде, не пропуская ни сантиметра тела. У неё оказалось удивительно миловидное лицо, с пухлыми губами и аккуратным носиком; упругие мышцы спортсменки под бархатной кожей; странные мозоли на указательных пальцах, хотя руки были ухоженными и мягкими. И шрам на животе, слева. Грубый, округлый, как будто слегка смазанный. Мэтт не хотел заострять на нём внимание прямо сейчас, повёл ладонями к бёдрам, развёл их в стороны, но Натали зачем-то объяснила сама: — Это от пули. В меня стрелял мой бывший. Дикая история. Мэтт молча накрыл шрам губами. Поднялся по животу, груди, подрагивающей шее поцелуями. Хотелось молчать, не думать, наслаждаться её близостью и громким стереодождём. *** У неё давно никого не было — Мэтт легко понял это по исступлённой жадности, по горящим царапинам на плечах и спине, по пьянящей тесноте её тела. Дождь никак не кончался, всё ещё барабанил снаружи по картонному домику, и Мэтту казалось, что стены уже качаются. Она лежала на его груди, горячая, уже спокойная, ласково обнимала и прижималась щекой к плечу. — Давай я сам расскажу твои секреты, — тихо-тихо сказал Мэтт, когда смог наконец ровно дышать. — Ты из Восточной Европы. Может, из России. Или из двуязычной семьи. У тебя акцент, я давно заметил. У тебя был роман с каким-то бандитом. Может, даже из якудзы, раз ты работала в Токио. Он был ревнив. Он выстрелил в тебя, и ты уехала в Штаты, подальше от этого психа. А чтобы было спокойнее, учишься стрелять для самообороны, ходишь в тир. Не спрашивай, как я узнал. — Мозоли, — она, помолчав, поймала его руку, и их пальцы переплелись. — Ага. Она обняла его крепче, будто боялась отпустить, ткнулась носом в шею, и Мэтт вздохнул. — Я не Натали, — сказала вдруг мисс Рашман. — Меня зовут Наташа. А это… — Творческий псевдоним. — Что-то вроде. — Наташа, — рассеянно повторил Мэтт в рыжую макушку. — Таша. Можно звать тебя Ташей? — Можно. *** Мэтт ничего не говорил, только улыбался, понимая, что Таша постепенно переезжает к нему. На привычно пустых полках появлялись духи и крема, на вешалках в шкафу — шёлковые платья и блузки. Он догадывался, что это — её первые серьёзные отношения, но не удивлялся этому, вспоминая, что и сам только один раз переживал что-то похожее, короткое, как жизнь бабочки. Таша не умела рассчитывать порции еды на двоих, когда бралась за готовку, долго крутила его рубашки, решив погладить их в первый раз, смешно материлась по-русски, путаясь в пододеяльнике. А ещё Мэтт постоянно ловил себя на мысли, что опыта у Таши тоже мало. Она с удивлением и восторгом принимала любую идею: втихаря выбраться на крышу, ласкаться на кухонном столе, попробовать необычную позу. Будто всё это было для неё чем-то новым. Но он больше ни о чём её не спрашивал. И в своих способностях тоже не признавался. Однажды вечером Таша встретила его праздничным ужином. Всё честь по чести, даже свечи на столе — Мэтт чувствовал, как пахуче плавится воск, как дрожат горячие огоньки. У неё был повод: не всех принимают на работу в «Старк Индастрис». Другой бы обиделся на то, что самые тёпленькие места достаются длинноногим моделям, но у Мэтта не получилось. Ему было приятно: и от того, что ученик превзошёл своего учителя, и от того, что эти длинные ноги по ночам обнимают только его. И Таша всё так же сидела рядом, прижимаясь к нему бедром, кормила его с руки тонкими ломтиками сыра, идеально подобранного к вину. И барабанил дождь — как в самый первый раз. — Главное, не сбеги от меня к Старку, — пошутил он. — Не сбегу. Он невыносим. — Он миллиардер и супергерой. А я — слепой адвокат, который никак не откроет собственную контору. Ему не может не понравиться рыжая модель. — Рыжая? — Таша перехватила ладонь, скользнувшую под короткую юбку, и усмехнулась. Мэтт несильно щёлкнул по гладкому бедру резинкой чулок. — Это ты тоже угадал? — Нет, это мне рассказал Фогги. Я хотел знать, какого цвета твои глаза и волосы, но спрашивать об этом мне было неловко, потому что мы уже неделю спали вместе. Таша замолчала, и Мэтт услышал, как странно разгоняется её пульс. Потом она наклонилась к его уху, крепче прижав ладонь к своему бедру, и шепнула, почти коснувшись губами виска: — Завяжи мне глаза? — Ты уверена, что это хорошая идея? — Хочу чувствовать, как ты. Просьба была невозможной. Но Таша об этом не знала. *** Под руку Таше подвернулся какой-то узкий галстук, и Мэтт сам завязал его, проверив, не осталось ли просвета. Она, обычно уверенная и свободная, теперь была скована в движениях и не торопилась сдвинуться с места. — Расслабься, — Мэтт приблизился к замершей Таше сзади, коснулся губами шеи, и она дрогнула, прерывисто вдохнув. — Слушай. Чувствуй. Было слишком непривычно брать всю инициативу на себя. Ставить её на колени на кровати, неловкую и беспомощную, понимая, что она тоже ничего не видит. — Просто расслабься, — попросил он снова, оглаживая напряжённую спину ладонями. — Расслабься и доверься мне. Она длинно выдохнула и вздрогнула, но искренне попыталась расслабиться. Таша не умела доверять, и Мэтт понял это очень-очень давно. Наверное, трудно доверять людям, если твой бывший в тебя стрелял. Но ему хотелось это исправить. Мэтт медленно расцеловал её острые лопатки, провёл губами по позвоночнику. Очертил пальцем шрам на животе слева, обозлившись на кого-то из Ташиного прошлого. А потом он услышал, как скрипнули пружины матраса под вдавившимися в постель локтями, как Таша застонала, глухо и несдержанно — сразу же, как он провёл языком между её ног. Её пульс ускорился, бешено застучал в висках у Мэтта, но он не торопился: нужно было дать ей почувствовать. Так же остро и сладко, как обычно чувствовал он. Её бёдра дрожали сильнее обычного, когда он наконец поднялся, обхватил их ладонями и вошёл. На губах всё ещё был вкус Таши, и Мэтт, сдержав собственный стон, облизнул их. Она выпрямилась через пару движений. Поймала его ладони вслепую, положила на свою грудь, запрокинула голову на его плечо. — Я слышу дождь, — вырвалось у Таши на выдохе. — Он… везде. И твоё сердце… тоже. *** В первую ночь лета всё перевернулось. Таши не было дома долго. Слишком долго. Она говорила что-то о «Старк Экспо», уходила из дома в вечернем платье и обещала вернуться поздно. Мэтт искренне думал, что она имела в виду не три часа ночи. Она ввалилась в квартиру растрёпанная, абсолютно без сил, затянутая в плотный комбинезон с круглой нашивкой на плече. Мэтт даже забыл закрыть за ней дверь. Сегодня от Таши пахло не только порохом, но и чьей-то кровью, и слезоточивым газом, и ещё чёрт знает чем, едким и горьким. Она всё никак не могла заговорить — только ткнулась в плечо Мэтта и стояла так бесконечно долго. Он всё ощупывал нашивку на комбинезоне — угловатую некрасивую хищную птицу. — Я не модель, — проговорила она наконец. — И никогда не была. — Я понял. — Я работаю на одну организацию, которая пытается… защищать людей. — Ты так говоришь, будто защищать людей — плохо. — Наверное, ты больше не захочешь… — Ты в порядке? — перебил Мэтт. Таша сглотнула. Расстегнула молнию комбинезона, проходя в гостиную. — Пара синяков, — тихо сказала она, и голос у неё дрогнул. — Завтра меня отсылают в Западную Вирджинию. Командировка. — Я буду ждать, — просто ответил Мэтт, отправившись за аптечкой. «Не могло же всё быть так просто», — добавил он про себя, но никаких вопросов больше задавать не стал.