Настоящее

Москва, 2002 год, декабрь — Он будет твоим напарником, Романова. Наташа смотрела на него и думала: откуда его только выкопали? Из каких секретных архивов КГБ? Зимний Солдат казался ей сказкой из той же серии, что правительственное метро или тайные бункеры под зданием бывшего НКВД. Бункеры, правда, были, но вовсе не там. Но теперь он стоял перед ней: хмурый, патлатый, с блестящей металлической рукой. Здоровенный, как скала, пугающий и одновременно какой-то унылый. — Конечно, никто ничего не заподозрит, если я появлюсь с ним на людях в центре Москвы, — фыркнула она, переведя взгляд на руководителя операции. — Романова, ты сомневаешься, что всё продумано? Ещё молоко на губах не обсохло, а такая... самоуверенная, — пожилой полковник хмыкнул. Зимний Солдат всё ещё молчал. Они изучали друг друга исподлобья, но если во взгляде Наташи читался неприкрытый скепсис, то в серых глазах легендарного секретного оружия не читалось ничто. Хотелось потыкать его пальцем и убедиться, что он вообще живой. — Мы всё продумали, — полковник, заложив руки за спину, встал рядом с Наташей. — Карпов заложит нужную программу. Мы его пострижём, переоденем. Спрячем руку под перчатку. Он не слишком разговорчив — спишем на контузию в Чечне. Легенда простая: он — ветеран войны, твой муж, ты — преподаватель хореографии. В бумагах всё будет, сама прочтёшь. Выследите и устраните генерала после встречи в министерстве. Наташа кивнула. Отступила на шаг, переваривая сказанное. Привычные рабочие реплики — все, кроме одной, царапающей где-то в горле, отдающей холодом пустого зала и гулкими звуками плохо настроенного пианино. — Нужную программу? Он хоть человек? — Зимний Солдат — программируемое оружие. Но техника у нас до киборгов ещё не дошла. Программируемое оружие. Почти как Чёрные Вдовы, подумалось Наташе. Она кивнула ещё раз, прижала к груди картонную папку, развернулась на низких каблуках и вышла из кабинета, ещё раз уточнив место и время следующей встречи. Дело, видимо, было очень серьёзным, если в пару к восемнадцатилетней шпионке поставили убийцу, которым любили пугать новичков. Кто-то говорил, что именно Зимний Солдат, созданный русскими призрак, когда-то давно устранил американского президента, но Наташа теперь уверилась: это точно легенда. Сумрачному громиле на вид не было даже сорока. *** Евгений Белов. Совсем молодым парнем попал на Кавказ, отличился в боях, отстаивал стратегически важную высоту. Был контужен, потерял левую руку и частично утратил способность к речи. Встретил свою жену Наталью уже после службы, и она полюбила его таким — молчаливым и искалеченным. Истории романтического знакомства не прилагалось. За окнами чёрного автомобиля летела вечерняя Москва, дрожащая в пушистых хлопьях густого снегопада. Наташа не отводила от тёмного стекла взгляд, смотрела на белые снежинки и на отражение малознакомой густо накрашенной рыжеволосой дамы лет двадцати восьми. Это лицо она сама тщательно «рисовала» перед зеркалом, и волосы укладывала тоже она. Шофёр был свой. При нём ещё можно было обсудить детали, склеить ладную легенду, но с Зимним Солдатом задача представлялась невозможной. Он не проронил ни слова с тех пор, как они сели в машину. Хотя выглядел он теперь совсем иначе. Подстриженный и причёсанный, в дорогом строгом костюме, с чёрной перчаткой на кисти левой руки, сосредоточенный и как будто грустный. Вполне уместное выражение лица, раз по легенде все его сослуживцы остались на той самой высоте, где он выжил чудом. Его немой профиль в отражении вдруг еле заметно пошевелил губами. — Наталья, — выговорил он с хрипотцой и едва уловимым акцентом. Не русский? Она отвернулась от окна и взяла его за правую, живую руку. Где-то под плотной тканью и накрахмаленной манжетой, под тонкими пальцами, билась настоящим живым пульсом жилка. — Наташа, — мягко поправила она. — Если я твоя жена, ты вряд ли будешь звать меня полным именем. Наташа. — Наташа, — согласился Зимний Солдат, впервые глядя на неё почти по-человечески. Романова улыбнулась, всё ещё касаясь его запястья, и вдруг задумалась о том, о чём не должна была задумываться Чёрная Вдова. Наташа попыталась представить: могла бы она его полюбить и как это вообще — любить кого-то? *** Всё прошло слишком гладко. Знакомство с пожилым генералом и его элегантной доброжелательной супругой, весёлая светская болтовня Наташи, непринуждённо сокращавшей дистанцию, приглашение на подмосковную дачу в выходные. Добротный домик взлетел на воздух в ту же субботу: Зимний Солдат сработал надёжно, как только Наташа выудила из старенького бюро требуемые документы. Их видели только пожарные: молодую девушку со следами копоти на щеке и на скромном платье, растерянно сидящую на снегу, и её молчаливого мужа, который успел вытолкнуть её в окно и выпрыгнуть сам, когда в столовой громыхнуло. Ещё бы он не успел, ведь у него был большой опыт, хорошая реакция и крепкое, несмотря на протезированную руку, здоровье. Наташа поначалу переживала, что всё раскроется — но начальство резво навесило на дело гриф «Совершенно секретно» и поощрило её за выполненное задание. На следующую миссию её послали тоже с Зимним Солдатом. Решили, что они прекрасно сочетаются. Потом — ещё на одну. Они работали вместе весь декабрь, то и дело изображая супругов или влюблённых. Останавливались в одном номере в Петербурге и Ростове, делили постель в отеле в Киеве — и Зимний Солдат, послушный заложенной программе, вёл себя вовсе не как живой молодой мужчина. За неделю до Нового Года им поручили выследить профессора, улизнувшего в Чехию со своими наработками. Велели либо вернуть, либо в очередной раз пустить в ход Зимнего Солдата. Двадцать четвёртого декабря Чёрная Вдова и Зимний Солдат оказались в заснеженной Праге. *** — Сочельник. Наташа вздрогнула, замерев со шпилькой в зубах, и рыжая прядь упала на влажную после душа шею. Зимний Солдат впервые на её памяти произнёс что-то кроме заложенных в «программу» реплик и её имени. Он стоял у окна, мерцающего цветными отблесками уличных гирлянд, и не оборачивался на неё, разгуливавшую по номеру в гостиничном белом халате. Она сделала шаг. Второй. Мягко, чтобы он её не услышал. Решила даже не посмотреть, а подсмотреть на него, боясь спугнуть. Осторожно взглянула сначала на отражение в окне, уже почти привычно. Зимний Солдат потерянно улыбался, и это нельзя было списать на игру праздничных огней. — Ты отмечал Рождество? — Наташа даже осипла от удивления. Он молча кивнул, будто стряхнув с себя тень улыбки. Как живой. Как настоящий. Наташа сделала шаг и встала рядом с ним, обняв себя за плечи. Молча уставилась на пряничную нарядную улочку, опустив ресницы. — Сказал бы хоть что-нибудь, — вдруг её прорвало, без всякого упрёка в голосе, только с какой-то усталостью. — Ты как робот. Я иногда тебя боюсь. Я работала с разными людьми, иногда с отпетыми негодяями, но не с призраками, не с машинами, мне было понятно, как вести себя с ними. А ты… Ты молчишь целый месяц. Говоришь так редко, что я даже голос твой не могу запомнить. Мне очень трудно воображать каждый раз, что я — твоя девушка или жена, что я могла тебя полюбить. Меня, чёрт возьми, вообще не учили любить, а я должна играть в это с тобой. Давай поговорим. Пожалуйста. Хоть про Сочельник, хоть про сборку винтовки, только поговорим. Хоть одно слово бы сказал, ну… — Наташа, — обронил Зимний Солдат, вдруг повернувшись к ней. В лице, что казалось ей до этого вечера металлическим, что-то дрогнуло. Как будто он снова хотел улыбнуться, едва вспомнив, как это делать, или сказать что-то ещё. Она посмотрела на него снизу вверх, уже не в силах замолчать и заняться своими делами, как обычно. — Хорошо. Ты можешь сказать мне ещё что-то? Он приоткрыл рот. Прищурился, рассматривая её, как в первый раз. Выдохнул. — Наташа, — повторил он. А потом вдруг наклонился и поцеловал её. *** Её не учили любить в Красной Комнате. Она сказала правду. Учили убивать, лгать, притворяться, взламывать, взрывать, пытать, соблазнять. Может быть, поэтому Наталья Романова рассматривала мужчин только в трёх ипостасях: коллега, инструмент, цель. И Зимний Солдат, сам того не зная, сбил чёткие настройки её программы. Неживое оружие не может целовать нежно и искренне. Неживое оружие не может провести ладонью по спине так, чтобы даже под мягкой махровой тканью по коже побежали мурашки. Наташа вообще не была готова к тому, что её будет соблазнять молчаливый напарник — может, поэтому растерялась, закрыла глаза, забыла дышать во время поцелуя. Эта снежная рождественская ночь медленно впечатывалась в её память деталь за деталью: выпавшая из собранных волос шпилька, скатившийся с плеч халат, холодок металла на тёплом после душа плече, незнакомо дрогнувшие колени. У него был почти живой взгляд, но он казался Наташе серым, заиндевелым и острым, как осколки морозного стекла. Зимний Солдат так смотрел на неё, будто снимал кожу: цепко, спутанно и пугающе искренне. — Наташа, — повторял он, целуя её голые плечи и грудь, слишком мягко для простого порыва похоти, необъяснимо нежно для стального убийцы. — Наташа. И не было никаких других слов. Она запомнила, как две руки, холодная и обжигающе горячая, подхватили её, закружили по маленькой комнатке отеля, уложили на кровать. Как она распласталась, млея под его рваными от волнения поцелуями. Как он замер между её согнутых раздвинутых ног, как оказалось, вовсе не для того, чтобы вслушаться в стон. Наташа не сразу догадалась, что резкий и страшный Зимний Солдат, ни в одном движении которого она ещё не замечала сомнений, колеблется. Приподняла голову, коснулась его макушки, заставив посмотреть на себя. Только тогда в её беспорядочных мыслях промелькнуло: этого не было в его программе. — Можно, — выдохнула Наташа, и Зимний Солдат подхватил её под колени, темно поднимаясь над ней. Блики цветных рождественских огней плясали на его левом плече. *** Им хватало и ума, и сноровки, чтобы скрывать свою связь. Припадать друг к другу тогда, когда точно нет слежки, оставаться бесстрастными слугами породившей их системы на виду у прочих. Наташа часто вспоминала в горячке ночей, становившихся всё откровеннее, бесчувственный профиль, отражённый в стекле автомобиля среди летящих снежинок, и свою странную мысль. Могла бы она его полюбить? Могла. Могла — и полюбила. Иначе как назвать это чувство, от которого опаляет изнутри рёбра, которое заставляет чаще дышать, когда кажется, что надёжно и наверняка — это за его спиной, и больше уже никак? Она могла бы гордиться собой. Восемнадцатилетняя девчонка, постель которой согревал легендарный и жуткий Зимний Солдат. И гордилась бы, не живи по соседству с этой невозможной любовью страх, постоянный страх, что скоро всё это кончится и он куда-то исчезнет, как исчезал раньше. Если, конечно, это он убил Кеннеди и остальных. А ещё Наташе нечем было ответить, когда Зимний Солдат шептал её имя — одно из немногих слов, которое он произносил по ночам. У него самого имени не было. Как и памяти. Как и прошлой жизни. *** В Нью-Йорке они оказались внепланово. Гнались за целью через два штата — и потеряли. Наташа устало и зло пинала изгвазданное мартовской дорожной грязью, которая казалась ей чисто российской бедой, колесо, когда Зимний Солдат вдруг тоже вышел из машины и громко хлопнул дверью. Он встал напротив остановки, где поверх афиши кто-то прилепил незаконное объявление, напечатанное на ядрёно-жёлтой бумаге. Колесо было забыто. Злость тоже. Зимний Солдат вглядывался в эти буквы, как в её лицо — так же остро и живо. Но сейчас серый взгляд опасно оттаивал. «Сдаётся квартира в Бруклине», — несколько раз перечитала Наташа. И ничего не поняла. А он всё молчал и молчал, пока не начала подрагивать, будто сведённая, нижняя челюсть. — Джеймс, — вдруг произнёс Зимний Солдат, и Наташа даже не сразу поняла, что он сбился с привычного калечного русского. — Я Джеймс из Бруклина. Наташа, поедем в Бруклин. Нам надо в Бруклин. Ей хотелось сказать что-то вроде «нас будут искать, мы и так не выполнили задание, это плохая идея», но язык не слушался, а рука на его жёстком плече подрагивала. — Джеймс, — осторожно произнесла Наташа, пробуя на вкус его имя. — Если ты и впрямь оттуда… Это плохая идея. Нас поймают. — Ты боишься? Он взглянул на неё незнакомо. С таким взглядом накрывают собой дзот. — Да, — она честно кивнула, глядя ему прямо в глаза. — Ты ведь не должен помнить. — Я не должен был забывать. Программа, которая вела Зимнего Солдата, сломалась — как парой месяцев раньше рухнули привычные устои мира Чёрной Вдовы. Наташа уже знала: этому нельзя сопротивляться, это накрывает с головой. Тогда, в Праге, на неё будто сошла стремительная белая лавина, и, задыхаясь под ней, Наташа ощутила всю неправильность того, как она жила раньше. Всё, что вкладывали в её голову, было ложью; всё, что делали с сознанием Зимнего Солдата, было кошмаром. И она не решилась остановить его. — Там было моё прошлое, — сказал Джеймс из Бруклина, усаживая Наташу в машину. — Я хочу его вернуть. Жди меня. И Наташа ждала его, сидя за рулём. Ждала, пока не стемнело и не забарабанил по лобовому стеклу крупный тоскливый дождь. Пока не заговорил радиопередатчик, требуя вернуться в Москву в течение суток. Тогда ей и стало понятно: Зимний Солдат ушёл в своё прошлое из её будущего. Вашингтон, 2010 год, февраль — Фил, я очень, очень не хочу ехать в Нью-Йорк. — А придётся. — Можешь считать, что это плохая примета. Я заваливала миссии в Нью-Йорке ещё до того, как пришла в Щ.И.Т. Пусть едет Морс. Коулсон был отвратительно непреклонен и что-то чирикал ручкой в ежедневнике со своим идиотским Капитаном Америкой на обложке. Наташа вздохнула и провела рукой по лицу, а потом принялась нервно переплетать длинные волосы в рыхлую косичку. В последнее время ей казалось, что всё руководство дружно поехало крышей на почве супергероев. С чего конкретно это началось, Наташа сказать не решалась. Чаши воображаемых весов находились в равновесии: слева — эгоистичный псих-миллиардер в железном костюме, справа — фанатичная любовь Фила к комиксам эпохи динозавров. И сейчас Фил именно ради этого упорно слал её в противный мартовский Нью-Йорк, город ушедшего прошлого и несуществующего будущего. Там наверняка сейчас было так же мерзко дышать, как и в тот раз — будто вдыхаешь не бензиновый воздух, а «инфлюэнцу» из каких-нибудь романов русских классиков, где в конце все расстаются, а потом умирают. — Ну ты мне ещё скажи туда Бартона отправить. — Почему бы и нет? — Специфика клиента, так сказать. Думаешь, я бы хотел видеть в своём офисе Бартона в короткой юбке? Старк тоже не захочет. Да и с юридическим образованием у него куда хуже, а Старк ищет на работу именно юрисконсульта. — Фил, я тоже не юрист. У меня поверхностные разрозненные знания, и в уголовном праве они куда как крепче. — Я и об этом подумал. Я нашёл тебе там репетитора. — Фил. Наташа склонилась к нему через стол, выдернув ручку на полуслове, чтобы тот отвлёкся и посмотрел на неё. Сработало. — Так нельзя разговаривать с начальством, я знаю, но Бартону почему-то можно, — проникновенно начала Наташа, глядя Коулсону прямо в глаза. — Фил, ты тронулся. Засвети меня перед всем Нью-Йорком, ведь это совершенно необходимая мера для шпионки — общаться с как можно большим количеством людей. — Это я тоже учёл, — просиял Фил, протягивая ей газетку с обведённым объявлением. — Он не узнает твоего лица. — У него Альцгеймер? — с плохо скрываемым сарказмом уточнила Наташа, читая, что какой-то М. М. Мёрдок, выпускник Колумбийского университета, предлагает свои услуги частного преподавателя права. — Нет, — пояснил Коулсон. — Он слепой.