Хината не спал практически всю ночь. Не мог уснуть. Голова была забита мыслями о произошедшем, которые ни под каким поводом не хотели покидать её, заставляя накручивать себя ещё больше. За что? Почему так? Как так получилось? Эти вопросы не оставляли юношу ни на секунду, не давали покоя, раня истерзанное сердце сильнее, принося жуткую душевную боль, что чувствовалась гораздо больнее, нежели физическая.
Парень, надрывно вздохнув, повернул голову в сторону, устроив на притянутых к груди коленях, смотря стеклянным взглядом на заштореное окно. Комната была погружена во мрак, в воздухе витала звенящая тишина. Малыш в животике несколько раз толкнулся, привлекая к себе внимание и отрывая Шоё от затянувшихся раздумий. Омега разогнул ноги и откинулся назад, подкладывая под спину подушку, после нежно провёл ладонью по круглому животику. Ребёнок стал менее активно толкаться, успокоился. При обычных обстоятельствах Хината бы обрадовался этому и стал улыбаться, но сейчас ему крайне сложно выдавить из себя хоть какую-то позитивную эмоцию. Ведь разум погружен в негативные мысли, что только подливают масло в разгарающийся огонь, готовый перерасти в полноценную истерику.
И вновь в голове всплывают успевшие надоесть вопросы. Рыжеволосый поднимает голову и утыкается взглядом в потолок, окрашенный в тёмный серый оттенок. Он неосознанно начинает прокручивать прошлое, отмечая про себя, что было хорошего, а что плохого. С Кагеямой точно уж было больше боли и страданий, чем радостных и счастливых моментов. От этого становится ещё паршивее и больнее.
Парень начинает задаваться вопросом: почему они не додумались прояснить всё раньше, несколько месяцев назад или, может, даже в самом начале беременности, ещё когда Хината о ней не знал, ещё когда Кагеяма жил у них? Почему же? Тогда ведь всё не было бы так плохо, как сейчас. Может, они бы искренне любили друг друга и были бы счастливы.
Наверное, Шоё бы не покинул волейбольную команду, не поставил две жизни под угрозу — свою и ребёнка — когда была угроза выкидыша, не сбежал бы к Кенме, у того бы не испортились отношения с родителями. Всё бы изменилось. Всё…
По щеке потекла солёная слеза, холодя разгорячённую, покрасневшую кожу. Послышался надрывный всхлип, ещё один. Больше парень не смог себя сдерживать — разревелся. Он кричал, срывая горло, проклиная всё на свете, в особенности Кагеяму, который всё, абсолютно всё испортил. Сердце бешено колотилось в груди, голова раскалывалась, глаза украсила тонкая сеточка из полопавшихся капилляров — они стали красными.
Благо, истерика продолжалась недолго, спустя минут двадцать Хината начал успокаиваться. Однако грудь его продолжала часто вздыматся, дыхание было надрывным, а голос он сорвал. Во рту пересохло, горло сильно жгло, щёки покрылись ярким красноватым румянцем.
Шоё рухнул на кровать, закрывая лицо дрожащими руками. Внутри было абсолютно пусто, уже не хотелось ничего. Он только и мог, что думать о том, какие они с Тобио идиоты, и жалеть. Жалеть о том, что случилось, и о том, чего не случилось. Если бы только хоть один из них был умнее и предусмотрительнее, всех этих неприятностей и ссор между ними не случилось бы.
Парень тяжело вздохнул, устало прикрывая веки. Он полностью успокоился, однако теперь чувствовал себя дико измотанным. Слабость медленно распространялась по телу. Сон медленно охватывал разум. На часах было около пяти утра, только тогда он смог беспокойно уснуть. Однако, и то ненадолго. Ведь ближе к шести раздался настойчивый стук в дверь, из-за которого юноша резко подорвался.
Глаза слипались, голова толком-то ничего не соображала, но раздражающий, непрекращающийся стук заставил засунуть все мысли относительно того, чтобы полежать чуть дольше, куда подальше и наконец впустить того, кому нетерпится. Рыжеволосый медленно поднялся с кровати, тут же хватаясь за раскалывающуюся голову — последствие истерики — после чего неспешно поковылял в направлении входной двери.
Омега прибыл к цели. Послышалось несколько щелчков замка, после чего входная деревянная дверь с тихим скрипом отворилась, разрешая стоящему по ту сторону Кагеяме войти. Хината даже и не удивился, увидев его на пороге, ведь кто ещё может ломиться в эту квартиру в такую рань.
Рыжеволосый развернулся, намереваясь уйти, но Тобио резко схватил его за руку, притягивая ближе к себе. Хината, конечно, был удивлён, ведь думал, что после выяснения отношений альфа завяжет со своими выходками, однако, видимо, нет. На него даже это повлиять не смогло…
— Пусти, — процедил сквозь зубы Шоё, резко дёргая собственную руку на себя, предпринимая попытку вырваться, однако, безуспешно. — Тебе не надоело? — в более раздражённом тоне молвит парень. — Мне вот, да. Поэтому, завязывай, пусти уже меня.
— Нам нужно поговорить, — будто не слыша слов рыжеволосого, хрипло изрекает Кагеяма, смотря на омегу расфокусированным, нетрезвым взглядом. Он снова пьян. И от осознания этого Хинате хочется смеяться в голос. Будучи подпитым, Тобио ведь столько гадостей ему наговорил. И сейчас… Сейчас опять шлюхой его называть будет, или что похуже?
— Ты смеёшься надо мной?
— Нет, я вполне серьёзно.
— Отпусти! — недовольно выкрикивает Шоё, снова пытаясь вырваться.
— Хината, блять! — срываясь на крик, молвит Тобио, раздражаясь от того, что его не слушают, и дёргает его на себя, обвивая талию рукой, после чего достаёт из-за спины небольшой букет белых роз, пытаясь торжественно вручить его Шоё. Но тот даже не смотрит, глаза его зажмурены, а сам он резво и сильно брыкается. — Ну успокойся, — в кои-то веки нежно, примирительно молвит Тобио, утыкаясь носом в шею омеги. Парень вздрагивает, широко распахивая глаза, и вовсю пялится на альфу, теперь даже не пытаясь вырваться. Такие выходки со стороны Кагеямы всегда заводят его в тупик, прямо как сейчас, и он не знает, что делать.
Но, наконец, в его поле зрение попадает букет цветов. Тобио отстраняется и тоже поднимает глаза, наблюдая за реакцией омеги. Тот стоит, замерев, и, кажется, даже не дышит, пытаясь осознать, не снится ли ему всё это. Ведь поверить в то, что Кагеяма дарит ему цветы — невозможно.
— Это тебе, — произносит брюнет, впихивая букет в руки омеги. Только тогда в голове у второго начинает зарождаться осознание. — Прости меня, — тут же произносит альфа, а после, немного замявшись: — В общем, я хочу начать всё сначала, с чистого листа, или как там говорят, — он выжидающе смотрит на Шоё и, выдерживая небольшую паузу, добавляет: — Ты согласен?
А рыжеволосый не знает, что ответить. Его сердце, кажись, прекратило биться, а способность говорить куда-то пропала. Глаза его широко распахнуты, а рот слегка приоткрыт. Он медлит. А Тобио стискивает зубы, отводя взгляд в сторону, шумно сглатывая противный комок, образовавшийся в горле. Ему страшно получить отказ, хоть он никогда этого не признает.
Однако, заметив внутренние терзания альфы, рыжеволосый омега начинает активно положительно кивать. Произнести банальное «да» не получится — он это знает, поэтому, выкручивается, как может. А Кагеяма смотрит на него неверяще, после крепко-крепко стискивая в надёжных объятиях. В последствии этого действия, Хината теряет возможность двигаться и просто обмякает в руках Тобио, предпринимая попытки обнять его в ответ, увенчавшиеся полууспехом.
Спустя небольшое количество времени Кагеяма отстраняется, теперь лишь приобнимая омегу за хрупкие плечи, смотря прямо на него. А тот наоборот, отводит взгляд куда-то в пол, стыдливо краснея. Он уже не может понять сам себя, не может нормально контролировать собственные эмоции, а также не может найти подвох в действиях альфы, потому что они кажутся ему слишком искренними. А ещё искренней кажется его лёгкая улыбка, красующаяся на смазливом лице. Шоё видит её лишь краем глаза, но может с уверенностью заявить, что это самая прекрасная улыбка, которую он видел в своей жизни.
Хината не замечает, как, думая о усмешке Тобио, сам начинает глупо улыбаться. Теперь ярким красноватым румянцем покрывается лицо Кагеямы, и он тоже отводит взгляд, опуская голову. Но продолжает нелепо усмехаться. Альфа не может поверить, что всё закончилось, что ему теперь можно в открытую говорить Шоё о том, что он его любит, что можно прикасаться к нему, нежно, невинно; что можно звать в кино и на прогулки. А может, Хината даже разрешит обнимать себя, когда они будут спать вместе в кровати; может, позволит послушать, как толкается их малыш. Да, именно их малыш — теперь, когда всё прояснилось, в своём отцовстве Тобио не сомневается.
— Эм, — нелепо пытается прервать затянувшееся молчание рыжеволосый, — я, пожалуй, пойду цветы в вазу поставлю, а ты…
— Я пойду посплю, — не дав Хинате договорить, прерывает его Кагеяма, после слегка прокашливается, шумно выдыхая. — Прости меня за то, что опять напился… Мне тяжело было принять окончательное решение.
— Никогда не думал, что ты будешь передо мной оправдываться, а просить прощения — тем более, — ласково улыбаясь, молвит Шоё, аккуратно проводя подушечкой пальца по нежному белому лепестку одного из подаренных цветов. — Но я правда буду тебе благодарен, если ты проспишься. Мне комфортнее разговаривать с тобой, когда ты в трезвом состоянии.
На эти слова альфа лишь положительно кивает, разворачиваясь и лениво волоча ноги в направлении спальни. Хината неспешно шагает на кухню, достаёт из одной из тумбочек трёхлитровую стеклянную банку, так как свободной вазы у них дома не оказалось, набирает в неё чистой холодной воды и помещает внутрь слегка помявшийся букет из белых роз, красиво их компонируя.
Они думают о чём-то своём, отдалённом, продолжая всё так же глупо улыбаться, по всему видимому, даже не замечая этого. Сегодня они решились на весьма важный шаг. Как всё пойдёт дальше — никто из них не знает, однако оба надеются на лучшее и верят в то, что наладить отношения удастся, хоть для достижения этого придётся приложить весьма немало усилий…
***
— Так-с, ну, я выбрал! — довольно сообщает Хината возящемуся на кухне, готовящему сладкий попкорн Кагеяме. Тот побыстрее заканчивает свои дела и, держа в руках большую тарелку в попкорном, забегает в гостиную, присаживаясь на полу, возле Шоё, который тут же выхватывает у него из рук лакомство, а взамен вручает коробку с диском. Тобио несколько секунд смотрит на него, после читает название: «Уиджи: Проклятие Вероники».
— В твоём положении, тем более на восьмом месяце, категорически противопоказано смотреть такое, — нравоучительно изрекает альфа, кладя диск на журнальный столик.
— Но я хочу! — недовольно бурчит Шоё, надувая губки, а Тобио про себя отмечает, что тот стал слишком избалованным, и что это ни к чему хорошему не приведёт.
— Хотеть не вредно, — стоит на своём Кагеяма, заставляя Шоё ещё больше надуться и развернуться на сто восемьдесят градусов, к себе спиной. Альфа устало вздыхает, прикрывая глаза, снова его чудо капризничает — и правда, избалованным стал. — Может, комедию какую-то посмотрим?
— А вдруг я живот от смеха надорву? Прости, но мне в моём положении, тем более на восьмом месяце, категорически противопоказано, — перекривляет альфу рыжеволосый, скрещивая руки на груди.
И, казалось бы, теперь его не прошибёшь, но… Кагеяма, за этот месяц, уже успел найти подход. Он приближается к Шоё и нежно обнимает его со спины, невесомо целуя в висок, а тот вздрагивает, сжимая кулаки — Тобио слишком быстро нашёл его слабое место.
— Так нечестно! — недовольно бубнит омега, поворачиваясь лицом к альфе. — Ты — мухлёвщик!
— Ничего не знаю, — вскинув руки вверх, изрекает Тобио. — Ну так что, будем всё же смотреть комедию? — тут же добавляет он, выуживая из горы коробок с дисками, лежащих на полу, одну с названием «Похмелье в Вегасе».
***
Телефон в который раз завибрировал, оповещая о получении нового сообщения. Хината устало вздыхает, поворачиваясь на другой бок и прикрывая слипающиеся глаза. Он знает, что продолжить спать ему мешает вовсе не противная вибрация, а внезапно просыпающиеся совесть и чувство вины, сгрызающие его каждый раз, когда ему приходят сообщения от Ойкавы.
С Тоору Хината общение завязал. Для его же блага, да и для своего, в принципе, тоже. На это было несколько весьма весомых причин: во-первых, Ойкава точно уж не считал Хинату за друга и явно хотел большего, что мешало образованию нормальных, крепких доверительных отношений, присущих всем любящим семейным парам; во-вторых, Кагеяма Тоору явно недолюбливал, что также плохо сказывалось на их взаимодоверии; в-третьих, Шоё не хотел давать ему ложной надежды, ведь твёрдо решил наладить ситуацию с Тобио; ну и, в-четвёртых, была семидесяти семи процентная вероятность, по корявым расчётам рыжеволосого, что Кагеяма вновь изобьёт Ойкаву, а этого ему уж точно не хотелось.
Телефон снова завибрировал, отвлекая омегу от раздумий. Парень шумно выдохнул, пялясь в белый потолок. В голову начали закрадываться вполне разумные мысли, касающиемя проверки аппарата связи и очистки его от ненужного, накопившегося за последний мясец мусора, в виде множественных смс-сообщений, присланных Тоору, но для Шоё они казались просто ужасающими. Ведь слишком много неприятностей он доставил альфе, да и на долгий период прервал их общение, которое, к тому же, восстанавливать не собирался.
Но всё-таки, собравшись с духом, он решился. К этому его подтолкнуло новое входящее и осознание того, что он и так слишком долго откладывает это дело в долгий ящик. Рука потянулась к телефону, и уже в следуюшее мгновение сотовый оказался у него в ладони. Несколько нажатий по немногочисленным клавишам, и блокировка снята, ещё несколько, и входящие открыты. А глаза омеги рефлекторно закрываются. Он боится взглянуть правде в лицо, боится, что в этих сообщениях Тоору будет обвинять его, поливать грязью. А хотя, он ведь именно этого и заслужил.
Парень шумно выдыхает и приоткрывает веки, пролистывая в самое начало список входящих и открывая самое первое, полученное месяц с лишним назад, в тот самый день, когда Ойкава с Кагеямой подрались, да и не только это, в тот день много чего случилось. Юноша нерешительно смотрит на буквы на экране, и, внезапно, его глаза широко распахиваются.
Шоё ты как?! В порядке? Он с тобой ничего не сделал?
Хината открывает следующее сообщение.
Пожалуйста, ответь же! Я места себе не нахожу! Что он с тобой сделал?!
Почему ты не отвечаешь, он забрал у тебя телефон? Наверняка, забрал. Блять.
Я не сдал зачёт. Это все из-за тебя! Я чертовски волнуюсь! Ну же, ответь хоть что-нибудь! Я должен убедиться, что ты в безопасности!
Дальше омега читать не стал, выключил телефон, откинув его куда подальше, и повернулся к стене. По щеке покатилась тёплая мокрая дорожка, которую юноша тут же утёр рукавом спальной кофты. Пожалуй, он слишком эмоционален, однако… Сейчас можно, ведь он сделал человеку больно, заставил волноваться. Хината думал, что Тоору станет презирать его, обзывать не самыми лестными словами, а тот наоборот пытался достучаться и хоть как-то помочь. Наверное, даже пришёл бы и стал ломиться в дверь, если бы не угроза встретиться с Кагеямой. Осознав это, Шоё почувствовал себя ужаснейшим человеком. Но он не жалел.
Любое счастье строится на чьём-то горе.
