***
Хана выбрался на крышу. Он сидел, смотря на безучастные звёзды, и гадал о будущем. Парень никогда не стремился его узнать, почему-то полностью уверенный, что оно безрадостное. Иногда он фантазировал о том, как пускается в путешествия с одной сумкой наперевес или убегает с уличными музыкантами. Эти перспективы привлекали своей потрясающей неопределённостью. Ветер, дорога и полная свобода. Тут можно было понять Рю, повару наверняка было нелегко столько лет сидеть на одном месте, практически запертый на кухне. И если тогда туманное будущее было хоть как-то ясно, то сейчас шаман и вовсе боялся в него заглядывать. Блондин даже не мог понять, чего он боится сильнее: того, что там его окольцует Алюми и превратит в раба или того, что из него пропадёт Йоханэ. А теперь появились ещё родители. Хана хотелось закричать о том, что он не верит в них. У него нет родителей. Родителей заменили Рю и Тамао — это они были рядом, когда ему было плохо и одиноко. Настоящие же только злили. — Хана-доно, грустите? — раздался голос самурая. — Что-то ты не стремился со мной поговорить все эти дни, — вяло ответил Хана, ежась от ночного холода. — Вы были слишком заняты, — дух умолчал о таких любопытных делах. — И мне казалось, что вы не в духе. — Я и сейчас не в духе, — парень посмотрел в сторону сверкающего города и тяжело вздохнул. Йоханэ уже лёг спать или нет? — Я думал ты возле… — он замялся, — Йо, — назвать его отцом не поворачивался язык. Произносить имя тоже было непривычно. — Я хотел, но там столько народу, — замялся дух. — Сознайся, просто боишься, — Хана закрыл глаза. — И это тоже, — Амидамару натянуто засмеялся. — Даже не представляю, что он мне скажет столько лет спустя. Явно будет недоволен. — И чем же? — парень недоумённо уставился на хранителя. — Это на меня все шишки полетят. Ты-то не причём. — Как же, — не согласился самурай, — я был за тебя в ответе и не справился со своей задачей. Так что, пусть госпожа Анна и меня наказывает, — дух погрустнел, вспомнив времена, когда она, связав его силами своих бус, держала в плену. — Здесь нет твоей вины, — заговорил Хана. Голос его звучал тихо и гулко. — Я стал таким, каким хотел, каким получился. И ты тут не причём. — Это благородно, Хана-доно, но… — Нет, — перебил его парень, — не будь тебя, я был бы её хуже, — он с благодарностью посмотрел на своего хранителя. Спасибо, Амидамару. — Хана-доно… Амидамару сочувственно смотрел на парня. Он вспоминал мальчика, которому его передали, а видел уже юношу, который повзрослел и готовился сам вступить в жизнь без помощи остальных. И сейчас они были едины как никогда вместе. Едины так, как ни один контроль не может дать. — Хана-доно, я всегда буду рядом, — пообещал дух.***
Мэн стоял у входа в комнату Ханы, замерев. Он слышал тихий разговор и не решался его нарушить. Поэтому только ждал, когда шаман вернётся в комнату и парень сможет войти. — Ты к Хане? — парень перевёл красный взгляд на Йо, стоящего неподалёку. — Он придёт ужинать? — Не знаю, — шаман вновь посмотрел на дверь. — Тоже не решаешься войти? — Асакура понимающе улыбнулся. — Я тоже не могу войти. Страшно. А ведь такой большой. — Не смешно, — холодно отчеканил Мэн, разворачиваясь, чтобы уйти. — Постой, — остановил его Йо, хватая за руку. Тао смерил мужчину недоброжелательным взглядом. Асакура, улыбнувшись, выпустил руку парня. — Хотел поговорить просто. — О чём? — в голосе парня сквозила злость. Йо даже не мог понять причину такого отношения к себе. — Обо всём, — пожал плечами мужчина. — Это не ответ, — оскалился шаман, скрещивая руки на груди. — Хорошо, — Асакура задумался, — наверное, мне интересно о твоей семье. — Отец на работе, мать в саду, — отрапортовал парень, — я могу уходить? — Не так быстро, — Йо нахмурился, с сыном Рена была говорить куда тяжелее, чем с самим Тао-старшим. Пацан обещал отца во многом превзойти. — Ещё о Хане. — Хане? — Мэн остановился, задумчиво смотря на дверь. — Да, что можешь сказать? — Интересует моё мнение или надо что-то конкретное? — почти деловым тоном спросил Тао. Асакура задумался. — Давай конкретное, о чём мне следует знать, как отцу, — Мэн сверкнул красными глазами, явно собираясь сказать что-то не особо лестное и приятное. Но потом передумал. — Он ленив и рассеян. Нужно поднапрячь с учёбой. А ещё научить не ввязываться в драки. — Мда-а-а, — потянул Йо, понимая, что работ у него на ближайшее время много. — А твое мнение? Парень вздрогнул. Краснота глаз потемнела, он, словно стал духом, которого неожиданно обнаружили в доме. — Он заслуживает лучшего, — выговорил Мэн под конец. — Вот как, — Йо окончательно уверовался в собственной ничтожности, — позови его на ужин, пожалуйста. Скажи, что никто ничего говорить не будет, — он медленно спустился обратно в гостиную, а Мэн без стука вошёл в комнату парня. К счастью Хана уже сидел в кромешной темноте на своей кровати. Его хранителя рядом не наблюдалось. Скорее всего, Амидамару пошёл приветствовать своего бывшего хозяина или ушёл морально готовиться к встрече на старое кладбище. Хана исподлобья покосился на шамана и тяжело вздохнул, прикрывая глаза. — Сделай милость, свали куда-нибудь. Без тебя тошно. — Твой отец просил передать, чтобы ты спускался к ужину, — Мэн проигнорировал просьбы и сел на краешек кровати, — тебя никто не будет доставать, он гарантирует. — Тоже мне отец, — фыркнул блондин. Тао подтянул ноги к груди и уставился на тёмное пятно между шкафом и дверью. Он прикрыл глаза, понимая, что успел сильно устать за всё это время. Больше всего хотелось свалиться на мягкие подушки и заснуть. Может быть, даже не просыпаться никогда. — Мне бы было легче знать, что мой отец где-то далеко спасает мир, чем сидит целыми днями в кабинете, напрочь забыв о моём существовании, — не открывая глаз, сказал он тихо. Хана удивлённо на него уставился. Почему-то он никогда не задумывался о чувствах самого Мэна, который гостит у них каждое лето. Он мог только представлять богатый особняк Тао. Но выходило, что тут, что там Мэн всегда заперт один. Шаман даже вообразил себе, как парень сидит в роскошной гостиной, наблюдая за стрелками часов. Он неожиданно необычайно хорошо понял состояние Тао и даже скривился, удивляясь их схожести. Потом расслабился и, грустно смотря на клетчатое покрывало, спросил: — И ты так легко с этим смиряешься? — Просто не вижу смысла противиться, — Мэн открыл глаза. — У меня есть своё лекарство. — Лекарство? — скептически приподнял бровь Хана. Он задумался. А если у самого Асакура это лекарство и можно ли человека так назвать. — И что за? Наступило молчание. Мэн, не мигая смотрел на пол, а Хана гадал. Он уже почти уверовался, что парень не будет отвечать, когда Тао неожиданно сделал глубокий вздох и выговорил только одно слово: — Ты. — Я? — Хана обернулся к нему, тут же сталкиваясь с алым взглядом. Краснота искрилась так, словно было каким-то драгоценным камнем, поймавшим солнечный свет. Парень замолчал, не решаясь и дальше продолжать расспросы, понимая всё без слов. Тогда и у него было своё лекарство — самое дорогое и мучительное на Земле. — Это больно, — четно ответил Хана, делясь с чувством, которое гложило его уже долгое время, становясь даже чем-то привычным. — Знаю, но другого выхода нет, — Мэн осторожно прислонился к парню, прикрывая глаза. — Ты же знаешь, что это бесполезно? Я не смогу тебя излечить, — Хана не стал противиться прикосновению, понимая, что и без того заставил его сильно страдать и такая поддержка, была единственным, что он мог дать. — Да. Но я не считаю себя проигравшим и буду бороться до конца. Неважно какого.***
Йоханэ не хотел идти в школу. Он закутался в одеяло, не желая высовываться, и лежал так до тех пор, пока Люка не пришла в комнату и вытряхнула его из постели, строго отчитывая: — Усталость не повод прогуливать! — злилась сестра. — Это не из-за усталости, — Йоханэ противился её попыткам. Но и привести весомого аргумента не мог. Не сказать же, что он страдает из-за разбитого сердца. Сестра засмеёт, а если нет, то наверняка не успокоится, пока всё не выяснит. А там и гляди, наведается к Хане домой и устроит казни. — Мне просто плохо, — мямлил парень. — Просто плохо не бывает! — упрекала шаманка. — Всегда есть причина. И если ты не можешь сказать её мне, значит дуй в школу. Выхода не было. Йоханэ поднялся. Идти до школы было недолго, у него не было времени морально подготовиться, чтобы надеть на лицо маску безразличия. Поэтому, стоило войти во двор и заметить среди толпы учеников Хану с Мэном, как парень ощутил страшную усталость, он едва не сполз вниз. К великой радости, сами шаманы его не заметили, и час позора для Йоханы не настал. Он мышкой прошёл в кабинет, даже не здороваясь с другом и остальными участниками команды. Его начинало бесить, что Мэн и Гакко, которые вообще не жили в Токио, заявляются в школу, совсем как когда-то Хана. Асакура явно пересмотрел свои приоритеты и о чём-то болтал с Тао, как старые лучшие друзья. Становилось завидно и больно. Целый день он отвлекался, не вслушиваясь в слова учителей, и даже когда-Акира-сенсей поднял его, чтобы задать вопрос. Йоханэ только стыдливо молчал, опустив голову и спрятавшись за волосами. Неуд писать ему не стали, объясняя тем, что парень, скорее всего, просто устал. Шамана такое расположение дел не очень обрадовало, лучше бы ему на всю страницу вывели ноль, может быть он тогда бы стал заниматься, а не следить за Ханой, как воришка. Было стыдно тенью ходить за ним по школе, забегая в первые попавшиеся классы и кладовки, если Хана замечал это. Он даже обед пропустил, бегая по Академии в поисках друга, и чуть не выскочил из угла, заметив, что Хана и Мэн, близко стоя друг к другу, что-то обсуждали. Останавливало лишь то, что объяснить своё поведение он не смог бы. Поэтому, каждый раз, когда всё внутри кричало растолкать милую парочку и высказать всё своё недовольство, Йоханэ кусал губы и заставлял себя вспоминать, зачем он так поступил — чтобы Хана был жив. И этого хватало, правда, ненадолго. Измученный после такого дня Йоханэ уже представлял, как рухнет без сил дома. Но у самого выхода из кабинета появился Хана, который крепко держа его за руку, затащил в соседний пустой кабинет. — И как это понимать? — зло сверкая глазами, спросил он. — Ты о чём? — Йоханэ постарался придать лицу безразличное выражение, но понимал, что смотрится он скорее жалко, чем равнодушно. — Твоё поведение! Ты меня избегаешь, — Хана опёрся руками по бокам парты, к которой прижал друга, — или… — его голос упал, — это после того случая. Ты меня не простил. — Простил! — тут же заспорил Йоханэ. — Просто я устал. — Йоханэ, — блондин внимательно смотрел на него, кузен слегка покраснел, — не ври мне. Ты просто не желаешь меня видеть. Признай это. — И что с того? — вдруг оскалился брюнет. — Тебе и без меня весело! — Весело? — Хана сузил глаза. — Что ты хочешь сказать? — Ничего, — Йоханэ скрестил руки на груди, коря, что вообще заговорил об этом. Строил бы и дальше непонимание, может быть, Хана отстал бы. — Мне вдруг стало казаться, что ты… — блондин сконфуженно замолчал, избегая смотреть на друга. — Глупость какая. Он отошёл, собираясь выйти. Йоханэ почувствовал пустоту внутри. Почему ему так хотелось, чтобы друг договорил? Он вытянул руку, чтобы коснуться его и позвать, но Хана сам резко развернулся и, схватив за руку, притянул к себе, целуя. Не так, как на лестничной площадке или в номере гостиницы. Не так, как сам Йоханэ целовал его спящего. Это был поцелуй полный нежности. Хана мягко касался его губ, осторожно проникая языком. Разорвав поцелуй, он выпустил парня, с улыбой наблюдая за его покрасневшим лицом и чересчур широк раскрытыми глазами. — Может, у меня ещё есть шанс? — он хитро прищурил глаза, Йоханэ стыдливо отвернулся.