***
Мэн сидел в гостиной, согнув ноги в коленях и читая книгу. На раскрытые страницы он смотрел уже добрый час так и не вникая в написанное. Не было желания учиться. Мыслями он был возле одного шамана и необыкновенно сердился на себя. Тао устало отложил книгу в сторону и покосился на часы. Близилось время ужина. Ноги от долгого сидения затекли. Парень с наслаждением их вытянул и растянулся на полу. Глаза закрылись. Тао никогда не видел смысла своих поездок в ФунбариОнсен. Но стоило наступить жаркому и удушливому в Китае лету, как отец входил в его комнату и без всяких объяснений сухо извещал о том, что утром ему необходимо быть на взлётной площадке с вещами — он едет в Японию. Сначала Мэн пытался возмущаться подобному отношению к себе, он не был покупной вещью, которую можно свободно по бандероли переправлять из одной страны в другую и обратно. Но спорить с отцом по большей мере было невозможно. Парень и вспомнить-то не мог случаев, когда в доме кто-либо поступал по своему желанию. Конечно, мама всегда могла оспорить его решения, но она предпочитала оставаться нейтралитетом. Мэн вообще не понимал свою мать. Историй о её зверских убийствах и изощрённых пытках он знал хорошо, до сих пор были те «жертвы правосудия», которые не ленились прийти в личный особняк Тао и предъявить лживой святой свои претензии. Некоторое время это было неплохим развлечением. Приглашать озлобленных и обиженных в дом, с елейной улыбочкой предлагать чай, потом кланяться в ноги, прося прощение, а под конец, если чистосердечных извинений не хватало, выставлять за порог. Можно было надавать «гостинцев» особо вредным. Но это веселило первые десять раз. Теперь же Железная Дева предпочитала посвящать львиную долю своего времени молитвам и садам. Поэтому когда Рен, впервые принял решение о поездке сына к своим друзьям, то Мэн и не думал отказываться. Это воспринималось как новый способ развлечения. Но после знакомства с отпрыском великой шаманской семьи, уже вечером того же дня он требовал его срочно отсюда увезти и никогда не привозить. Мольбы остались без ответа. А поездки вошли в традицию. Мэн смирился. И только теперь понимал, что не взбреди в голову отца тогда непонятная мысль, он, скорее всего, никогда бы не знал больших горестей, чем сейчас. Двери гостиницы были открыта. В саду работали горничные Ханагами, девушки с энтузиазмом украшали сад в преддверии скорых летних фестивалей. Мэн догадывался, что делали они с такой радостью только по причине частого присутствия в доме отпрыска второй ветви шаманской семьи. Парень ухмыльнулся. Неужели бывшие грозные шаманки надеялись на такое возвращение своего хозяина? Тао сомневался, что из Йоханэ вообще выйдет толк. Он медленно поднялся и, прихватив книгу, пошёл к лестницам, надеясь в тишине комнаты, которую ему выделили, вздремнуть. Солнечный свет проникал через множество открытых окон, придавая вещам рыжий свет. Ступени странно уютно скрипели, шаман чувствовал то незнакомое и тем болезненное чувство, которого всегда не хватало дома. Он не заметил, как ноги привели его к двери в комнату Ханы. Мэн воровато огляделся по сторонам, словно было что-то постыдное в том, чтобы стоять тут. Потом слишком порывисто схватился за ручку и, без всякой надежды, дернул ей. Дверь отворилась. Тао удивлённо округлил глаза и мышкой скользнул внутрь. Несобранная кровать и вещи, горкой сложенные на стул, даже семейная реликвия сиротливо была брошена у письменного стола. Парень аккуратно её подобрал и положил на стол: — Даже в комнате нет порядка, что тут говорить о мыслях и личной жизни, — хмыкнул он. Шаман тихо ходил по комнате, подбирая разбросанные вещи. Подобрав рубашку, Мэн быстро сложил её и совсем осторожно, с некой нежностью, разгладил воротник. Потом вздрогнул, обозлено убрал её на кровать и рассерженно подошёл к окну. Ханы всё не было. И блондин, судя по всему, домой не спешил. Тао видел тот небольшой спектакль на лестничной площадке. Но шаман не думал, что порывистый поступок Асакуры будет иметь какие-либо последствия. Уж он-то позаботиться, чтобы Хана пересмотрел свои приоритеты. Тао зло скривил губы и медленно лёг на не заправленную кровать, дожидаясь хозяина.***
Губы горели, словно их длительное время терли железной щёткой. Йоханэ временами касался их, будто и в вправду боялся, что они могут воспламениться или начать кровоточить. Он сидел на полу, посреди разложенной одежды, ощущая страшную пустоту. — Йоханэ, тебе не нужна помощь? — Люка находила десяток причин, чтобы войти в комнату младшего брата и попытаться выведать причины его подавленного состояния. — Нет, я почти закончил, — он наигранно зашуршал стопкой рубашек, словно в серьёз намеревался взять их всех. — Ты рассеянный, — девушка всё-таки вошла в комнату и мягко отняла у братишки вещи. — Не стоит брать столько вещей. Это же всего лишь на неделю. — Я знаю, — Йоханэ слегка отстранился и опустил голову, пряча глаза и начинающее пылать лицо за волосами. Неделя. Целая неделя с Ханой. Парень даже не знал чего сильнее стоит опасаться: возможных неловких ситуаций или того леденящего ужаса, что охватывал его при взгляде на чужие, равнодушные глаза. — Я сильно беспокоюсь, — неожиданно заговорила Люка, словно не видя замешательства брюнета. — Чего? — Йоханэ непонимающе посмотрел на неё. — Моё предчувствие, — она замялась, — я не хочу тебя пугать или настраивать против. Но, тебе не кажется странным, что его бросили родители? — А разве они не пытаются очистить этот мир от зла, таким образом его спасти от гнева Короля Шаманов. Великая миссия пяти воинов, — почти заученно ответил парень. — Да. Это говорили нам с тобой. Но мне кажется тут слишком много недомолвок. Зачем тогда ушла и мисс Анна. Она же не воин, — шаманка не переставала укладывать вещи в рюкзак, даже не переводила взгляда. Казалось, она вовсе находится где-то далеко от их уютной маленькой квартиры. Было видно, что эти мысли терзали её уже давно. — Что именно ты хочешь сказать, Люка? — полушёпотом спросил Йоханэ. Девушка вздрогнула, потом рассмеялась коротким напряжённым смехом и помотала головой. — Ничего. Это просто вздор. Я слишком слаба, по сравнению со всеми ними и не могу тебя защитить, — это звучало слишком горько. — Наверное, поэтому я ему просто не доверяю. — Она повернулась к брату и улыбнулась. — Всё будет хорошо, — слова, несказанные Люкой, повисли в воздухе. Но обоим был хорошо ясен их смысл. Йоханэ украдкой коснулся мест синяков на запястье и зажмурился. Что-то было не так, что-то стало идти по другому сценарию. — Я закончила, положишь потом только пижаму и ванные принадлежности, — она поднялась и, потрепав братика по волосам, направилась к двери. Но у входа нерешительно остановилась и бросила долгий взгляд на Йоханэ. — Люка, я уверен, что ты зря беспокоишься, — как можно веселее ответил парень. — Он, кончено, немного вздорный и с ним временами бывает тяжело, но он всё равно хороший человек. — Да. Но… ничего. Я пойду спать. Не засиживайся допоздна, — двери захлопнулись, а Йоханэ очень чётко резко понял, что хотела сказать сестра — «Хана опасен».***
Когда лунный свет серебром заливал сад и закрытые бутоны цветов Хана тихо скрипнул дверью и вошёл в дом. Свет везде был потушен, даже духи не сновали по комнатам. Минуя кухню, он быстро забрался по лестницам, на секунду остановившись у комнаты Тамао. В голове возник странный туман. Впервые ему очень хотелось кому-нибудь рассказать о буре в душе, поделиться. Но он прошёл дальше. В этом доме у него не было близких людей. Шаман быстро открыл дверь в свою комнату и с облегчённым вздохом вошёл. — Наконец-то, — устало прохрипел он, замечая некоторые изменения. С утра брошенные в беспорядке вещи были опрятно сложены в углу стола. Шаман напрягся и крадучись подошёл к своей кровати. — Это что за. Хана наклонился, чтобы сильно встряхнуть вторженца и выгнать из комнаты, но так и замер с поднятой рукой. В голове всплыл их поцелуй. Щёки вспыхнули, он резко отшатнулся от шамана и схватился за голову, словно так мог выбросить непрошенные воспоминания. Но такие попытки были детскими. Парень устало вздохнул и сел на край кровати. — Это и есть твой альтернативный выбор? — тихо спросил он. — Отчасти, — Мэн открыл глаза и равнодушно уставился на открытое окно, наблюдая, как колышутся прозрачные занавески от лёгких порывов ветра. — Смело, — усмехнулся Хана, удобнее устраиваясь на кровати и вытягивая ноги. Краем глаз он видел, как расслабился Мэн, бывший всё это время в напряжении. — Меня воспитывали не ходить вокруг да около, — холодно отозвался Тао, переворачиваясь на спину и из полуопущенных ресниц изучая блондина. В сером цвете он казался призраком, древним и одиноким. — Не плохо. У нас же господствует теория кнута и пряника, только вот ещё и без пряника, — Асакура рассмеялся механическим смехом. — Глупо, — Мэн шутку не оценил. Он медленно поднялся и сел, опуская ноги с кровати. Повисло напряжённое молчание. Тао всматривался в серую темноту, а Хана изучал соседа. Бледная кожа, горящие красные глаза и вьющиеся волосы. Он казался страшно хрупким. — Знаешь, ты странный, — вдруг сказал Хана, заставляя Мэна вздрогнуть от неожиданности. — Не я, — он внимательно посмотрел на Асакуру. — А ты. — То есть? — блондин удивлённо заморгал. — Если ты о моей шизанутой семье и далее, то хочу сказать твоя тоже недалеко уехала и вообще все шаманы, на то пошло, странные и… — Я не имел в виду это, — помотал головой Тао, садясь ближе, приближая своё лицо к Хане, — самый странный из нас это ты.