***
— Вы что-то подозреваете, Хана-доно? — тихо спросил Амидамару, паря в воздухе возле шамана. Хана поднимался по лестнице полностью погружённый в свои мысли, пытаясь разобраться в странном клубке, который начинал запутываться возле него и его семьи. — Не то, чтобы прямо подозреваю, — заговорил он, — просто есть некоторые сомнения. Тамао раньше никогда себя так не вела, — шаман попытался вспомнить одну из сотен ситуаций, когда она нравоучительно, слово в слово, повторяла нотации его матери, всё запрещая и, практически, воспитывая его на спартанском уровне. — С чего это свобода и прочее? Чувство, что она сдалась или вдруг просто устала от всего, — озвучил блондин мысли, надоедливо сверлящие в голове. — А мне кажется это связано с взрослением, — философски заговорил самурай. — Вы уже не ребёнок, которому нужна постоянная опека, а значит и вполне самостоятельны. Наверняка Тамао-сан своим поведение хочет именно это и показать. — Хорошо, если так, — согласился Хана. — Просто будет чертовски обидно, если и она решила куда-нибудь сбежать. Амидамару почувствовал себя жутко неловко. Ему было стыдно, что его хозяин так просто говорит о поступке своих родителей. Это должно было обижать, но голос шамана звучал ужасающе равнодушно. Равнодушие худшее из человеческих напастей. Он снова беззвучно воззвал к Йо, словно бы друг мог услышать и ответить на его зов. — Тамао-сан любит вас, — тихо сказал дух, — она всегда будет делать всё возможное ради вашего блага. — Знаю, — Хана улыбнулся. — В принципе, сейчас мне только на руку, что она дала мне свободу выбора. — Почему? — удивился Амидамару, уловив странные, новые нотки в голосе парня. — Скажем, что у меня есть некоторые планы, которые совсем не пришлись бы ей по душе, — золотые глаза опасно сверкнули.***
— Устраивайся. Не стесняйся, чувствуй себя, как дома, — улыбнулся кузен, пропуская друга в дом. — Сейчас разогрею обед. — Спасибо, — Хана аккуратно сложил сандали у входной двери и прошёл в небольшую квартирку. Как и ожидалось, она просто сияла чистотой и дышала свежестью. Словно Йоханэ вместе с сестрой каждый день любовно полирует столы, протирает полки и проветривает помещения. И то, что всё в квартире было выдержано в строгом традиционном японском стиле, не вызвало ни капли удивления. — Есть рис с овощами, есть мясо со специями, что будешь? — подошёл к нему Йоханэ. — Ничего не надо, — отмахнулся Хана, продолжая с интересом изучать чужой дом. — Но ведь занятия будут долгими, наверняка захочется есть, — не согласился брюнет, — могу приготовить яичницу. — Когда захотим, тогда и будем думать, — Хана с улыбкой посмотрел на друга. — Кстати, а где твоя сестра? — вспомнил он. — Люка? — переспросил Йоханэ. — На дополнительных занятиях. Потом пойдёт в магазин, вернётся ближе к вечеру. А что? — Ничего, просто спросил, — пожал плечами Асакура, — не хотел бы никого тревожить и теснить. — Не волнуйся, — заверил его парень, — Люка даже если и вернётся раньше, совсем не будет против. — Кстати, я всё никак не верну ей заколку, — вспомнил Хана, — надо будет отдать на днях. Она у меня дома лежит. — Точно, — синие глаза просияли, — она, наверное, забыла о ней. Вместе они прошли в небольшую комнатку, служившей личной обителью кузена. Йоханэ, смущаясь и беспрестанно краснея, стыдливо показал своё жильё и предложил усесться на полу возле небольшого столика. После роскоши гостиницы всё кругом казалось необыкновенно тесным, но даже несмотря на это, Хана ощущал себя вполне уютно. Его собственная комната не сильно отличалась. Ни плакатов, ни громадных стеллажей, всё минимально необходимое для удобства и работы. — Помнишь, на чём мы остановились в прошлый раз? — спросил Йоханэ, устраиваясь и выкладывая тетради. — На уравнениях, — быстро ответил Хана. — Хорошо, тогда сегодня ещё раз их закрепим и пойдём дальше. Внеплановое занятие пошло своим чередом. В этот раз Хана решил, во что бы то ни стало прошлых ошибок не повторять. Он настойчиво игнорировал Йоханэ, боясь перевести взгляд с тетрадного листка на что-нибудь постороннее, что могло бы иметь отношение к другу. И это у него даже получалось. Шаману стало казаться, что он вполне одолеет страшные промежуточные тесты. В комнате было приоткрыто окно, и лёгкий ветер проникал в помещение, играя с тетрадными листочками, шелестя страницами и подкидывая пряди волос. Хана несколько раз смахивал волосы, настырно лезущие в глаза, но из-за порывов ветра, они снова закрывали весь обзор. — Надоело, — пробурчал парень и потянулся к школьной сумке, чтобы достать заколку. Он мимолётно взглянул на кузена и замер. Ветер легко играл с чёрными прядями, нежно отдувая их, но кузен лишь легко заправлял их за уши и, улыбаясь каким-то своим мыслям, водил ручкой по черновику. В памяти ожил момент, когда он также улыбался, благодаря Хану и глаза его сверкали синевой океанов. Блондин снова почувствовал сладкую истому в теле и поспешил отвернуться. — Что-то случилось? — встрепенулся Йоханэ, заметив его мешканье. — Нет, просто волосы лезут, — Хана сильно сжал ручку и уткнулся в учебник, избегая смотреть на кузена. Перед глазами были слишком яркие картинки. Снова сосредоточиться уже было нельзя. Хана потерял ту слабую нить спокойствия. Всё в нём резко обострилось, он медленно осознавал, что находиться в комнате, в которой Йоханэ спит, отдыхает, учиться и всё в ней хранит его отпечаток: вещи, мебель, посуда. До всего хотелось жадно дотронуться и вздохнуть, касаться руками, поднося к губам и не прекращать вдыхать. Все школьные предметы резко вылетели из головы. На их место пришёл сладкий туман. Шаман прекратил замечать, что пишет, просто по остаткам памяти воспроизводя усвоенное ранее. — Ты устал, — по-своему объяснил его поведение Йоханэ. — Посиди тут, я принесу бутербродов и воды. — Угу, — вяло отозвался Хана, откидываясь головой на кровать. Он медленно поднялся и рухнул на чужую постель, прижимая к лицу подушку. Парень чувствовал тонкий и приятный аромат, смутно знакомый, напоминающий лес, свежесть и фрукты. Он часто ощущал его стоял вплотную к Йоханэ. «Я — маньяк», — мелькнула неутешительная мысль. Хана зажмурился. Дверь открылась, и в комнату вернулся кузен с подносом. Увидев друга на кровати, он тепло улыбнулся и осторожно поставил поднос на стул. — Выдохся, — засмеялся он. — Ну, это не удивительно, учёба куда сложнее тренировок. Она требует иной силы. Умственной! — Прекращай занудствовать, — сверкну глазами Хана, вымученно улыбаюсь — Иначе, — золото заискрилось, — буду щекотать! — Но это ведь правда! — не соглашался брюнет. — Ты совсем не подготовлен к умственной нагрузке! — Йоханэ, я предупреждал! — глаза хищно сузились, и парень, резко сев, схватил друга за руку и утащил на кровать. Парень удивлённо округлил глаза и попытался выбраться из захвата. Но Хана сдаваться не собирался. Он крепче схватил его запястья и вместе стал крутиться до тех пор, пока кузен не оказался прочно прижатым к кровати, а сам шаман удобно уселся сверху. Телу резко стало жарко от такой смены позиций, но блондин не стал давать себе ещё больше времени на осознание и принялся щекотать брюнета. Комнату заполнил звонки смех. Йоханэ изо всех сил старался увернуться от детской пытки, не переставая хохотать. В уголках глаз выступили слёзы, но Хана продолжал своё дело. Он быстро касался его живота, шеи, пробегался по ключицам, жалею, что не может прикоснуться к обнажённому телу прямо, а не через ткань школьной рубашки. Хотелось чувствовать прикосновения чужой кожи, знать её вкус. — Хана, прекращай! — прокричал кузен, пытаясь вырваться. Он резко выгнулся дугой и задрожал от смеха. Хана замер. Жар становился всё ощутимее, а в паху становилось тесно. Он уперся руками по бокам и мутным взглядом уставился на парня. Йоханэ тоже резко замолчал. Появилось странное напряжение, захотелось куда-нибудь спрятаться и не высовывать носа из укрытия. Замерший золотой взгляд шамана пугал. — Хана, отпусти меня, — попросил он тихо, боясь сделать резкое движение. Но казалось, что Асакура его просто не слышит, продолжая смотреть в упор. Холодок пробежал по телу. Этот Хана был странным. — Хана, пожалуйста, — ещё раз попросил он. Блондин резко напрягся, губы сомкнулись в линию, взгляд стал жёстче. Йоханэ ясно почувствовал угрозу. Неожиданно щёлкнул замок входной двери и раздался голос сестры: — Йоханэ, я дома! Хана вздрогнул, глаза широко раскрылись, черный зрачок почти затопил золотую радужку. Он быстро встал с кровати и стал спешно собираться. — Прости, заигрался, — извиняющее улыбнулся блондин. — Ничего всё хорошо, — Йоханэ всё ещё ощущал странное беспокойство, но теперь видел, что прежний Хана вернулся, и заметно расслабился. — Бывает.***
Двери токийского аэропорта открылись, и на оживленную улицу вышел невысокий парень с дорожной сумкой. Белые волосы ярко засверкали на солнце, алые глаза прищурились и надменно уставились на толпы людей, ждущих своих друзей и близких с различных рейсов. Гораздо незаметнее среди них были полупрозрачные духи, снующие туда-сюда. Парень скривился. Удобнее перехватив ручку сумки, двинулся по дороге. — Асакура Хана, я уже приехал, — самодовольно сказал он вслух.