10. Рассказ Дэйва
14 октября 2017 г. в 20:41
Я никогда раньше не видела Зенона таким. Никогда! Он был бледен до синевы, губы плотно сжаты. Он шел прямо на меня, не замечая. Я ухватила его за рукав. Он посмотрел на меня, тяжело дыша.
- Что? - спросила я с тревогой.
- Что?! - крикнул он в ответ. - Я тебе не скажу что. Ты все-таки девушка. Но Матвей, Матвей... Я просто убью его. Мразь. Ты даже не представляешь, Линде, какая это мразь.
Он зажмурился и вцепился руками в волосы.
- Я просто не знаю, как мне теперь быть с Эдрианом, как в глаза ему смотреть. Ведь он думал, я в курсе...
Я так и не добилась от него тогда, что же все-таки случилось. Потом узнала, конечно, да лучше бы не узнавала. Большей мерзости представить было трудно. Конечно, они там все были пьяны, но такое! Главное, что и Кирилл в этом участвовал. Кир, которого мы считали таким хорошим парнем, почти своим. «Эдриан говорил, что он его держал». Просто в голове не укладывается.
И то, что сделать эту мерзость заставили Яника, в прошлом друга Эдриана, это было самое отвратительное. «В прошлом», потому что Яника уже нет. Русские своих рабов особо не ценят... Но задевать наших, это уже.. И какая разница, что Эдриан раб? Если живет в Легионе, значит наш. Я бы на месте Зенона действительно бы убила Матвея, но он почему-то этого не сделал.
Потом это как-то забылось. В тот вечер мы больше всего беспокоились, что делать с Эдрианом. Когда он узнал о смерти Яника, ему стало совсем худо. Зенон уложил его в своей палатке. И позвал к нему Дэйва. Решено было оставить их наедине, и это, пожалуй, было наилучшим выходом из ситуации. Конечно, это было не по правилам. Но с подобными правилами давно пора кончать. Тем более придуманы они русскими, которым, видно, тоже закон не писан.
Зенон заявил, что с этого дня будет относиться к рабам, как и ко всем в Легионе. Хватит, в рабовладельца он наигрался. Если нужно быть таким, как Матвей, он в этом деле пас. А кому что не нравится, он готов разобрать этот вопрос в индивидуальном порядке. Мив и Орла вполне его в этом поддержали.
***
Дэйв плакал, когда узнал про Яника, но ему было все же легче, чем Эдриану, которого, казалось, ничто не могло утешить. Странно, но именно эта история окончательно изменила отношения большинства Легионеров к рабам. Наверно, когда чуть ли не воочию убеждаешься, до какого зверства способен докатиться человек, начинаешь и на себя смотреть с опаской. А вдруг и мы на такое способны? Никому бы этого не хотелось. В любом случае, к англичанам теперь относились гораздо мягче. Ошейники сняли. Впрочем, Мив это сделала уже давно, мотивировав тем, что не может спать с мужчиной в ошейнике, это унижает ее саму. О колодках у нас давно уже речи не было.
Я уже стала вполне терпимо относиться к Дэйву, у меня ведь к нему особой неприязни и раньше не было, если разобраться. С удивлением обнаружила, что Болеслав и Гоноратка к нему вполне дружелюбны. Я, наконец, решилась поговорить с ним. Меня давно уже разбирало любопытство. Отвечал он на мои вопросы, не то что бы с охотой, но и не отмалчивался.
Я с удивлением узнала, что с Эдрианом он знаком уже больше тридцати лет - почти две моих жизни. И со Стивом немногим меньше этого. Остальных тоже давно знает. Я не стала расспрашивать его о прошлой жизни. Это как закон: ни у кого не спрашивать об этом. И обязательно выслушать, если кто-то захочет об этом рассказать.
Но Дэйв не хотел.
Я спросила, убивал ли он кого-нибудь.
- Нет, - ответил он, и я сразу ему поверила.
- Я не убивал, - повторил он. - И Эдриан, поэтому нас и сделали рабами.
Я непонимающе уставилась на него.
- В военном лагере, - пояснил он. - Таком же, как у вас. Мы должны были сражаться... а я не смог. Эдриан, он отказался сразу. После того, что они с нами сделали... А я согласился сначала. Испугался.
Чувствуя, что перестаю понимать что-либо, я взмолилась:
- Объясни толком... Если можешь, конечно.
***
Дэйв тяжело вздохнул, а потом очень спокойно рассказал совершенно жуткую историю, передавать которую в подробностях у меня нет ни малейшего желания. После падения он потерял почти всех своих близких, в том числе и жену. Но у него оставалась дочь, уже взрослая девушка. И у него оставались друзья. Они держались вместе.
О том, где находятся их семьи, каждый имел довольно смутное представление. Кроме Дэйва, только Брюс сумел не потерять своих детей. И еще Эдриану удалось сохранить дочь - совсем еще юную девушку. Они жили в английском городе-форте, а потом пришли русские, и город пришлось оставить. В суматохе отступления Брюс потерял сына и дочь, так и неизвестно, что с ними сталось. Второй сын погиб у него на глазах - стрельба в городе была повсюду.
Так они все оказались в Военном отряде. Они должны были стать солдатами - другого выбора не было. И, наверное, стали бы, если бы не одно обстоятельство. В отряде была суровая дисциплина, и у каждого свои обязанности и функции. Мужчины должны были воевать. Женщины - удовлетворять физиологические потребности мужчин. Женщин было мало. И дочери Дэйва и Эдриана входили в их число.
Я вспомнила недавний визит к нам Людвига. Как отвратительно было то, что он нам предлагал. А ведь у нас был выбор.
После того как у него забрали дочь, Эдриан подчиняться командирам отказался. И стал рабом у своих же. Его могли бы и повесить за неповиновение, но отряду нужна была рабочая сила.
А Дэйв бунтовать не стал. Боялся, что будет еще хуже, хотя куда уже. И все-таки по-глупому на что-то надеялся. Хотя бы заслужить возможность регулярно видеться с дочерью. Что до Стива, Брюса и Яника, то они стали солдатами. Брюс, так тот просто рвался в бой. И его можно было понять - терять ему все равно уже было нечего.
В первом же бою выяснилось, что ни стрелять, ни убивать Дэйв не в состоянии. Даже ради спасения своей жизни.
- Я видел, как прямо на меня несется лошадь. Я понимал, что еще несколько секунд, и она меня растопчет. Но я не мог даже двинуться. У меня в руках было ружье, но я не мог им воспользоваться... Кто-то другой выстрелил и убил ее. Девушку. Лошадь промчалась дальше, мимо меня, а она упала... прямо передо мной. Ей, наверно, и восемнадцати не было. Красивая. Я так отчетливо запомнил ее лицо... И волосы у нее были длинные и черные... И глаза были открыты: смотрели прямо на меня. А из груди у нее била кровь... темная... толчками...
Он закрыл глаза и замолчал.
А я снова, как наяву увидела это. Тоненькая фигурка на всем скаку вылетает из седла... падает всего в двадцати шагах от меня... и я абсолютно уверена, что сейчас она поднимется, но этого не происходит.
- Сури! - слышу я свой отчаянный крик. - Сури!
Я бросаюсь вперед, прямо под пули, но кто-то из наших сбивает меня с ног и прижимает к земле.
- Не дури! Ей уже ничем не поможешь.
Наш девичий отряд не пережил того боя. И не только наш. Теперешний ударный отряд - остаток тех, прежних.
- Хорошо, - сказала я, - что это не ты ее убил.
Дэйв удивлено посмотрел на меня и не ответил.
- А дальше? - спросила я.
- Дальше... Дальше самое плохое.
Он все-таки рассказал. За его трусость во время боя, за предательство его приговорили к повешению. Ночь он провел в камере смертников - отряд базировался в каком-то большом здании. А на следующий день его привели в помещение, где находились офицеры отряда. И туда же привели его дочь.
- Не надо, не рассказывай, - сказала я. - Я поняла.
Дэйв некоторое время сидел, сцепив пальцы на шее.
- Знаешь, что самое плохое? - прошептал он. - Стив был там тогда. И он заставлял меня смотреть.
- Значит, он тебя предал, - возмутилась я. - И ты же еще его подкармливаешь.
- Он тоже так пытался делать, когда мы с Эдрианом были рабами там. Но я не брал ничего. Я его ненавидел. Он попросил у меня прощения однажды, а я плюнул ему в лицо.
- А теперь не ненавидишь?
- Теперь ему еще хуже, чем мне. И я подумал, если бы он противился нашим командирам тогда, что бы было? Нас бы всех убили бы гораздо раньше. А потом мы бежали.
- Значит тогда, на ферме... вы прятались от своих?
- Выходит, что да.
- Ох, и невезучие же вы... - вздохнула я. - А тот отряд, который мы разбили... Он ваш? Тот самый?
- Кажется, да.
Я призадумалась. Женщины из того отряда, конечно, могли найти приют в городе... Или уйти... Эх, знать бы мне все это раньше! Я вдруг вспомнила, что тот американец, которого купили скандинавы, вроде бы, офицер. Может, он хоть что-то знает о девушках. Хотя бы, были ли они живы до боя.
- Как же вышло, что вы бежали все вместе?
- Я же говорю - так получилось. Кажется, Стив сделал что-то ужасное... с точки зрения начальства, и подозрение пало на всех. Так что им пришлось бежать.
- И вас они не бросили. Похвально.
- Брюс был зол на Стива. Ему не хотелось уходить из отряда. К тому же незадолго перед побегом сам Брюс в чем-то провинился... Там же была просто железная дисциплина. Стиву лично пришлось его наказывать. Конечно, Брюс к нему после этого лучше относиться не стал.
Я вспомнила рубцы у него на спине.
- А тебя самого он не наказывал, случайно? - спросила я.
Дэйв взглянул на меня и тут же отвернулся. Я успела заметить, как дрогнули его губы, и решила больше ни о чем не спрашивать.
- Знаешь, - сказал он хрипло. - Я когда говорил с Эдрианом... Пытался его утешить... Говорил, что Яника можно простить. Что он просто сам не свой был, от голода, от безнадежности. Ведь это самое плохое, когда впереди ничего... Эдриан сказал, что понимает. И что Янику было еще хуже, чем ему самому... наверно. Он рассказал... После того случая, когда он снова был в их лагере... Он видел Яника. И мог бы поговорить с ним, но не стал. Он мне так рассказывал: «Я стоял в двух шагах от него. Он не сказал мне ни слова, но он так на меня смотрел! А я отвернулся. Ведь я мог его тогда простить. Ведь понимал, что ненавидеть надо не его, и все равно не смог себя преодолеть. А сейчас уже слишком поздно». Вот и я... Если Стив умрет... Я буду думать, что мог бы облегчить ему последние дни и не сделал этого.
Он слабо улыбнулся.
- Кажется, что сейчас все должны страдать, и никакой радости быть уже не может. Но я так не могу. Я все равно радуюсь, хотя бы чему-нибудь. И мне легче от этого. И я уже не могу ненавидеть. Я хочу НЕ простить, но... Так, как я, нельзя жить, я знаю.
Жить можно только так. Вот только много ли живых среди нас?
Честно говоря, я немного завидовала Орле. Я как-то спросила ее, как она сама думает, Дэйв ее любит хоть немного?
- Не знаю, - ответила она. - Но по ночам, когда он думает, что я уже сплю, он меня целует... гладит волосы. Наверно, хоть немного, но любит.
- А мужчина он вообще какой?
- Нормальный. Меня, во всяком случае, устраивает. Самый первый раз было жутко забавно. Он боялся до меня дотронуться, боялся даже посмотреть, когда я разделась. И главное - ему ведь хотелось. Наверно, он боялся показаться грубым. На первых порах мне приходилось чуть ли не каждое его движение санкционировать. Но, знаешь... Может, я сейчас скажу большую глупость... но прекраснее человека я не встречала в своей жизни.