Призрачный Легион

От того, что мы разделились на два трейлера, ничего не изменилось. Мы по-прежнему семья. Только теперь нас стало больше. Но и трейлер справа от нашего тоже автоматически входит в семью. Там живут Маринка с Рышардом и шестилетней Диской и Ярослав с Малогжатой. Они нам тоже семья. Чуть поодаль трейлер, в котором живут Кароль и Урсула с детьми Миреком и Данусей и Михал с девятилетней племянницей Юзефой. Все дети - приятели Диски и постоянно ошиваются у нас. Но все же это просто соседи. В еще большем отдалении, на отшибе, жилище Хальки, Иштвана и их друзей, тех, кто уцелел после разгрома их деревни. Иоля, милая улыбчивая девушка (говорят, у нее что-то с Иштваном, ерунда на мой взгляд) и трое подростков, Кристиан, Гжесь и Януш, семнадцати, шестнадцати и пятнадцати лет соответственно. Я не представляю, как Халька уживается с Иолей или, скажем, с этими юными головорезами Гжесем и Янушем. Но раз уж уживается... И где-то они ближе ей, чем я. Но зато я ближе, чем многие другие Маринке и Малгосе. Последней ближе даже, чем родная сестра, что недавно вышло за русского и перешла к ним. И как бы я не дружила с Эленкой, Кариной или Изой, взбалмошная Саша мне роднее. И как бы мне ни нравился красавец Андрис, я никогда не предпочту его Анджею Младшему, пусть он моложе меня и такого маленького роста. Зато красивый, как картинка. Не люблю брюнетов, но Анджей исключение. И ведь у него такие дивные голубые глаза! Правда, он чересчур серьезен для своего возраста и немного замкнут. Но именно за это спокойствие и мягкость я люблю его. А Веслав? Кто бы мог подумать, что он станет командиром Ударного Отряда. Такой маленький, чуть выше Анджея Младшего, но гораздо ниже меня или Хальки, не говоря уже о Кари. Он в нашем отряде самый высокий. Потом мы, две барышни, Анджей Старший и Зенон. Ольгерд и Марти среднего роста, Адась и Нелу невысокого, а остальные просто маленького. Но дело не только в росте. Веслав на вид просто ботаник, у него мелкие черты лица, острый мышиный носик, да и волосы какого-то мышиного цвета... Но внешность обманчива. И уж поверьте, если он стал нашим командиром, то на то была причина. В нашей семье он тоже за старшего... брата или что-то в этом роде. И ему подчиняются все, кроме Орлы, потому что Орле подчиняется даже сам Веслав. Говорят разную чушь, будто у них что-то есть, но это исключено. Во-первых, Орла нам что-то вроде общей матери, а во-вторых, влюблена в одного русского, немного старше себя, к сожалению, безответно. *** С появлением в Легионе рабов жизнь стала гораздо приятнее. Я просто не понимаю, как нам раньше не пришла в голову эта идея - купить парочку невольников. Главная проблема стоянок - это, конечно, вода и дрова. Морока такая их заготовлять. Теперь дело обстоит гораздо проще - неприятную обязанность взвалили на рабов. Им вменяется в обязанность заготовлять воду и топливо для всего Легиона. Но, уверяю вас, они вовсе не перегружены работой! Тем более, поначалу это и работой можно было назвать весьма условно. Ужасно неумелые нам попались работники. Не могу понять, как они выживали до сих пор. С водой еще туда-сюда, а вот с колкой дров пришлось порядком помучиться. Нам больше, чем им, ведь приходилось учить, а поди, научи такого. Особенно Зенон намучился со своим. Более беспомощное существо, чем его раб Эдриан просто трудно себе представить. - О, Господи, ну ты хоть что-нибудь умеешь?! Это восклицание стало у Зенона дежурным, мы его слышали раз по двадцать на дню. Нам с нашим Дэйвом все-таки полегче. Если у него чего-то не получается, он продолжает упорно трудиться дальше и критику в свой адрес воспринимает спокойно. У Эдриана же от каждого окрика или даже простого замечания все начинает буквально валиться из рук. - Может, мне тебя пристрелить, чтоб ты не мучился? - как-то раз участливо осведомился Зенон. Это, конечно, была шутка, но Эдриан занервничал. А нервничать при выполняемом им действии ни в коем случае не полагалось. Ему нужно было разрубить одно небольшое полено на маленькие чурочки для жаровни. Бить топором следовало коротко, но сильно, а полешко крепко держать. Эдриан, безусловно, старался бить правильно, но получалось как-то не так, то вскользь, то топор входил не полностью, то вовсе мимо. Реплика Зенона пришлась на очередной героический замах и чуть не привела к печальным последствиям. На этот раз Эдриан попал себе по большому пальцу. Причем не отрубил его только чудом, зато ободрал почти до кости. Надо отдать ему должное - даже не пикнул. Только побледнел, как покойник, и, вцепившись в руку, часто задышал. Будь на месте Зенона Халька, пришлось бы Эдриану заканчивать работу с отрубленным наполовину пальцем. Но Зенон на этот раз над ним сжалился. Хотя он имел возможность позволить себе быть добрым, а вот Мив... Как она поначалу мучилась со своим Брюсом, это и сказать нельзя. Строптивость и непокорность нужно пресекать в невольниках с самого начала, а в Брюсе этих качеств было с избытком. Кажется, он все никак не мог уяснить себе, чем теперь является. Большую часть приказов он выполнял с мрачным упорством, но иногда начинал буянить. Впервые это произошло по поводу очередного приказа Христана касательно рабов. Не так давно он пытался ввести правило об обязательном клеймлении рабов, причем клеймо должно было наноситься на лицо. Потом, видимо, осознав недочеты своего решения, переместил место клейма на плечо. Но это правило не прошло по довольно объективной причине - во Взводе ни у кого не нашлось подходящего клейма, а ковать его специально тоже желания не возникало. Однако, недавно Христану пришла очередная свежая идея - рабы должны носить ошейники. Ошейники изготовить не так сложно - из обрезков металла. Несомкнутое кольцо, которое при желании и очень большом усилии можно разогнуть, а потом снова согнуть. Ошейники по логике Христана нужны были для того, чтобы посторонний как-нибудь случайно не принял раба за члена отряда. Кроме того, от ношения ошейника на коже образуется светлая полоса, по которой нетрудно опознать сбежавшего раба. Ну, сама идея была не такой уж и бессмысленной, поэтому с Христаном на этот раз решили согласиться. Правда, Зенон повозмущался сначала, но потом согласился и он, заявив, правда, что лично своему рабу он ничего такого одевать не будет. Пусть это сделает, скажем, Веслав. Орла от подобного приказа тоже была не в восторге, но спорить не стала. Ни с Дэйвом, ни с Эдрианом особых проблем не возникло, Веслав надел ошейники им обоим, не встретив и намека на протест. А вот с Брюсом, как и следовало ожидать, начались сложности. Мив, допустим, и сама бы справилось, если бы ее подопечный отнесся к этому спокойно. Так нет, пришлось звать на помощь Хальку и Анджея Старшего. Это был прежде всего удар по самолюбию Мив, ведь она так гордилась своей самостоятельностью, особенно перед соседкой Иолей, которая постоянно терпела бедствия на бытовом фронте, давая Мив пищу для иронии. Теперь и у Иоли появился повод позубоскалить. Случай с ошейником был только первым. Дело было не только в том, что Брюс позволял себе дерзкие поступки, их было не так много... Но сама его манера держаться, даже подчиняться приказам таила в себе непокорность. Просто то, как он смотрел. Этот его тяжелый взгляд исподлобья раздражал Мив неимоверно. Он так подчинялся, будто делал одолжение, уж этого-то она не могла потерпеть. «Побеседовать» с Брюсом пригласили одного парня из русских, Сергея, у нас с ним были самые доверительные отношения. Сергей был человеком серьезным и основательным, американцев не терпел, да и к англичанам любви не испытывал. Кроме того, он был доверенным лицом Христана, одним из лучших бойцов, поэтому обладал официальными полномочиями. Короче, был идеальной кандидатурой для того, чтобы объяснять рабам их права и обязанности. Особенно Брюсу. По сути, у рабов есть только одно неотъемлемое право - беспрекословно подчиняться хозяевам. Обязанностей значительно больше. В их число, например, входит следить за тем, чтобы имущество хозяина всегда было в идеальном порядке. Чтобы ни случилось, виноват всегда раб. Никаких оправданий не принимается. Невыполнение приказа в любом случае подлежит наказанию, а совершение любого поступка, противоречащего ему, является преступлением. Раб не должен сидеть, сложа руки. Если работы нет, ее нужно найти, не забывая о том, что инициатива наказуема... И так далее, все в таком же роде. Ни при каких обстоятельствах нельзя первым заговаривать с хозяином, и уж тем более задавать вопросы. Зато на любой вопрос хозяина надо незамедлительно отвечать, и на каждый приказ обязательно реагировать словами: "Да, Господин / Госпожа". Нельзя смотреть на хозяина без приказа, ни в коем случае не поднимать первым глаза, и не опускать их, если на то есть приказ. Нельзя делать НИЧЕГО без прямого на то приказа. Нужно подчинятся приказам не только хозяина, но и всех свободных людей. И еще: нельзя ни под каким видом не то что заговаривать, но даже приближаться к другим рабам. Если кто-то нарушит запрет, наказание ждет обоих, независимо от того, кто к кому первым подошел. В случае побега хотя бы одного из рабов, наказанию, скорее всего, казни, также подвергаются все. Уж не знаю, какие чувства обуревали Брюса, пока он выслушивал подобный инструктаж, но лучше бы он держал их при себе. С Сергеем шутки плохи. Не знаю уж, какую воспитательную работу он провел, но Брюс значительно поутих... на время. А потом снова взялся за прежние фокусы. Терпению Мив, далеко не ангельскому, быстро наступил конец. Но снова звать Сергея ей не хотелось. Он замечательный парень, конечно, но он не свой... А тут Халька предложила свои услуги... Интуиция подсказывала Мив, что дело здесь не чисто, и лучше Хальку, тем более вкупе с Иштваном к Брюсу не подпускать, но... Результат превзошел все мыслимые ожидания. Через пару сеансов общения с Халькой и Иштваном Брюса словно подменили. Ни о каких дерзостях даже речь не шла. И выражение его лица наконец приобрело приличествующее рабу выражение испуганной покорности. Мив это чрезвычайно понравилось. Кроме того, убедившись, что физическому здоровью невольника ущерба никакого нет, Мив не запрещала Хальке время от времени использовать его. В конце концов, одной из важнейших обязанностей раба является развлекать хозяев и всячески ублажать их. Сама Мив использовала Брюса исключительно для хозяйственных нужд и не видела ничего предосудительного в том, что с ним позабавится кто-то еще. Сколько раз она позволяла Хальке уводить его, она и сама уже не помнила. *** Первым неладное почувствовал Анджей Младший. Я говорила, что он - эмпат, как и я, и Веслав? Но Анджей гораздо чувствительнее нас. Скорее всего, Ольгерд и Адась тоже эмпаты, хоть они и не развивают свои способности, и не очень-то ими интересуются. Так вот, с появлением в нашем Легионе рабов наше самочувствие стало постепенно ухудшаться. У Анджея это заметнее всего. Да и мне, надо признать становилось все более и более не по себе... И уже не казалось, что рабы - это так здорово. Может, из-за того, что я постоянно находилась рядом с ними. Меня удивляло только, как Зенон ничего не чувствует. Спит с Эдрианом в одной палатке и не чувствует. Хотя да, он же не эмпат. Я просто удивлялась сначала, откуда взялась навалившаяся на меня тоска, а потом поняла, что тоска эта не моя, а их. С каждым днем все хуже, тяжесть просто невыносимая. Я все чаще задумываюсь над тем, каково это - всю жизнь считать себя человеком и вдруг стать чьей-то вещью. Мне раньше казалось, что те, кто у нас, должны быть нам благодарны. Ведь мы их не убили, да и обращаемся неплохо... Если представить каково тем, кого Матвей купил... Я внезапно поняла, что в этом тоже дело, они ведь думают о них, все понимают, наверное. Я пытаюсь представить, каково бы мне было на их месте, впрочем, и представлять не надо, я и так все ощущаю, просто проанализировать не хочу. Я решила поговорить об этом с Веславом и Анджеем. Веслав был настроен мрачно. - Я все понимаю, Линде, я знаю, что и ты тоже это чувствуешь. Погано. Мы не должны были допускать такое в нашем Легионе. Я понимала, что он хочет сказать. Что-то нарушилось, что-то важное. Словно в наш устоявшийся мир вторглось зло, и источник этого зла мы сами. Мы словно нарушили какую-то грань, отделяющую нас... от чего? Это нельзя выразить словами. Пока это чувствуем только мы, но скоро уже никто не сможет от этого скрыться. У каждого из нас только два пути - не обращать на рабов внимания или относиться к ним соответственно, как к рабам. Но если первое - подлость, то второе мне даже не хотелось бы называть. - Я больше не могу, - пожаловался в свою очередь Анджей, - я каждый день это вижу и чувствую. Здесь даже воздух пропитан болью. Веслав кивнул. -Теперь уже поздно что-то менять. Впрочем, все не так плохо. Я думаю, эти двое адаптируются и привыкнут. - Привыкнут быть рабами? - Им придется. Иначе умрут... от тоски, от разрыва сердца, от чего там еще можно при таких обстоятельствах? - А нам придется все это ощущать и умирать вместе с ними. - Ты права. Надо что-то придумать. - Если бы не это дурацкое правило, что им нельзя общаться. Думаю, они смогли бы друг друга поддержать. - Точно. А еще ошейники эти... И колодки. - А без них никак? - Ну, думаю что-то придумать можно. - Можно, - подытожил Веслав. - Но мы это сделаем позже. Меня сейчас гораздо больше Брюс беспокоит. При упоминании этого имени мы с Анджеем затихли. То, что исходило от Брюса в последнее время, резко отличалось от эмоций двух других. Это была не тоска, не боль растоптанной гордости, не безнадежность, нет, от Брюса веяло просто-таки могильным холодом. Мне страшно было даже заглянуть к нему в душу и разобраться, что в ней творится. Видимо, остальные тоже это ощущали. У Анджея даже пот на лбу выступил. - Да, - прошептал он. - Брюс, это да... - Уж не знаю, как там Халька его воспитывает, - усмехнулся Веслав, - но ему это явно не на пользу. Ты не в курсе, что там происходит, Лин? Я пожала плечами. О своих с Иштваном забавах мне Халька не рассказывала. Но наверно что-то жуткое, раз с мужиком такое творится. - Надо поговорить с Мив, - решительно заявил Веслав. - Она же, в конце концов, его хозяйка! Ей все равно, что ли.