***
Субботнее утро. Из открытого окна небольшого, старого домика, стоявшего совсем на отшибе, тянуло запахом табака. Серый дым, побывавший в легких девушки, вырывался из небольших губ прямиком в окно. Хрупкие, но, в то же время, огрубевшие пальцы, недавно обхватывающие длинную сигарету, выкидывают ту из окна, как только она стала небольшим бычком. Круговорот жизни, если его таковым можно было назвать. Ты нужен, пока ты полезен. Старая истина, успевшая стать одной и полюбившихся больше всех. Докурив, Хасэгава закрывает окно своей комнаты, чтобы прохлада улицы больше не беспокоила вечно замерзавшую девушку, руки которой холоднее её же сердца. Наоки всегда мерзла по причине и без нее. Забывая толстовку по своей же рассеянности, девушка оставалась без защиты и тепла, которые были так необходимы всю жизнь. Непонимание со стороны сверстников, учителей, отсутствие любящих родителей и наличие сварливой тетушки делало жизнь ребенка, а затем и подростка, невыносимой. Девочка не раз сбегала из дома, как только получала новые, совсем свежие побои. Она убегала к лесу, чтобы никто не мог видеть ее слезы. «Слезы — удел слабых. Сильные не распускают сопли, они действуют!» — говорила сама себе девочка-подросток, когда тетушка снова оставляла синие пятна по всему телу. Ноги, руки, все было украшено ранами старых и новых ссор. Ведь характер Наоки был совсем несмирным и покладистым. Девочка часто доставляла проблемы и себе, и своей опекунше, заранее зная, что ждет ее дома. И все равно это не могло выбить из колеи непослушного ребенка, обиженного на весь мир. Наоки вела свою борьбу, непонятную никому, совсем никому. Любой на месте Хасэгавы предпочел бы не строить козни своему опекуну, раз тот бьет за любую провинность. Но не эта девочка. Ее замыслы были куда хитрее, пускай она и «жертвует» собой. Делая что-либо на зло тетушке, Наоки ненадолго была удовлетворена проделками, теша свое самолюбие.***
Надевая рюкзак на плечи и садясь на старенький велосипед, Хасэгава держала путь к школе. Непонимая, зачем она едет в это чертово место в субботу, Наоки злилась на себя, но не переставала крутить педали. Неужели ледяное сердце «снежной королевы» тронули чьи-то слова? Совершенно возможно…***
Наконец, доехав к месту назначения, девушка слезла с велосипеда и оглянулась. Того человека, которого она ждала, еще не было на месте и Наоки решила подождать его снаружи, припарковав велосипед в специальном месте. Минуты тянулись и казались вечностью, тупой страх комом стоял в горле. Ладони потели, сердце бешено стучало и ничего поделать с этим состоянием Хасэгава не могла. Всегда уверено держась на людях, Наоки паниковала наедине с собой, поддавшись чувству тревоги. Пожалуй, это и было причиной ненависти к себе. Ведь такая сильная и непоколебимая натура, как Наоки, казавшаяся всем остальным черствым и совершенно безэмоциональным человеком, совсем не была такой, как ее описывали другие ребята, тыча пальцами в упор. Насмешки вперемешку со страхом к ее персоне буквально резали острее ножа, ударяя в самое сердце. Боль, которую наносили ей сверстники день за днем, все нарастала. Будто буря, это чувство накрывало девушку с головой и однажды…оно перестало беспокоить, ставши совершенно обычным состоянием души. Уже не было так больно, как было когда-то. Раны, нанесенные людьми, казались ей тем, с чем она однажды родилась. Это хроническое заболевание. Это всегда было с ней. Никогда не покидая, оно лишь напоминало время от времени о себе. Будто розы, проросшие сквозь тело, эта боль пронизывала, прорастая и оставляя шрамы. Наконец, завидев знакомую фигуру на горизонте, Хасэгава взяла всю свою волю в кулак. Успокоившись и покашляв в кулак, она сделала вид, что не видела идущую к ней на встречу девушку, рассматривая экран телефона. -Привет! Прости за опоздание. Ты ведь не долго ждала? — Мелодичный голос, принадлежащий никому иному, как Накамуре, заставил немного покраснеть художницу, но та, все же, не дала понять о своем смущение. -Йо, да нет, я недавно подошла — уже не так тревожно произнесла Нао, развернувшись спиной к новой знакомой. — Ну что, пошли в класс?