Его запах в учительской

— Юра? — тихо спрашивает Отабек, когда Юрий неожиданно вваливается к нему в квартиру с какими-то сумками на плечах. Блондин запинается об ковёр, матерится. Размахивает руками, чтобы сохранить равновесие, сумки падают, а Отабек ловит Юру, который чуть не поцеловал носом пол. Плисецкий даже заволновался чуть-чуть. Но быстро отодвинулся, буркнул что-то типа: «Спасибо большое» и потащил за собой по полу тяжёлый рюкзак. Сел на диван в гостиной, простонал устало и прикрыл глаза. Не видит, как Алтын тепло улыбается, но чувствует, как тот расстёгивает ему куртку. Юра лениво, но уже сам, снимает предмет гардероба и несёт в прихожую, вешает на крючок. — Я так-то ненадолго к тебе, — наконец начинает пояснять Юрий, заходя обратно в гостиную. Ложится на диван, подминает под собой маленькие бежевые подушки. И глаза устало прикрывает, нос морщит. Алтын молча смотрит. — У меня просто тараканов дома травили, пахнет так, что я скоро сам рядом с этими букашками лягу. Ты уж прости, что тесню тебя. — Ничего, я подвинусь, Юр, — улыбается Отабек. С лёгкостью поднимает сумки с вещами Плисецкого и идёт куда-то в коридор. — Моя кровать в твоём распоряжении. — А как же ты? — привстаёт с дивана Юра и всматривается в двери. Щурится. Волнуется где-то в глубине души, не зная, почему. — Я на диване лягу. Юрка вскакивает. Идёт в коридор и замечает Отабека в спальне из приоткрытой двери. Как тот сумки около кровати ставит, что-то поправляет на пододеяльнике. Поворачивается: и сталкивается с прожигающими зелёными глазами блондина. Тот руки скрестил, об косяк двери плечом облокотился. И хмурит тонкие брови. — Не так, Бек, — говорит Юра. — Я — гость. Я на диване буду спать. — Нет, — отвечает казах. Берёт в руки подушку и несёт в гостиную. Юра за ним зло топает. — Я — хозяин дома. И решил, что ты будешь спать на моей противной неудобной кровати. — Придурок, — улыбается уже Плисецкий. Помогает раскладывать диван и стелит на него покрывало. — Врёшь ведь, как дышишь. — На счёт чего? — отзывается где-то из-под комка одеяла Бека, когда пытается его распутать. Это с прошлой ночёвки Юры осталось. А Отабек не распутывал даже, забыл как-то. — То, что я — хозяин дома? — Да иди ты. Дурачка он блять включил. И они оба ржут. Идут на кухню, наливают себе чай: Юра обычный чёрный, а Отабек травяной какой-то, казахский что ли. У Алтына чайник всегда тёплый: он, даже когда чай не собирается пить, всё равно зачем-то ставит воду греться. «Так уютней немного, » — говорил он в оправдание как-то. Юра пофыркал, а потом домой пришёл, чайник поставил. В зале включил телик, Потю к себе прижал. Вслушался, как на кухне чайник закипает, как по телевизору кто-то ржал над шоу, как пушистая жопа под ухом урчала. И вправду — уютней. Потом задумался: зачем Отабеку врать? Алтын человек умный, слова на ветер не бросает. Поэтому молчаливый такой. А Юра совсем наоборот. И каждый раз стыдно становится рядом с казахом. Сам говорит, что человек рассудительный, хороший, а на деле… Юра отвлекается от мыслей, когда чайник серебристого цвета начинает свистеть, а позже его прикрывает широкая спина Беки, обтянутая футболкой. Широкая, мощная спина. Юра глазами поднимается до бритого затылка, где виднеется небольшая родинка, которая чуть-чуть торчит. Отабек даже как-то жаловался, что когда волосы сбривает, всё время про эту родинку забывает и задевает машинкой: она потом болит постоянно. А выше на голове чёрные, как смоль, отросшие волосы. Так сильно отросли, даже в хвостик можно завязать. Юра как-то хотел, но по взгляду Алтына сразу было понятно, что он слегка против. Когда они впервые увиделись, волосы короче были. Но сейчас ему так даже больше идёт. Вслух, конечно же, Юра этого не скажет. Отабек ставит перед Плисецким любимую кружку блондина с чаем. Он эту кружку как-то увидел, когда в очередной раз был в гостях. У Беки вообще много кружек: из-за того, что он личность скрытная, никто не знает, что он действительно любит, поэтому кружек так много надарили. Каких тут только нет: и чисто белые с объёмными ракушками, и серые керамические, и сделанные как-будто под дерево, даже с бабочками жёлтыми какие-то были. Даже огромный бокал для пива есть. Но Бека им не пользуется, обычно, как вазу использует. Вот и Юрка приметил одну: красивая такая, тёмно-синего цвета, а на левой стороне нарисован объёмный, как-будто пушистый чёрный кот с длинными усами. Но стоит только кипяток в кружку налить, как из синего фон превращается в молочный, а кот становится не чёрным, а ярко-рыжим, и солнышко над ним появляется. Ахуенная кружка, Юрке очень нравится. Отабек специально для него про неё вспомнил, она где-то у него до сих пор в подарочной упаковке лежала. И он тогда сказал, с улыбкой глядя на восхищённого Плисецкого, что с какой-то особой нежностью смотрел на этого чёрно-рыжего кота: «Хочешь, твоя будет?». Юра ответил: «Хочу, » и он теперь, когда в гостях, только из неё пьёт. А теперь-то он даже и не в гостях… Стоит этой мысли промелькнуть в голове, Юра даже вздрагивает. Отабек, что молча пил чай и смотрел маленький телевизор, стоящий в уголке, даже обернулся и посмотрел на Юру, взглядом спрашивая, что случилось. Юра замер даже от неожиданности, но головой покачал из стороны в сторону расслаблено, мол: «Всё нормально, чай пью.» И Отабек отворачивается. А Юра опять задумывается. Вся глубина его решения дошла до него только сейчас. Он будет жить вместе с Бекой! В одном доме! Это же так круто! И почему-то слегка волнительно. Слегка-ли?

***

— Заебали! — это первое, что слышит Отабек. А потом грохот закрывающейся двери. Казах оборачивается: на пороге его класса стоит его блондин. Лицо краснющее, волосы растрёпаны, будто все руки туда запускали. Брови почти ресниц касаются. — Что случилось, Юр? — Бека откладывает планшет, встаёт из-за стола. Подходит к другу, который стул с парты ставит на пол, садится, почти растягивается на этой парте. А потом случается маленькое преступление. Ну, со стороны оно выглядело маленьким, а для парней оно казалось таким масштабным, что просто… Проще говоря — Отабек аккуратно начал приглаживать волосы Юры. Оба замерли даже от неожиданности. Но Бека продолжил перебирать в пальцах тонкие пряди, распутывая их. Юра настолько ахуел, что перестал дышать где-то секунд на сорок. А потом выдохнул, прикрыл блаженно глаза. И чуть не замурчал. Вот серьёзно! Люди мурчать не умеют, а Плисецкий готов был хоть прямо сейчас выдать себя, что ему пиздец как хорошо. Вся злость мигом улетучилась, блондин чуть на парте не растёкся. Но не выдержал: промычал довольно, а потом одновременно с Отабеком застыл. Тот волосы перебирать перестал, а через секунду опять начал: нежнее, аккуратнее. Потому что это мычание отдало таким приятным чувством в низу живота, что просто… блядь. А Юра продолжал издавать звуки удовлетворения. «Если блядь простонешь — не выживешь!» — крутилось предложение в голове Алтына. Но Юра как чувствовал: ни одного стона, только мычание. Но всё равно не легче. — Так что случилось-то? — еле как, хрипло, выдавил Отабек. Юра задрожал от хрипотцы голоса. Но ответил, на удивление, нормально: — Это всё мой 8 «А». Задолбали, честное слово. Как можно быть такими упырями? Все учителя в столовой только на них и жалуются. Я, конечно, прикрываю, как могу, но они уже начали переходить все границы. — Например? Юра поворачивает голову на бок. Смотрит на Беку, который пристроился рядом и продолжает щупать волосы. Смотрят в глаза друг другу. И у обоих глаза кажется сияют. А источник огня, как бы банально и ванильно это не звучало — сердце. — Квасовы бегали по классу химии, пока Леруа не было, и как-то расхреначили парту, что она сложилась, как домино. Жан-Жак в столовой ржёт: он, говорит, в класс заходит, а они там парту стараются починить. Они даже с шурупов доски как-то сняли. Этож пиздец какие гормональные сволочи у меня в классе растут, Бек. Казах ржёт тихо. Утыкается лбом в край парты, и плечи от смеха трясутся. Юра сам хихикать начинает, жмурится довольно от приятного на слух смеха черноволосого. — А Квасовы, — успокоившись, спрашивает Отабек. — Это те двойняшки? Брат и сестра? — Да, они, — кивает Юрка, вспоминая, что Квасова — это та самая «Моана», как он подумал, когда впервые увидел её. И теперь знает, что характер её такой же, как и у этой девушки из мультфильма. Пиздец какой-то. — И не похожи они с братом вроде вовсе. Хотя, — щурит недовольно глаза Плисецкий, бормоча загадочно: — Кое-что общее у них есть. Блондин манит рукой Отабека ближе, а он придвигается, ухо подставляет, возможно, для самого важного секрета. И слышит лишь тихий насмешливый шёпот: — Они оба ебанутые. Они опять ржут. Истерически даже как-то, бодают друг друга плечами. А потом успокаиваются, жмутся даже как-то друг к другу слегка. — Да, класс у тебя — не подарок, Юр, — соглашается Алтын. — Они мне тоже как-то настроение подпортили. — Что сделали? — строго спрашивает Юра, хмуря брови. Отабек улыбается от такого, видеть такого строго учителя-Юру для него умилительно. — Да галдят на уроках, штрихами кидаются. Потом какому-то пацану этот штрих в глаз прилетел от другого пацана, Шепелева, кажется. Чуть не подрались тут, прямо у меня перед носом. Наорал потом на них, испугались меня, не ожидали. — Я бы тоже испугался, — чуть громче говорит Плисецкий. — Я не представляю, чтобы ты кричал. Этож как тебя выбесить надо? — Твои могут, — усмехается тот. — Шепелев, говоришь, кидался? — Юрка жуёт нижнюю губу. — Что-то часто он начал мне глаза своими проблемами мозолить. Блондин почти вскакивает. Отабек даже дёргается, пальцы, до этого перебиравшие волосы, запутываются, Юра матерится от того, что дёрнуло. Бека бормочет: «Прости», а Плисецкий машет рукой. — Всё, — уверенно говорит он. — В пятницу организовываю классное собрание. — Юр, да зачем так сразу? — Они по-другому не поймут. До их маленького орешка в голове не дойдёт. Надо сразу, чтобы действенно. — Уверен? — до сих пор сомневается казах. Не любит он эти родительские собрания. Все только нервничают из-за них: что родители, что учителя, что ученики. Ученики, наверное, больше всего. Да и родители не меньше: каждый надеется, чтобы про их ребёнка сказали только хорошее что-нибудь. — Бек, ну надо, — смягчается Плисецкий. Садится обратно на место, Бека рядом. Оба за руки берутся (что-то дохуя неожиданностей за один день для парней). Юра мнётся. — И ты, Бек… Ты тоже приди на собрание, пожалуйста. А Отабек лишь улыбается мягко. Медленно моргает, вглядываясь в лицо Плисецкого. — Хорошо, Юр, — тихо говорит он, а у блондина внутри щекотно. — Я буду с тобой.