Благословение

Все крохотные сбережения Ванды ушли на билет до Нью-Йорка. На обратный не хватало, но Наташе она в этом не признавалась. Решила, что, когда все это закончится, отпросится на пару дней с работы и вернется в Монтану на машине. Дорожное путешествие через всю страну — Пьетро точно понравится. До аэропорта Глейшер-Парк они добирались на Наташиной «тойоте», пока за окнами в предгрозовом сиянии разливался угасавший вечер. Всю двухчасовую пересадку в Миннеаполисе Максимофф провела попивая эспрессо и следя за тем, чтобы Пьетро не устроил погром в автомате с закусками. Наташа ненадолго отлучалась покурить, но все время их долгого и утомительного путешествия, словно заботливая старшая сестра, старалась держаться поближе к Ванде. В Нью-Йорк они прибыли за час до рассвета. Слишком уставшие, чтобы кружить по запруженным транспортом дорогам в поисках отеля, путницы решили арендовать машину чуть позже и запрыгнули в одно из канареечно-желтых такси на парковке аэропорта. По дороге Ванда спала, урывками, неудобно изогнув шею, но все же спала, и не помешало ей ни шумливое бормотание водителя, ни тявкающие гудки автомобилей, ни смутное, набирающее силу, предчувствие чего-то важного. В Нью-Йорке властвовала осень. Не та, что кутает в туманную хмурь маленькие городки и рассыпается дождем по их улицам, разгоняя и без того редких пешеходов. Здесь царила другая осень — бурная и яркая: она превращала увядание природы в праздник, и было в ней что-то горькое, но вместе с тем нестерпимо прекрасное. Из отеля на живописной улочке в самом сердце Лонг-Айленда Ванда с Наташей, отоспавшись после перелета, выбрались ближе к вечеру: перекусили в ближайшей закусочной, нашли конторку проката автомобилей и отправились на поиски жилища капитана Роджерса. Всю дорогу Ванда никак не могла разобрать, чего страшилась больше, — того, что человек из прошлого ее забыл, или того, что все же узнает. Впрочем, чем ближе они подбирались к прибрежной деревеньке, тем слабее становилась эта внутренняя дилемма, потому что Максимофф упорно повторяла самой себе, зачем на самом деле они затеяли все это путешествие. Отнюдь не для слезной встречи соковийской сиротки и ее спасителя, а ради Джеймса. Только ради него и во имя правды, которую они с Наташей отчаянно надеялись отыскать, чтобы вернуть его домой. Ист-Хэмптон купался в мягком свете молочно-белого неба и дрожал в океанском бризе сочными волнами разноцветной листвы. Романова оставила машину у тротуара на Вудс-лэйн прямо напротив двухэтажного серо-кирпичного домика, в котором, судя по добытому адресу, и проживал отставной капитан Роджерс. На красивом лице Наташи застыло выражение сосредоточенной целеустремленности. Она наверняка тысячи раз прокручивала в голове предстоящий разговор, и заранее заготовленные фразы поселились в ее мыслях назойливым зудом, но все же Ванда видела, как беспокойно бегали ее глаза, когда она шаг за шагом приближалась к входной двери. Наташа постучала, решительно и нетерпеливо. На первый стук никто не отзывался больше минуты, после второго в холле послышались тяжелые торопливые шаги, и, наконец, дверь распахнулась, являя незваным гостьям хозяина дома. Время его не пощадило, но это, без сомнений, совершенно точно был именно он. Высокий, крепкий, широкоплечий, в рубашке и хлопковых брюках, с бородой и спрятавшимися в уголках век тонкими морщинками. Ванда узнала по глазам — некогда небесно-голубые, сейчас их будто присыпали пеплом, но все равно это были его глаза, те самые, что смотрели на Ванду десять лет назад в руинах раздираемой смутой родной страны. Стив Роджерс с легким любопытством и сдержанной, защитной улыбкой оглядел незнакомок. «Не узнал», — горячо вспыхнуло в мыслях Ванды. Конечно, столько лет прошло, на что она рассчитывала? Да и кто она такая, с какой стати ему вообще ее помнить? Ванда поспешила отвести взгляд, пока тот из приветственно-изучающего не превратился в смущающий и беспардонно-долгий. — Стивен Роджерс? — Романова, надо отдать ей должное, держалась невозмутимо спокойно. Ее голос не выдавал и толики волнения, которое жаркими волнами исходило от ее напряженной фигуры. Капитан на ее вопрос коротко кивнул, и она продолжила: — Меня зовут Наташа, это моя подруга Ванда. Мы ищем одного человека и очень надеялись, что вы могли бы нам помочь. — Конечно, — Стив едва заметно расслабился, опершись плечом о дверной косяк, но по старой, должно быть военной привычке все еще хранил некую настороженную бдительность, невидимую глазом, но смутно ощущаемую в его позе и внимательном взгляде. — Что за человек? Кто-то из местных? — Его зовут Джеймс Барнс. Лицо Стива сделалось каменным, глаза вспыхнули ледяным огнем. — Кто вы? — Я его девушка. — Наташа сглотнула, ее дыхание коротко сбилось. — Ванда — частный детектив. Джеймс пропал, и я… мы надеялись, что вы могли бы рассказать нам что-нибудь, что поможет его отыскать. Капитан молча переводил взгляд то на рыжеволосую даму, то на «частного детектива». Брови хмурые, губы плотно сжаты — он был погружен в безмолвные раздумья, длившиеся не больше пары секунд, но показавшиеся Ванде целой бесконечностью. Наконец Роджерс вздохнул, устало и почти вымученно шагнул назад и простер руку, приглашая гостей войти.

***

Внутри дом являл собой зрелище весьма впечатляющее, однако от просторных, обставленных со вкусом комнат веяло пустотой и необжитостью, будто хозяин надолго отлучался из жилища и, вернувшись совсем недавно, еще не успел наполнить его своим присутствием. Стив проводил посетительниц в гостиную, предложил чай и кофе. Наташа вежливо отказалась, Ванда лишь мотнула головой. Едва она переступила порог, ее словно сковала ледяной коркой странная немая робость, напрочь лишавшая всякой способности говорить. Потому ей оставалось лишь наблюдать, рассматривать, изучать и ждать момента, когда это тупое оцепенение наконец пройдет. Капитан казался старше своих лет. Наверно, виной тому была густая темно-рыжая борода, что теперь скрывала добрую половину его скуластого мужественного лица. В Стиве чувствовалась удивительная уверенность в себе и способность принимать решения. Пытливый ум, твердость характера и несокрушимая надежность невидимым оттиском прочно залегли в его чертах, однако за всем этим Ванда явственно видела тяжелую, мрачную тень, разгадать которую ей пока не удавалось. Начать пришлось Наташе, потому что Стив, все еще пребывая в молчаливой растерянности, лишь глядел на нежданных гостей и размешивал в кружке несуществующий сахар. Романова рассказала ему вкратце то же самое, что поведала Ванда парой дней ранее: о своем знакомстве с Джеймсом в Мичигане, о переезде, о жизни в доме у озера и о внезапном исчезновении своего возлюбленного, умолчав лишь о паранормальных странностях, которые ее так испугали. — Он почти ничего не говорил мне о своем прошлом, поэтому мы с Вандой надеялись, что вы, капитан, как-нибудь поможете нам в расследовании. — Я уже не капитан. — Роджерс слегка поморщился и отставил кружку на кофейный столик. — Можно просто Стив. Наташа с улыбкой кивнула. Стив шумно вздохнул и потер ладонью затылок. — Мы с ним не виделись уже почти семь лет. Он тогда уехал из Нью-Йорка, и с тех пор мы больше не общались. — Почему? — Я не знаю, — Роджерс повел плечами и уставился на заставленную фотографиями каминную полку. Тень, что не укрылась от чуткого взора Ванды, мелькнула снова, и теперь Максимофф легко угадала в ней горькое, гложущее чувство вины. Оно показалось лишь на мгновение, но и этого было достаточно, чтобы понять, какое тяжкое бремя взвалил на свои плечи отставной капитан. Винил ли он себя за то, что произошло с его другом, или же дело было в чем-то ином — Ванда пока не знала, но почему-то в тот момент Стив показался ей уже не таким сильным и несокрушимым, как при первой встрече. Та пустота, что царила в доме, исходила прямиком из его души, и Максимофф стало искренне его жаль. — Он не сказал, куда поехал, — продолжил Роджерс. — Просто исчез. Оставил мне записку и исчез. — Записку? — переспросила Романова. Ее сдержанный, ненавязчивый интерес вызывал восхищение. Она держалась так уверенно и спокойно, будто сама была первоклассным частным сыщиком и умело вела допрос, размеренно и методично добираясь до истины. — Можно нам взглянуть? — Да, конечно. — Стив поднялся, вышел из гостиной, и вскоре на лестнице послышался звук его удаляющихся шагов. — Ты что-нибудь увидела? — шепотом спросила Наташа, склонившись к Ванде и украдкой поглядывая на ведущую в коридор широкую арку. Максимофф покачала головой. Жилище капитана насквозь пропиталось одиночеством; оно, как и его хозяин, казалось покинутым и будто бы брошенным, хотя за внешним лоском и обманчивым ощущением благополучия распознать это было практически невозможно. У таких людей, как Стив Роджерс, все всегда было в порядке. Даже когда жизнь била под дых, он не унывал, продолжая улыбаться и повторять самому себе, что все хорошо. Однако волны его души говорили совсем иное. Ванда уловила в них острое чувство потери. Потери, вины и одиночества. Совсем не таким она ожидала увидеть своего храброго спасителя, но именно таким и предстал перед ней сейчас капитан Роджерс. Он вернулся минутой позже с чуть пожелтевшим, сложенным вдвое листком бумаги и протянул его Наташе. Ванда сняла перчатки и осторожно взяла записку после того, как Романова бегло просмотрела написанные от руки строчки и коротко вздрогнула, узнав знакомый почерк. «Я должен уйти, Стиви. Так нужно. Не ищи меня. Когда-нибудь мы еще встретимся, я обещаю. Б.» — Он просил его не искать, — Стив вновь принялся мешать в кружке сахар, которого там не было и в помине. Едва слышное звяканье чайной ложки его успокаивало. — Ты его послушал? — Конечно нет. Я тогда еще служил, поднял все связи, бросил все силы на то, чтобы его найти, но… ничего не вышло. Да я и сам знал, что так получится. Он всегда очень хорошо умел скрываться и заметать следы. Если он сам этого не захочет, отыскать его практически невозможно. Наташа что-то спрашивала, Стив отвечал, но Ванда их разговор слушала лишь вполуха. Она водила пальцами по шершавой матовой бумаге и видела, словно наяву, как Джеймс, склонившись над тумбочкой, второпях выводил пляшущие от спешки слова на пунктирных строчках разлинованного листка. Она видела комнату — маленькую спальню с двумя окнами в старых деревянных рамах. Раннее утро или поздний вечер, она не могла определить точно, но сочившийся из-за тонких тюлевых штор свет был приглушенно-серым и каким-то мерклым. Джеймс писал быстро, словно боялся, что не успеет, и постоянно оглядывался назад. Его пальцы дрожали, шариковая ручка ходила ходуном, оставляя на бумаге мазки синей пасты и корявые витиеватые буквы. Он поставил в конце послания букву «Б», и первой мыслью Ванды была фамилия, однако потом вкрадчивым шелестящим шепотком в ее сознание прокралось имя, которое она, сама того не желая, произнесла вслух: — Баки. Стив замолк с поднесенной к губам кружкой. Взгляд его стал цепким, а брови чуть приподнялись в неясном удивлении. Ванда уже пожалела, что вовремя не прикусила язык, но теперь деваться было некуда, и пришлось объяснять капитану и притихшей в изумлении Наташе, что за слово пришло вдруг ей на ум. — Ты его так называешь, — начала она, обращаясь к Стиву. — Не Джеймсом, а Баки. — Называю, — эхом отозвался Роджерс, и на лице его появилась робкая мягкая улыбка, — еще с детства. И в армии его все так звали, только миссис Барнс всегда говорила, что это прозвище похоже на собачью кличку. Наташа тихо усмехнулась. Она попросила Стива рассказать о том, как они с Джеймсом познакомились и как пошли в армию, и тот охотно принялся говорить. Ванда тем временем изучала фотографии на каминной полке, так и не решаясь спросить разрешения подойти поближе. На снимках был, в основном, сам капитан и его семья. Его родители в молодости, их общие семейные фотографии, Стив и Баки в синих мантиях и водруженных на головы конфедератках с золотыми кисточками, Стив на выпускном в черном костюме-тройке с галстуком-бабочкой. На одной из фотокарточек Ванда заметила Роджерса в военной форме в окружении армейских приятелей, среди которых был и Джеймс, а также увидела его в компании красивой темноволосой женщины, позирующего на фоне Лондонского моста. Последний снимок отчего-то захотелось взять в руки и рассмотреть внимательнее, но Максимофф от этого наваждения лишь отмахнулась и осталась сидеть на месте, слушая рассказ капитана. Говорил он долго; сначала как-то нехотя и будто бы несмело, но потом голос стал звучать бойко и уверенно, и Стив сам словно изменился в лице. Он делился детскими воспоминаниями с такой упоенной радостью, будто ему впервые за долгое время выпал шанс поговорить. Вместе с Наташей он смеялся над тем, как Баки вечно затевал какие-то шалости в школе, как разыгрывал учителей и умудрялся на всех школьных праздниках подлить в пунш чего-нибудь алкогольного. — Мы с ним как братья, — с теплой улыбкой произнес Роджерс, — все делали вместе. Вместе поступили в колледж, потом бросили учебу после третьего курса и пошли в армию. Тренировались в военном лагере, общались с другими новобранцами, все это казалось нам каким-то веселым приключением, пока… — он осекся, сглотнул, и Ванда вновь увидела в нем молодого испуганного солдатика в съехавшей с головы грязной каске. Она поняла, о чем хотел поведать капитан, еще до того, как он продолжил говорить: — пока в Соковии не началась гражданская война, и нашу часть вместе с несколькими другими не перебросили туда для помощи в урегулировании конфликта. Максимофф поразилась, с какой феноменальной невозмутимостью ей удалось сохранить лицо и не выдать своих переживаний. Взгляд Стива сделался отрешенным, словно уплыл в далекое безрадостное прошлое, и пальцы его нервно сцепились в замок на стенках уже пустой кружки. — Мы с Баки участвовали в освобождении Соковии. Во время бомбежки Нови-Града оказались почти в эпицентре, помогали правительственной армии и службе спасения раскапывать завалы, потом двинулись на занятый радикалами юг. Во время одной из операций, буквально перед тем, как наши войска начали отправлять домой, мы попали в засаду в маленькой деревушке почти на границе с Сербией. Баки тогда сильно ранили, я вытащил его, и нас вместе с остатками отряда отправили в военный госпиталь, а оттуда на вертолете в Америку. Врачи говорили, что он вряд ли выживет, но Баки так просто сдаваться не собирался. Он пролежал в коме почти год. Тогда как раз шла война в Афганистане, я отслужил десять месяцев и вернулся домой, когда мне вдруг позвонили из больницы и сказали, что он пришел в себя. Сразу предупредили, что он может меня не вспомнить, потому что после такого длительного нахождения в коме пациенты обычно теряют память и очень долго возвращаются к нормальной жизни, но Баки и тут всех удивил. Никакой потери памяти, никакой мышечной атрофии — вообще ничего. Врачи называли это чудом. Да, наверно, это и правда было чудо, о котором и я, и вся его семья так неустанно молились. Баки выписали из больницы через неделю, он еще пару месяцев походил на терапию, а потом забросил, потому что она ему, в принципе, была не нужна. Он был совершенно здоров, разве что немного растерян от того, что из его жизни пропал целый год. В нашей части его стали называть «Счастливчиком Джимми». Он это прозвище ненавидел. Знаете наверно, что у всех отслуживших в горячих точках солдат появляется вина выжившего, так вот у Баки она была какой-то уж очень сильной, поэтому счастливчиком он себя совсем не считал. Даже наоборот. Стив замолчал и с тяжелым вздохом потер уставшие глаза. Путешествие по аллеям памяти оказалось для него нелегким, и теперь он выглядел изможденным, словно постарел за эти минуты на полдесятка лет. Наташа сидела тихо, покусывая губы и перебирая пальцами цепочку на шее. Ванда продолжала блуждать рассеянным взглядом по записке в попытках считать что-нибудь еще, но кроме короткой смазанной картинки бумага ничего больше не выдавала. — Я думаю, это и заставило его уехать, — Роджерс погладил подбородок, понуро склонив голову набок и уставившись на блюдце с печеньем на столе. — Он просто не мог найти себе места, и вся эта привычная родная обстановка выбивала его из колеи. Он оставил службу, пытался прижиться, но… не смог. Все, что произошло на войне, его изменило, поэтому, наверно, он и решил сбежать. Стив оглядел затихших собеседниц, и уголок его рта дернулся в извиняющейся улыбке. — Не очень-то я помог вам своим рассказом. Все это детектив Ванда наверняка и так знала из военных архивов и медицинских карт, так что… — он развел руками и виновато поджал губы. «Детектив» Ванда ничего этого, разумеется, не знала. Военное прошлое Джеймса стало для нее еще одной ниточкой, которая вплелась в замысловатый узор его жизни и открыла некоторые подробности, показавшиеся Максимофф довольно любопытными. Она пока не могла с точностью сказать, что именно пробудило в ней интерес, однако внутри уже зашевелилось то самое предчувствие, которое имело обыкновение направлять ее мысли в нужное русло. — Ты сказал, что война его изменила. — Ванда все еще чувствовала непонятное боязливое смущение, но на этот раз почти силой заставила себя говорить. Они с Наташей проделали такой долгий путь не для того, чтобы посидеть на мягком диване в гостиной капитана, и Максимофф прекрасно это понимала. — Как именно? Стив призадумался. Поставил руку на резной подлокотник, уперся кулаком в щеку и свел брови, явно пытаясь что-то вспомнить. — Иногда становился раздражительным. Спал плохо, у него была бессонница, — Роджерс говорил неторопливо, словно тщательно подбирал слова, чтобы не сболтнуть лишнего. Он помрачнел, и та настороженность, что сквозила в его взгляде при первой встрече с незваными гостями, появилась вновь. — Это пост-травматический стресс, только и всего. У всех солдат он есть в той или иной степени, такой уж подарок нам оставляет война. О преподнесенных войной подарках Ванда знала не понаслышке, только вот что-то в голосе Стива ей показалось неправильным. Он нервничал, хоть и пытался вести себя нарочито невозмутимо, от его крепкой статной фигуры веяло едва уловимым холодком беспокойной неуверенности. — Ничего странного ты не заметил? — осторожно подвела Максимофф, уже окончательно осмелев и почти вжившись в образ детектива. Она понимала, почему Наташа сразу не сказала Роджерсу о том, кем являлась ее молчаливая спутница на самом деле, но теперь эта маленькая ложь делала и без того нелегкую ситуацию еще более затруднительной. Стив непонимающе нахмурился и неестественно резко усмехнулся. — Странного? В каком смысле? Ванда и Наташа коротко переглянулись. Пора было признаваться, только вот слова отчего-то упрямо застревали в горле, а мысли пугливо разбегались в стороны. Роджерс ждал, напряжение с каждой секундой становилось все ощутимее. — Дело в том, что Джеймс… — Руки Наташи замерли на коленях; она встретила прямой недоумевающий взгляд капитана и едва сдержалась, чтобы не отвести глаза. — …пропал при достаточно необычных обстоятельствах. — Необычных? Стив либо и вправду не понимал, о чем говорила Романова, либо упорно делал вид, что не понимает. Ванда склонялась к последнему, и вся эта бессмысленная игра уже начинала ей надоедать. — Послушай, Стив, — Наташа вздохнула и придвинулась к краю дивана; теперь они с капитаном сидели точно друг напротив друга, и разделяла их всего пара десятков дюймов. — Это прозвучит очень странно и, скорее всего, покажется тебе полным бредом, но ты просто выслушай, ладно? Роджерс невнятно кивнул. Во взгляде его читалось неприкрытое подозрение, и Ванда почувствовала себя неуютно. — Мы думаем, что с Джеймсом случилось что-то… ненормальное. Паранормальное. Это заставило его сбежать из Нью-Йорка семь лет назад и теперь вернулось снова, поэтому он и пропал. — Паранормальное? — на губах Стива явственно играла недоверчивая насмешливая полуулыбка. Точно с такими же выражениями смотрели на Ванду офицеры из полицейского участка Мозес-Лейка, когда она заявила, что может попытаться отыскать пропавших детей с помощью своих способностей. Правда, совсем скоро эти насмешки с их лиц пропали, сменившись изумлением и чем-то очень похожим на благоговейный страх. — Ну и что же такого паранормального с ним произошло? Полиция считает, что его похитили пришельцы? Детектив Ванда тоже так думает? Глаза Наташи недобро вспыхнули, но ничего сказать она не успела, потому что вместо нее заговорила Максимофф. — Я не детектив. Она взглянула на капитана с едва уловимым вызовом, но его подобное признание, казалось, и вовсе не удивило. С шумом, похожим на стон, Ванда выпустила воздух из легких, и пальцы ее беспокойно пробежались по подолу свитера. — У меня есть кое-какие способности, которые, я надеюсь, позволят найти Джеймса. Я знаю, что ты не веришь, но без твоей помощи нам не справиться, Стив. Капитан покачал головой, все еще отрывисто посмеиваясь, и постучал ногтями по деревянному подлокотнику. Наташа вытянулась струной, ее губы сложились в тонкую бледную полоску. Вид у нее был такой, будто она вот-вот схватит Роджерса за грудки и вытрясет из него все эти издевательские ироничные смешки. — Ты права, я не верю. Во всю сверхъестественную чепуху, в пришельцев, в экстрасенсов и в Пасхальных кроликов в том числе. — Стив помолчал, покачивая перекинутой одна на другую ногой, потом на мгновение замер и поднял глаза на Наташу. — Я понимаю, что с некоторыми вещами очень трудно смириться, но… не нужно придумывать какие-то нелепые оправдания и искать утешения в мире несуществующих иллюзий. Порой нужно просто принять правду, какой бы тяжелой она не была. — И какую же правду мне нужно принять? Словами Наташи можно было резать металл. Ее лицо было маской ледяного спокойствия, в то время как глаза горели испепеляющим праведным гневом. Стив этот взгляд выдержал стойко и бесстрастно, но Ванде вдруг почудилось, что он на миг стал каким-то маленьким и беззащитным. — Баки тебя бросил, — мрачно отозвался он. — Так же, как бросил меня и свою семью семь лет назад. Ничего паранормального в этом нет, Наташа. Это просто… жизнь. Это его решение, и мы с тобой совсем не в праве его винить. В гостиной повисло молчание. Ванда сникла и съежилась от внутреннего холода; она не могла заставить себя взглянуть ни на Наташу, ни на капитана. Хотелось сорваться с места и убежать прочь из этого пустого дома, забраться в свою крохотную лачугу в лесу и больше никогда оттуда не выходить. — Простите, если я кого-то из вас обидел. — Роджерс утомленно вздохнул и погладил собравшиеся над переносицей морщины. — Я совсем не хотел. Просто сказал то, что думаю. Мне тоже очень хочется найти своего друга, и я представляю, каково сейчас тебе, Наташа, но… иногда нужно научиться отпускать людей, которые уходят из твоей жизни. Романова не отвечала. Бледная и неподвижная, словно фарфоровая кукла, она сидела на краешке дивана и опустевшим взглядом смотрела на блики угасавшего дневного света, отражавшиеся на поверхности стеклянного кофейного столика. Что происходило потом, Ванда помнила смутно. Она так глубоко погрузилась в собственные мысли, что почти не заметила, как Стив и Наташа переместились на кухню и принялись разгоряченно спорить. Наташа расстроилась; Ванда чувствовала это даже из соседней комнаты. Стива она не осуждала, хоть его недоверие и задело Максимофф куда больше обычного. За этот вечер он и так вспомнил многое из того, что уже давно похоронил в темных недрах своей памяти, и внять безумным просьбам двух совершенно незнакомых ему людей стало для него непосильной ношей. Ванда осталась в гостиной одна. Она какое-то время сидела на диване, потом бесшумно поднялась и подошла к камину, изучая расставленные на деревянном портале фотографии. — …я нашла тебя только благодаря Ванде! — из кухни доносился шипящий приглушенный голос Наташи и грозный звон расставляемой по столу посуды. — Джеймс мне ни слова о тебе не говорил, я даже не знала, кто ты такой. Если бы не она… Максимофф прикрыла глаза и коснулась кончиками пальцев черной пластмассовой рамки, за стеклом которой находился снимок Стива и его товарищей по службе. Их было семеро: капитан, Баки и еще пятеро ребят. От их легких, беззаботных улыбок исходило тепло. Как бы сильно Ванда ни пыталась, ей не удавалось поймать даже намека на ту тьму, что черным облаком клубилась в пугающих картинках, которые она видела, путешествуя по обрывкам фантомной памяти Джеймса. — …я и не говорю, что она шарлатанка, просто я не верю в то, что какой-то злой дух утащил моего лучшего друга в преисподнюю! Ты сама себя послушай, это же… По коже Ванды пробежали мелкие колючие мурашки, и она даже не удивилась, когда занавески на плотно закрытом окне тронул легкий потусторонний ветерок. — Вэнди, — тихо позвал Пьетро. — С тобой кое-кто хочет поговорить. Максимофф обернулась. Рядом с братом у ведущего в коридор арочного портала она увидела красивую темноволосую женщину, и сразу же узнала в ней незнакомку с фотографии на камине. Женщина смотрела на застывшую в смятении девчонку с участливым добродушием. В старомодной кремовой блузке и красной узкой юбке она выглядела так, словно сошла прямиком со страниц модных журналов прошлого века, и Ванда рядом с ней чувствовала себя растрепанным заморышем. Пьетро усмехнулся мыслям сестры и подвел призрачную гостью поближе. Только сейчас Максимофф отчетливо осознала, что женщины, которую капитан Роджерс так нежно держал в своих объятиях на снимке в туманном Лондоне, уже не было в живых. — Он тебе не верит, — проговорила незнакомка, глядя на приоткрытую дверь кухни. В ее шуршащем голосе чувствовался легкий упрек и светлая, трепетная любовь. — Иногда он ведет себя как твердолобый болван, но на самом деле он очень хороший. Да ты и сама это, наверно, уже знаешь. Ванда облизала пересохшие губы, и взгляд ее словно магнитом притянуло к фотографии у Лондонского моста. — Он должен тебе поверить, Ванда, — снова заговорила женщина. Она проплыла сквозь диван и оказалась рядом с каминной полкой, тоскливо разглядывая счастливые лица на снимках. Потом ее темный пронзительный взгляд устремился прямо Ванде в глаза. — Ты должна его убедить, потому что только вместе вы сможете найти Джеймса. — Я не знаю, как, — прошептала Максимофф, пугливо косясь в сторону кухни, где Наташа уж очень возбужденно что-то втолковывала капитану Роджерсу. Женщина ласково улыбнулась. — Я тебе помогу. Через минуту Ванда уже стояла на пороге кухни, взволнованно комкая пальцами рукава свитера. Спорящая парочка ее появления даже не заметила, поэтому ей пришлось оповестить их о своем присутствии нетерпеливым покашливанием. Стив и Наташа мгновенно замолчали и как по команде повернулись к Максимофф, явно не довольные тем, что кто-то посмел прервать их жаркую дискуссию. Ванда сглотнула; во рту стало сухо и как-то горько. — Стив… — начала она, слыша, как сердце бешено трепещет и рвется в слепом порыве, громогласно ударяясь о грудную клетку. — Пегги просит передать, что ты не виноват. То, что случилось в Кандагаре, — не твоя вина. Стив побелел. По его телу судорожной волной прошла крупная дрожь, а лицо стало похожим на бледное смазанное пятно. Глаза, огромные и блестящие тревожной синевой, смотрели на Ванду с неподдельным испугом. Ей не хотелось больше говорить, но призрачная гостья все еще шептала на ухо причудливым заклинанием какие-то заветные слова. — Папа лима сьерра. Стоило этой неведомой фразе слететь с губ Ванды, Стив Роджерс пошатнулся. Из его дрожащих пальцев выскользнула кружка и с оглушительным звоном разбилась вдребезги о плиточный пол.