Благословение

Это был один из тех вечеров, когда сентябрь забывал о том, что он сентябрь, и воображал себя хмурым капризным ноябрем, плача холодным мелким дождем и срываясь на неудачливых путников промозглым колючим ветром. Даже в безмолвном теплом покое маленького библиотечного зала Ванда зябко куталась в шерстяную шаль, глядя в окно на серое сумрачное небо. В публичную библиотеку Спринг-Фоллз жители заглядывали редко, и Максимофф почти все время коротала в одиночестве, окруженная книгами и густым сладковатым запахом застарелой бумаги. Работать здесь ей нравилось. Было в этой благоговейной тишине нечто заповедное, чарующе-прекрасное, даже романтичное. Ванда будто была хранителем древних тайн и прекрасной королевой в дивном царстве книжной пыли и заставленных томами стеллажей. В ее гордом уединении королеву никто не тревожил, и на руки, сокрытые тонкими черными перчатками, не взирали ничьи любопытные глаза. В тот ненастный день Ванда так и не дождалась посетителей. Она закончила разбирать скромненький исторический архив и, едва короткая стрелка настенных часов подползла к цифре пять, принялась собираться домой. Залитая дождем Мейн-стрит встретила ее безлюдным затишьем и тусклым светом уличных фонарей. Максимофф плотнее запахнула шарф и, накинув на голову капюшон старенькой парки, направилась в сторону перекрестка. Под подошвами ботинок хрустела мокрая грязь, с деревьев срывались желтые листья, а воздух пах так необыкновенно прекрасно, что его хотелось черпать ложками. Чувствуя знакомый потусторонний холод, Ванда поежилась и, подняв голову, увидела плывущий по небу туманный призрак. Он одиноко бороздил безликие просторы небытия, почти растворяясь в вечерней мгле и каплях косого дождя. Чья-то душа летела навстречу вечной жизни, и Ванда Максимофф долгим завороженным взглядом провожала ее в последний путь. Именно тогда, слепо бредя по тротуару и глядя вслед уносившемуся вдаль фантому, Ванда совершенно неожиданно столкнулась с идущим навстречу человеком. Она неловко отшатнулась, схватившись за ушибленное плечо, и вдруг почувствовала, как в правой ладони что-то жгуче кольнуло. Ванда сквозь зубы зашипела, увидев в перчатке прожженный след от сигаретного пепла, и затрясла рукой, словно пытаясь избавиться от кусачей резкой боли. Перчатку она тут же стянула, только та не удержалась в пальцах и скользнула вместе с дождевыми каплями прямо под ноги. — Извините меня, ради Бога, — взволнованно зашептал хриплый женский голос. — Это я виновата, совсем не смотрела, куда иду. Максимофф наклонилась за упавшей перчаткой, но незнакомка ее опередила и теперь стояла с протянутой рукой, словно просила милостыню. Ее темные рыжие волосы мокрыми прядями липли к изможденно-бескровному лицу, а пухлые губы дрожали в скорбной улыбке. — Я испортила вашу перчатку, — горько вздохнула женщина. В неверном свете фонарей мелкие капли на ее черном драповом пальто причудливо серебрились; она казалась неземной, будто сотканной из звезд, и глаза ее меркло горели чем-то мрачным и безмерно печальным. — Ничего, — отозвалась Ванда, — нестрашно, не переживайте. Она попыталась ухватиться за палец перчатки, чтобы ненароком не дотронуться до незнакомки, но женщина нечаянно подалась вперед, и их руки на мгновение соприкоснулись. Видения всегда причиняли страдания. Даже те, в которых человек уходил в объятия вечного покоя тихо и смиренно, все равно отзывались в груди Ванды протяжной болью, будто вместе с безымянной душой умирала и часть ее собственной. Она наблюдала много смертей: жестоких и кровавых, глупых и бессмысленных, молчаливых и покорных, однако то, что она ощутила, коснувшись ледяной ладони незнакомки, было поистине ужасным. Ванда видела огонь. Дикий, безудержный, чудовищный огонь, ненасытно пожиравший все вокруг. Он исступленно бился, будто живой, и языками дьявольского пламени кровавым вихрем врывался прямо в душу. Ванда испуганно отпрянула и в ужасе поднесла трясущиеся руки к лицу. Женщина побледнела, в ее глазах отразилось недоумение и страх. Она что-то говорила, беспокойно спрашивала и тянулась к чужому плечу в успокаивающем жесте, но Ванда пятилась все дальше и дальше, пока наконец не развернулась и не побежала прочь. — Постойте! — кричала ей вдогонку незнакомка. — Прошу вас, подождите! Ванда не слушала. Бежала, спотыкаясь на негнущихся ногах, бежала, не видя дороги и размазывая по лицу дождевую воду и внезапно хлынувшие слезы, бежала до тех пор, пока не выбилась из сил и не начала задыхаться, но увиденная смерть по-прежнему не желала отпускать. Женщина нагнала ее у светофора. Срывающимся, тяжелым голосом позвала по имени, и Максимофф пугливо вздрогнула. — Ванда, прошу вас, хотя бы выслушайте меня, — сбиваясь, повторяла незнакомка. — Я не хотела вас пугать, я правда не хотела, простите. Я очень долго вас искала, мне нужна ваша помощь. Дождь яростно царапал раскрасневшиеся щеки, злой холодный ветер сорвал с головы капюшон и растрепал волосы, но Ванда все еще чувствовала, как горит изнутри в ревущих клубах адского пламени. От женщины разило отчаянием и болью. Она говорила, говорила, говорила не прекращая, плакала и так безнадежно умоляла, что становилось страшно. Ванде снова захотелось убежать. Унестись без оглядки, спрятаться в своем крохотном гнездышке в лесу и забыть навсегда этот молящий безутешный голос, что снова и снова мучительным эхом просил о помощи. — Вы приняли меня за кого-то другого, — пролепетала она, в испуге отстраняясь от обомлевшей незнакомки. — Извините, вы обознались, я ничем не могу вам помочь. Светофор загорелся зеленым. Одинокая машина притормозила у перехода, и Ванда торопливо пересекла улицу, так и не осмелившись оглянуться на застывшую на тротуаре немую фигуру.

***

Домой она пришла уставшая и насквозь промокшая. Брезгливо стянув с себя прилипшую одежду, нетвердыми шагами добралась до ванной, долго стояла, дрожа всем телом, под обжигающе-горячим душем и, лишь забравшись под одеяло с кружкой чая, смогла наконец успокоиться. Пока она грелась в уютной домашней теплоте, упрямо отгоняя отголоски страшного видения, из темноты в мутный полукруг света вынырнула белесая фигура и осела на краю кровати. — Почему ты от нее убежала? Ванда вздрогнула, кружка в руках подскочила, плеская на пододеяльник бурые капли. — Пьетро. Он смотрел хмуро, исподлобья, в его прозрачных глазах залегла укоризненная тень, и Максимофф отвернулась, вперив невидящий взгляд в рдеющее стекло ночника. — Та женщина просила о помощи, почему ты не выслушала? — Пьетро, — с тяжелым вздохом откликнулась Ванда, прижимая все еще озябшие пальцы к керамическим стенкам кружки, — не начинай, ладно? — Она была такой… несчастной, — мальчонка понуро склонил голову и издал звук, похожий на жалобный всхлип. Его руки водили по одеялу, но призрачные бесплотные пальцы лишь таяли в тканных складках, не в силах прикоснуться по-настоящему. Ванда закрыла глаза, представляя бледное, измученное горем лицо женщины, и ей вдруг стало невыносимо стыдно за собственную черствость. Не стоило убегать, это было трусливо и грубо, но пережитая смерть так сильно испугала, что она просто не смогла найти в себе храбрости остаться. Не смогла и не захотела. Она долгое время усердно избегала всяких контактов с людьми, чтобы дарованное ей злым богом проклятье так и оставалось дремлющим в самых темных недрах сознания. Кошмарное огненное видение появилось впервые за несколько месяцев. С непривычки оно вселило в Ванду слепой неодолимый страх, но дело было даже не в этом, а в том, что в далеком безрадостном прошлом она уже встречала точно такую же смерть. Пьетро знал. Они с сестрой и при жизни понимали друг друга без слов, словно срослись в единое целое, а уже после гибели загробный мир наделил мальчика удивительной способностью в буквальном смысле чувствовать то же, что чувствовала Ванда. Теперь они и впрямь были неделимы, сшиты друг с другом фантомными нитями, разорвать которые было не под силу даже самой Смерти. — Только не говори, что тебе не интересно, — начал Пьетро хорошо знакомым сестре плутовато-любопытным тоном. Осуждающей угрюмости как не бывало, он оживился и будто расцвел, по-паучьи перебираясь через всю кровать под бок Ванде. — Дважды одно и то же видение, у тебя такого еще не было. — Нет, совсем не интересно, — твердо возразила она. — Я не хочу больше лезть в чужие судьбы, это никогда добром не заканчивается, ты сам прекрасно знаешь. К тому же, это все может быть обычным совпадением. — Ты зануда, Вэнди, — насупился Пьетро. — И совпадений вообще-то не бывает, ты сама прекрасно знаешь. Маленький негодник отлично скопировал ее поучительную фразу, и Максимофф недовольно махнула на него рукой, глубоко в душе все же нехотя признавая его правоту. Совпадений и впрямь не бывало. Все в этой жизни, согласно чьему-то неведомому плану, переплеталось в прочный цельный клубок, и Ванда, как никто другой, это понимала. Двое людей, которым суждено было погибнуть одной и той же смертью, встретились на ее пути неспроста. Эти встречи разделяли долгие годы, но Ванда будто наяву помнила, как впервые увидела захлебнувшийся в огне мир, когда коснулась руки безымянного солдата, спасшего ее в тот роковой день. Солдат-герой и незнакомка с улицы. Руины родной Соковии и провинциальное затишье американской глубинки. Прошлое и настоящее, а в центре всего этого — она, Ванда, как связующая цепь меж двумя непостижимо разными судьбами. Пьетро прав, никакое не совпадение. Чем больше она об этом думала, тем сильнее убеждалась. Теперь видение растревожило с новой силой, а малодушное бегство от нуждавшейся в помощи женщины больно кольнуло жгучим стыдом и укоризной. Она ведь говорила, что искала Ванду очень давно. Должно быть, проехала сотни миль, может, истратила все свои сбережения, чтобы добраться до этой глуши в лесных дебрях, а Ванда, как взбалмошная, капризная девчонка, поворотила носом и даже не соизволила выслушать несчастную до конца. — Она еще в городе, — проговорил Пьетро, вторя мыслям сестры, — та женщина. Я уверен, что она еще не успела уехать. Ванда шумно вздохнула. Посмотрела на красное пятнышко от ожога на тыльной стороне ладони, затем мрачно уставилась на темневший на дне кружки уже холодный чай. Нужно было идти. Покидать тихую гавань и бросаться навстречу мерзлому осеннему ненастью. Потому что так было правильно. — Я даже имени не знаю, — нахмурилась Максимофф. — Как же я ее найду? — Да брось, Вэнди, — шутливо поморщился Пьетро. — Этот захолустный городишко можно обойти пешком за двадцать минут. Поверь, чтобы найти здесь приезжего человека даже не надо быть экстрасенсом. Она смиренно улыбнулась. Снова прав. Призрак ее пятнадцатилетнего брата разбирался в жизни гораздо лучше, чем она в свои двадцать два, и в этом была какая-то особая горькая ирония. — Ты пойдешь со мной? — спросила Ванда. — Конечно. Куда ты без меня. В ту минуту желание обнять стало почти невыносимым. Ванда сердито звякнула кольцами по кружке, отставила ее на тумбочку и поспешно выбралась из-под одеяла. Брошенная у дверей парка еще не просохла, нечищеные ботинки комьями облепляла грязь, и даже запасных перчаток ни в одном из закутков так и не нашлось. Пока сестра второпях собиралась, Пьетро дурачился, кружа рядом и проплывая сквозь мебель. Джип завелся с первого раза и даже не увяз в размытой дождем лесной дороге, словно его вело вперед невидимой рукой провидения. Уже на полпути к городу Ванда обнаружила, что уцелевшая перчатка так и осталась лежать на обувной полке в прихожей, но ей почему-то вздумалось, что этим странным судьбоносным вечером все должно было случиться именно так.