Крыжовник... Сладкий?

Крыжовник — терпкая ягода, которая скрывается в густой листве на ветках, защищающих своё сокровище острыми иглами, но запах и возможность вкусить ягодную сладость — вот то, ради чего молодая СуМин полезла в эту часть надела её отца. Девушка исцарапала руки в кровь уже, а юбка даже порвалась в некоторых местах, но она должна... потому что проспорила своему самому близкому другу. Главное, чтобы мать не узнала об этой выходке, а то оттаскает за волосы и запрёт в маленькой комнате — ткать покрывала до конца жизни. А этот ДжиХун… друг ещё называется!!! Знал же, что СуМин боится воды до ужаса, так нет! Всё равно заставил её в ручей холодный войти! И вот теперь… приходится лезть в кусты для того, чтобы этому противному мальчишке нарвать ягод, которые он так любит! Наконец ей удалось набрать пригоршню лакомства, но волосы остались растрёпанными, руки — исцарапанными, а ткань длинной юбки в некоторых местах порвалась. Но она с улыбкой на устах спешила в одно место: на самом краю обрыва лежал огромный камень, любимое их место, её и ДжиХуна. Она знала, что её ждут с нетерпением, а потому почти бегом бежала к нему, забыв и о строгих наказах родителей, и о том, что примерной дочери и скромной девушке не стоит бегать к парням. Пусть даже она до сих пор и считает этого высокого оболтуса противным ребёнком… — СуМин!! Ты пришла! Принесла? Статный, широкоплечий парень легко соскочил с нагретого камня и потянулся как ленивый кот, заставляя девушку чуть сбиться с шага и отчего-то покраснеть. — Пришла и принесла! А ты мне теперь должен новый отрез ткани! — она показала ему язык и отскочила в сторону, когда ДжиХун хотел отобрать у маленькой язвы ягоды. — Вот как возьму замуж, будешь знать! — расхохотался он, с удовольствием наблюдая, как девушка ещё сильнее зарделась и тихо прошептала совсем необидное: «Дурак!» Пока СуМин пыталась переварить сказанное её другом, ДжиХун успел ухватить её за руку и раскрыть ладонь, в которой прятались зеленые ягодки. Съев одну, он зажмурился от удовольствия и причмокнул губами, потом открыл глаза и серьёзно посмотрел на СуМин: — Милая… меня забирают на войну. Девушка только удивлённо моргнула и тут же нахмурилась, припоминая какой-то подслушанный разговор её отца… да, он тогда тоже говорил о войне. А ДжиХун поедал её взглядом, будто навечно хотел запечатлеть любимые черты в сердце. СуМин протянула ему ещё одну ягодку, но он отрицательно покачал головой, просто взял её за плечи и внимательно смотрел в глаза. — Скажи мне… ДжиХун… а почему ты так любишь крыжовник? Он же терпкий… — СуМин, эти ягоды мне всегда приносила только ты… а из твоих рук я и яд готов принять, и он мне будет казаться самым изысканным лакомством… так что крыжовник — сладкий. Поверь мне. Она только лишь покачала головой и ничего не ответила, отвернулась, украдкой утирая слёзы, и снова заставила себя улыбнуться. — Ну, ты же всё равно вернёшься? Я буду ждать! — И собирать для меня крыжовник? — Даже в ручей за тобой пойду! — она выпрямила спину и храбро ткнула друга кулачком в плечо. Заливистый смех огласил окрестности, и весёлый ветерок разнёс серебристые переливы нежного девичьего смеха и низкий бархатный смех всё дальше и дальше, пока снова не наступила живая тишина. Первый поцелуй, он ведь самый запоминающийся. Для СуМин он был терпким на вкус, но одновременно самым сладким и желанным. А потом ДжиХун ушёл, оглядываясь постоянно назад и крича ей о том, что она должна стать его жёнушкой через год. Он так и не вернулся с войны. А молодая трусишка СуМин была отдана в жёны военоначальнику, который руководил отрядом, посланным им же на смерть, в котором сражался ДжиХун. Вот только молодая жена не знала об этом, она просто каждый год приезжала к своему отцу и снова собирала крыжовник, вспоминая свою первую юношескую любовь. Смотрела на свои исколотые и исцарапанные руки, заправляла за уши пряди растрепавшихся волос и не обращала внимание на порванную ткань дорогой одежды. Терпкий вкус незрелых ягод заставлял морщиться, но она всё ела их и ела, ведь этот вкус напоминал ей ДжиХуна — веселого, широкоплечего парня, который был с ней рядом всегда и готов был пройти огонь и воду за свою трусишку СуМин… — Крыжовник… Сладкий? Ты был прав… он самый сладкий на всём белом свете, любимый… Никто так и не узнал о том, что молодая госпожа СуМин никогда не любила своего мужа. Никто, кроме её дочери, которой она всё рассказала, заклиная не прощаться с любимым и не отпускать его ни за что на свете. Но разве в силах мы противостоять Судьбе? ********************************************************************** Я тихонько лежала в своей комнате и наблюдала за тем, как робкие солнечные лучи пробираются в комнату, окрашивают розовым старые обои и ласково скользят по лицу. В душе было пусто и как-то по-неживому спокойно. Будто и не случилось ничего, будто и не было этих сумасшедших дней и моих безумных мыслей, но я догадывалась, что стоит мне сделать хоть малейшее движение, и этот снежный ком из боли, недомолвок, терзаний и совершенно бессмысленного, но такого сильного чувства странной любви, свалится мне на голову монолитной плитой и навсегда погребёт под собой, не оставив ни малейшего шанса на спасение. Секундная стрелка настенных часов не двигалась, видимо, снова батарейки сели… интересно, а моя жизнь тоже на батарейках? Может быть, они тоже сели, разрядились? Странное чувство спокойствия всё сильнее охватывало меня, превращая в живую статую, которой всё равно, почти всё равно. Я всё же пыталась прислушиваться к тому, что может происходить за стенкой. Может быть… он ещё там? Пришлось шикнуть самой на себя, напомнив о том, что вчера упустила последний шанс сесть в этот поезд и уехать с этого вокзала под названием «Унылое будущее в одиночестве». Сегодня приезжает бабуля, сегодня мне станет чуточку легче, она приласкает свою глупую внучку и скажет, что всё хорошо будет, а потом я уеду обратно… а может быть, и не уеду. Чем плоха жизнь в «Крыжовнике»? Ничем. Юнги сегодня уедет, и я его больше никогда не встречу, эта уверенность заполнила вены кислотой, но я не позволила себе раскисать, не дело это. Но потом вдруг рассмеялась, осознав, что за месяц меня бросил один мужчина и я, лично, продинамила второго. Будто бы отомстить хотела всему роду мужскому, дура, за счёт собственного же сердца. И самое обидно в том, что человека, с которым прожила несколько лет, я забыла буквально за неделю. А вот мужчину, который так и не стал моим… вряд ли моё глупое сердце его забудет. Всю ночь я вспоминала историю своей семьи, пока не стала думать о жизни самой первой несчастной влюбленной — моей прапрапрапрапрабабки, которая прожила богатую и долгую жизнь с нелюбимым мужчиной. Мужчиной, носившем её на руках и потакавшем любым прихотям. Так странно, но все женщины в нашем роду, так или иначе, старели и умирали именно в этой деревушке… По телу прошла дрожь, как только я поняла, что и мне это уготовано. Стало немного грустно, но, наверное, в моей крови примешана с рождения изрядная для фатализма, а потому я просто прикрыла глаза и постаралась уснуть, хоть на час. Самое удивительное в том, что мне это удалось. Сон был коротким и каким-то болезненным, проснулась я от того, что внизу громко хлопнула дверь, а потом послышался вой. Такое чувство, что кому-то хвост прищемили. — Госпожаааааааааа!!!!!!!! — громко заорал ХиДжун, тут-то я и поняла, что домой вернулась бабуля. Быстро скатившись с кровати, запрыгнув в какие-то спортивные штаны и кофту, побежала вниз — встречать любимую бабулю и вызволять ХиДжуна из беды. Жизнь продолжается… ************************************************************ Провинциальная автобусная станция, небольшое скопление людей, большинство из которых пожилые, полупустые автобусы и кислый кофе из автомата, такое утро было у Мин Юнги, парня, который спешил домой. Его уже заждался огромный и вечно-шумный Сеул, а Юнги уже нетерпелось снова окунуться в круговерть жизни и хоть немного отвлечься от странной зависимости, которая прожигала кожу до мяса и не давала спокойно дышать. У зависимости было имя — «Т.И.» — непонятная молодая девушка, которая не была признанной красавицей, не обладала особенным талантом и не хватала звёзд с неба, но именно её издевки и подначки, именно её грустные глаза и саркастичная улыбка, именно её горячие ласковые ладони и терпкие поцелуи заставляли Юнги судорожно сжимать руки в кулаки и сильно зажмуривать глаза, призывая всё самообладание, на которое он способен. В голове всё так же ясно звучали слова отказа, будто противная девчонка сидит рядом и нашёптывает ему их на ухо, снова и снова. По одной, загоняя под ногти горячие иголки и, как заведённая, всё повторяла одно слово: «Нет». Юнги не понимал, как он допустил в своей жизни такую ошибку — влюбился в человека… который был очень похож на него. Ведь знал о крайней степени дерьмовости своего характера и всё равно разрешил ненавистному чувству угнездиться в сердце и оплести ядовитыми побегами всё внутри, а теперь мается и страдает, так, самую чуточку и малую толику, но всё равно страдает. Он больше не мог этого терпеть, а потому полез в карман, достал телефон и зашёл в папку с фотографиями. Там была всего одна её фотография, на ней Т.И. смотрела куда-то вдаль и легко улыбалась, она сидела на крыльце коттеджа своей бабули в дурацкой шляпе, сдвинутой на затылок и подпирала рукой подбородок. Именно тогда он впервые и осознал, что попался на крючок, потому что только исключительно-любимая женщина может выглядеть притягательно на украдкой сделанной фотографии из-за угла какого-то покосившегося сарая, причём фотограф сидел на корточках, ибо не мог подняться на ноги по причине того, что в спину вступило после сбора яблок… в очередной раз. Маска на лице скрывала мягкую улыбку, а низко надвинутый козырек кепки — любящий взгляд, но от себя ведь не скроешься, только от людей. Но Юнги отчётливо понимал, что действительно… не в этой жизни. Автобус плавно ехал по извилистому шоссе, увозя Юнги всё дальше и дальше от Т.И., от его не случившейся Музы… хотя, почему не случившейся? Он похлопал по сумке, в которой лежала возвращённая техника, довольно улыбаясь, потому что этой ночью он написал несколько текстов и мелодий, но одно из его творений так никогда и не попадет на суд и под обстрел критики продюсеров и одногруппников. Лист простой белой бумаги, полностью исписанный мелким убористым почерком. Слова сами по себе слагались строчками, рифмовались и взлетали всё выше и выше к небу. Эти стихи только для неё, и Юнги понимал, что больше никогда не сможет написать что-то похожее. Возможно, будет ещё любовь в его сердце, но это будет уже не она. Он убрал телефон и удобно устроился в своём кресле, за окном пролетали мимо метры дороги и чьи-то жизни, а наш композитор думал, и думал, и думал… пока усталость не взяла своё, и Юнги не уснул. До Сеула было ещё так далеко. Жизнь продолжается…